Тени

Она неподвижно и очарованно ловила ледяное, белоснежное свечение двух ускользающих от нее глаз, механически просовывая ноги и руки в свое платье, в которое Нуб бережно ее одевал. — Что с тобой? Что это? Расскажи мне, расскажи мне… — Блэр заворожено рассматривала его. В синеватом мраке было почти невозможно различить мелкие детали, но она отчетливо видела, как медленно, но непрерывно видоизменялся его облик, как темнела его бронзовая кожа, как выступали сухие скулы на его молодом, холодном лице. Его человеческая оболочка медленно тлела и он больше не мог это ни остановить, ни контролировать, слишком долго он находился в этом живом мире, в этом фальшивом, давно утраченном теле. Шепот усилился, переродился в медленный, скрежещущий гул и вместе с плотной, матовой тьмой стремительно окутывал их эфемерным полотном. Нуб молчал, силился что-то произнести, но слова застревали в горле. Блэр хотя бы не пыталась от него убежать, вырваться, но что он мог ей ответить? А теперь еще и вторая проблема нарисовывалась, они явно оказались не в обычной заброшенной развалюхе, нарастала некая злобная сила, ее давление усиливалось ежесекундно, он чувствовал это кожей, в воздухе, в земле. Нужно было сначала скорее выбраться отсюда, а уже потом, потом… Он схватил ее за холодную руку, ни черта не было видно, пришлось двигаться на ощупь, по стене, по памяти. Где-то должна была быть дверь, через которую они проникли сюда, он безрезультатно водил руками по шершавому камню, выхода больше не было, он знал это наверняка. — Где мы, как ты думаешь? Ты видел такое когда-нибудь? — тихо и прерывисто произнесла Блэр. Она почти прижималась к его руке, но все же ей не хватало смелости, чтобы довести это до конца. И он это понимал, и это заботило его куда больше, чем вся эта чертовщина, творившаяся вокруг. — Не видел… Но мы выберемся отсюда, не бойся, хорошо? — он наконец-то заговорил, наконец-то повернул к ней голову, но тут же отвернулся обратно, продолжая симулировать поиск несуществующего выхода. Он чувствовал вину. — Да… То есть… Я больше волнуюсь, знаешь, как перед выступлением. Больше волнения, чем страха… — Ее голос снова оборвался, она не могла перестать его рассматривать. — А тебе страшно? — Если скажу, что нет, это будет, наверное, совсем глупо… Немного. Но я научился не бояться. В какой-то мере… — он не оставлял попыток найти хоть какую-то лазейку. — Ты так ничего мне и не сказал. Почему ты не отвечаешь? Что с тобой? Как мне нужно себя вести? Что действительно меня пугает, так это твое странное молчание… — Она вдруг замерла. — Стой. Посмотри на меня. Всю свою бессмысленную, никому не нужную, короткую жизнь он считал, что единственным преимуществом, которым он обладал перед другими, была его смазливая, привлекательная внешность, доставшаяся ему от матери в большей степени, чем его брату. Но и здесь судьба ловко и вдоволь поиздевалась над ним. Вынужденный бесконечно существовать, скрывая свое настоящее имя, свое лицо, оставаясь лишь бесцветной тенью, те скудные выгоды, которыми одарила его скупая фортуна, были и вовсе бесполезны и комичны в его положении. С самого детства в нем, щедро удобренный меланхолией и угольками болезненной, неопределенной жажды, разрастался скептицизм. В юношеские годы горячий этот бульон был немало приправлен решительным нигилизмом, окончательно же суп сварился уже к двадцати пяти, когда ко всему прочему, его присыпали хорошей горстью цинизма. В отличие от своего милого, уступчивого брата, Нуб никогда не испытывал иллюзий относительно своей жизни и своего места в этой жизни. Он прекрасно понимал, что он такое и что из него делают эти «доблестные» наставники и мастера. Ему были смешны восклицания младшего о чести, о гордости за клан, о том, как им повезло, что они могут получить главный титул, который носил их отец. Отца, к слову, Нуб