Непрошенное

      Скрипнула петля в приоткрывшейся двери. В коридор потянуло запахом готовой еды из доставки. Чонгук зашёл внутрь, намереваясь пожелать Чимину приятного аппетита в своей самой саркастичной манере, чтобы весь этот аппетит как раз и отбить, но замер. Удивление заставило его проглотить заготовленные слова.       Белея плотной стопкой скреплённых степлером листов, на кровати лежала его часть проекта.       — Да ты, оказывается, великодушный, — усмехнулся Чонгук, завидев сделанную работу. Его сарказм всё равно нашёл выход наружу, будто ничто не могло удержать этот яд внутри тела.       — Благодари Тэхёна, — проглотив последнюю ложку риса, отмахнулся друг. Он даже не повернул голову в сторону соседа по комнате, словно смотреть на него во время еды было крайне неприятно.       Благодарность к новенькому уместилась бы в одно пренебрежительное фырканье, которое Чонгук и озвучил. Он завалился поверх одеяла на кровать и с напускным пренебрежением раскрыл готовую работу.       От Чимина, впрочем, было не так легко избавиться. Он всё-таки повернулся к приятелю, покончив со своим ужином.       — Зачем ты возишься с этими придурками?       — Это ты придурок, раз не можешь отличить полезное знакомство от мусора, — скривился Чонгук, вспоминая дешёвую безвкусную одежду новенького, его тупую покорность и отрешённый взгляд.       — Господи, у тебя вечно заноза величиной с бревно сидит…       Тяжёлые вздохи Чимина, полные разочарования, только добавили веселья Чонгуку. Дальше них никогда не заходило: любое возмущение Пака всегда останавливалось на попытках начать серьёзный разговор.       — Слушай, Чон, — действительно начал он.       Было видно, что его терпение если ещё не иссякло, то уже точно подходило к концу. Выражение лица стало суровым, миловидные черты приобрели холодную чёткость.       — Я знаю тебя довольно давно. Ты ведь вовсе не такой человек, — Чимин напрягся, но видно было, что он говорит правду. Вернее, то, какой она сложилась внутри его головы. — Ты не безмозглый спортсмен, готовый на всё, чтобы повеселиться, унизить кого-то, выпить пару лишних пива и разбить машину отца.       — Что заставило тебя так думать? — проект был отложен в сторону. Потихоньку внутри Чонгука закипало раздражение. Скорее всего, по мере того, как Чимин, сам не осознавая, приближался к неприятной правде Чона, которую хотелось скрыть.       Какие бы выводы насчёт него ни делали Чимин, Роб или этот новенький Тэхён, Чонгуку было плевать. Он знал, что если не будет по отношению к жизни засранцем, то она размажет его, как, судя по всему, размазала Тэхёна. Ведь не просто же так внутри его глаз поселилось это бесцветное нечитаемое выражение.       — Может быть, все те разы, когда я унижал слабаков? Или все те вечеринки, на которых я клеил девчонок? — Чонгук притворно вздохнул, но на самом деле он ни капли не жалел о том, что сбежал из родной страны. — Эх, жалко, гараж отца остался в Корее. Я так и не дорвался ни до одной из его тачек.       — Я устал от этого, — поднялся на ноги Чимин. В его тоне было столько холода, что разговор между ними, едва только начавшийся, тут же заледенел.       — От чего ты устал? — Чонгук приподнялся и сел на кровати, продолжая смотреть снизу вверх на Чимина. Вот только теперь его взгляд полнится огнём, а слова — ядом. — От безопасности, которую тебе обеспечивает дружба со мной?       Для них обоих не было секретом, что местные ребята из элитарного круга не особенно жаловали студентов по обмену. Они и своим-то поблажки редко давали. То, что Чимин мог полностью сосредоточиться на учёбе и не переживать за своё здоровье, было лишь заслугой Чонгука и его связей, налаженных с помощью сыпучего счастья. Тем не менее именно сегодня это вдруг перестало играть какую бы то ни было роль для Пака.       — Да пошёл ты, — выплюнул он с чувством, словно мешающую дышать горечь. Всего в пару резких шагов преодолел расстояние до двери и покинул комнату, впервые хлопнув дверью напоследок с оглушающе громким злым звуком.       — Дурак, — почти безразлично бросил ему вслед Чонгук. В кармане звонил телефон, и времени раздумывать над причинами сорвавшегося друга не было.       — Хосок, — воскликнул он с радостью. — Хорошо, что ты перезвонил. Мне нужны пакетики.       На том конце телефонного провода на несколько мгновений застыла тишина. Его работодатель, а также, возможно, друг напряжённо размышлял над просьбой.       — Я не думаю, что ты должен возвращаться в тот клуб, — плоско и почти безэмоционально произнёс Хосок. — По крайней мере, пока.       — Я и не буду, — было приятно осознавать, что его персону ограждают от лишней опасности и не пускают в расход ради того, что вообще связывает их и что им нужно. Денег. — Это для вечеринки братства.       — Так бы сразу и сказал, — голос в телефоне заметно оживился, засверкал каплями веселья и довольства, как сверкает дождь при выглянувшем из-за тучи солнце. — Они будут ждать тебя где обычно.       — Я заберу завтра, — поспешил уверить работодателя Чонгук.       — В любое удобное для тебя время.       Хосок повесил трубку даже до того, как Чон успел его поблагодарить. В целом это не требовалось, ведь они были связаны денежными обязательствами, и каждый получал из этого сотрудничества выгоду. Но Чонгук ощущал позыв внутри, который заставлял его быть признательным: не просто за работу и наличность, а за возможность начать новую жизнь.       С улыбкой он откинулся обратно на кровать: сон требовал его к себе, уже оплетал паутиной, стоило немного расслабиться. Все дела были решены, и даже дурацкий проект каким-то чудом оказался выполнен.       Завтрашний день сулил разговор с Чимином, который никак нельзя было игнорировать, а вечер — тусовку в братстве, на которую Роб его так настойчиво пригласил. Не потому, что Чонгук — его дорогой друг. Дорого то, что в карманах. Им нужно сыпучее счастье Хосока, а Чонгук — его добрый ангел, готовый делиться. За плату, разумеется.       Всё в этом мире чего-то стоит.       Здесь было всё: громкие мелодии, полные светлого пива пластиковые стаканчики, повторяющие друг друга приветственные жесты и множество коротких юбок.       Та вечеринка, которая могла бы считаться типично американской. Чонгук прожил в этой стране два года и посмотрел достаточно фильмов, чтобы знать, что всё на этом празднике такое, каким должно быть. Кроме него. Он всё ещё чужой, не вписывающийся в атмосферу.       Улыбки, которыми его награждали красивые девчонки, были широкими. Объятия — крепкими. И несмотря на это, ощущение фальши не уходило с языка, оставалось горечью и разочарованием. Чонгук никак не мог почувствовать себя своим. На задворках сознания сиплый голос истины постоянно напоминал: всё дело в пакетиках с порошком.       И хотя считалось, что в этой стране готовы принять любого как равного себе, Чонгук знал: нет никого эгоистичнее этих молодых американок с их белыми ровными зубами и высветленными донельзя волосами. Сыпучая смесь Хосока давала ему иллюзию, но на деле Чонгук так и остался приезжим. Чужим.       Искренними доморощенные королевы бала были только со своими спортсменами, ребятами, воплощавшими в себе всё от американской мечты. Их юность сплеталась в тугой ком веселья, разочарования и ошибок. Чон не хотел думать о том, кем они станут после окончания университета. Это сделало бы пропасть между ними ещё больше.       В Корее царили другие нравы, другие желания. Юность была другой в своей сути, в самой глубине своей природы. Но Чонгуку, несмотря ни на что, нравилось именно здесь. Возможно, виной тому был пресловутый дух свободы.       Пакетики были переданы Робу. В кармане приятной тяжестью улеглась наличка. Удачно завершённое дело позволило Чонгуку на этот вечер почувствовать себя богачом. Пусть половину из этого он передаст Хосоку, но всё же оставшейся части хватит, чтобы жить без забот какое-то время.       Пришло время расслабиться и повеселиться. Это тот дополнительный бонус, который давала его небезопасная работа: раз уж ты пришёл на вечеринку, так почему бы не задержаться.       Но укол беспокойства, иррациональный, мелькнувший, словно вспышка молнии, и тут же растворившийся, не позволил этого сделать. Лицо в толпе. Лицо, которого здесь быть не должно.       Сегодняшняя вечеринка — событие узкого круга. Участники — элита. Чимин не приглашён, Чонгук здесь только из-за своего товара. А почему здесь Тэхён?       Не раздумывая Чонгук направился в ту сторону, где ему привиделось присутствие новенького. Он пробирался через толпу, настойчиво двигаясь вперёд, хотя плечи и локти веселящихся мешали ему.       У стены Чонгук заметил Роба, зажимающего миловидную девушку с россыпью родинок на голых плечах, никак не подходящих к светлым, почти белым, волосам. Правда оказалась вскрыта и лежала внутренностями наружу: неравномерный румянец щёк, плавающий расфокусированный взгляд и неконтролируемая дрожь пальцев — Роберт уже был под счастливым порошком Хосока.       Какое-то время Чонгук разглядывал жаркий поцелуй, требовательные пальцы, изучающие мягкое податливое тело девушки. Видение Тэхёна в толпе перестало его волновать: как и любой молодой парень, Чон почувствовал жар, оказавшись свидетелем чужой близости.       