ID работы: 8169949

Тени

Гет
NC-17
В процессе
94
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 243 страницы, 25 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
94 Нравится 290 Отзывы 21 В сборник Скачать

Глава 17.

Настройки текста
      Обойдя номер сорок шестой раз по диагонали и периметру, почти уже вычислив его площадь, Блэр обессилено упала на кровать. Тревога отнимала силы слишком быстро и слишком много. У нее опустились руки, она была заперта в клетке. Чувство голода вроде бы притихло, притупилось, правда легче от этого не стало ничуть, наоборот, она с ужасом вслушивалась в свое тело, шарахаясь от малейшего отзвука внутренних движений. Она зря отпустила Би-Хана одного, нужно было настоять, пойти вместе, или не пустить вовсе. С другой стороны он был мало того, что значительно старше, опытнее, сильнее и лучшее нее знал, что такое Куан Чи, он еще был вовсе не дураком. Он, кончено, бывал наивен и инфантилен, но это все была напускная, деланная манера, ему просто нравилось разыгрывать и эту свою сторону характера; Би-Хан был хитер может быть и не меньше, чем чернокнижник. Он, и правда, не читал столько, сколько она, не знал столько композиторов и историю мирового искусства, но иногда выдавал поразительно верные и неглупые мысли. Его внешняя благообразная шкурка и новое пристрастие к несколько эпатажному буржуазному шику сильно пудрили мозги наблюдателям. Она уже не раз становилась свидетельницей того, как женщины разглядывали ее любовника (неужели же теперь мужа?), как кусок роскошного аппетитного мяса и принимали за полного кретина. Особенно он любил ломаться в ресторане или магазине, если рядом были официантки или что угодно женского пола (впрочем, не брезговал он и мужским вниманием). Как неразумному дитяти ему рассказывали, какое вино лучше к птице, а какое к морепродуктам, а он хлопам огромными красивыми ресницами и указывал длинным изящным пальцем всегда в самое безобразное сочетание вариантов, умиляя доверчивых работниц. И Блэр, и ему нравилась эта игра, им обоим нравилось дурить людей, в такие моменты он заговорщически улыбался улыбкой, понятной одной ей, и она едва сдерживала хохот, исправно подыгрывая. Также она иногда совершенно отчетливо понимала, что игра эта нравится ей еще и потому, что хочет она его еще и совершенно каким-то материальным, алчным образом, как хочется иной раз дорогущую безделушку с бронированной витрины. Чтобы все подохли от зависти. И с этой ролью он прекрасно справлялся. Это существо умело выживать куда лучше, чем она. Он почти полвека как-то справлялся без нее, не имело ни малейшего смысла переживать и заламывать руки, он мог о себе позаботиться. Она снова тяжело выдохнула, шмыгая заложенным плаксивым носом. А вот о себе ей позаботиться стоило. Она нервно теребила амулет на шее. Шел второй час с того момента, как Би-Хан отправился за ответами, сильно стемнело, она бесполезно маялась и прозябала в тревоге. Острые углы амулета кололи пальцы, ее вдруг будто осенило. Она еще ни разу не пользовалась этим своим подарком. Подскочив, она отчаянно начала вспоминать, как он работал, Нуб тогда все подробно ей рассказал, и они даже вместе опробовали. Память была на ее стороне. Блэр произнесла несколько нужных слов, и он блекло засиял. Все-таки у нее был тот, к кому она еще могла пойти, кто мог ее выслушать. В номере от нее осталась лишь слабая дымка. Равновесие ее подвело, но зато не подвела кушетка Грандмастера в его гостиной, на которую она с разгону и плюхнулась, благо никто не двигал мебель. Солнце разливалось на свежевымытом полу, пахло мокрой тряпкой и досками, видимо, Хико только закончила уборку, здесь еще была середина дня. Блэр решила ждать тут, это было наиболее уместно, если что-то вообще могло быть уместно в ее случае. Она хотела сначала переместиться в его спальню, но это было слишком уж непочтительно, перемещаться же сразу в гостиную было опасно, но ей повезло, тем более она примерно знала, когда в доме никого не бывает. Она села прямо и смотрела перед собой в окно, сложив руки на коленях. Он приходил обычно к обеду, она успела вовремя. Она, конечно, трусила, но к удивлению своему совсем немного, в ней было куда больше нетерпения и жажды снова его увидеть, он был второй человек во всем в мире, кто знал ее историю. Она смотрела на стол, на полки и шкаф, на солнце, проходящее сквозь плотные шторы и ощущение времени стиралось, будто бы она вышла из этой комнаты только вчера. Тихий гул легких шагов, кряхтение дверной ручки, он вошел. Она застыла, сглотнув. Не пройдя и метра, Лиенг замер. Он видел ее спину и немного профиля, и сердце его падало и билось, снова и снова. Оказалось, разбить сердце можно ни единожды, и даже разбившись сотню раз, боль не становилась привычнее, не притуплялась с опытом падения и смерти. Она уже достаточно смалодушничала, позволить себе и дальше бессовестно трусить и ждать, когда он первый заговорит, было уже сверх возможной меры. Она разворачивалась к нему, поднималась с кушетки, она страдала, сгорала от стыда, от вины, она все это заслужила. — Я совершенно пойму, если ты прогонишь меня. Так мне и надо. Но я хочу, чтобы ты знал, я каждый день думала о тебе, о том, как подло я сбежала, как подло не давала о себе знать. Сплошь белая, совершенно удрученная, она сдавленно произнесла эти слова и, набравшись мужества, заглянула ему в глаза. Он заслуживал хотя бы этого. — Ты счастлива теперь? — голос его прозвучал удивительно мягко, без тени обиды, без злобы или сарказма. Услышав эту забытую интонацию, у нее почти выступили слезы. Невозможно было даже приблизительно