Тени

      За минуту до, утрачивая невозможную уже надежду, он, в огненном безумии, будто воочию наблюдая расплывчатые сцены из своего безрадостного прошлого, отчетливо увидел лицо своей первой погибшей, черноволосой страсти. Она восставала перед его склоненной окаменевшей фигурой, никогда прежде он так хорошо не мог воссоздать черты ее прекрасного, нежного, совсем еще детского лица. Ведь он ни разу не пробовал найти ее снова, и если раньше он оправдывал это диким своим, животным страхом перед ней (увидеть ее и снова утратить или, что еще ужаснее, увидеть ее с другим), то сейчас у него не было больше оправданий, он был жалким, ничтожным трусом и вот теперь она спустилась со своих недоступных небес, чтобы забрать с собою свою златовласую сестру. Он был проклят с рождения, не иначе. Он стоял перед ней на коленях в бликах разрозненных галлюцинаций, силясь нашептывать какие-то мольбы, заклинать этого темного ангела оставить ему свою мертвую сестру, простить ему его беспомощность, его постыдную слабость, что угодно, только бы она приняла его никчемные вопрошания. Кровь жесткой коркой стала застывать на его ладонях, тень лежала рядом с Блэр, так же, навзничь, наивно готовясь уйти вместе с ней. В вихре бессвязных молитв у него в голове начали кружить варианты самоубийств, такие сладкие и спасительные, что он, опьяненный обманчивой возможностью избавления, даже не осознал сразу, что произошло. Ледяная прозрачность ее светлых глаз смотрела на него в упор до тех пор, пока он в ужасе и оцепенении не отшатнулся от нее и снова не замер, дико вглядываясь в ее белое, едва ли ожившее лицо. Какое-то время она не двигалась совсем, смотрела в пустоту перед собой пока тень врезалась и исчезала в теле хозяина и снова выпрыгивала оттуда, окружая его черным, дымчатым маревом. Затем она молча поднялась на ноги, бесшумно, словно призрак, теперь они оба были призраки, наверное, скорее всего, он не мог пока ничего формулировать. Кровь куда-то исчезла, совсем, кисти ее рук были снежно белы, волосы блестели ледяной сталью, они казались гуще, будто длиннее, она стояла к нему спиной, недвижимая. Ангел его услышал, неужели услышал? Он не мог поверить, не мог говорить, просто смотрел, смотрел. — Жива ли я теперь? — вдруг мрак тишины разрезал ее невозможный голос. Она стала рассматривать свои пальцы, ладони, ноги, медленно оглядывала черноту этого места. Он бессмысленно попятился назад, но тут же замер, когда она повернулась к нему лицом. Да, это точно была она, только теперь она казалась ему еще моложе, совсем девчонкой, но одновременно мраморный холод ее неподвижного лица придавал ей античную несокрушимость и торжественность. Он ощущал себя земляным червем, мерзкой склизкой тварью, он жаждал скрыться в тенях от хрустальной белизны ее взгляда, наблюдать за ней из-за укрытия, он был раздавлен счастьем, убит ее голосом, застрелен ее красотой. — Ответь мне. Или снова оставишь меня? Без слов? — Я клянусь тебе… — Ты не имеешь права клясться, — зло оборвала его она. Его словно кнутом стеганули, он не мог двинуться с места. — Ненавижу тебя. Ненавижу тебя! Ты разорвал меня на куски. Я ненавижу тебя, Би-Хан, я хочу только одного — чтобы ты умер, я хочу, чтобы ты умер сейчас же, я хочу, чтобы тебе было больно, чтобы ты подыхал от боли! Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу… Она повторяла и повторяла, и земля, словно полотно беговой дорожки, стекала куда-то вниз, и он летел вместе с ней в безымянную бездну. На ее молочных щеках звенели бриллианты радужных капель (последние отзвуки недавней жизни) и двойник его оказался куда расторопнее и смелее, потому что у него бы духу не хватило сейчас подойти к ней так непростительно близко как он, так недопустимо непочтительно встать на колени перед ней и вымаливать невозможное прощение. — Я хочу чтобы ты умер, я хочу, я хочу… — уже тише повторяла она, обессиленными пальцами пытаясь оторвать его от себя. — Все будет, как ты хочешь. Блэр, мы умрем, как ты хочешь, только прости нас, только прости нас, тогда мы умрем, мы сделаем все, как ты захочешь, — шипел металлический, полный страдания, оттого еще более жуткий голос. — Зачем все было, зачем? Ты режешь меня на части, ты вырвал мне сердце, ты не имел права, ты не мог так поступить! Скажи, скажи же теперь, что не мог?! Прекрати, отпусти меня! Встань, ради бога! Поднимись же! — бессвязно, сквозь потоки ледяных слез лепетала она, тщетно вырываясь из когтистых пальцев двойника. — Мы не могли, не могли, мы не делали, сокровище, прости нас, только прости нас, мы докажем тебе, мы все исправим, только прости нас, только не исчезай… — Врешь! Ты снова врешь мне, все твои слова ложь и яд, ненавижу тебя, ненавижу! — Нет, не говори, сокровище, только не говори это, мы клянемся, мы можем только клясться, — двойник наконец-то поддался увещеваниям и встал перед ней в полный свой рост, теперь он медленно шипел, сцепив ее плечи и нависая над ней, словно хищная птица, вглядываясь в ее лицо гипнотическими своими глазами. — Я не верю тебе, ты врешь мне, снова врешь… — Мы докажем… Что хочет сокровище? Что хочет Блэр? Вот, возьми, — он вытащил нож и, разжав ее окоченевшие пальцы, вложил рукоять в ее ладошку и накрыл своею, немного сжимая. — Мы не можем жить без Блэр, мы не живем без Блэр… Наша волшебная нимфа желает нашей смерти, тогда мы умрем, все что хочешь, Блэр, что угодно, только пожелай, только прости… Она обмякла в его лапах. Это демоническое существо производило некий наркотический эффект, ему было все тяжелее сопротивляться, он словно вводил ее в тяжелый тягучий дурман, ее будто немного оглушили, конечно, не так убийственно, как первый раз, но эффект этот она еще помнила. Ощущение его когтей на пальцах было тревожным, она вдруг потянулась к его перчатке, быстро проскользнув пальцами ему под рукав, двойник чуть отпрянул и утробно зашипел, когда она начала стягивать ее с цепких рук, нож глухо лязгнул под их ногами. Кожа его была горячая, как смола, нагретая июльским полуденным солнцем. Он сам снял вторую перчатку (раз она так хотела), с удивлением она обнаружила совершенно матовую, бронзовую кожу, только длинные острые ногти оправдали ее ожидания. — Сними ее. Он понял без дополнительных объяснений и безропотно принялся избавляться от маски. Блэр снова неожиданно перехватила его руки и начала пристально рассматривать эти сильные, горячие, сухие кисти с грациозными миндалевидными, будто наточенными когтями, прозрачными, едва розоватыми. — Ты же не человек? Но у тебя такая теплая кожа… Почему? Почему? Блэр с неподдельной увлеченностью и жаждой разглядывала существо перед собой, тень беспомощно молчала, поворачивая ладони то вверх, то вниз по первому легкому давлению нежных пальцев своего сокровища, та даже не могла представить себе баснословную свою, безграничную и дикую власть над ним. Рукава оказались неподатливы и когда она оставила тщетные попытки пробраться к его нагим предплечьям, двойник вернулся к первому своему приказу и освободил лицо от тусклого металла. Лицо его было недвижно, точно такое же она видела на снимке в доме его брата, он ни капли не переменился, только глаза жутко горели белым сказочным огнем. — Ты не живой ведь? Ведь так? — Блэр подошла к нему ближе, вплотную, чуть вздернув подбородок. — Мы не живы, не мертвы… Мы где-то между мирами… Мы не знаем наверняка. Этот скрежет вместо голоса дико контрастировал с