Непрошенное

      У алкоголя был приевшийся дешёвый вкус. Он больше не был чем-то запретным и не приносил удовольствия. Чонгук сделал глоток скорее по привычке, чем желая напиться. Это светлое разбавленное пиво не оказывало на организм должного эффекта.       Другое дело спрятанный во внутреннем кармане бомбера порошок. Но это было табу, первое и самое важное правило Хосока — никогда не употребляй собственную дурь. Он искренне верил, что это дорога с вершин успеха в самый ад. Чонгук просто верил ему.       Поэтому в трезвости, а также не лучшем расположении духа он разглядывал веселящихся гостей вечеринки. Чонгук видел в американцах щенков — любопытных, непоседливых, смешных. Хотя в уме и прозорливости им нельзя было отказать. Потому Хосок и затеял свой бизнес в этой огромной разрозненной стране — они были достаточно заинтересованы в товаре из далёкой Азии, и достаточно умны, чтобы уцепиться за возможность сотрудничества.       Пока на горизонте не появился кто-то новый. У Чонгука ещё немного болели рёбра при очень глубоких вдохах — напоминание той унизительной встречи.       — Почему ты скучаешь?       Из задумчивости его вывели женские руки, вцепившиеся в плечи, словно клещи. Чонгук попытался избавиться от хватки или хотя бы увернуться от следующего за ней объятия, но потерпел неудачу. Гретхен повисла на его шее, грозя вымазать бежевый воротник кофты своей неизменно алой помадой.       — Ты всегда скучаешь, — заныла она. — На каждой вечеринке с этим высоко задранным носом и нежеланием быть проще.       Гретхен приходилась какой-то родственницей Робу, кузиной может быть. Портить отношения с ним в планы не входило, поэтому Чонгук скривил губы в вежливой улыбке и попытался перевести всё в шутку.       — Я держал свой нос по ветру, чтобы при первой же возможности обнаружить в толпе тебя, — он демонстративно принюхался к её волосам. — Это что? Channel? Ты всегда пахнешь этим ароматом.       Её смех был хуже, чем прошлая недовольная интонация. Чонгук озирался над её головой, выискивая пути к отступлению. Он был бы даже не против вновь попасть в компанию Тэхёна, лишь бы только не с ней.       — Джи! — позвал женский голос. Они оба, и Гретхен и Чонгук обернулись. — Ты повисла на моём партнёре.       Какие-то родные нотки в почти безупречном английском произношении подсказали Чону, что он будет иметь дело с ещё одним земляком. Даже до того, как он увидел тёмные глаза, жирно подведённые чёрным карандашом. Ему начинало надоедать, что вокруг так много корейцев. Не для того он бежал в Америку.       Но девушка была красива. В её облике была поразительная притягательность, в которой Чонгук не мог дать себе отчёта. А по нахальной улыбке он понял, что в ней осталось мало манер их родной страны. Она выглядела кореянкой, но глаза — глаза выдавали в ней американский дух.       Дело стоило свеч, как мгновенно решил для себя Чон. Он приветливо улыбнулся и произнёс:       — Наконец-то ты пришла, — Гретхен от удивления разжала руки, и ему удалось выскользнуть из ловушки. — Я, признаться, немного заскучал. Но Джи развлекала меня.       Незнакомка положила руку ему на локоть и прижалась очень тесно. Сквозь рукав Чонгук чувствовал, как вздымается её грудь при дыхании. Отсутствие дистанции между ними заметила и Гретхен.       — Да ты врёшь, Чонгю! — воскликнула она, но прежде чем Чон успел запаниковать, что Гретхен не поверила в их спектакль, рассмеялась. — Вот это номер. Я была уверена, что тебя привлекают только мои соотечественники.       — Может чувство ностальгии? — загадочно улыбнулась Чонгю.       Чонгук покатал на языке её имя, пробуя на вкус. Оно было сладким, с терпкой примесью некой тревожащей тайны, которую только предстояло узнать.       В тесной заполненной гостиной Гретхен пьяно махнула им рукой и отправилась дальше, искать другую жертву. Чон выдохнул с облегчением, что смог избежать этой участи.       — Большое спасибо тебе, — искренне произнёс он. Джи уже растворилась в толпе, а новая знакомая всё так же тесно прижималась к нему. Это было вызывающе смело. И это нравилось Чонгуку. — Она словно рак. Не лечится.       — Ну, теперь ты мне должен, — рассмеялась девушка.       