ответить на его вопрос. У нее опустились плечи. Она чуть отвернула голову и снова села на кушетку, замерев. Он медленно подошел ближе, рассматривая ее, присматриваясь лучше, вглядываясь в ее мраморное, все-таки какое-то новое, удивительное лицо. Он и не пытался сдержать улыбку, разбившись, его сердце будто избавилось от корки льда, сковавшего его, казалось, намертво, и теперь оно снова зашумело, забилось, оттаяло. Лиенг присел рядом и осторожно прикоснулся к ее волосам, самыми подушечками. Обернувшись к нему, она будто кадрами на длинной темной пленке видела негатив ее уже невозможной, несбыточной жизни. Теперь она понимала, что значили тогда его слова: «Жить по-другому». Она быстрым движением чуть притянула его к себе и обняла, щекой ощущая прохладу его гладких волос. Сотни мыслей, тысячи слов томились у нее в голове, в теле, но если бы она открыла рот, они бы разом хлынули оттуда потоками неразборчивых, скомканных стонов. — Если бы ты только знал, если бы ты знал. — Ну, я догадываюсь, в целом, но ты все равно расскажи, — нежно гладил он ее спинку. Свирепое лицо Хико ни разу не обратилось к гостье, пока она разливала им горячий, ароматный чай. Блэр быстро повеселела, согрелась, но ни столько от чая, сколько от теплоты голоса Грандмастера, его ласкового, доброго лица. Она потихоньку начала свою историю, с того момента, как выбежала одна в ту стылую ночь. Она лишь теперь осознала в полной мере, что действительно скучала по нему, слишком много их связывало, он был дорог ей, он был ей нужен, в мире осталось лишь только два существа, которым она могла довериться, и только один был живым — последняя подлинная связь с человеческим миром. — Ого, даже так? Прямо с настоящим священником? — вскинул брови Лиенг и прихмыкнул. — Впрочем, я не удивлен, это в его духе, ему всегда нравилось производить впечатление, но он это делал так естественно, так небрежно, что эффект, разумеется, был чрезвычайный. Ну что же, тогда я тебя поздравляю, Блэр. Ты теперь кто мне? Как это называется? Сноха? — Боже, прекрати, как отвратительно, — расхохоталась она. — А что? Ничего не поделаешь — сноха. — Фу, просто безобразно! Да и это так, больше для красоты, ну, в смысле, это просто красивая церемония. Мы в бога-то с ним даже не верим… — уже чуть более печально ответила она. — А если бы верила, пришла бы ко мне? — он вдруг серьезно на нее посмотрел, с его лица ушла любая игривость. Она с минуту молчала. Вопрос был ей понятен именно в той глубине, какую он содержал в себе на самом деле. Она хотела хорошо сформулировать, это была очень тонкая грань, балансировать едва удавалось. — Послушай, я тебе сказала как-то давно, скажу и сейчас: я ни о чем не жалею. Не считаю ни ошибкой, ни случайностью и если ты, вдруг, думаешь, что я отнеслась к тебе, как к перевалочному пункту, временному профилю в системе, то ты чудовищно далек от правды. Да, я бы пришла, если хочешь прямой ответ. — Ты только ему не говори, что сегодня приходила сюда, — слабая улыбка снова преобразила его лицо. Он не знал, радоваться ему этому ответу, или же он выпил яд с отсроченным действием, но он не мог проигнорировать, что с груди его приподняли громадный камень. — Конечно я скажу. Как я могу не сказать? — удивилась она. — Тогда нам лучше устроить обильное прощание, в живых он меня точно не оставит после такого, — хохотнул он. — Да ну, брось, — она помотала головой. — Ты разве еще не ощутила, до чего это эгоистичное, жадное, своенравное и властное существо? Уверен, он ни на грамм не переменился, — улыбался Лиенг. — Не более, чем я. — Вот увидишь, как только ты ему скажешь, что была здесь, он побелеет от ревности и ярости. Нет, нет, ты не подумай, я не против когда-нибудь умереть, да и мне самому любопытно его теперь увидеть, — он продолжал веселиться, — я просто не хочу, чтобы у тебя были лишние проблемы из-за этого. — Но я не могу ему врать. Тем более мы просто поговорили, — она вдруг быстро отвернула голову в сторону. — Это просто совет человека, который знал твоего мужа больше тридцати лет, — он еще пытался быть веселым, только слова теперь давались ему все больше через силу. — Ну, прекрати, не называй его так при мне, это звучит как статья, — поморщилась она и снова прыснула со смеху. — Неужели ты никогда не хотела замуж? — Более того, я была уверена, что никогда не вступлю в официальный брак. — Почему? — Все те связи. Гм… Мужчины, скажем, которые у меня были, те, что задерживались подольше, поначалу, конечно, делали вид, что понимают меня, даже всячески мне поддакивали, вторили, но через пару лет всё, знаешь, скатывалось в обычную бытовую историю. Я даже верила им, они и сами себе верили, но потом обнаруживалось, что я, оказывается, думаю только о себе, потому что не хотела переезжать к ним насовсем, не хотела продавать свою квартиру и вкладываться в совместное жилье, потому что могла до утра записывать музыку, не хотела входить в их режим, потому что не любила их тупых друзей, потому что ненавидела ездить к их родителям и торчать на мудацких днях рождениях и именинах, да потому что я могу до вечера на самом деле перечислять, — она подошла к окну. — Меня все устраивало, Блэр. Он тоже встал и тихо приблизился к ней. Он не мог дать себе отчет, зачем он все это говорил, для чего, на что он надеялся. Да и не надеялся он вовсе, если не считать ту надежду, которая умирает в сердце идиота последней, но это не была какая-то острая, свежая надежда, это была его перманентная, затхлая вера. — Поэтому я тогда и решила остаться. — Ты можешь остаться в любой момент. — Ты не представляешь, что это значит для