Но потом знакомая речь, отличающаяся от языка, на котором говорили гости этой вечеринки, послышалась сверху лестницы, у подножия которой стоял Чонгук. Сквозь гул музыки и смеха он услышал её, уловил разные ненавистные звуки. И не смог сопротивляться.       Поднимаясь по ступеням, он задавал себе вопросы: зачем? почему? что толкало его вверх, к звучанию родного языка? Ответов не было. И даже когда на втором этаже обнаружился Тэхён — он стоял, облокотившись о перила и разговаривал по телефону, игнорируя всё вокруг, — Чонгук всё равно не понимал, что за сила притащила его сюда.       Свитер на нём был отвратителен и вызывал лишь стыд. Геометрические фигуры тёмно-оранжевого цвета в коричневой шерстяной вязи. Положение могли бы спасти узкие джинсы, но и в этот раз на длинных ногах новенького были широкие проглаженные стрелками брюки. Рядом с ним не хотелось стоять, но Чонгук подошёл ближе. Положил руку на перила рядом с бледной и прохладной ладонью Тэхёна. Постарался, чтобы его фигура загораживала свет и вызывала как можно больше дискомфорта.       — Ты проник через окно? — насмешливо поинтересовался он. — Знай, скоро они обнаружат, что в их круг пробралось насекомое. Хорошо, если просто вышвырнут. А если раздавят?       В первое мгновение взгляд Тэхёна выразил лишь удивление: казалось, он не чувствовал напряжения из-за полнящейся угрозы близости своего обидчика. Но по мере произносимых слов смысл начал доходить до него.       — Я приглашён, — коротко бросил он в ответ. Слова эти почувствовались подачкой, костью для бездомной собаки.       — Да неужто.       Телефонный разговор закончился, но Тэхён продолжил смотреть в экран, не поднимая головы на собеседника. Возможно, давая понять, что этот разговор ему ни к чему.       Пренебрежение оказалось невозможно стерпеть, особенно высказаное неудачником. В жилах трещали и рвались нити терпения, медленно закипала ярость, которую Чонгуку редко удавалось потушить.       — Эй, я с тобой говорю, — рявкнул он вдруг, испытав укол горящего раздражения. Рука сама собой стиснула запястье стоящего перед ним парня.       Тонкая кожа под пальцами была прохладной, и хотя подушечки давили чётко на вены, Чон не почувствовал под ними участившегося пульса. Тэхён был абсолютно спокоен, несмотря на окрик и жалящую боль чужих прикосновений.       Кривая улыбка разрезала лицо пополам. Чонгук бы мог поклясться, она была страшнее оскала.       — Я был похож на тебя. Давно. В другой жизни, — тёмный взгляд наконец поднялся от пола и вцепился Чонгуку в душу, сдирая лишнюю шелуху. Ощущение было сродни обнажению, только стаскивал Тэхён с него не одежду, а личины, наслоенные друг на друга.       Непринуждённо, словно его не держали, а легко касались, он высвободил руку и убрал телефон в безразмерный карман брюк. Ослабевшие пальцы Чонгука соскользнули с прохладной кожи.       — Мне неинтересны твои мотивы и это знакомство, — Тэхён сделал движение подбородком, имея в виду их двоих, застывших у лестницы на втором этаже дома, полного развлекающихся подростков. Откровение это ошарашило Чонгука, пришлось по нервам электрическим током. — Мне нет никакого дела до того, почему ты такой засранец, какой ты есть.       Розовые губы сложились в улыбку, но взгляд остался таким, каким был каждую секунду их разговора: космической тёмной дырой, поглощающей свет.       — Поэтому, — Тэхён выпрямился в полный рост, оказавшись не таким сутулым и забитым. Его запах резко ударил в нос, когда он склонился к уху Чонгука. Влажные губы задели ушную раковину, и перед глазами Чона встала их розовая, поблёскивающая слюной картинка. Он облизнул собственные. — Иди отсюда.       Ещё секунда могла бы стать решающей: в животе скрутило от сильнейшего напряжения, и Чонгук не мог соврать себе о его природе. В нём взрывалось фейерверком возбуждение. Прохладная рука легла на талию под задравшуюся слегка джинсовую куртку и вопреки словам, произнесённым губами Тэхёна, прижала ближе.       Только удивлённое покашливание развеяло магию, державшую Чонгука в плену. Он отскочил от Тэхёна, словно испуганная птица. В горле колотилось сердце, и он никак не мог нормально вдохнуть: всё стоял и переводил взгляд с неприметного новенького парня на Роба. На длинном отупевшем от порошка лице отразилось удивление.       И только Тэхёну не было дела до происходящего. Он прошёл между ними, словно и не его вовсе только что застукали в двусмысленной ситуации.       Кажется, он в эти игры с авторитетом среди сокурсников не играл.