ненавидел с детства ненавистью горькой и не покинувшей его и после смерти. Куай был слишком наивен, слишком доверчив, но Нуб никогда не стремился разрушить его веру. Уж лучше пусть он живет в своей радужной пелене, чем станет таким же циником, полным скрытого отвращения к своей жизни, ко всей этой напыщенной кучке тупых идиотов, бредящих о замшелых, анахроничных и варварских идеалах, на которые он плевать хотел и плевал бы, если бы не знал, чего ему это будет стоить. Ни одна живая душа не удержала бы его в Лин Куэй будь он один, он бы давно сбежал, пусть это и было обречено на гибель. Но он не мог вот так бросить брата, предать его «позору» за себя и навлечь на него неминуемые подозрения, пренебрежение и неверие. Тем более Лиенг был так горд, так радовался тому, что Нуб стал самым юным, кого удостоили чести носить титул Саб-Зиро. И если младший считал, что управление холодом — это дивный и великодушнейший дар судьбы, то Нуб не мог придумать более никчемного и бессмысленного умения, чем способность намораживать сосульки (хоть и умел он это делать лучше всех). В мире нормальных людей, в реальном человеческом цивилизованном обществе, без всего этого кланового мракобесия, он никому не был нужен. Он был ничем и никем. Просто вещью, пусть очень дорогой, искусно подготовленной, редкой и экзотической, но только вещью. Сам по себе он ничего не стоил, цену имело только его умение убивать, бесследно и наверняка. Его существование было обусловлено лишь прихотью безмозглых, алчущих и богатых людишек, а без них он терял даже и этот единственный и убогий смысл. Наемники друг друга избегали, вынужденный вращаться исключительно в определенных кругах, из знакомых у него были только дилеры и проститутки. Последних он понимал, как никто другой: они тоже скитались за чертой нормальной человеческой жизни. Те, в свою очередь любили Нуба искренне и нежно, он был единственный, кто подкидывал им деньги просто так, из солидарности, кто не смотрел на них, как на предметы и они были готовы в любой момент оказать ему любые услуги даром, это было единственное, чем они могли его отблагодарить. Но пользоваться этим было совершенно невыносимо, немыслимо в его положении. Он так редко мог себе позволить роскошь настоящих, человеческих, пусть и мимолетных отношений. Даже с вымышленным именем, с вымышленной жизнью, зато без маски, это было лучшее, что у него вообще могло быть. В конечном счете, все его удовольствия сводились к редким, поверхностным и беглым интрижкам, приносившим в итоге лишь пустоту и тревожность, и к пяти граммам марихуаны в неделю. Алкоголь был у наемников под запретом, никто не будет платить убийце с похмельем и трясущимися руками. Почти все в итоге к этому приходили. Кто приближался к «пенсии» и кто поумнее, те уже плотно сидели на порошке, не особо беспокоясь о том, что утратили «товарный вид». Некоторым, особо верующим, удавалось разыгрывать никудышный спектакль с женой и детьми. О, жизнь готовила для Нуба поистине волнующие перспективы: либо найти себе слабоумную курицу, которая всю жизнь будет подпиливать ногти и которой будет совершенно наплевать, чем на самом деле занимается в частых командировках ее трудолюбивый супруг, либо подохнуть к сорока в каком-нибудь вонючем притоне от передозировки. А теперь он стоял перед Блэр и у него ничего больше не было. Даже то смехотворное, жалкое богатство, которое он себе же и наколдовал, рассыпалось у них на глазах. Еще немного, и от его человеческого кокона не останется ни лоскута. И что тогда? Сказать правду, что он просто безликий призрак, угодивший прямиком в ад, где ему и место? Что все, что он умеет — это убивать, да поднимать мертвецов из могил? Что он вообще может ей дать? У нее есть жизнь, есть талант, друзья, музыка, дом. Он же весь состоит из диких, безумных и уродливых патологий. — Посмотри же! — она