Жизнь кипела в этом месте. Чонгук мог бы уловить сотни запахов, если бы только захотел: алкоголь, пот, ароматы духов или пудры для лица, цветочные дезодоранты и ополаскиватели для одежды, въевшиеся в ткань. Но он был заворожён запахом Чонгю. От неё пахло истинной женщиной — тяжело и сладко. И под этим плотным шлейфом едва угадывалось нечто знакомое. Только он не мог понять, сколько ни пытался.       — Ты сделала это из корысти, — звучало больше утвердительно, чем как вопрос. — Валяй. Я привык платить по счетам.       Чонгука ни в коей мере не задело её прагматичное отношение к нему. Жизнь научила смотреть в корень и видеть вещи без примеси розового налёта. Он не был романтиком и не идеализировал окружающих. Чонгю нужно было нечто, что можно получить у него и она оказала услугу. Так почему бы не оказать ответную?       — Я узнала у других, что именно к тебе стоит обращаться за настроением, — загадочно прошептала девушка. Её тонкие, идеальной формы брови чуть приподнялись в немом вопросе.       Он не стал разочаровывать Чонгю.       — Только для твоего красивого носика, — произнёс Чон. Из внутреннего кармана бомбера появился пакетик сыпучего счастья.       Улыбка на лице Чонгю освещала это место лучше, чем все электрические лампочки, выкрученные на максимум. Он залюбовался, с удивлением осознавая, что его тянет к ней. Не к американке.       Тонкие пальчики забрали пакет из его ладони. Она послала воздушный поцелуй и, взмахнув волосами, отвернулась, чтобы затеряться в толпе. Чонгук не собирался останавливать: он уже контролировал её. Не нужно было узнавать полное имя или номер телефона.       Она знала, что у него есть то, что она любит. Чонгю вернётся.

***

      Веселье истончалось слишком медленно. Чонгук к середине вечеринки не знал куда приткнуть себя: его раздражали все и вся. Где-то по дому бродил Тэхён, и осознание этого сводило с ума. Пьяные студенты шли в разнос, их забавы становились всё более опасными и дикими. У Чона закончился весь порошок, щедро отсыпанный Хосоком, и теперь, чтобы уйти домой с чистой совестью, нужно было только выждать положенное время.       А оно растянулось плевком по стеклу и отказывалось двигаться.       Более или менее тихо было на ступенях, ведущих со второго этажа прямо на кухню. Парочки, собирающиеся заняться сексом или уже сделавшие это, предпочитали главную лестницу, поэтому Чонгук присел, прислонился к перилам и позволил себе выдохнуть раздражение сквозь зубы.       Дыхание родного города мерещилось ему в пульсации музыки, в смехе собравшихся на вечеринке людей, в терпком запахе алкоголя. Если закрыть глаза, то можно было даже увидеть тени той жизни, к которой Чонгук не хотел возвращаться. Поэтому он не смыкал век и пялился в пустую светлую стену перед собой.       Изредка мимо него кто-нибудь проходил. Иногда его задевали бедром или рукой, и прикосновения эти током проходили по оголённые нервам. Чонгук едва сдерживал себя от того, чтобы позволить злости пролиться.       Он вновь глянул на наручные часы, проследил за секундной стрелкой по кругу и только потом попытался посчитать сколько времени прошло с его прихода сюда. От этого занятия его отвлёк девичий голос, звучавший совсем близко, и собственное имя, которое тот произнёс.       — Ходят слухи, что у него имеется неофициальный источник доходов, — произнесла девушка незнакомая Чонгуку. Она могла брать у него порошок раз или два, но постоянной клиенткой точно не была. Он бы запомнил.       — Ты хочешь сказать, криминальный? — заинтересовалась вторая.       Чон хорошо спрятался за перилами лестницы, сидел тихо: ни вдоха, ни единого шороха одежды. Они не могли его заметить. Зато ему было хорошо слышно. Настроение сдвинулось с мёртвой точки апатии, разбуженное интересом. Чимин всегда был прав, говоря что эго у Чонгука царское.       — Да! — воскликнула первая. Обе вздрогнули и уже на порядок тише захихикали. Чон не знал, как они пришли к этому разговору, но было очевидно, что сейчас девушки чувствовали себя заговорщиками. — Что-то серьёзнее его белого порошка.       — Я не верю в это!       Чонгук хмыкнул про себя, похвалив девушку под номером два за недоверие. У него за душой не было другого приработка, кроме дел с Хосоком. Ему и не требовалось: от роскоши хотелось блевать. Она набила оскомину ещё в прошлой жизни. Сейчас было приятно делить комнату в простой студенческой общаге с Чимином. По-правде говоря, именно ради этой возможности он и посещал лекции. Не ради знаний или диплома.       