молодым, граненым лицом его обладателя. — Почему ты не назвал мне свое настоящее имя? — Мы назвали, душечка, назвали, то имя не наше, то имя больше нам не принадлежит, — испуганно забормотал двойник. — Мы клянемся, мы клянемся, клянемся… — повторял он и повторял и снова упал на колени. Блэр последовала теперь за ним, больше он никуда от нее не исчезнет. — Тебе было плохо без меня? Ты хотел прийти ко мне? –ровным голосом проводила она свой странный допрос, стоя с ним на коленях на ледяном камне и делая попытки найти застежки на металлическом одеянии призрака. — Мы умирали каждую минуту, каждую секунду, каждое мгновение без Блэр, мы горели адским огнем, мы заживо сгорали и воскрешались вновь, мы мечтали умереть навсегда, окончательно, ничто не могло нас утешить, ничто не облегчало нашу боль, — почти плача шипел двойник, она смотрела, как он медленно раздевался, как постепенно открывается ее глазам горячий шелк его плеч, груди, живота, его было так легко спутать с человеческим существом. — Я видела тебя другим тогда. Ты настоящий теперь? Или все это снова обман? Двойник даже руками всплеснул. Если бы она успокоительно и милосердно не провела рукой по его гладкой щеке в порыве его неистовой исповеди, он бы впал в состояние тотальной истерии, двойник в отличие от хозяина был честен в выражении чувств до самозабвения и Нуб, стоявший в тени и, наблюдая себя со стороны, был даже благодарен своему близнецу за искренность, которую он бы наверняка не смог продемонстрировать столь красноречиво, так точно и откровенно. Он не мог двинуться с места, наблюдая за ними словно в болезненном сне. Блэр продолжала гладить двойника, теперь она приступила к шее, тыльной стороной пальцев проводя от уха до ключицы, повторяя вновь несносное это движение. Тень стало слегка трясти, ему бы сожрать ее хотелось, а он не осмеливался даже прикоснуться в ответ, его лицо неестественно быстро заострилось, губы чуть разомкнулись, дыхание, не нужное ему в принципе, по инерции с человеческой своей личиной стало сбиваться. Блэр не стала смаковать его мучения, он был настолько несчастен, настолько прекрасен в своем отчаянии, что она, не думая обвила его шею и притянула к себе, стала поглаживать его упругие прохладные волосы. — Если ты оставишь меня снова, я вырву твои красивые глаза, — выдохнула ему на ухо она и стянула с себя толстовку. Вновь притянув парализованного увиденным двойника, она сцепила пальцы у него на шее, большим пальцем поднимая его подбородок вверх, затем в сторону, он поддавался, словно теплое масло, беспомощно распластав руки по швам. — Поцелуй меня. Он секунду колебался, потом медленно приблизился к ее губам, в его открытых огненных глазах не было никакого выражения, только раскаленный мертвый огонь, ни единой кровинки в лице, ни морщинки или пятнышка, будто идеальная голова восковой фигуры. За сантиметр до она остановила его, закрыв его красивый рот своей ладонью. Тень мучительно простонала и стала оставлять сухие поцелуи на ее руке, запястье, маленьких (сравнительно) ноготках. — Что хочет Блэр? Мучает нас, мучает! Нам так больно, все внутри горит, горит! Что хочет сокровище, что хочет наша сладкая душечка? Мы будем делать все что угодно, мы будем всем, чем угодно… — выпрашивал он, как мог, дозволения к ее блеклым вишневым губам. — Я хочу, чтобы ты был только мой. — Но как же это! — зашипел он протяжно и отчаянно. — Мы же и так принадлежим Блэр, всем нашим телом, любым телом, любой душой, живой или мертвой! Как же так, как же так… Что же еще хочет Блэр от нас? Мы же не можем дать больше, или можем? Что же теперь делать? — испуганно захлопотал он, нежно и осторожно перебирая ее пальчики в своих лапах, нервно и быстро