меня. Я не смогу выразить тебе свою благодарность так, как положено, как ты этого заслуживаешь, но я хотя бы озвучу ее, — она полностью развернулась к нему и смотрела прямо, не прячась, не увиливая. — Но ты знаешь, я не останусь. Я тебе не врала и сейчас не буду. — И я тебе благодарен за это, хоть и слышать такую правду все равно, что вводить нож себе под ребра. — Я клянусь, если бы я могла сделать тебя счастливым, или хотя бы не причинять боли, я бы ни секунды не медлила. — Ты можешь, — он почти невесомо дотронулся пальцами до ее запястья. Она тут же убрала руку назад. — Я бы смогла. Только если бы его не было. Ты должен знать — я не могу дышать без него. Он моя кровь, моя плоть, моя душа. Он — это я. Он моя худшая версия, моя лучшая версия. Когда я вижу его, я живу. Я умерла ради него, я умру ради него, для него, за него. Я говорю для тебя чудовищные вещи, но ты должен услышать правду. Чтобы жить дальше. Ты мне нужен, Куай, чертовский нужен, но я готова к тому, что ты будешь проклинать меня теперь до конца дней. Он прикрыл веки. Его немного шатало и воздух куда-то исчез, совсем. Он не мог сделать вдох, даже когда его били коленом в живот, с этим как-то еще можно было справиться, перетерпеть. Он же сам сейчас зачем-то вырыл себе могилу, хотя сдохнуть теперь было бы просто спасением. Он никогда не умел держать язык за зубами тогда, когда нужно, столько, сколько потребуется, в отличие от Би-Хана, господи, он даже теперь сопоставлял себя с ним, даже в эту минуту… Он был полным глупцом и поделом, поделом ему было: — Блэр, прости. У меня, видимо, какое-то помутнение… Не знаю, что вдруг нашло, я так давно тебя не видел… — он потер глаза и лицо. — Просить прощения нужно мне. Ладно. Я пойду, я только расстроила тебя, толку от меня… — Стой! Ты же больше не исчезнешь, как тогда? Ты же еще придешь ко мне? — он вдруг испуганно встрепенулся, схватив ее за руки. Она была так тронута его беспокойством, его участием, его неравнодушием, что у нее увлажнились глаза: — Что еще за вопросы? Разумеется, приду, Грандмастер, куда я денусь? — она сердечно ему улыбалась и пожала его теплые пальцы. — И все-таки я бы не стал ему рассказывать… — Кстати, на счет этого… Я не говорила ему про наше… Ну, прошлое… Ты понял. В общем, в любом случае, пусть лучше так и остается, это ему знать не нужно… — Я не самоубийца, Блэр, — хмыкнул он, впрочем, не без улыбки.

***

Вернувшись в номер, она обнаружила, что Нуб еще не вернулся, что было скорее плюсом, хоть и тревожиться она стала за него еще сильнее. Она наконец-то спокойно легла на кровать и удобно просунула одеяло между ног. Выдохнув, тело будто обрело легкость, у нее даже голова как-то очистилась, рассказывая Лиенгу о своих последних месяцах жизни, она будто бы подспудно сама структурировала события в памяти, теперь их можно было утрясти, переварить, окончательно осознать, даже смириться. Навестить его было правильным, даже мудрым решением. Она не ошиблась, он в очередной раз вытащил ее из надвигающейся бездны, а она даже не отблагодарила его по-человечески, нужно было хоть бы даже какие-то конфеты, что ли, принести, или бутылку вина, хоть что-то же притащить, а она снова ввалилась… Она тихо шлепнула себя по лбу: «Балбеска. Невежда». Пришлось долго подключаться к вай-фаю, она решила, что закажет Грандмастеру самый большой букет белоснежных лилий, поприличнее, пусть запоздало, но лучше поздно, чем вконец невоспитанно. Вдруг в ванне зажегся свет (сработал датчик движения), она встрепенулась и подскочила. — Би? — Пару секунд, любовь моя, я поцарапал лоб, — тихо подхихикивая, Нуб вертел головой перед зеркалом и изучал свой урон, — я думал, что ты спишь. Блэр видела кусок его спины через дверной проем и длинную тень в коридоре. — Такая глупость, я поправлял челку и полоснул ногтем лоб, у меня даже кровь шла! — он высунулся из ванны, демонстрируя мизерную царапину на безупречной матовой коже.— Вот интересно, как теперь заживет… Как ты думаешь, останется шрам? — Твои когти давно надо отстричь, Би. Ты как беркут. Все на них пялятся. — А мне они нравятся. Это так удобно. И красиво. Разве же не красиво? — выключив воду, он исчез из ванны и тут же возник рядом с ней в кровати. Он всегда предпочитал именно те способы передвижения, которые были максимально экономичны в расходе собственной энергии. — Би, ты меня задушишь! Хватит меня тискать, ты очень тяжелый! — тихо смеясь, она пыталась освободиться из его цепких лап. С каждым днем он становился все более ласков с ней, словно освобождался от сковывающей его скорлупы. Если раньше он с видимым усилием проявлял нежность, то сейчас он иной раз мог даже дурачиться, приставать, теребить и щекотать. — Ты повеселела, душа моя, тебе лучше? — выпустив ее на волю, он гладил ее белые щечки внешней стороной пальцев. Она молча кивнула. Она не знала, как лучше рассказать, с чего начать. — Я был уверен. В книгах пока ничего не нашел, но там такая гора, неделя нужна только на то, чтобы их все перебрать и оставить подходящие. Но гарантирую, всё это ерунда и ты не должна беспокоиться, — он притянул к губам ее ручку и стал осыпать ее поцелуями со всех возможных сторон. — Царапина совсем маленькая. Но тебе даже идет, — она слабо улыбнулась. Он поднялся к ее шейке, тут уже она не выдержала, либо сейчас, либо он ее снова вовлечет в свой жаркий дурман и уж после ей будет еще сложнее решиться. — Би. Слушай. Подожди, пожалуйста, — она чуть выползла из-под него ближе к изголовью, пытаясь сесть, — Можно я тебе кое-что скажу? — То есть когда-то было нельзя? — шутливо ответил он, все же не прекращая