Нарушая правила

      Оставшаяся часть дня пролегает практически незаметно, так как Артур не достает идиотскими вопросами и не старается вторгнуться в мое личное пространство. Неужели понял, что в моей душе его никто не ждет и ее не нужно выворачивать наизнанку? Уже неплохо.       Если честно, то мне даже начинает нравиться ход его мыслей, пока мы разговариваем о всякой ерунде вроде кино и музыки, прикладывая за этим делом оставшиеся две бутылки рома. Правда, когда последняя порция алкоголя подходит к концу, я уже плохо что слышу. Да и вижу тоже плоховато, поскольку перед глазами плывет, а голова так вообще становится настолько тяжелой, будто весит килограмм сто, не меньше. Мне становится в принципе тяжело воспринимать какую-то информацию, и мой мозг всеми способами старается отключиться, не смотря на всяческие протесты с моей стороны.       А вот Раевский, на удивление, выглядит бодрым, как никогда. Вроде и не пил вовсе. Поэтому, когда он замечает мое состояние, то относит в комнату, где я и проснулась в первый раз в этой самой квартире.       Под градусом в моей голове роятся тысячи бредовых и бессвязных мыслей; хочется думать обо всем и сразу. Однако жуткая сонливость не позволяет мне мысленно философствовать и рассуждать о высоком, и я практически сразу же отключаюсь, как только касаюсь затылком мягкой подушки.       Не знаю, сколько я сплю — может час, может два, а может вообще минут двадцать, однако подрываюсь от собственного душераздирающего крика и обхватываю плечи руками. Мое тело пробивает крупная дрожь, а по щекам скатываются неосознанные жгучие слезы. Мне страшно, ведь они вновь вернулись. Эти ужасные ночные кошмары. Точнее один и тот же бесконечный кошмар. Он снился мне на протяжении двух лет, не позволяя спокойно спать. Однако как только я вернулась в родные стены дома, это безумие прекратилось. Три месяца я спала спокойно, и вот опять. Опять…       Видимо своим диким воплем я разбудила и Артура, так как буквально через минуту он испуганно вбегает в комнату. Я сижу все в том же положении — обнимаю себя руками и медленно раскачиваюсь в разные стороны. Мой взгляд устремлен в одну точку прямо перед собой, а перед глазами мелькают картинки из сна. На секунду мне кажется, что я даже не дышу. Мне кажется, что меня просто нет. Я все-таки исчезла.       Раевский мигом подскакивает к кровати и встряхивает меня за плечи, помогая тем самым прийти в чувство. Оцепенение спадает, и я, наконец, могу разглядеть перед собой удивленного парня. Его глаза бегают по моему лицу, а руки подрагивают после резкого пробуждения. А может из-за того, что переживает за меня? Вряд ли. — Ты чего кричишь? — шепотом интересуется Артур, как будто боится кого-то разбудить.       Его голос доносится до меня словно через плотный слой ваты, поскольку в ушах шумит от напряжения. Я лишь мотаю головой в ответ и утыкаюсь носом в его плечо. Именно в этот момент я даю полную волю собственным эмоциям, и позволяю себе осознанно заплакать. Громко и надрывисто; вкладывая всю боль, сжирающую меня изнутри на протяжении долгих лет. Я слишком долго была сильной… — Тише-тише, — продолжает шептать молодой человек, запуская пальцы в мои волосы и аккуратно поглаживая по голове.       От этого мне хочется рыдать еще громче. Мне хочется орать в голос, хочется рвать и метать. Обо мне так давно не заботились, Господи. Это стало настолько чуждо. Мои слезы скатываются горячими, крупными горошинами на грудь парня, а ногти до боли впиваются в кожу. Меня до сих пор трясет от озноба. Мне до сих пор до ужаса страшно. — Поплачь, — станет легче, — нежно произносит Раевский, касаясь носом моего виска.       В его объятиях я чувствую себя, как никогда защищенной, поэтому, что есть силы, прижимаюсь к крепкому мужскому телу. Мне кажется, что он вот-вот испарится, и я вновь останусь одна в той самой комнате из кошмаров. Я боюсь вновь оказаться на грани. Вновь вернуться туда.       Артур аккуратно поглаживает меня по спине до тех пор, пока не прекращаются душащие всхлипы. Только после того, как я окончательно успокаиваюсь, он укладывает меня спиной на кровать и укрывает одеялом. Подушечками пальцев стирает мои слезы и заглядывает в глаза, чтобы убедиться, что все в порядке. — Артур, — хрипло произношу его имя, хватая за руку, когда он поднимается с кровати. Парень вновь усаживается обратно, — не уходи, пожалуйста. Я боюсь. Не оставляй меня… — Конечно, — шепчет молодой человек, обхватывая своими ладонями мою. Большим пальцем он поглаживает нежную кожу на тыльной стороне и прижимает ее к своей груди. — Я хотел тебе чаю налить. — К черту чай… Просто побудь со мной…       Буквально секунду поколебавшись, Раевский укладывается рядом со мной и обнимает настолько крепко, что каждый следующий вдох дается с трудом. Его горячее дыхание опаляет кожу на макушке, а крепкие руки и не думают опускать, как будто я — это что-то бесконечно ценное, что только есть в этом мире. Тепло его тела потихоньку распространяется и на меня, позволяя, наконец, согреться и ощутить приятное спокойствие, которого я уже давненько не ощущала. Размеренный стук сердца больше похож на стук метронома — ритмичный и умиротворяющий.       Неожиданно я чувствую укол совести за то, что все время обращаюсь с Артуром, словно с ничтожеством, а он, наплевав на всё, помогает мне успокоиться, когда мне чертовски страшно. Он — единственный, кто старается мне помочь и понять мой невероятно сложный внутренний мир. И почему я начинаю об этом задумываться, когда становится реально хреново? Неверное, потому что в остальное время слишком занята собственной персоной и личными прихотями. — Прости меня, — еле слышно шепчу, крепче сжимая в руках одеяло. Кажется, Артур даже не слышит моего голоса, так как некоторое время ничего не говорит. Однако спустя, кажется, бесконечное молчание, также тихо отвечает: — Все в порядке, — а затем кратко целует меня в висок и зарывается пальцами в спутанные волосы.       Только мы оба знаем, что ни черта не в порядке. Меня изменить крайне сложно, поэтому завтра все встанет на свои места. Я вновь буду стервой, которая старается уничтожить всех и каждого, кто только старается встать на пути. Мне вновь будет наплевать на всё. Я вновь не подпущу к себе никого даже на расстояние вытянутой руки. Сегодняшняя ночь — это лишь мимолетная слабость, которой я больше никогда себе на позволю. Я должна быть сильной, какое бы дерьмо не творилось в душе…