оглядываясь. — Только не бросай нас, только не уходи! Сейчас-сейчас… Если Блэр нужно, то пусть будет больше, хочет так Блэр? Так будет достаточно? В одно мгновение вокруг них возникла еще дюжина двойников, потом еще дюжина. Они все были без масок и медленно приближались, замыкая ее в плотное, сужающееся кольцо. Почти полсотни пламенных глаз таранили ее насквозь, она чувствовала кожей жар их взглядов, их золотистых, обреченных на вечную молодость тел. Она закрыла глаза. Череда невесомых прикосновений рассыпалась по ее спине, плечам: — Хочу, чтобы остался только один, — снова распахнув глаза, она мгновенно прервала иллюзию. Перед ней снова оказалось существо в маске, полностью в черном, она сразу догадалась, что это подлинник. -Только давай теперь без фокусов, Би-Хан. Или как тебе угодно называться? — в ее голосе ощущалась насмешка, она ни то что не боялась его, она могла раздавить его одним пальцем, если бы того пожелала. — Как тебе будет угодно. Он же сказал, мы будем всем, чем захочешь. — И что теперь? — Теперь только тебе решать. Я не могу решать за тебя, как бы мне не хотелось. — Хорошо, что ты наконец-то это понял. — Что мне сделать? — Пять минут назад я сказала тебе умереть. — Если ты хочешь, я готов, — он и правда был готов. — Ты правда думаешь, я проделала весь этот путь, чтобы посмотреть, как ты тут подохнешь? По правде сказать, временами мне очень этого хотелось, но … — она вдруг изменилась в лице, ресницы ее задрожали. — Я люблю тебя. Я очень люблю тебя. Не знаю, заметил ли ты, но я готова умереть еще тысячу раз, чтобы ты заметил это. Расхожее выражение « умереть от счастья» оказалось не фигурой речи. Ему казалось, что его будто распирает горячий серебряный огонь изнутри. Любовь имеет цвет серебра, это наверняка теперь, потому что перед глазами у него стояла белесая, сверкающая муть. «Любит. Любит. Любит, любит….» повторял он про себя. Если всю эту дрянную, мрачную жизнь он влачил только для того, чтобы оказаться здесь, ради этого момента, то он готов был проживать ее вечно. Он схватил ее за руки своими цепкими когтищами: — Я отдам все, что у меня есть, я всегда буду с тобой. Я клянусь тебе. — Пока смерть не разлучит нас? — ее чистые глаза сияли в это мгновение не меньше, чем его. — Она не разлучит нас, Блэр. — Теперь я такая же, как и ты? — Да, навсегда. — Навсегда… — она слабо улыбнулась и мягко положила голову ему на грудь. — Ты сделал меня такой… Ты сделал это для меня. Получается, ты мой создатель, мой отец… — Я буду всем тебе. Братом, отцом, любовником, другом, мужем. Ее щека и ухо нагрелись от его тепла, оно проникало в нее, впитывалось в нее, как в губку. Оно больше не причиняло боли, не высасывало силы, теперь она наконец-то могла полностью его получить, теперь он мог принадлежать лишь ей. Она не хотела шевелиться, но ей не давали покоя его длинные черные, когтистые пальцы, которые он пропускал сквозь россыпь ее ледяных волос. Она схватила его за нечеловеческую руку и поцеловала кончики его ногтей, горячие безвкусные фаланги. Ему стало совсем не по себе от этого действия, он, было, поспешил найти перчатки, но она отпрянула и остановила его, пробравшись пальчиками в незащищенное пространство между его маской и воротом, что-то, похожее на молнию, пересекало его красивую одежду посередине, она нащупала замочек и стала осторожно тянуть его вниз. Аспидные, матовые, но совершенно человеческие ключицы, яремная ямка, изящные линии широкой груди, чуть впалый, узкий живот, с точеным мышечным рисунком — все было точно такое же, как и у человеческого двойника, лишь цвет и температура были иные. Она освободила его плечи и руки, выкинула ненужную тряпку в сторону и стала рассматривать его