попыток. — Ну, стой. Подожди, Би, не кусайся! Сядь, ну сядь, пожалуйста. — Сел. Она невольно отвернула голову к окну. Разом вышибло все слова. Снова повернулась, лицо его было довольно приветливо в эту минуту, глаза смотрели все-таки больше с интересом, а не с пренебрежением, как обычно. В общем-то, это было и правда, отчасти, свойством формы этих глаз, а не настоящим пренебрежением (по крайней мере, в ее адрес), она уже даже почти привыкла, но все-таки сейчас ее очень воодушевляло их заинтересованное выражение: — Би. Я немного тоже отсутствовала, пока тебя не было… — вяло и как-то смазано начала она, отвлеченно улыбаясь. — Что еще такое? Снова мясная история? Ты знаешь, что есть мясо не этично? — Би! Ну хватит! Ты обещал не издеваться… — буркнула она, хмыкнув. — Молчу, молчу. — На самом деле я была в гостях… — она снова отвернула личико и, помолчав, добавила, — у твоего брата. Она разделяла мнение Лиенга о возможной реакции Нуба, поэтому, когда она осторожно взглянула на него, то удивление ее сильным не оказалось. Вся гамма отвращения, ледяного высокомерия и злости была сосредоточена на этом красивом, жестоком лице. Он будто бы и правда начал белеть. — Би… Ну не молчи. Мне было нужно с кем-то поговорить, — она старалась говорить ровно, но голос ее звучал предательски виновато. — С ним? Не со мной? — Би… — То есть ты предпочла говорить с ним? — он отчеканивал каждое слово, беленея с каждой секундой вдвое. — Никто другой не подошел, только он? — Би. — Почему ты не хотела поговорить со мной? Чем я хуже, твою мать, чем я хуже него? Какого черта, Блэр? — он медленно поднялся, но было видно, что его всего колотит от бешенства. Он таранил ее огненными глазами, от его взгляда приходилось уворачиваться, словно от пуль. — Он друг… — Я знаю, какой он друг, — оборвал ее он, злобно зашипев. — Блэр, я твой друг, я, только я. Почему тебе меня не хватает? Что он дает тебе такого, чего не даю я? — он опустился на краешек кровати и стал тереть виски. Она не знала, как подступиться, он так страдал, что она боялась приблизиться, она бы не пережила, если бы он ее оттолкнул от себя. — Ну, что ты, Би. Я просто, понимаешь, я хотела кому-то высказаться, понимаешь. Кому-то третьему, то есть стороннему человеку… Ты не понял. Все понял не так опять. Би, пожалуйста… Ты самый лучший, самый лучший, я не могу видеть тебя таким… — она еще все как-то мямлила, что вовсе не играло ей на руку, она возненавидела себя, свой голос, свое жалкое поведение. Она боязливо протянула к нему ручку, но не решилась дотронуться. Со второго раза она все-таки смогла прикоснуться к его жесткому, обездвиженному плечу. Он даже не шелохнулся. Он застыл. Она стала бережно, очень аккуратно его поглаживать. Сквозь ткань одежды она чувствовала тепло его тела, она обожала каждый его сантиметр, каждую его каплю. Увидев, что он не сопротивляется, она набралась смелости и прильнула к нему всем телом, стала тереться щекой сначала о плечо, затем осторожно подползла к уху и зарылась носом в душистый шелк волос, жалобно поскуливая. Она немного ошиблась в расчетах, не злость (злость там была какая-то фоновая, статичная), а глубокий страх, подгоняемый дикой ревностью, опалял его внутренности, испарял кровь, коптил сердце до черноты. Нет-нет, да как-нибудь, изредка, ненароком, младший, словно крохотный заусенец, царапал в самый неподходящий момент, и откусить не откусишь — слишком короткий, соскальзывает с зубов, но раздражает неимоверно, грозясь в будущем разрастись в полную свою величину. Это немое присутствие Лиенга в их судьбе было невыносимо более, теперь он еще пытался пробраться в их повседневную жизнь. Дружеское плечо, видите ли. Какой услужливый добряк. Нуб, было, вскочил, взбесившись с новой силой, но вовремя опомнился, заметив наконец-то нежные объятия Блэр. Он не мог на нее долго сердиться, он слишком боялся, поэтому, повернувшись, он взял обе ее холодные ручки и по очереди поцеловал каждую. Опалив ее лобик сухими, жаркими и молчаливыми губами, он поднялся. — Куда ты? — испуганно дернулась она за ним. — Навестить братика, — саркастично и ядовито процедил он. Она даже не успела открыть рот, он снова исчез.

***

Черный лес встретил его с тем же равнодушием, что и дюжину лет назад. Даже бревно через ручей было повалено в том же месте и почти не рассохлось, заросло, правда, немного. Лес, казалось, был вечен. Впрочем, Нуб тоже не переменился с их последней встречи и так же не питал к нему никаких нежных чувств. Он немного прошелся по знакомой тропинке, вверх ручья, и вовсе не из ностальгических поползновений, а лишь для того, чтобы остыть и собраться с мыслями. Он ненавидел Черный лес, в детстве он боялся его сумеречного спокойствия и мрака, а их туда только и гоняли, и не иначе как под закат, иногда в какую-то несусветную рань (тоже в черноте), и он спотыкался, ветки саднили… Он с отвращением поморщился. И снова темнело, лес словно нарочно пытался изгнать это инородное тело из своего могучего организма, скорее подталкивая Нуба вперед. Через пять минут стали проглядываться мрачные, сплошные стены Лин Куэй, он остановился. Тягостное, мрачное волнение заныло где-то в груди, как же он долго здесь не был. До чего ненавистны были ему эти стены, на их фоне лес уже казался уютным сквером у дома. Нечего было растягивать удовольствие, но не стучать же ему в главные ворота? Он злобно ухмыльнулся и снова растворился в тенях. Небольшая площадка перед домом Грандмастера была географическим центром Лин Куэй, лучшего места было не сыскать для его впечатляющего появления. Удерживая себя в полупространстве, он тут же привлек