Дальше слушать было неинтересно. Чонгуку нравилось, когда говорили о нём, но глупости его не интересовали. Не было никакого задора в том, чтобы слушать откровенную чушь. Оставалось только встать и уйти, тем более, что время пришло. Он наконец мог покинуть вечеринку, чтобы не прослыть у Роба неблагодарным за приглашение.       Чонгук раздумывал сделать ли это тихо, прокравшись вверх по лестнице и спустившись обратно по главной или может просто встать во весь рост, отряхнуть с бомбера несуществующую пыль и, улыбаясь во весь рот, пройти мимо девушек. У них наверняка будут вытянутые от удивления лица. Его это повеселит.       Но усталость взяла своё: он тихо встал на ноги, стараясь не производить шума. Он посетил вечеринку, раздал своё счастье остальным и теперь мог исчезнуть. Роб не должен винить его за тихий, незаметный уход. Пусть музыка и смех остаются другим, тем, кому они необходимы день ото дня. Чонгук не из их числа.       Дверь, ведущая из кухни сразу на задний двор, распахнулась. Стёкла в ней задребезжали от силы, с которой она ударилась о стену. Девушки синхронно вскрикнули, а Чонгук остался на месте. Он замер. Интуиция шептала о том, что ярость, обрушившаяся на дверь, вскоре может быть направлена на него. Какая-то тревога пролезла червём в кишки.       В глазах Тэхёна больше не было матовой тьмы отрешённости. Они сверкали ярко, и в агатовой сердцевине зрачка светили светлые точки злости. Чонгук встретился с ним взглядом и на миг испытал облегчение, что их разделяет пространство кухни. Он бы не хотел увидеть эти эмоции нос к носу. Мог бы сам ими заразиться.       Тэхён сжимал кулаки. Рукава его свитера наползли на костяшки, но во всей позе, в выражении лица и в движении тела при дыхании ощущалась угроза.       Мгновение они просто смотрели друг на друга, и Чонгук уже было решил, что не он причина этой ярости. Но Тэхён скрипнул зубами — его челюсть сделала характерное движение, тонкие губы сжались сильнее.       Между ними не было брошенных на ветер слов, обвинений и оправданий. Ничего подобного, только вся возможная на вечеринке идущей полным ходом тишина. Тэхён обдумал что-то в своей голове и совершил решительный рывок. Его высокое худое тело оказалось совсем близко и Чонгуку пришлось заглянуть в глаза со звёздными точками.       Хлынувшие наружу чувства затопили его. Он начал захлёбываться.       Одна из девушек смотрела со страхом. Чонгук заполнил её лицо надолго, потому что отвернулся от светлых точек в чёрных глазах. Не мог их видеть, и пришлось искать куда перевести взгляд. У неё были светлые волосы, завивающиеся к концам. Чон любил такой цвет. У его соотечественниц он получался только благодаря баснословной сумме денег, оставленной в салоне. У американки был естественным. И к нему невероятно подходил приоткрытый буквой "о" розовый рот.       Сколько всего глупого влезло в его голову за тот миг, пока Тэхён замахивался. Чон был отрешён, и сам не отдавал себе отчёта в своём спокойствии. Возможно, чужая ярость, так резко нахлынувшая, смыла его реакции.       Он не увернулся. Удар пришёлся в скулу: туда словно ударил молот, обтянутый наждачкой. Ступени врезались в лопатки, когда по инерции Чонгука отбросило назад. Тэхён наклонился ниже. Его губы были рядом с кожей, и Чон благословил это мгновение: лучше чувствовать жар его рта на своём лице, чем смотреть в эти дикие глаза.       Сначала запахло ополаскивателем для одежды. От дурацкого свитера Тэхёна с отвратительными геометрическими фигурами. Потом кровью. Чонгук почувствовал не только запах, но и её вкус. Скорее всего у него лопнула слизистая от удара.       А ещё ко всему этому липли ноты дорогих духов. Всего лишь эхо аромата, но Чону он почему-то чудился, словно был важной деталью пазла.       — Порошок, значит?       Ответа вопрос Тэхёна не требовал. Он и так знал, почему нашёл Чонгука и ударил, в отличие от последнего. Зато его требовал этот почти поцелуй, когда обжигающий язык слизнул капли крови из уголка губ. Вот только Чон растерялся, почувствовав это движение. Смиренно позволил ударить себя и почти поцеловать.       И смиренно позволил Тэхёну уйти.

