Тени

      Когда она решила, что не хочет заниматься ничем, кроме музыки, ей пришлось сделать первый в жизни выбор, родители ее не поняли, они не скандалили, не протестовали, но и не поддерживали. Из всех вариантов, которые они ей предлагали, она выбрала самый ненадежный. Она все-таки окончила горный институт, который они оплачивали, но в двадцать она окончательно съехала от родителей и на этом разговор о дальнейшей работе в нефтяном бизнесе был закрыт. Когда она встречалась с Виктором, он сделал ей предложение через полгода вялых, унылых свиданий. Он был прекрасно образован и жил в двухэтажной, хорошо меблированной квартире, было совершенно очевидно, что он идет мимо. На протяжении всей жизни судьба с упорным постоянством ставила ее перед одним и тем же выбором, и она так же упорно делала этот выбор, от Бренненгема она улетела в лес и вот, в очередной раз, ее снова поставили на перепутье. Может быть, мир пытался ей что-то сказать, может быть, она просто всегда делала неправильный выбор? От этих дум становилось лишь хуже. Она не понимала себя, она начала в себе сомневаться. Земля будто начала уходить из-под ее ног, все, что ранее она считала незыблемым, вдруг, стало вызывать какие-то вопросы, все теперь будто требовало дознания, словно было поставлено под рентген. Лиенг более ничего не спрашивал, две недели они делали вид, что ничего не случилось. Она все больше присматривалась к нему, перестала напиваться. На трезвую голову мир казался проще, но она ведь и правда встретила хорошего парня, он был старше, он был разумней, с ним было безопасно и уверенно. Нужно было решать, но ей стало невыносимо оставаться одной, наедине со всеми мыслями, наедине с собой, уснуть без вина было невозможно. Злоба заняла почти все полости в ее сердце, она ненавидела Би-Хана, она хотела уже ни сколько найти его, сколько отомстить, она хотела, чтобы ему было больно, физически больно, она грезила о том, как он умирает от ее руки, по-настоящему, истекая своей отравленной кровью, а она танцует босиком в этом кровавом море страданий, упивается его муками. Остаться с его братом было весьма заманчиво с точки зрения отмщения, она смаковала эту мысль, наслаждалась ею, в какой-то момент она так загорелась этой идеей, что завела с Лиенгом аккуратный разговор об их гипотетическом будущем. Через пару дней они поехали смотреть квартиру в городе, предполагалось, что она будет жить там на постоянной основе, не оставаться же ей в Лин Куей. Блэр распрямила спину, она наконец-то вела себя как здоровая, прагматичная женщина, слегка расчетливая, но это еще никому не вредило. — Давай-ка сразу проясним, Грандмастер Куай Лиенг, я не нянька, не мамка и не уборщица. Я пишу песни, я намерена заниматься этим до конца своих дней. Денег это, как ты видишь, особо не приносит. Если хочешь жить в этой квартире, то это твоя зона ответственности. Я не буду готовить тебе еду, не буду ничего убирать. Я буду разбрасывать, есть, мусорить и тратить свои честно заработанные копейки, и я ничего не отдам тебе взамен, — прищурившись, перечисляла она потешно и деловито. — Полностью согласен. — Мне нужно личное пространство, своя комната и я не собираюсь иметь детей когда-либо. Нет, ты не понял. Никогда, ни от кого. Я хочу сразу все прояснить, чтобы потом, вдруг, не возникло какого-то недопонимания. Меня не удастся переубедить, склонить или перевоспитать, поэтому если ты решил, что раз ты старше, то из меня можно что-то слепить, то ты глубоко и жестоко заблуждаешься. — Скорее уж ты меня перевоспитаешь. — Это верно. Поэтому, резюмируя, сразу предупреждаю, я плохая хозяйка, бесперспективная партия и своенравная особа. И ты сам на это подписался. — Пока еще нет. Где поставить подпись? Она ухмыльнулась и вышла на огромную