внимание бдительных обитателей, создавая вокруг себя черное, дымчатое марево. Еще даже не успев воплотиться окончательно, он уже оказался в плотном кольце воинов, направляющих на него сотни копий, мечей и катан. Он театрально поднял руки, демонстрируя полную безоружность, и смеялся, кружась вокруг своей оси, сверкая чудесными волчьими зубами. Все таращились на него в диком недоумении, перешептывались, те, что постарше, видимо, узнавали его, по кругу стало разбегаться его имя, но никто не осмеливался с ним заговорить, он был словно пришелец. Гул и хор шепота стали предельны, кто-то наконец-то додумался вызвать Грандмастера. Началась толкотня, некоторые поднимали оружие, но опускали опять под нарастающий гомон и шуршащее смятение. Никто толком не смог объяснить Лиенгу, что стряслось, он неторопливо, со скучающим видом вышел из дома в сопровождении четырех воинов. Все шли вперед, к площадке, он один замер. Закатные лучи подсвечивали сталь клинков, волосы и кожу Би-Хана и он сиял в залпах золотого свечения, словно огненный бог, спустившийся с неведомого Олимпа. Лиенг был заворожен, заколдован этим зрелищем. Он с трудом моргал, смахивая жгучую влагу с оторопелых глаз. Это было как чудо, если кто-то ждал, что Бог снова снизойдет к низам, к земным червякам, то это было как раз в этот момент. Он смотрел, смотрел, и время обращалось вспять, и снова он был маленьким, робким Куаем, который был слепо влюблен в своего великолепного брата, а тот лишь смеялся над ним, над всеми ними, и был недосягаем, как пленительный пустынный мираж. Би-Хан не сразу заметил брата, но едва их взгляды столкнулись, он, не растерявшись ни единой своей клеткой, вскинул вверх брови, очень плавно и пружинисто, вторя им своими длинными, почти женскими ресницами (особое очарование его лица), и так же плавно растянул губы в улыбке, схожей на ту, которой либо обольщают намертво, либо уничтожают презрением. Лиенг был слишком парализован восторгом, ужасом и благоговением, чтобы обомлеть еще сильнее. Все замерли в ожидании, даже шепот унялся, все смотрели на Грандмастера и требовали его вмешательства, его слова, а он все стоял и стоял, не издавая ни звука, даже не дыша вовсе. «Это он, неужели он…» — автоматически повторял про себя Лиенг, не замечая того, что стоит столбом уже какое-то неприличное количество времени. Не выдержав бездействия мастера, какой-то его подручный осторожно, несколько согбенно и услужливо подполз к нему поближе и что-то шепнул на ухо, видимо, призывая хотя бы к какой-то реакции. Грандмастер как-то отрешенно, не видя ничего вовсе, оглянулся по сторонам, было, сделал шаг вперед, но остановился в полушаге, взмахнул ледяной рукой, отдавая приказ расступиться и опустить оружие. Би-Хан манерно развел руками, выражая воинам свое насмешливое сожаление и, как ни в чем не бывало, двинулся вперед, прямо на брата, не спуская с него своих неподвижных глаз. Поравнявшись с ним, он встал прямо напротив него, не дальше чем в метре и продолжил свое настойчивое зрительное зондирование. Они были точь-в-точь одного роста, однотипного телосложения и если бы не вопиющая для этого места одежда старшего, то со спины их действительно сходу можно было бы признать за братьев. Лиенг ощущал, что его начинает вести в сторону, ему было необходимо опереться на что-то, но он не мог оторваться от этого лица перед собой. Сглотнув, он неловко указал брату на дверь, приглашая его войти. Би-Хан также молча последовал в указанном направлении, оставляя позади себя ошалелые, недоумевающие взгляды и вновь нарастающих гул. Дверь неожиданно громко захлопнулась, Нуб развернулся на грохот. Они остались вдвоем, в сгущающемся мраке вечернего зала. — Ты мог бы хотя бы сменить мебель. Господи, ты даже папашин комод не выбросил? — насмешливо фыркая и оглядываясь по сторонам, Нуб проводил инвентаризацию до боли, до тошноты знакомой гостиной (где, как ни странно, и правда принимали посетителей). Лиенг онемел до того, что не чувствовал своего языка, он почти не разбирал слов, он лишь жадно улавливал этот невозможный, нестерпимый голос. — Надеюсь, ты хотя бы не спишь в его спальне? Что это еще? — вальяжно прогуливаясь к письменному столу, он заинтересовался небольшим, прозрачным предметом на нем, — И до сих пор хранишь этот идиотский трофей? (посеребренная награда Би-Хана в виде красивого ледяного кристалла за то, что тот стал самым молодым криомантом в клане. Лиенг безумно гордился. До сих пор). — Что за дурацкая сентиментальность, Куай? Можно я это выкину уже наконец? Это вообще моё, — хохотнув, он, было, потянулся за кристаллом, но в это мгновение его за долю секунды притянули к себе очень сильные руки Грандмастера. Это был один из тех моментов, что можно посчитать на пальцах одной руки, когда Нуба действительно застали врасплох. Лиенг так крепко сжал его в своих объятиях, что у старшего чуть кости не захрустели. Он сначала немного оцепенел, слегка возмущенно, он был настроен на другое развитие вечера, но никуда нельзя было деться от того, что это был его единственный брат. Как бы сильно он не был зол, как бы яростно он не ревновал и не раздражался, он не мог просто выкинуть тот факт, что не видел Куая больше десяти лет. У него сжалось сердце, он часто моргал, силясь унять резь в глазах. — Би-Хан, неужели это действительно ты? — выпустив его, полушептал Лиенг, бешено его рассматривая с ног до головы. — Ты точно такой же, каким я тебя запомнил, как же это возможно? — А вот ты заметно постарел, — снова усмехнулся Нуб, но его голосу уже не хватало твердости. Будто пропустив мимо ушей, Лиенг продолжал ошарашено