выдернула свою руку из его руки. Это подействовало. Он решился. — Ты только, пожалуйста, не бойся, — начал он, хотя можно было поспорить, кто из них двоих действительно больше боится. Он снова схватил ее ледяные ладошки, они сильно дрожали. — Это сложно объяснить… Блэр, я не совсем такой, каким выгляжу… Выглядел… Как тяжело ему было говорить. Как бы хотелось, чтобы она просто увидела все сама, своими глазами и как бы хотелось, чтобы она никогда этого не видела. — Все это так нелепо на самом деле, это сложно себе представить. То есть нормальному человеку сложно… — Я постараюсь, — тихо, но твердо произнесла она. — В общем, это все началось очень давно, я был еще совсем ребенок, это такая долгая история… — слова из него будто клещами тянули. — Я никуда не тороплюсь, — настаивала она, но тут они оба переглянулись. Чернота стала меняться. Плотное черное марево, словно гигантская флуоресцирующая медуза, начало обволакивать их багровым свечением. Сизые, грязные стены вылезли из холодного мрака, будто подсвеченные кровавыми огоньками. Напольные плиты медленно плавились, превращаясь в тягучую черную массу. Нуб рванул Блэр за руки и прижал к себе. — Что происходит? — голос ее тоже задрожал, она тревожно оглядывалась. — Не знаю. Но ничего не бойся, хорошо? Она медленно и внимательно вглядывалась в его мерцающие глаза, но он не видел в ней страха. Любопытство, настороженность, волнение — все это было, но она не боялась. Он прекрасно знал, как выглядит страх. — Ты обещаешь? — повторил он. — А ты обещаешь мне все рассказать? — Ее глаза влажно и жадно блестели, она часто дышала. Он не смог сдержать улыбку, его переполнило обожание, в его венах разливалось густое, сахарное щекотание. Снова и снова, волнами, одна за другой. Было каким-то безумием сейчас, в этом жутком месте, где происходило черт знает что, подцепить подол ее юбки (боже, спасибо за это восхитительно изобретение) и сжимать ее горячие бедра, другой рукой гладить ее шейку, пробираться сквозь теплые, мягкие волосы. Частично утрачивая живую плоть, на ее месте проявлялось его аспидное естество, лицо его будто иссыхало, старело, но все же сохраняло привычные ей черты. Губы стали жестче, тоньше, а зубы острее, но она только и ждала того, чтобы прильнуть к ним, попробовать на ощупь, на вкус и не закрывать глаза, она должна была видеть все и не упустить ни единой капли, ни единого кусочка. У нее бешено колотилось сердце, а он был горячий, намного горячее, чем раньше, она осторожно гладила его плечи подушечками пальцев, пока еще неуверенно, только пробуя, исследуя это удивительное существо. Вкус у него тоже стал непривычный, сладковатый, металлический, горел на губах, будто спирт, заполнял ее рот, затекал в горло, словно разогретая, тягучая смола и она поначалу не могла сообразить, что мороз по ее коже разбегался не только от нового, незнакомого еще возбуждения, но еще и от того, что его необъяснимо горячее, упругое тело вовсе не согревает, а наоборот, парадоксально, высасывает из нее тепло Воздух стал гуще, тяжелее, у нее немного кружилась голова, все стало походить на галлюцинацию, веки отяжелели, просились сомкнуться и она хотела раствориться в этом красном тумане, но вдруг их вырвало из сладкого плена обратно в багровую нереальность. Скрежещущий голос разрезал пространство, немного оглушив Блэр, она схватилась за уши, ничего нельзя было разобрать. Нуб мгновенно среагировал, стал искать источник ужасного скрежета, не выпуская ее из своих рук, сжимая Блэр даже крепче чем раньше. Боли он не чувствовал, хотя ощущения от звука были отвратительные, шершавые, саднящие и имели некую закономерность, цикличность. Он старался вслушаться, одновременно искал выход, двигался с Блэр по периметру, не отпуская ее от себя, медленно, они увязали ногами в разжиженном, мерзком полу, похожем теперь на затхлую, жирную