лоджию. Ответа она все же ему так и не дала. Квартира была большая, современная, с белыми отштукатуренными стенами и светлым деревянным полом. Когда он узнал, что она умеет играть на пианино, он заказал для нее небольшое белое фортепиано в гостиную, его привезли первым, даже мебели пока не было никакой, но за долгое время она была первый раз так обрадована чем-то, что осталась в квартире на ночь, спала прямо на полу, ей не терпелось размять окостеневшие пальцы, последний раз она играла на клавишах на синтезаторе у Рикки год назад. Она любила Листа и Рахманинова, он регулярно просил ее сыграть для него, неохотно и редко она поддавалась его уговорам, и она прекрасно играла. Ответа все так и не прозвучало, но он был терпелив, он и правда знал, на что пошел. Нужно было перевести оставшиеся вещи, первые заморозки превратили голубое небо в стекло, она приехала в Лин Куей после обеда, его не было на месте, поэтому она решила прогуляться по знакомым местам. Лес почернел. Чем глубже она уходила, тем быстрее рушился ее фальшивый карточный домик, которым она наивно надеялась прикрыть могильную яму в своей груди. У нее сильно закололо сердце, проклятая психосоматика, она бросилась обратно. В ее спальне все лежало ровно на тех же местах, Хико демонстративно игнорировала это помещение. Она села на кровать и обхватила голову руками. Она падала в бездну, она захлебнулась во лжи. Она никогда не будет счастлива, она никогда не освободиться. Ее охватил ужас, она будто очнулась от длительного гипноза, нужно было срочно что-то сделать. Грандмастер вернулся к ужину, было не трудно догадаться, что с ней стряслось. Он приводил веские, взвешенные доводы, пытался развернуть ее мысли, предлагал взглянуть под другим углом, он уже давно проник ей в душу, поэтому все его слова рвали те остатки сердца, что у нее сохранились. Она понимала, что он прав и, видит бог, ей бы хотелось согласиться, наконец-то избавиться от черноты, что безжалостно ее травила, но все это были лишь слова разума, а разум не мог устоять перед тем пожарищем, что сжигал ее изнутри. У нее раскалывалась голова, чем больше он пытался ее утешить, убедить, тем сильнее возрастала тревога, она понимала, что момент пришел, оттягивать больше некуда, у нее началась отдышка, он принес ей стакан холодной воды. Прежде никогда еще она не испытывала такого бессилия, такой беспомощности, оба эти человека тянули ее в свою сторону, пытались разорвать пополам, каждый хотел свой кусок, хотел быть полноправным его хозяином, разница была лишь в том, что младший рвал учтиво и заботливо, а старший просто вырывал с корнем, не нежничая и не церемонясь. К полуночи он наконец-то смог уговорить ее прилечь, она положила голову на его плечо, прикрыла глаза и даже задремала секунд на тридцать, он поцеловал ее макушку и где-то десять минут они пролежали молча. В темноте коридора что-то упало, Блэр подскочила, ничего не закончилось, она должна была дать ответ. Она снова начала кружить по комнате и механически обкусывать пальцы. Его нервы были натянуты сверх возможного предела, она никогда не будет страдать так же из-за него, никогда не пройдет за ним такой путь, не отдаст ни душу, ни тело, это то, с чем ему придется жить, он предлагает ей всё, он отдает ей всё, но этого никогда не будет достаточно. Ему стало физически больно смотреть на ее метания, жгучая ревность опалила сначала его глаза, стекла в горло и лавой обволокла сердце, внутренности. Он одним легким движением поднялся на ноги и с несвойственной ему грубостью остановил ее, схватив за холодную руку. — Если бы он любил тебя, он бы оставил? Ты гоняешься за тенями, за снами! Его нет, он не любит тебя и не любил никогда, сколько еще должно пройти времени, чтобы ты наконец-то поняла это? — его глаза