Все лучшее впереди

После того, как Фессина и Дейлия ушли, Нкиру еще долго сидела на краю койки и разглядывала Ватнира так тщательно, как не могла позволить себе в присутствии чужих глаз, — и чем дольше, тем сложнее становилось верить, что перед ней — действительно живое существо. Белый эльф. Почти что ее сородич. Да, у Палли вместо волос росли перья, а тело Текеху покрывала блестящая влажная чешуя. Рабиуна казалась вылепленной из черных камней и лавы, а Ганор — из лунного света и морской соли. Темная кожа на руках Элиама Красавчика выглядела сухой и сморщенной, ее пронизывали бледно-розовые прожилки. Но никто из них не походил на разлагающийся труп, которым уже поживились падальщики. Ватнир же совершенно точно был жив. Неровно, но глубоко дышал, иногда беспокойно ерзал, и, наклонившись к его груди, Нкиру могла услышать, как колотится его сердце. И почувствовать, как ворочается в плену немощного тела его сильная душа, несущая на себе отпечаток бога. Недолго думая, Нкиру потянулась к ней. Спонтанно, жадно — совсем как тогда, в Дирвуде, когда еще не знала разницы между сайфером и Хранителем. Когда вдруг проваливалась во тьму, а просыпалась с криком в руках встревоженного Эдера. Когда... Маленький мальчик бежит, не разбирая дороги. Легкие горят от усталости, морозный ветер кусает лицо и руки. Страх душит его и предательски наливает ноги свинцовой тяжестью. Он проваливается в снег, спотыкается, падает и встает снова, раздирая ладони о жесткий наст. Но земля вдруг уходит из-под ног, мальчик оступается, и горячка бега сменяется снежным вихрем, а потом — острой болью в шее, спине, локтях... Он катится по склону, пока не падает в небольшую нишу, окровавленный и изломанный. Что-то горячее заливает рот. Перед глазами кружит метель, укрывая его снежным саваном. Он смотрит вверх, в черно-синее небо, и притупленный болью страх превращается в нечто новое. В понимание, что бежать не было никакого смысла. Что исполинская тень все равно догнала его. Эльфийка пятится, придерживая капюшон. От ветра слезятся глаза и свистит в ушах. В этом буране она потеряла любимого. Потеряла дорогу. Потеряла саму себя. Острый холод пробирается под одежду, под кожу и будто бы сдирает мясо с костей. Она помнит истории о ветре, что пожинает души. Снежная Пасть захлопывается. Она пытается кричать, но язык лишь треплется между зубами, стремительно покрываясь льдом. Лед хватает ее за руки и приковывает к месту, прорастает все глубже и глубже, по клочку отделяя мертвое от живого, пока последнего не остается совсем немного. Ее глаза твердеют и замерзают, и последнее, что она видит — это изорванные черные крылья, яростно разгоняющие метель. Посланница... разозлила Зимнего Зверя. В храме разом гаснут все свечи. Верховный жрец вскакивает и бежит куда-то наверх, в святилище, эхо его иступленных молитв гуляет под высокими сводами. Стены распадаются, осыпаются снежной лавиной, камни поблескивают темно-зеленой адрой. Руки дрожат, горло рвет кашлем. Тяжелая цепь тянет наружу, прочь. На снегу остаются кровавые следы. Ветер бьет так сильно, что ребра трескаются. Что-то липкое течет по лицу, заливает глаз, этой стороной он больше не может видеть, неясные пятна постепенно теряют цвет. Боль, отвращение, страх, отчаяние — сплетаются в тугой клубок склизких от крови и гнили змей. Он оступается, падает, хватается за сундук — в разбухшем от влаги дереве остается ноготь. Драконица пожирает Вестников. Все не так, все должно было быть не так. В плечо впиваются скрюченные чужие пальцы, Верховный жрец в полубреду горячо что-то шепчет на ухо. Страшный зуд не позволяет спать. Цепь обвивается вокруг шеи и рывком бросает в снег. Вой метели заглушает отрывистый пьяный смех. Черная тень перекрывает свет. В груди зарождается крик — звенящий, чистый. Прозрачный, как лед, и быстрый, как удар ритуального ножа. Он стремительно расширяется, но не находит выхода, бьется в плотно стиснутые зубы и сочится наружу кровавой пеной. Тень заполоняет собой весь мир. Она наваливается, обволакивает и давит. Вытягивает все соки. Высасывает дыхание. Ломает кости. Это становится невыносимым, но не заканчивается. Не кончится. Никогда не кончится. Зимний Зверь ждет Там. Невесть откуда взявшийся свет ударил по глазам, а легкие едва не лопнули от ворвавшегося в них воздуха. Нкиру с криком отпрянула назад и врезалась спиной в открытый стеллаж, сверху посыпались книги. Ее бил озноб, по щекам градом катились слезы. Ватнир корчился на койке напротив нее и кашлял так, словно пытался выхаркать внутренности. По простыни разлетались мелкие брызги крови. — Нкиру! Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник Эдер. Ничтожно короткое мгновение он осматривал каюту, а затем в два прыжка преодолел расстояние до койки, загородил Нкиру и приставил лезвие меча к горлу Ватнира. Нкиру задохнулась от ужаса. — Эдер, нет! — она ухватила его за переброшенный через плечо ремень и дернула на себя. — Не трогай его! Эдер замешкался, но, когда Нкиру принялась колотить его по спине кулаками, все-таки опустил меч. Ватнир издал звук, больше всего похожий на тихий скулеж, и снова зашелся кашлем. — Ты кричала... Что случилось? Нкиру попыталась было ответить, но поняла, что у нее пропал голос. Просипев что-то невразумительное, она схватила кружку воды, оставленную Дейлией для Ватнира, и залпом осушила ее. Стало легче. — Боги... Все в порядке, Эдер. Я просто... Просто... — Нкиру вдруг осенило. — Ты что, стоял у меня под дверью? — Э-э, — Эдер уронил взгляд в пол и смущенно почесал затылок. — Ну, не прям под дверью... Ну, рядом. Мы с Зоти... э-э-э... обсуждали аспекты веры, ну, знаешь, чего общего, чего разного... — Эдер, — оборвала его Нкиру, — ты никогда не умел врать. Она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы как следует высказаться, но в последний момент осеклась и опустила плечи. Эдер ведь в самом деле беспокоился за нее. — Я... Прости. Все в порядке. Это опять мои... хранительские штучки. Коротко кивнув Эдеру, Нкиру взяла со стола раствор и протянула Ватниру. Тот отшатнулся, испуганно округлив глаза. — Спокойно, Ватнир, — Нкиру виновато улыбнулась ему. — Это лекарство. Наша лекарь, Дейлия, оставила его для тебя. Сказала, что тебе станет легче, и что ты должен пить больше воды. Сильно не сразу, но Ватнир все-таки решился протянуть дрожащую руку, взять склянку и опрокинуть ее в себя. Еще во время привалов на Мертвой льдине Нкиру обратила внимание, что он всегда так пил. В противном случае, видимо, все вытекало между зубами и не попадало в рот. — Ну, — напомнил о себе Эдер, ковыряя темное пятнышко на полу носком сапога, — я пойду? У тебя, к слову, кровь носом. Нкиру взяла со стола платок и заткнула им ноздрю. Только сейчас она заметила на губах солоноватый привкус. — Да, иди. Спасибо, что заботишься обо мне, но постарайся больше не врываться без стука в мою каюту, ладно? Эдер внимательно посмотрел на Ватнира, выудил из поясного мешочка трубку и сноровисто натолкал в нее сушеного белолиста. — Ладно. А ты... ну... будь осторожна. Нкиру демонстративно закатила глаза, проводила Эдера до выхода и наконец-то заперла дверь. — Что... Что это было?.. В груди болезненно защемило. Голос Ватнира звучал так, будто он вот-вот должен был расплакаться. — И почему я... — его пальцы слабо комкали простынь, а взгляд бездумно блуждал по полу. — Где... где моя... — Ты в каюте капитана, — Нкиру торопливо присела рядом. — В моей каюте. На палубе тебе от жары стало дурно, поэтому мы перенесли тебя сюда и сделали для тебя все возможное. Ватнир приподнял голову, и его тяжелый взгляд исподлобья сказал Нкиру больше любых слов. — Прости... За Эдера и... за все остальное. Я не должна была. — Не должна была... что? — Заглядывать тебе в душу. Она поежилась и обняла себя за плечи. Даже в Белой Пустоте не было так холодно, как в недрах этой изуродованной души. — А... Говорящая с сумраком, — пробормотал Ватнир, потирая запястья. — И... что ты увидела? — То, что предпочла бы как можно скорее забыть. Я часто вижу неприятные вещи, но сейчас... Это... Уф. Мне нужно собраться с мыслями. Нкиру поднялась с кровати, морщась от боли. Ощущение было такое, будто в виски вбили по железному колышку, и теперь они низко противно гудели где-то в мозгах. А еще — что проклятый Зимний Зверь ждал ее где-то Там, и неважно, что от сделки с ним она отказалась. — Вода в кувшине, пей. Я принесу какой-нибудь еды. И одежду свою не трогай, тебе теперь понадобится другая.