целиком. Конечно, следом должны были идти штаны, но для начала она хотела лишить его этой чертовой маски. — Блэр, неужели я тебя совсем не пугаю? — растерянно пробормотал (прошипел) он. Больше всего он боялся именно этого своего разоблачения. До сих пор это казалось ему самым затруднительным моментом в их положении, он страшно боялся, что утратив свою человеческую благообразную личину, она отвернется от него. — Я вчера убежала ночью в лес, одна, рыла могилы на ночном кладбище, чтобы найти тебя. Ты когда-нибудь был один ночью в лесу? — Он помотал головой. — А я была. Я могу тебе гарантировать, хуже этого мало что может быть, — хитро прищурившись, пыталась она его приободрить. — Ты и правда ушла ночью в лес? — Правда. Но ты не заговаривай мне зубы. — Она сделала шаг вперед и провела языком по тому месту, где должны были находиться его губы. — Теперь ты. Выбора она ему не оставила, не оставила она ему и никаких более сил претерпевать эту огненную бездну влечения к ней, то, что он мог испытывать в теперешнем своем состоянии не шло ни в какое сравнение с его бледным человеческим фальсификатом. Она уже видела тогда, в том ужасном храме, урывками, его истинный облик, но теперь, в более-менее спокойной обстановке, когда он открыл ее взору свое истинное обличие, у нее несопоставимым образом медленно прошлась обжигающая щекотка в глубине живота. Слишком впалые щеки, слишком тонкие, иссохшие губы, пугающе острые скулы, он был совершенно демоническим, невозможным, волшебным созданием и все-таки безошибочно проступали черты его прежнего, молодого, безупречного лица. Чуть поднявшись на носочках, Блэр нырнула в глубину его распахнутых век, лепестки едва розоватых губ опалили его жесткий горячий рот. Краткий поцелуй, почти невесомый, оттого маленькие искры, словно пузырьки шампанского, вспыхивали в ее голове, в груди, в пальцах. Он все еще медлил, поэтому она снова провела языком по его губам, уже настойчивее, совсем развязано и это подействовало. Ощутимо сцепив ее волосы на затылке, он прижал ее голову к своей. Мгновение, другое и они оказались в темной нише поблизости, Блэр даже не заметила этого дивного перемещения в пространстве, она тихо выдохнула, когда он усадил ее на довольно жесткую, устеленную мягким покрывалом, возвышенность, некое подобие скромного низкого ложа. -Ты на вкус как джин. Нет, скорее, самбука… После твоего поцелуя всегда холодок остается, ты знаешь? — шептала она ему на ухо, пока он, стоя перед ней на коленях между ее прекрасных, вот-вот и уже совсем голых, жемчужных ног, освобождал ее грудь от остатков бессмысленной ткани. — Нет, — прошипел автоматически он. От звука его заколдованного голоса жар из ее груди обрушился на дно живота, моментально распаляя и без того нагретое, потягивающее лоно. — Я хочу еще раз, — с силой сцепив пальчики у него на шее, она снова впилась в его губы. Он мог поклясться, что если бы не заткнул ее рот своим языком, он бы кончил минуты через две. Этот бесовский, нимфеточный шепот доводил его возбуждение до агонии. Он пока не знал, выдержит ли ее новое состояние его ласки, поэтому старался изо всех сил быть нежнее, аккуратнее с ней, больше всего он боялся причинить ей боль снова, любую. Пытался (как мог) следить за когтями, которые так и норовили вонзиться в ее мягкие, бледные грудки, шелковистые бедра, наконец-то он нашел им полезное применение, незаметно разрезав наглый, беспардонно мешающий лоскут тонких трусиков. Она растекалась в нем. Она входила в его тело, как тропическая река врывается в мрачные воды вечного океана. Всё вокруг было ей и ничего не было кроме неё. Ее ноги обвивали его бедра, она тихо стонала и только он мог распознавать эти плотоядные, истинно