горели огнем, первый раз в жизни его лицо выражало такую злость, он еще никогда не был так похож на Би-Хана, он был очень красив в это мгновение. Блэр оцепенела. Ей словно ударили в живот, она не могла вздохнуть. Она таращилась на него распахнутыми, багровыми глазами. Он вдруг пришел в себя, он понял, что сказал то, что говорить было нельзя ни при каких обстоятельствах, он отпустил ее руки, пытался что-то говорить, просить прощения, он она уже ничего не слышала, она не могла двинуться с места, если Би-Хан не любил ее, значит, ничего уже не имело значения. С минуту она еще пребывала в трансе, а потом начала стремительно озираться, не обращая никакого внимания на Лиенга. Она начала искать какие-то книги, он ходил за ней по пятам, уговаривал, успокаивал, просил, она явно что-то искала, а потом наконец-то вырвала какие-то страницы и, было, пошла вон из комнаты, но он бросился за ней и стал удерживать за плечи. — Отпусти, пожалуйста, я теперь не могу остановиться. Я должна проверить, я должна найти его теперь, — словно в бреду повторяла она. — С ума сошла? Куда ты пойдешь? Мы в лесу! Сейчас ночь! — Если я сейчас не узнаю, я никогда не дам тебе ответ. Я прошу тебя, отпусти меня, я не могу так больше… — Блэр, я умоляю тебя, не уходи, — с отчаянием и безнадежностью говорил он. Он уже не знал, что предпринять, он силой ее удерживал, сам не понимая, что творит. Она попыталась освободиться, но это было бесполезно, она вырывалась из его рук, но он только крепче ее схватил, ей стало больно, она повторяла, чтобы он отпустил, она начала извиваться, но он только сжал ее больше. Она пригрозила, что будет кричать, а он перевернул ее спиной к себе и потащил обратно, к кровати. Была половина первого ночи, когда спящий дом Грандмастера пронзил ее крик, Хико вырвало из мирного сна, она бросилась в комнату хозяина. Блэр кричала и царапала его руки, но это не помогало, тогда она попыталась укусить его пальцы, он перехватил ее так, чтобы она не могла зубами до них добраться. Хико влетела в комнату и замерла в недоумении, наблюдая всю эту картину спросонья. Всё это выглядело ужасно, Блэр плакала и билась, как подстреленная птичка, она кричала, она умоляла его, но он не мог, он уже знал, что отпусти он ее сейчас, она никогда больше к нему не вернется, он сходил с ума вместе с ней, она начала так впиваться в его руки, что он уже не мог стерпеть эту боль, Хико принялась кружить вокруг них, Блэр укусила его до такой степени, что он вскрикнул, служанка молитвенно просила хозяина, чтобы он отпустил девушку, ей было и жалко ее и страшно. Блэр начала бить его ногами и так сильно схватила зубами его плечо, что прокусила кожу до мяса, он взвыл от боли и ослабил хватку, это позволило ей выскользнуть. — Ты не понимаешь, — пытаясь отдышаться и прячась за спиной Хико, говорила она рваным полушепотом, — я должна сделать это, иначе я не смогу и твою жизнь уничтожу. Если ты сможешь, прости меня, больше всего я не хочу, чтобы кто-то еще мучился так же, как я, поэтому я должна это сделать, я должна. Она бросилась прочь из комнаты. Он побежал за ней, но его остановила Хико, у Блэр появилась фора. Он с яростью отбросил от себя служанку и выбежал в ночную чернь, но Блэр уже нигде не было. *** Только добежав до поля, Блэр остановилась перевести дух, луна подсвечивала озябшую, синеватую землю. Подмораживало. Она с силой втягивала ледяной воздух, ей еще было жарко, хоть она и была в одной толстовке и тонких черных джинсах, еще и укороченных. Щиколотки уже саднило от холода. Отдышавшись, она пошла вперед. То, что она делала, было совершенным безумием, если бы не адреналин и аффект, трудно было бы представить, что она ночью уйдет одна в поле, окруженное дремучим, безжизненным лесом. Пошел снег. Она старалась