могильную землю. Скрежет монотонно ходил по кругу и с каждым витком Нуб слышал отчетливее и отчетливее, будто напев — «Раз, два, три, детки спать домой пошли. Пять, шесть, семь, а проснулось только три. Раз, два, три, не дожили до зари…». — Ты тоже это слышишь? — Блэр задрала подбородок, вопросительно и испуганно всматриваясь в его сосредоточенные глаза, безотчетно прижимаясь теснее. Он не успел ответить, у противоположной стены, у главного входа, вместо огромных деревянных входных дверей, заколоченных снаружи сгнившими досками, скапливалась некая энергетическая субстанция, сначала в форме рваного шара, постепенно обретая человекообразные очертания. Скрежет исходил именно из сферы, она была источником, а потом стали проявляться другие черты: кости рук, туловища, череп — они обрастали лохмотьями мышц и сухожилий, зашевелились мерзкие, контрастные остальному, толстые, синеватые губы, все повторяя и повторяя свою гадкую считалочку. Он без малейшего усилия, будто невесомую куклу (утрачивая человеческую форму, он утрачивал и ее слабость) переместил Блэр за свою спину, позволяя ей лишь выглядывать из-за плеча. Они медленно пятились назад, меньше всего ему сейчас хотелось связываться с этой, очевидно инфернальной, отвратительной сущностью, хоть он и был уверен, что Блэр рядом с ним ничего не может угрожать, но все же его тревожило то, что он не мог классифицировать этого демона, он никогда не встречал ничего подобного. И аура от него исходила Нубу незнакомая, скорее всего, эта тварь была из другого мира, но как ей удалось пробраться в этот? Либо он ошибался, либо они столкнулись с чем-то очень могущественным. В нос ударил резкий запах гнилого мяса, тварь открыла огромные, выпуклые глазищи без зрачков — «Сладко пахнет. Как сладко пахнет». — Снова заскрежетало, но теперь голос стал тише, это был женский голос, точнее очень старый, хрипящий, булькающий голос старухи. — Ничего не отвечай. Не смотри на нее. Не произноси ни звука, иначе она может украсть у тебя дыхание, — быстрым шепотом инструктировал он Блэр, ни на секунду не переставая следить за тварью. «Что-то шепчет призрак черный, ночи звездной ждет конца, в тишине загробной видит тени мертвого лица». — Медленно пропевая под нос слова, тварь скалилась и смотрела Нубу в глаза. Она представляла собой нечто, похожее на полусгнивший труп, из грязных, длинных седых волос торчали такие же грязные, сгнившие, шелковые, разноцветные ленты. Уже практически полностью обретя осязаемую, видимую форму, тварь, не спуская с призрака бессмысленного, невидящего и тем более пугающего взгляда, сильно сгорбилась, под стать своему древнему, ветхому (на первый взгляд) телу. С нее свисали обноски светлого тюля, когда-то бывшие пышным, очевидно праздничным старомодным платьем, они едва прикрывали истощенные, разлагающиеся останки под собой. Одновременно, единой вспышкой в храме загорелись все свечи, Блэр и Нуба обдало сухим жаром. «Ты принес мне подарок, демон?» — заскрежетала тварь, в чудовищном оскале разомкнув рваный рот и обнажив неестественно длинные, темные волчьи клыки. Нуб проигнорировал это обращение, медленно продолжая пятиться назад, правой рукой придерживая Блэр позади себя. Им просто так отсюда не выбраться, он уже пробовал создавать порталы, десятки раз пробовал, но ничего не выходило, он пока не мог вытащить их отсюда, это место было окружено энергетическим полем неизвестного ему происхождения, никак не выходило найти в нем лазейку и проскочить. «Не хочешь отдавать? Так я сама заберу…» — захрипел ее смех, эхом отражаясь от стен. «Но я могу поделиться. Отдай мне ее вкусное сердце и волосы, а себе можешь забрать остальное, даже свежее мясо тебе отдам… Как же вкусно пахнет… Как вкусно…». — Тварь, манимая запахом, двинулась в их сторону, не пройдя и пары шагов, упала на четвереньки и медленно, как подыхающее