демонические нотки, глухо вырывающиеся из ее горячего, сладкого горлышка, куда он так отчаянно тянулся своим языком. Если бы она была еще жива, она бы давно задохнулась им, или захлебнулась им, или им же была бы отравлена, или все это одновременно, она бы даже не успела пробраться к нему в штаны, впрочем, как и теперь, но тут ей помешала более упоительная причина — подушечки его осторожных пальцев слишком сладко скользили между ее горячих ног, ее вновь ожившее тело было куда более податливо, теперь ему было гораздо легче сосредоточиться на нужных ощущениях. Она распахнула ресницы. Оргазм смешивался с ядовитым светом его глаз, будто замедленное, болезненное, сладостное удушье лишило ее воздуха на пару десятков секунд. Выдох. Снова вдох. Спирт вместо слюны, демон вместо благословленного суженного, вновь возрастающее возбуждение вместо ожидаемого расслабления, она всегда делала правильный выбор, сомнений никаких не осталось. Он подхватил ее бедра и приподнялся с ней вместе, они поменялись местами, только теперь она была сверху и лизала его плечи, шею, теперь ей хотелось его сожрать. Нужно было получить его немедленно, почувствовать нутром, раствориться в нем и его в себе растворить без остатка. Его штаны оказались более просты в использовании, чем замысловатая схема верхних замков, пара-тройка пуговичек поддались (отдались) ей с легкость и наслаждением. Она двигалась слишком медленно, он не вынес более этого садистского трения у преддверия, и, тесно обхватив ее худые ребра, продавливая ее вниз, в себя, слишком резко, чем ему хотелось бы, вошел в ее жаркую глубину. Он таял в ней, как масло, он заполнял ее тесную, шелковистую узость, безотчетно ускоряясь, почти достигая неведомого, недоступного даже ему волшебства. — Где же, где же теперь он? — слабо прошептал ему в рот ее хрипловатый голосок, спасительно замедляя скорость. Медленно откидывая ее голову назад, двойник незаметно, на коленях, уже притирался грудью к ее горячей, влажной спинке, исполняя волю своей восхитительной хозяйки. Накрыв ее приоткрытые губки своими вновь молодыми, упругими губами, пальцы его рассыпались по ее плечам, бедрам, снова выше, гладили бархат небольших, бледных сосков. Блэр разорвала поцелуй, первый раз так громко простонав, когда Нуб с силой опустил ее вниз, снова ускоряя движение. Она хотела вернуться к губам хозяина, но двойник оказался быстрее, он стиснул ее одной рукой, второй подцепил подбородок, направляя ее голову в свою сторону. Его нерасторопная кисть оказалась слишком близко, поэтому она с легкостью прикусила его пальчик, а потом за указательным в ее скользкий рот отправился средний и безымянный счастливец. Двойник, полностью синхронизированный с хозяином, сипло, учащенно задышал и Нуб смотрел, как пальцы его молодого близнеца медленно и мучительно входят в ее красный, блестящий, мокрый рот, как он прочерчивает ими скользкую дорожку вниз, как обхватывает и скользит влажной ладонью по ее твердым соскам, как она длинно и сладко посасывает дрожащие губы его двойника. На сто сорок первом содрогании он почувствовал легкие сокращения, обхватывающие по окружности его болезненно перевозбужденную плоть. Он одним движением вырвал ее из лишних когтей, двойник прошел Блэр насквозь, заполнив хозяина огнем мучительного возбуждения до краев, переливаясь за края, вытекая искрящейся пеной из всех мыслимых берегов, немыслимо растекаясь в ней горячей, отравленной, безжизненной влагой. Медленно чередующиеся волны жгучего удовольствия не принесли ей избавления, даже удовлетворение сугубо физическое она слабо ощутила только после баснословно долгого промежутка времени. И если удивительную стойкость Нуба было довольно легко