не оглядываться, не думать, она механически шагала на другой конец поля, видя впереди только сплошную черную полосу приближающегося леса. «Я должна его найти, я должна, должна, должна…» по кругу нашептывала себе она, больше ничего не имело значения, мысли о нем вытесняли страх, это помогло ей пересечь поле. На ресницы падали большие хлопья снега, она почти не чувствовала пальцы рук, когда вошла под кроны безмолвной черноты. Ничего не было видно, первые пару минут она стояла в кромешной тьме, невольно прислушиваясь к каждому шороху, вздрагивая от каждого дуновения ветерка. Окоченевшими руками она достала телефон, смахнула сообщения о бесчисленных вызовах и включила авиарежим. Было почти три, до рассвета оставалось не более двух-трех часов, времени на сомнения не было, она должна была успеть. Зубы стучали так, что она даже не слышала своих шагов по хрустящим веткам, глаза привыкли к темноте и она смогла кое-как найти знакомую дорожку. Даже дышать было страшно, она прижимала ладони к губам, страх возрос до такой степени, что ее начало знобить, было уже не ясно, от холода или от жара, она снова споткнулась, от испуга чуть не расплакавшись. Вот и первая могила. Ее толстовка светилась в черноте ночи, вдруг издалека на нее обрушился пронзительный, долгий вой. Из глаз брызнули слезы, она сама чуть не взвыла от ужаса и села на корточки, сжавшись в комочек от страха. Она либо подохнет здесь от холода и страха или ее сожрут волки. Снова завыло, Блэр кинулась прямо, к кладбищу, на ходу расправляя скомканные страницы, которые она вырвала из книги, подсвечивая их телефоном. Нужна была могила человека, который умер приблизительно в том же возрасте, что и Би-Хан, она светила фонариком на надгробия, металась от одной могильной плиты к другой, страх просто не давал ей думать о чем-либо кроме этого. Наконец-то она нашла подходящую, покойнику было тридцать три, сначала нужно было расчистить могилу от жухлой травы. Она положила телефон на землю, подсвечивая себе фонариком. Блэр хватала жесткое, острое сено, вырывая его с корнем, но его было так много, так густо оно росло и примерзло к земле, что она расцарапала руки, они горели от боли и холода, минут через пять показалась земля. Делать было нечего, пришлось рыть ее ногтями, они ломались о ледяную корку сверху, Блэр взвыла от отчаяния, она схватила какую-то палку и начала расковыривать в том же месте. На листке было написано, что земли нужна хотя бы чашка, она яростно, стоя на коленях, раскапывала чужую могилу и распихивала добытую землю по карманам. Четыре ноль пять, нужно было бежать, бежать. У нее было времени лишь до рассвета, она не могла пропустить первые солнечные лучи, она подпрыгнула и помчалась прочь от этого места, снова повалил снег, но она уже ничего не видела перед собой. Это место она нашла в тот же день, когда набрела и на кладбище. Если пройти его насквозь, то минутах в десяти на восток лес резко закачивался на возвышенности. Открывался необозримый простор. Блэр бежала туда так быстро, что у нее закололо с двух боков, ее начало тошнить, из леса она почти выползла, но, увидев, что горы уже хорошо просматривались с обрыва, где она оказалась, она судорожно вытащила страницу. Землю с могилы нужно было смешать с кровью, но у нее не было ничего острого, сначала она хотела прокусить вену, но потом оторвала ветку от пихты и, как могла, зубами, обострила кончик. Все было готово. Она растерянно оглянулась по сторонам, на зубах хрустела земля, горло саднило от бега, волосы намокли от снега и пота. Она медленно взошла на уступ. Чернота постепенно рассеивалась, она смотрела с обрыва вниз и уже, в дымной синеве еще спящего мрака, можно было разглядеть макушки высоченных, корабельных сосен. Времени не оставалось. Ровно