таращиться на брата. Он был предельно счастлив, предельно шокирован, он не мог насмотреться, налюбоваться им. Он прекрасно помнил, какое восхищение и трепет вызывал у него старший, но эти воспоминания не шли ни в какое сравнение с реальными его чувствами. Перед его глазами был не просто его обожаемый брат, это была легенда, это был его идол, его самая огромная любовь и мечта. Ни разу в жизни он больше не встречал существа, подобного ему. — Как же это странно. До чего странно мне видеть тебя таким, Би-Хан… Ты будто время уничтожил, стёр. И я снова будто попал в младшую группу, хотя так просился с тобой. Мне кажется, я даже ростом стал ниже тебя, — отрешенно улыбался он. — Пфф. Ну как же. Хотя, может быть ты немного и усох, — с насмешкой продолжал фыркать Нуб, — Ну, и каково это быть аж целым Грандмастером Лин Куэй? — Я уже так привык, что даже не вспомню, когда стал им… Я был уверен всегда, что Грандмастером можешь быть только ты. — Господь миловал. — Ты совершенно не переменился… — шире улыбнулся Лиенг, обнажая такие же острые зубы. — Да ты хоть сядь, что ли… Садись же, я сейчас… Хико! — выкрикнул он, — Быстрее принеси сюда… Что-нибудь. Я не знаю. В общем быстрее! — Какой же ты барахольщик, Куай. Эту бабкину кушетку нужно было выкинуть, когда еще дед был жив. Тут даже пружина так и торчит! — помотав головой, он, демонстрируя полнейшую брезгливость, аккуратно усадил себя на самое приемлемое (по своему вкусу) место и закинул ногу на ногу. — Ты даже помнишь, чья она? — Лиенг обошел кушетку по кругу, не отрывая глаз от брата и с трудом смог себя усадить в кресло перед ним. — С чего бы мне не помнить? Но откуда такая тяга к рухляди и ностальгии? Грандмастер, ты скоро станешь как наш дед, ей богу. В комнату торопливо вошла Хико. Но едва она приблизилась к кофейному столику, чтобы поставить два ароматных чайника, поднос с треском шлепнулся на столешницу, благо увидела она Би-Хана почти в самом конце, только чашки немного подпрыгнули. Она испуганно прижала руки к груди и отпрыгнула метра на полтора назад, не меньше. Она была влюблена в него, наверное, с тех пор, как только пришла в этот дом, когда тот был еще маленьким мальчиком. Она пребывала в таком диком ужасе, что когда Би-Хан игриво к ней обратился, у нее невольно открылся рот. — Хико, какая ты шустрая до сих пор, ты посмотри. Ты почти и не изменилась. Ты кстати хорошо выглядишь. Грандмастер тебя не сильно мучает своим занудством? Уверен, изрядно. Хико, словно напуганный зверек, с мольбой повернулась к Лиенгу, тот лишь слабо улыбнулся. С тех пор, как старшего не стало, Хико полностью сконцентрировала свое обожание на Грандмастере. Вся эта ситуация до того ее перепугала, до того она растерялась, что ничего не смогла выговорить, молча шевелила блеклыми маленькими губами, словно тупая рыба. Устыдившись своей нерасторопности и замешательству, она пошла красными пятнами и бросилась вон из гостиной, подхватывая фартук, под тихий беззлобный смех обоих. — Ты ее смутил, Би-Хан. Она так сильно страдала первое время, когда тебя не стало, — он разливал чай в чашки. — А потом, уверен, переключилась на тебя, — перекинув ногу, хмыкнул Нуб. — Она, знаешь, умеет приспосабливаться к чему угодно, я всегда поражался этой ее живучести, кажется, ее ничто не может сломить. Я иногда завидую ей. Есть такие женщины, очень сильные, или, как бы это сказать лучше, непробиваемые что ли, просто металлической закалки. Мама была совершенно другой… — Принеси фотографию мамы. Лиенг быстро вернулся со снимком. Он смотрел поочередно на снимок, на брата, снова на снимок и протянул его Би-Хану: — Ты просто безумно похож на нее. Ты хоть помнишь, как она любила тебя? — Кто-то же должен был, — Нуб ядовито ухмыльнулся, но руки его чуть дрожали, пока он рассматривал фотографию. — Все только и делали, что обожали и носились с добрым и покладистым маленьким Куаем. Даже подарков тебе дарили больше. — А тебе чаще, — снова усаживаясь в кресло, удивленно парировал Лиенг. — Зато быстро прекратили. — Зато потом это стали делать все женщины, которых ты знал, — улыбнулся младший. Нуб вдруг поднял глаза на Лиенга, с лица его исчезла насмешка, он побелел. — Ладно. Не смотри так на меня, Би-Хан. Я знаю, ты явился сюда не ради меня, не для того, чтобы распивать со мной чай и травить байки. Хотя, знаешь, мог бы и навестить… Почему ты ни разу не пришел ко мне? Ты хотя бы можешь представить себе, что со мной было, когда … — он с тоской посмотрел ему в глаза. — Ты никогда меня не любил. Никогда. Но почему? — А с чего ты это взял? — Нуб чуть приподнял брови. Лиенг оторопел. — Да я землю был готов есть, чтобы получить твое расположение, твое одобрение. А ты был так отстранен, так холоден… — Я со всеми был холоден, — отрезал Нуб. — И тебе это прощали… Тебе все прощали, тебе все было дозволено. — Какая чушь. Тебя даже отец пальцем ни разу не тронул. — Он ударил тебя один раз и то, когда ты кричал, что подожжешь Лин Куэй и сбежишь, — Лиенг не смог сдержать улыбки. — Не один раз. — Ты никогда не рассказывал о других. Я не знал. — Он немного помолчал, — Но тогда, согласись, ты наговорил лишнего, тем более ты выкрикивал это при старейшинах и гостях. — Господи, Куай, ты до сих пор защищаешь этого старого ублюдка? Как вообще можно ударить своего ребенка? Ты в своем уме? — Нуб злобно и возмущенно нахмурился. — Мне было десять! У меня чуть зубы не вылетели от его оплеухи, я тогда месяц ходил с синяком на половину лица. Если бы мама была жива, она бы разорвала его зубами. — Уверен, что так бы оно и было. Впрочем, я согласен с тобой. Ты был не единственный, кто