***

      Ноги отказывались держать. Тому виной были не усталость или алкогольное опьянение, а прошедшие через него чужие эмоции. Огня в них было столько, что планета могла бы гореть годами, крича от боли.       Они выжгли всё, оставив после себя пустыню, покрытую пеплом. Чонгуку хотелось спать: зарыться с головой в мягкий серый прах своих представлений о жизни и заснуть. Но он, словно бродячая кошка, примостился на бордюре и ждал такси.       Щека пульсировала. Во рту стоял хвойный тошнотворный вкус крови.       Унижения Чонгук не испытывал. Боль была тянущей и неприятной, но не вызывала желания вернуться и разобраться с Тэхёном с помощью грубой силы. Хотя Чон бы мог. Он и ударить себя позволил только потому, что был обескуражен напором от человека, который им не славился.       — Сукин сын, — сквозь шипение прорвалась улыбка. Несмотря на всю антипатию и раздражение, которые Чонгук испытывал к нему, Тэхён смог его впечатлить. — Не такой уж и слабак, да?       Он обращался ко тьме. К растрескавшемуся асфальту под ногами. Делиться с Чимином происходящим не хотелось. Оставалось надеяться, что последний разговор достаточно сильно задел его, и Пак не полезет с расспросами, когда увидит подбитую скулу Чонгука.       Девятьсот ярдов разделяли его и дом, в котором продолжалась вечеринка. Фонари на улице горели ярко, поэтому темнота предпочла другие уголки этому району. Чонгук видел ясно, как если бы был день: дверь дома распахнулась и к группе курящих спортсменов присоединилась ещё одна пара. Пара, при виде которой скула заныла сильнее.       По ступеням дома спускался недовольный Тэхён и за руку тянул девушку, в которой Чон не без удивления узнал свою новую знакомую. Ту, что спасла его от посягательств Гретхен.       Тэхён не церемонился. Стоило Чонгю попытаться остановиться, он дёргал её за собой, грозя вырвать руку из сустава. Чонгук не был рыцарем без страха и упрёка, а потому желания тут же вмешаться и остановить непотребство у него не возникло. Он заинтересовался и хотел досмотреть представление.       К сожалению, не так далеко им было до припаркованной машины. Тэхён открыл дверцу и попытался засунуть туда Чонгю. Со своего места Чон смог в полной мере оценить стоимость автомобиля, а также проанализировать ту бесцеремонность, которую новенький проявлял по отношению к девушке.       Зато их вид смог прочистить забитую глупостями голову Чонгука. Он припомнил, что конкретно говорил Тэхён в момент, когда отправил его в добровольный нокаут. Он произнёс "порошок". И теперь все звенья цепи выстроились в нужном порядке, Чон смог проследить логику событий.       Он дал ей порошок. Тэхён дал ему по лицу.       Девушка наклонилась, возможно что-то искала в сумке. За лобовым стеклом с этого расстояния невозможно было разглядеть. Тэхён молча сел за руль. Но она кричала. До Чонгука доносились отголоски корейской речи.       Он снисходительно улыбнулся своему невежеству и покачал головой.       — Всё интереснее и интереснее.       Забавным оказался тот факт, что плохо одетый апатичный новичок смог скрыть своё истинное "я" от привыкшего читать людей Чонгука. Сказать сейчас что пряталось за дурацкими брюками и уродливым свитером было невозможно, но Чон уже разглядел края этой маски.       Осталось подцепить ногтём и сорвать.