посредине между уступом и чертой леса она сложила немного веточек и села перед ними на колени. У нее тряслись и обессилили руки, поэтому она долго ковырялась в ладони пихтовой веткой, будто еще посветлело, Блэр испуганно посмотрела в мутную даль, горизонт теплел. Сильно надавив, она все-таки вспорола себе руку, брызнула едва теплая кровь. Ссыпав из карманов всю землю, на сложенные перед ней ветки, она обильно смочила ее кровью. Снова послышался вой, но это теперь ею мало заботило, нужно было написать на бумаге имя призываемого, она оторвала маленький чистый клочок от страницы и веточкой и кровью нацарапала его имя, она так ловко орудовала подручными средствами, что можно было подумать, что только этим всю жизнь и занималась. Почти восход. Блэр положила клочок с именем на ветки, немного присыпала землей и достала зажигалку, единственное, что она взяла из дома. Первый луч разрезал сизую ледяную мглу. Блэр подожгла ветки. С тихим хрустом они вяло разгорались, когда она увидела, что бледное пламя схватило бумажку, она попятилась к уступу. Теперь оставалось лишь молиться, чтобы все это сработало. Ее трясло, солнце подкрашивало воздух оранжевым, пламя разгорелось, но холод и сырая земля сделали свое дело, оно стало медленно тухнуть и в высь устремилась тонкая струйка дыма, этого она и ждала. Блэр немного прикрыла веки и начала проговаривать про себя слова призыва из книги вперемешку с обращениями к любому богу, к чему угодно вообще, не было разницы. Солнце проходило ее спину насквозь, огонь потух, остатки дыма были едва различимы в восходящих лучах. Это был конец. Сердце почти остановилось вместе с огнем. Она продолжала шептать по инерции, руки щипало, голова была готова лопнуть. Показалось, что дыма становилось больше, она распахнула глаза, она не ошиблась. Струйки дыма росли, множились и чернели на глазах, это уже было не серое плотное облачко, это была черная, смолистая копоть. Сердце будто выстрелило в груди, на лбу и спине выступил пот. Начал собираться черный силуэт, постепенно, сквозь грязное марево явственно стали проступать очертания, знакомые до исступления и такие смертельно чуждые ей, этому пробуждающему миру. Белые огненные глаза смотрели на нее в упор, она, словно вкопанная, не могла ни моргнуть, ни шелохнуться. Они горели ярче солнца, ярче звезд, она никогда бы их не забыла и вот она снова их видела. Как могла она еще несколько часов назад сомневаться, как могла она даже предполагать, что когда-то сможет расстаться с ними. Черный человеческий силуэт сделал шаг, другой и вот он приближался к ней, неотвратимо и немыслимо. Она просто стояла, да и идти дальше было некуда, за ней была лишь прозрачная, глухая пропасть. Шершавый, нечеловеческий голос расколол ее мир на две части: — Зачем? Это был он. У нее все-таки получилось. Глазам она не верила, слуху тоже, но сердце ее так колотилось, что голова пошла кругом. Она чуть пошатнулась, теряя равновесие, он стоял метрах в полутора, ближе не подходил. Он выжидал, сверлил ее яростным сиянием своих глаз. Черная маска снова скрывала лицо, ни одна часть его тела не открывала кожу. Ее всю трясло, у нее поднялась такая температура, с которой не выживали. — Зачем? — повторил голос снова, не было ясно его выражение, он проходился по ушам, словно наждачка. Блэр уже знала, что ей пришел конец, рана на руке кровоточила, тело ломило от боли, она почти задыхалась, она делала рваные вдохи и не могла оторваться от него, пусть это будет последнее, что она увидит, но эти мучения наконец-то закончатся, он даст ей ответ. — Ты это спрашиваешь? Это я у тебя спрашиваю. Зачем ты это сделал? — полуживая, сгорбленная, пробормотала она, бросив на него такой злости и боли взгляд, что он едва заметно отшатнулся. — Ты же знаешь. Иначе не