почувствовал облегчение, когда он умер… Но давай не будем больше об этом… — Да, уверен, что у тебя припасены для меня темы поинтереснее, — огрызнулся Би-Хан, снова выходя из себя. — Если желаешь, — спокойно ответил Грандмастер. — Я желаю, чтобы ты больше никогда не разговаривал с Блэр. Никогда — это значит вообще никогда, ни при каких обстоятельствах, ты внимательно слушаешь, что я тебе говорю? Какого вообще хера? Что это еще за дружеские посиделки? Я прекрасно знаю, как ты всегда дружил с моими бывшими. Теперь ты решил отхватить свежий кусок? Прекрати зариться на мое. Черт тебя, дери, Куай, сколько прошло лет, а ты до сих пор таскаешься за моими девками? — Бывшими, заметь, — также спокойно подметил Грандмастер. — Вот именно! Блэр — это другое. Это то, что никогда не попадет к тебе в руки, я лучше сдохну, но не позволю тебе даже попытаться ее переманить. Я прекрасно знаю, как умело ты можешь манипулировать людьми, но я обещаю тебе, я тебе руки вырву, если ты хотя бы пальцем к ней прикоснешься еще раз. Лиенг молча выдохнул и начал отпивать из чашки. — Я жду, — Нуб до того озверел от этой его реакции, что его глаза едва пламенем не забелели. — А что ты хочешь, чтобы я ответил? Ты, в общем-то, озвучил правду. Так было всегда. Я любил все, что любил ты, что нравилось тебе. Я не знаю, почему это так работает, Би-Хан, но это факт. Ты не зря ревнуешь. Только что теперь уже поделать? — Ты рехнулся, Куай? — сквозь зубы процедил Нуб. — Я тебе убью, честное слово, если ты это не прекратишь. — Тогда можешь приступить прямо сейчас. Если получится, кончено, — он даже чуть ему подмигнул. — Либо научи меня, как можно вырвать кого-то из сердца. Это было сверх возможной меры. Нуб поднялся, не чувствия, правда, ни ног, ни рук. У него бы кровь носом пошла, будь он слегка поживее. Он почувствовал, что голова у него будто сжималась, все вокруг начало кружиться. Было ни то что не до расправы, он от ярости и негодования даже стоять толком не мог. Он снова рухнул на кушетку. Лиенг продолжал отпивать из чашки, как ни в чем не бывало, пока Нуб тер глаза и виски, силясь не разойтись по швам. — Ты хотя бы понимаешь до чего это унизительно, до чего гадко? — с минуту помолчав и продышавшись, начал он снова, пытаясь надавить хотя бы на гордость. — Ну, брось, Би-Хан. Мы ведь уже и правда взрослые люди, — с выражением полнейшего предубеждения поморщился Лиенг. — Ты лучше меня знаешь, что жизнь — это не красивое романтическое кино, где решительный волевой мужик бросает фразу: «Если не моя, то пусть катиться к черту». В жизни так не работает. И не нужно мне говорить об унижении, ты готов на любое унижение ради себя, более того, уверен, никаким унижением ты это не считаешь. Я знаю, чего ты добиваешься, я понимаю. Но только ты, видимо, до конца не понял, как сильно я люблю тебя, я никогда в жизни не хотел причинить тебе боль, по крайней мере, осознанно. Или думаешь, я счастлив, гоняясь за тенями твоей жизни? — Тебе нужно к психиатру. — Я был. Не помогло. У Нуба аж челюсть свело, до того он сжал зубы. Он был так зол, что ему захотелось расплакаться от бешенства, как ребенку. Лиенг, было, попытался что-то сказать, но старший тут же выставил вперед ладонь, останавливая его. Если бы он еще что-то услышал, он бы и правда на него бросился, как бешеная собака. Прошло минут пять, Нуб наконец-то начал выходить из яростного оцепенения. Он схватил чайник и налил себе чашку, перелив через край, и выпил залпом. Поднялся. Подошел к окну. Его еще бесило и то, что он ведь отчасти понимал младшего, ну, по-человечески понимал, даже по-философски. Он отчетливо видел, что проблема была до того глубока, до того сложна и неоднозначна, что просил он просто невозможного. Но это с одной стороны, с другой он желал, настаивал, неистово требовал, чтобы младший сейчас же, сею же секунду повиновался и прекратил. У него был лишь один действенный выход — убить его. Без вариантов. Но даже он, привыкший убивать людей играючи, понимал, до чего это был немыслимый, абсурдный, невозможный выход. — Успокойся, Би-Хан. Послушай. Я тебе обещаю, я клянусь, я никогда не будут пытаться ее получить специально, подлым каким-то способом. Если она сама не попросит. Хотя она уже мне озвучила, что шансов у меня нет… — Что? Что она сказала? — все еще немного оглушенный, Нуб обернулся к Лиенгу. — То и сказала. Сам спроси. Но мне не нравится, что ты запрещаешь нам разговаривать. Что за детский сад? Что значит не разговаривать? Давай без глупостей, пожалуйста. Она прожила здесь несколько месяцев, она мне не чужой человек. Мы вообще теперь родственники, знаешь ли, — снова усмехнулся он, — И, кстати, что ты с ней сделал? Она что, и правда теперь мертвая? Как это понимать? — Я требую, чтобы ты перестал с ней общаться, — злобно упорствовал Нуб. — Ну, хватит уже. Тем более, ты прекрасно знаешь, что если я что-то обещаю, то сдержу слово. А тебе я обещаю, — раздраженно морщился Лиенг. У Нуба просто не осталось сил с ним спорить. Лиенг, в общем-то, говорил рациональные вещи. Но он до того был выжат, что еле держался на ногах. Он тут так долго уже торчал, а Блэр там одна, ждет. Блэр… Он будто опомнился от наваждения. Он еще раз посмотрел на младшего и снова жестом остановил его попытку заговорить. С него было хватит на сегодня. Он покачал головой, смерил Лиенга высокомерным, надменным взглядом и оставил после себя лишь слабую, серую дымку. Грандмастер лишь слабо улыбнулся, сам себе. Оставшись один, он долго и обездвижено сидел на месте. А потом с такой силой и злостью швырнул чашку в пол, что осколки Хико выметала даже из коридора.