списать на его метафизическую природу, то к своему телу ей предстояло еще очень долго прислушиваться. Мрак, окружающий их, не давал никакого представления о течение времени, она не знала, сколько они были вдвоем, провалившись в некое подобие сна, она снова очнулась в той же глухой темноте. Распахнув абсолютно подвижные веки, она не ощутила ни сонливости, ни усталости. Едва она успела поднять голову, из небытия тут же возникла тень, ей хватило этой пары десятков секунд в одиночестве, чтобы успеть истосковаться по нему. Если бы они были нормальными, живыми людьми, их губы должны были быть стерты в кровавые, саднящие раны, но даже намека на дискомфорт она не испытала, лишь дурманящая пыль возбуждения снова начала рассыпаться по ее телу, едва она ощутила его прикосновение. — Постой, дорогой, стой, а где Би-Хан? — испуганно отстранилась она от двойника, безошибочно различая их с закрытыми глазами, в любом их обличии. Не успел двойник разъяснительно зашипеть, как за ее спиной возник подлинник. — Я принес тебе немного одежды. Из твоей старой квартиры, — протягивая ей аккуратно сложенные вещи, Нуб точно так же жадно смотрел на свое сокровище. Он присел рядом, двойник устроился у нее в ногах, целуя прохладные, острые колени. — Я не хочу ни есть, ни пить. Я не устала. Так и должно быть? — немного помолчав, улыбнулась она, ласково рассматривая его. Он слабо кивнул. — Я останусь такой навсегда? — он снова кивнул, не в силах больше терпеть ее отсутствие в своих руках. — Ты останешься со мной навсегда? — по-детски распахнув увлажнившиеся глаза, она положила руки ему на плечи. — Пока этот мир не исчезнет. А дальше мы попадем в другой мир, — она медленно обняла его, — А ты? Ты останешься со мной навсегда? — продолжил он, ей было бы очень сложно представить, что он жаждет этого ответа куда больше, чем она его. — Ты какие-то глупости спрашиваешь, Би, — обнажив гладкие, белоснежные зубы, она посмотрела ему в огненную белую пустоту. Двойник тем временем приподнимал остатки тонкой простыни на ее бедрах, пока хозяин, так и не дождавшийся ответа, проделывал тоже самое, только сверху. Каждый раз, когда она отходила от него, когда они прощались, расставались пусть даже на считанные минуты, он повторял про себя то ее почти теперь эфемерное признание, он так жаждал снова услышать, что она любит его, что был порой на грани того, чтобы выпрашивать у нее эти слова, но страх, ледяной, гнетущий, сковывал его по рукам и ногам, затыкая рот. И теперь, когда она встала, накинув на себя первое попавшееся тонкое платьице, он со страданием во всем своем движении пытался удержать ее рядом. — Покажи мне это место, я хочу осмотреться. Где мы теперь? Ну, нет, подожди, дай мне хотя бы час, иначе это может продолжаться бесконечно, — она снова застегивала пуговички платья, смеясь, тянула его за руки, уговаривая ненадолго внести изменения в их расписание. Аскетичный быт Нуба был ею вполне одобрен. Она с удовольствием рассматривала красивое оружие, древние, великолепные книги, изучила все ходы и закоулки его диковинного жилища, он любовался каждым ее шагом, каждым поворотом изящной головки, не пропускал ни единый ее вдох, все пытаясь поверить в эту немыслимую, фантастическую явь, теперь его окружавшую. Она задавала ему тысячи вопросов и он, с наставническим наслаждением, погружал ее в новый мир. — Нужно ли нам спать? — Почти нет, душа моя. — А ты видишь сны? — Только с тобой.       