может быть, — этот звук вместо голоса резал ее в лоскуты. — Ты не оставил мне выбора. Ты решил за меня. — Я сделал так, как должен был. А теперь убирайся. Она не верила в то, что происходит. Все вдруг пошло кругом, перед глазами заплясали фиолетовые пятна, человек не должен был испытывать такую муку, нельзя было вынести эту агонию, зачем она еще жила, зачем дышала. Уже не отдавая себе отчета, не чувствуя ни рук ни ног, почти ничего не видя, она тихо пошла ему навстречу, хотела хотя бы дотронуться, но едва она приблизилась к нему, он с такой силой отшвырнул ее от себя, что она упала ровно на то место, где и стояла. Ее охватило ледяное пламя, перед глазами пошла пелена. Но вдруг ее снова рванули вверх. Он взял ее за локти и притянул ее лицо к своему. — Убирайся, Блэр. Пока можешь. — Зачем тогда всё было? — Замолчи и убирайся. Думаешь, тебе сейчас больно? Нет, ты ошибаешься. Ты не знаешь, что такое боль. — Все те твои слова — ложь? Ты не существовал? Просто ответь, я ничего больше не прошу. Он молчал. Яд его огненных глаз втекал в ее глаза, в ее рот, она вдыхала его, впитывала. Ничего больше не существовало, кроме этого яда. — Ты понимаешь, о чем просишь? Ты понимаешь, что просишь меня забрать твою жизнь? И жить с этим придется вечно мне, а ты не представляешь себе, что такое вечность. Убирайся, Блэр. Сейчас же. Никогда больше не ищи меня, не вспоминай. Я умер для тебя и это тоже навсегда. — Значит, проблема лишь в этом? — Она сделала движение назад, он сразу ее отпустил, она даже не чувствовала боли от его острых пальцев. — Не можешь забрать мою жизнь? Тогда я сама ее тебе подарю. Он с недоверием сощурил черные веки. — Не тебе решать, что мне делать со своей жизнью. А если не хочешь, то оставь меня в покое, Би-Хан. Я выбрала свою судьбу. С этими словами она сделала шаг назад. Какой-то миг и он уже ее не видел. Он бросился к краю обрыва. Она удалялась от него и он ничего не мог с этим поделать, он уже был не властен над ней, она теперь принадлежала ветру, а не ему. Тень бросилась в бездну первой, он прыгнул за ней. Но Блэр была слишком далеко от них, чтобы они могли ее настичь, тогда он стал проваливаться в порталы, чтобы успеть, но не мог рассчитать скорость, все произошло за секунды, он прыгал из портала в портал, все время оказываясь на дюйм дальше, чем нужно, Блэр уже цеплялась о сучья и кроны, ее кожу рвало ветвями и воздухом, он никак не мог ее настигнуть. Еще один прыжок, другой и только в тот миг, когда она почти полностью ударилась о землю, он смог ее поймать. *** — Если ее не станет… Если ее не станет… — выла тень и крутилась вокруг окровавленного тела. Нуб уложил ее прямо на каменный пол своего логова, а сам сбрасывал перчатки, не обращая на вопли двойника никакого внимания. Он лихорадочно пролистывал книги, чертил белый круг вокруг нее. Он был будто под наркозом, у нее из носа текла кровь, все еще текла, значит, время было. Все валилось из рук, все вылетело из головы, он вытащил нож и разрезал свое запястье, он еще никогда не делал этого на людях, то есть, на живых людях, теплая багровая лужа пропитывала его колени, только бы он не ошибся, только бы не забыл. Рядом же в луже лежала книга, он читал по ней, боялся по памяти, тень поддерживала ее голову, гладила грязные волоски, ни то шипела, ни то лаяла, острыми когтями второй руки скребя камень до свиста. Ее рот был приоткрыт, он осторожно прислонил свое запястью к ее ледяным, синеющим губам и чернота его крови смешалась с ее алой теплотой. Она будто вдруг окаменела, он не мог ни двигаться, ни думать, только смотрел на нее, смотрел и смотрел. Не известно сколько прошло времени, оно просто остановилось вместе с ее жизнью, кровь вокруг стала такой же ледяной, как и камень, но вдруг она распахнула глаза.