***

Когда Нуб вернулся, Блэр даже не шелохнулась. Она лежала клубочком под одеялом и смотрела на дверь, почти не моргая, она, видимо, так и пролежала, в мучительном, неподвижном ожидании все это время. Он очень гадко с ней поступил. Он оставил ее одну, снова, даже не успокоив. Он почувствовал к ней такую нежность, такую несносную жалось и вину, что у него глаза заблестели от влаги. Он присел на пол перед ней и стал беззвучно теребить одеяльце. Все его существо, даже лицо выражало такое отчаяние, такое сожаление и рабскую преданность перед ней, что она не выдержала и повернулась на другой бок, спиной к нему, беззвучно заплакав. — Что мне сделать, чтобы ты меня простила? Я знаю, что ужасно, ужасно виноват и не должен был бросать тебя тут… Блэр. Любовь моя… Ну, хотя бы повернись ко мне, я умоляю. Я уже стою на коленях… — Ты злой, ты злой, ужасно злой, — простонала она. — Да, я знаю. Я злой, я отвратительно злобный и ревнивый. Я хочу, чтобы ты даже не смотрела на кого-то еще, пусть даже это будет женщина, пусть ребенок. Я хочу, чтобы они все сдохли, чтобы уж наверняка… Но ты же любишь меня, Блэр? Только скажи… — Я люблю тебя больше, чем ты меня. — Нет. Этого быть не может. — Может. — Нет, не может, Блэр. — Прекрати со мной спорить. — Да, да, — он притих. — Можно мне лечь рядом? — Можно, — все еще к нему спиной, отвечала она, успокоившись. Он обессилено лег, только лишь коснувшись губами ее плеча, очень почтительно, едва дотрагиваясь. Как бы его не раздирала ревность, он не мог снова наброситься на нее со своими чувствами, она слишком много раз доказывала ему свою любовь, если он будет требовать еще и еще, постоянно пытать ее недоверием, то это все может плохо закончиться. В голове у него прозвучал голос младшего: «Пока она сама не попросит». Он сглотнул. Ему, видимо, и правда стоило повзрослеть. Причем поскорее. Блэр повернулась к нему. Он виновато хлопал глазами, и его лицо было прекрасно в своей печали. Она укоризненно выдохнула и подползла ближе, устраиваясь у него на груди. — Злюка. Би-Хан лишь пристыжено закивал. Он теперь понимал, что как бы он не злился, как бы не метался и не буйствовал, он был готов стерпеть все, любое унижение, что угодно, он все больше осознавал, как сильно он обожал ее, каким смехотворным рабом он был перед ее волей. И воодушевленный своим раскаянием и чувством, он рассказал ей про Куан Чи, как тот пытался нелепым, вульгарным образом его соблазнить и как у него это с треском провалилось. И только под конец своей исповеди, видя, что Блэр совершенно не двигается и смотрит в одну точку, он представил, что это могло ей сейчас показаться местью за Лиенга… Он чуть по лбу себя не шлепнул, но вдруг она заговорила:  — Мы с тобой словно дети, убежавшие со двора, с глаз всесильного родителя. Он никогда нас не отпустит, Би. Он постоянно дает нам понять, что мы принадлежим ему, только ему… Она поднялась, положив голову на согнутые колени. — Я не могу тут оставаться. Мне плохо, Би. Уедем, скорее уедем отсюда. К черту эти деньги, в другом месте что-нибудь найду. Поедем скорее, пожалуйста, поедем… Она повторяла и повторяла, словно в трансе и он крутился вокруг, целовал ее ножки, пальчики, волосы, спешно скидывал вещи в сумки, пока двойник нянчил ее и облизывал. Села за руль, тем не менее, сама, они ехали всю ночь, она смотрела на трассу, в одну точку, предельно выжимая газ, хоть и понимала тщетность своих попыток убежать, скрыться. На рассвете показалась граница. Они доехали до конца страны. Дальше ехать было некуда. — Би. Мы не сможем перейти границу. Твой паспорт. Тебе нужно будет раздобыть новый, с нормальной датой рождения. — Почему? — шлепал глазами он. — Ты видел себя в зеркале? А то, что в паспорте? Да никто в жизни не поверит, что тебе столько лет. — Я скажу, что ставлю ботокс… — Би… — она тихо рассмеялась. — Ладно. Паспорт поправим. Но мы же можем перейти и в другом месте, — подмигнул ей он. — Ты шутишь? Это Мексика. Нас прибьют еще на подходе. — Ну, вот еще, — фыркнул он, — Вылезай. Блэр недоверчиво последовала за ним из машины. Он вызвал Сайбота и приказал ему пока перенести их сумки в ее квартиру. — Машину бросим тут. Раз уж ты хочешь путешествовать ногами, пойдем пешком, — продолжал подмигивать он. — Мы просто пойдем? Так можно? Что-то как-то не хочется… — Можем перепрыгнуть сразу туда, за границу, вооон туда, — он указал когтем в мутное, бежевое поле, — пойти можем сразу оттуда. — Ну… Раз ты так говоришь… — Только сначала давай сойдем с дороги. Он повел ее вниз, с трассы, километрах в двух правее был мост, они направились к нему. Была только половина шестого утра, а солнце уже начинало припекать, колючие, низкие кустарники жалили ноги, всюду валялись банки, бутылки, кругом был только песок да мусор, уверенность Блэр в настоящих путешествиях весомо пошатнулась. В тени моста уверенность немного отбила свои позиции. — Сейчас возьмем самое необходимое и перескочим на ту сторону. Блэр вопросительно подняла плечи. Двойник восстал у Нуба за спиной. Он был до того обвешан оружием, что даже на шее висело три ружья. Он поставил на землю два огромных кейса и открыл каждый. Он притащил сюда целый арсенал, там была даже ракетница. Блэр никогда в жизни не видела столько настоящего оружия, только в кино, у нее глаза на лоб вылезли. Она села на корточки перед кейсами и стала жадно рассматривать содержимое. — О, господи, Би? Откуда? Зачем? — А как ты собралась переходить границу? Тебя нужно будет поучить стрелять. Но это не так сложно, у тебя должно получиться лучше, чем с ножами. — Ты что, умеешь всем этим пользоваться? — ошалело уставилась на него она. — То есть? — Ну… Ты же, вроде, со всякими там мечами, железными штуками умеешь… — Да я и с коробкой конфет, знаешь ли, умею, — хохотнул он. — Убийство руками стоит огромных денег, далеко не все наши клиенты могли себе это позволить. Гораздо дешевле застрелить. И быстрее. Возьми вон тот пистолет. Он как раз поместится тебе в ладошку.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.