животное, начала ползти и вертеть головой, перемещая взор то на Нуба, то на притаившуюся у него за спиной девушку. Он сразу догадался, о каком «подарке» говорила эта нежить, а сейчас все его самые ужасные подозрения полностью подтвердились. Пятая книга, часть о безвременной Пустоши, описание одиноких демонов, их называли Искатели. Никто не знал, откуда именно они приходят, их было ничтожно мало, чтобы поддерживать себя в чуждых им мирах, они должны были питаться местными душами, но для выживания хватало даже пары кусков живой плоти. Нуб был рад и тому, что ему удалось вспомнить хотя бы что-то, они угодили в логово этого существа, в книге не было конкретного описание, как избавляться от этих демонов, но называлась она Изгнание. Ритуал образцового изгнания был ему хорошо знаком, да только подручных средств не хватало, но был еще один, менее изящный способ и он ему всегда нравился больше. «Ты же уже попробовал ее… Теперь не хочешь делиться… Хочешь сам ее сожрать. Хочешь, ведь хочешь?!», — тварь взвизгнула и замерла. Между ними было не более пятнадцати метров. Она была голодна, он видел это, и когда она рванула с места вперед, Нуб нисколько не растерялся, он давно ждал. Даже когда нежить резко сменила угол атаки и зацепилась за стену, перемещаясь теперь по ней, он тут же оттолкнул Блэр от себя и за долю секунды преодолел оставшееся расстояние, одним рывком сорвал тварь со стены и швырнул ее туда, откуда она вылезла изначально. — Не смотри на нее, и, ради бога, если она как-то с тобой заговорит, не смей отвечать? Поняла? Блэр, словно под гипнозом, закивала головой. Он уже стоял рядом и держал ее за плечи. Она едва могла успеть проследить, что сейчас произошло, Нуб и второй демон двигались столь быстро, что человеческое зрение было не в состоянии зафиксировать эти движения. — И ничего не бойся, хорошо? Я обещаю, тут нечего бояться. Я обещаю тебе, — внушал он Блэр. — Он будет всегда с тобой, ты только не пугайся. Он скорее разорвет это чертово место зубами, чем отдаст тебя кому-нибудь. Нуб неуверенно улыбнулся своим меняющимся, истощенным лицом. Блэр тупо кивала, не имея никакого понятия, о чем он вообще говорил. Он отвернулся и зашагал в сторону скорченной твари, которая уже пришла в себя после удара и злобно скрежетала в их сторону. Блэр увидела, как удаляющаяся от нее фигура существа, которое еще сегодня, несколько десятков минут назад было ее любовником, теперь полностью почернела. Нуб сбрасывал остатки человеческой скорлупы, они ему только мешали теперь. Он возвращал себе привычную форму, на ходу воссоздавалась его одежда, маска, два острых кинжала в каждой руке. Движения его стали столь плавные, столько гибкие и бесшумные, что его уже нельзя было причислить к человеческому роду. Завороженная и дезориентированная, она только в последний момент почувствовала, что за ее спиной кто-то был. Не успела она и головы повернуть, как сзади ее мягко, но крепко сцепили сильные руки, пальцы в черных перчатках легли на ключицы, вторая рука обвила талию. Она начала дергаться, подвывая, предпринимать какие-то попытки высвободиться, сердце ее мчалось галопом, а существо сзади прижималось теснее, плотнее. Она вертела головой, едва могла разглядеть хоть что-то, все ее движения были смехотворны, сила рук, которые ее удерживали, была несопоставима ее жалким попыткам. Блэр была так вымотана всем этим, всей это чертовщиной, скорее походившей на трип, чем на что-то другое, Нуба больше не было рядом и теперь одна, связанная объятиями очередной неведомой сущности, она, будто разом осознав весь ужас своего положения, напуганная и дрожащая, начала тихо, бессильно плакать. — Блэрррр…. Блэр… — тихо зашипела тень ей на ушко, — Не бойся нас, не бойся нас. Мы защитим тебя, Блэр. Мы обожаем тебя, мы обожаем тебя. — Двойник чуть ослабил хватку, стал нежно поглаживать ее