Когда ушла первая эйфория и пришло более цельное понимание того, что с ней произошло, она стала подолгу задумываться, эти молчаливые минуты, когда она рассматривала свое отражение в тусклом, черном зеркале (двойник тут же организовал ей уютный (по его меркам) будуар) были особенно тягостны для Нуба. Вот сейчас, она все поймет, она ощутит весь ужас того, что он с ней сотворил и проклянет его навечно. У него сжимался желудок не меньше, чем наминальное сердце. Но она вдруг, будто читая его горькие, отчаянные мысли, разворачивалась к нему, обращая в глубины его черной души свои хрустальные, чудесные глаза: — Скажи, что это все мне не снится теперь? — Мне самому кажется, что я утонул в миражах. И снова ее прохладные губы разбегались по его телу, только в эти моменты он чувствовал подтверждение ее причастности к нему, только тогда он мог по-настоящему верить, что все это происходит с ним взаправду. — Я никогда не смогу отпустить тебя, — шептал он. — Я никогда не смогу жить без тебя, — отвечала она. Ее мысли были его мыслями, они перетекали из его тела в ее голову, разносились по венам, артериям и возвращались, обогащенные, как кислородом живая кровь, ядом голодной, безотчетной страсти. Ей не нравилась ее одежда, она совершенно не подходила этому месту и на фоне Нуба она выглядела, как ей казалось, решительно неуместно. Тень раздобыла для нее кучу разных вещиц, особенно ей приглянулось длинное, бархатное черное платье с роскошными, огромными расклешенными рукавами, которое в обычной жизни можно было надеть разве что на Хэллоуин, прикидываясь Малефисентой. Она выбрала темную кровавую помаду и Нуб (не без трусливого ужаса, который стал ему так присущ последнее время) таращился на эту новую, величественную Блэр, которая будто с каждой секундой становилась ему недоступнее. Двойник мог часами расчесывать ее длинные волосы, он украшал их дивными заколками с невероятными камнями, шпильками и гребнями, которые он доставал во всех возможных мирах. Через несколько дней, в тот момент, когда она сидела у двойника на коленях, а он мешал ей застегивать платье, Нуб, мгновенно облачившийся в стандартный доспех, возник перед ними, бессознательно пытаясь их заслонить. — Не зовешь меня в гости, сам не приходишь, я, признаться, забеспокоился, Сайбот, — льстиво осклабясь, Куан Чи, без спросу ворвавшейся к ним из небытия, бесшумно подходил к Нубу. Некромант театрально заглянул ему через плечо, через второе, пытаясь хорошенечко разглядеть новую подопечную своего призрака. Тень тут же подскочила, прижимая Блэр к своей груди, словно ребенок, защищающий любимую куклу. — Ну-ну-ну, я же только посмотреть… — фамильярно похлопав Нуба по плечу и не сводя внимательных глаз с новенькой, он подвинул призрака в сторонку и сделал шаг вперед. — Теперь понятно, отчего ты исчез. Двойник яростно зашипел, Нуб скрежетал зубами и был на грани того, чтобы перерезать чернокнижнику глотку, но силы их были не равны и он боялся, что если что-то случиться с ним, что-то случиться и с ней, посему приходилось терпеть. — Тшшш, не сердись, Сайбот, — насмешливо успокаивая двойника, Куан Чи медленно, но все же осторожно приблизился к Блэр. Она спокойно выдержала его неторопливый, мерцающий взгляд. Глаза некроманта были удивительны, они словно пронизывали ее насквозь, в них читались бессмертные туманы и загадочные глубины его непостижимой души. Что-то жадное овладело ею в этот момент, он будто сразу считал ее ощущения и улыбнулся, впрочем, едва заметно. — Какая тонкая, изумительная работа, Сайбот, — аккуратно, под злобное, нарастающее шипение, он провел ледяными пальцами по ее бархатистой щеке. — Ты превзошел себя, определенно. А ведь даже мне будет сложно проделать такую искусную работу. — Что тебе нужно? — сухо прошипел Нуб, беленея (незаметно) от ярости. — Я же сказал, только посмотреть, — снова демонстрируя жалкое подобие дружеской улыбки, некромант наконец-то покинул их. Оставлять ее здесь было теперь немыслимо.