шею, грудь, продолжая шептать ей признания в своих диких чувствах. Звук его шипящего, загробного голоса приводил ее тело и разум в совершенное оцепенение, она даже не замечала того, что происходило вокруг, даже не слышала лязг железа, бешеный визг твари, мечущейся на потолке и кидающейся на Нуба, в попытках запрыгнуть ему на спину и перегрызть глотку. — Тшшшш… Девочка, сладкая, не плачь. Мы выпьем твои слезы, мы заберем твои страхи. Блэр глубоко и часто задышала, по ее щекам текла молчаливая влага. Не было никакого смысла пытаться освободиться из его хватки, это невозможно, он, наверное, даже и не чувствовал ее сопротивления, настолько их силы были неравны. Она старалась плакать бесшумно, так велел ее тюремщик, но тело продолжало содрогаться от плача. Двойник каждой своей клеткой ощущал это дивную вибрацию у себя на груди, он начал тереться холодной маской о ее щеку и висок, Блэр поначалу отстранялась, пыталась отвернуться, как-то избежать прикосновений этой холодной стали, тогда он стянул с одной руки перчатку и поднес пальцы к ее лицу, начал нежно вытирать мокрые дорожки. — Тебе будет хорошо с нами, Блэрррр… Не бойся нас. Мы так долго этого ждали. Теперь ты наша, наша… Мы хотим, чтобы тебе было хорошо, очень хорошо. Мы так хотим тебя всю, тебя целиком… Наша, наша, наша… Блэр наша…. — его ледяной потусторонний шепот и, очевидно, не самые злобные намерения, мало-помалу, начали приносить свои плоды. Она чуть притихла и наконец-то обратила внимание на горячие прикосновения к своему лицу, это была его рука, такая же горячая, как и существа, которое оставило ее здесь, она попыталась присмотреться к этой руке, в этот момент он освободил вторую из перчатки. Обжигающая ладонь легла на живот, принялась расстегивать пуговичку. Блэр шумно задышала, эти пальцы она бы не смогла забыть, пусть теперь их обрамляли твердые, блестящие, длинные ногти, но она не могла перепутать их с какими-то другими. — Как это возможно? Я же видела, как ты уходишь… — она повернула голову, хотела его рассмотреть. Он чуть расслабил объятия, дал больше возможности ее движениям, позволяя ей достаточно повернуться, чтобы она смогла взглянуть ему в глаза. — Нас будет столько, сколько ты захочешь. Там, где ты хочешь. Все, что ты хочешь. Что ты хочешь, Блэр? Скажи нам, что ты хочешь? — шептали его невидимые под маской губы. Он продолжал ее гладить, расстегнул пуговичку, ладонь его проникла под платье, пока она изумлялась сходству этих пламенных глаз. Рука скользнула ниже, подцепила ногтем тонкую нить трусиков на бедре, прошлась по внутренней его стороне, затем вверх, пальцы осторожно гладили ее сквозь прозрачную ткань, почти сразу найдя под ними то, что искали. Блэр приоткрыла рот, выпуская тихий, никому неслышный стон, но он двинулся выше, добрался до затвердевших, маленьких сосков, второй рукой снова сцепляя объятия теснее, нашептывая, будто околдовывая ее безумными своими ласками. Теперь она уже не пыталась этому противиться, наоборот, демонический голос двойника успокаивал ее, растекался по всему телу, дарил ощущение безопасности, расслабления. Она обмякла в его руках, погружаясь в тепло его тела, ощущая спиной его жесткую грудь, его горячие руки, уже самостоятельно притираясь к нему сильнее, давая ему понять, что она согласна со всем, согласна на все. Сладкая сонность смыкала ее веки, она очень устала, его руки опустились ей на живот, слегка надавливая на него, на бедра, создавая между их телами волшебное трение, и она чувствовала самым низом своей спины, как отчаянно и жадно собирает его твердая плоть каждый дюйм ее тела. Где-то там, в отдалении раздались истошные вопли, что-то гремело и рушилось, падало и разбивалось, и все это теперь не имело никакого значения, потому что он был здесь, обволакивая ее своим обманчивым жаром. Она откинула голову назад, устроившись затылком на его плече, полностью открыв ему белую, влажную шейку. Он гладил ее внешней стороной пальцев, медленно, ногтями скользил по ключицам, утягивая ее в глубину сладостного забвения. Она потянусь поцеловать его, но, приоткрыв глаза, увидела, как изображения святых на стенах храма будто ожили, глаза их были черны, смотрели на нее в упор. Их рты растянулись в ужасающей улыбке, из уголков глаз и рта засочилась черная жижа, они стали тянуть к ней костлявые руки, она встрепенулась, заерзала, чуть не плача стала разворачиваться к двойнику лицом. Блэр обвила его шею, прижалась к нему и зажмурилась. — Это так ужасно, так ужасно. Пожалуйста, Нуб, забери меня отсюда, я больше не хочу, забери меня, забери. Запах ладана и холодной земли заполнил пространство. Блэр повисла на шее двойника, она сжимала его со всей силы, которая у нее осталась, ничто на свете не смогло бы сейчас ее оторвать от него, ей было страшно, она смертельно устала и он гладил ее, как маленького ребенка, шептал ей ласковые, невыносимые признания, успокаивал ее, как мог, он обещал ей, что сейчас все пройдет, что бояться нечего, объятия его горячего тела окутали ее бархатной дремотой, слезы почти иссякли. — Только не с нами, Блэр. С нами тебе будет хорошо, мы умрем вместе, когда придет наше время, мы принесем тебе самые лучше камни, самые красивые цветы. Не бойся умереть, мы будем жить вечно. Мы хотим тебя страшно, смертельно, Блэр, нет больше ничего, кроме этого… Он приподнял ее одной рукой, она слышала бешеные, жуткие крики, на ноги попадали какие-то капли, что-то хватало ее и тут же ощущение исчезало, они будто взмыли вверх, куда-то потерялось притяжение, снова истошный вопль, лязг, скрежет и они рухнули в тишину. *** Холодно, страшно холодно. Зубы ее превратились в трещотку. Сил едва хватило на то, чтобы разомкнуть веки. Он так же удерживал ее в своих руках, она так же обнимала его за шею, но теперь их окружал еще сонный, предрассветный лес. — Ты теперь все видела. Теперь ты знаешь… — голос его стал прежним, привычным. Только вот лицо его теперь было скрыто, мерцающие, белоснежные глаза больше не прятались. Она отпустила его и хотела сделать шаг назад, но ноги ее отказывались слушаться, она бы так и упала, если бы он ее не удерживал. — Я высасываю из тебя жизнь, Блэр… Буквально. Она попыталась что-то возразить, но даже не могла пошевелить языком, просто что-то промычала, начала мотать головой, отрицая. Силилась собраться, подняться, но все было тщетно. — Теперь ты понимаешь. А я не могу, не могу… Блэр из последних сил замотала головой, она знала, что он хочет ей сказать, к чему он клонит, она уже все знала и не могла этого допустить, что угодно, только не это. С подбородка ее текли слезы, капали на его руки, она все трясла головой. — Нет, нет, нет, — выдавила она из себя. Больше она не могла стоять, он взял ее на руки. Двойник возник напротив них, чего-то ждал, исподлобья смотрел в глаза хозяина. — Теперь она наша, наша… Заберем ее, заберем! — зашипел он. — Я убиваю ее. Это все невозможно, этого не должно быть. — Она наша! Наша! Только наша! Мы не отпустим ее, не оставим! — Я не могу… Я не смогу… Нуб не успел договорить, как тень исчезла, возникла вновь и начала вырывать Блэр из рук хозяина, неистово шипя: — Мы же так хотели, мы так желали этого всю нашу жизнь! Нам так больно, нам больно, нам разрывает сердце, разрывает кости! За что, за что?! — скулил он и дергал бессильное тело в свою сторону. — Оставим, оставим себе! Глаза двойника были заполнены мутной влагой, они умоляли хозяина, и крик его давно перешел на ультразвук, частоты пронзали воздух, землю, сердце. Не имея больше возможности терпеть эту агонию, Нуб в одно мгновение вытащил серп и разрубил тень на две части. Бесшумно рыдая, двойник собрался лужицей у ног хозяина, лизал его ступни, молил. На рассвете прогремел гром.