Встретимся на рассвете

      Джон шатался от усталости. Руки, ноги – всё тело – даже волосы, казалось бы, болели от долгой схватки, напряжения и бессильного страха. Он видел цель, маячившую перед ним грязно-бурым пятном, и усилием воли заставлял себя делать шаги навстречу к ней.       Плечи девушки, сжавшейся в комок под чардревом, подрагивали. Юноша, сидевший на каталке возле неё, неловкими, словно онемевшими пальцами гладил её по грязным волосам.       Джон собрал остатки дыхания, пересёк чёрный от крови снег на проталине и упал на колени рядом с ними. Рука его выпустила обагрённый меч и вместо этого подгребла к себе сестру, а второй, явно выбитой ладонью, он сжал ткань на коленях своего брата.       Арья загнанно дышала ему в ключицы морозным воздухом. Бран сжал свободной рукой предплечье Джона.       – Ты колола острым концом, – выдавил из себя Джон, чувствуя, как в уголках глаз собираются горючие слёзы и проливаются на заледеневшие щёки.       Из груди Арьи вырвался рыдающий смешок, и она подняла на него взгляд. Лицо её заливала кровь, струящаяся из глубокого пореза над бровью. Тёмные глаза сестры, так похожие на его собственные, так похожие на глаза его матери блестели слезами. Над ними высился Винтерфелл, заваленный трупами. Ледяной прах Короля Ночи разносил по богороще ветер. Джон даже не мог понять слезы чего готовы были исторгнуться из глаз его маленькой сестры.       Ему казалось, что они сидят здесь вечность, не смея пошевелиться. Бран перебирал волосы Арьи, сжимал предплечье Джона, а юная убийца самой Смерти не могла выпустить из судорожно сжавшейся руки кинжал.       Первый луч солнца закрался сквозь кроваво-красные листья чардрева. Джон слышал шум выжившего после смерти замка и крик Рейегаля. Он хотел бы понять, когда начал примечать его зов, но его сестра закончила войну, которую он вёл с тех самых пор, как ступил на гнилые доски Чёрного Замка. Солнце разливалось по земле и ему казалось, что кроме этого рассвета, встреченного в объятиях семьи, ничего не имеет значения.       Он словно не слышал неуверенный топот сотни живых ног, но женский стон, разнёсшийся по роще, отозвался звоном в его ушах.       Арья первая подняла голову, отрываясь от братьев, и первая оказалась в объятиях сестры. Волосы старшей Старк, цвета того самого рассвета, накрывавшего нежным полотном Винтерфелл, пахли сыростью крипты и страхом.       Санса прижимала её к груди, словно маленького ребёнка, глаза её были устремлены на Брана, а пальцы без остановки гладили Джона по лицу. Тесным комком стая выжила.       – Зима кончена, – низким после долгого молчания голосом сказал Бран, и лицо его тронула неширокая улыбка.       Зеленовато-голубые глаза Сансы растапливали снег вокруг. Джон поцеловал внутреннюю сторону ладони, ласкающей его лицо, и Санса, прокашлявшись, смогла отпустить их.       – Шрам останется, – просипела леди Винтерфелла, отводя грязные волосы с лица сестры.       Джон задрожал, сцепляя пальцы в кулаки у сестёр на спинах. У Арьи дернулись губы, но она была готова улыбнуться. Если бы не отвела взгляда от сияющего лица сестры.       Они стояли у края богорощи, неловкие и отчаянные. Трое уставших, убитых горем и воскрешённых победой мужчин. У рыжего недалёкого одичалого дёргался глаз и он продолжал непроизвольно помахивать секирой, опущенной долу. Высокий Пёс с обожжённым лицом стоял неподвижно, зло сжав губы, но взгляд его метался с одной сестры на другую с неприкрытой радостью. Но самым неуместным в этой богороще выглядел мужчина, выглядевший почти мальчиком на фоне двух гигантов.       Его светлая кожа, с детства привыкшая к жаркому климату Королевской Гавани, посерела от суровых зимних морозов, но её почти не было видно под слоем грязи и крови. Не останавливаясь у опушки богорощи, а идя прямо к замершим под чардревом Старкам, он тащил свой молот по снегу и оставлял на нём тёмные лужи чужой, зловонной крови.       Джон сжал свою семью в руках, словно подгребая под себя. Ужас, сжавший его сердце Долгой Ночью, не желал расставаться с ним, и любого, будь то олень, пёс или дракон, он воспринимал как явственную угрозу покою, что установила Арья Старк ударом кинжала.       Джендри был ему другом. С их первой встречи и до сегодняшнего рассвета Уотерс, такой же бастард, каким и он некогда являлся, был готов идти за ним, доверять ему и сражаться бок о бок, как некогда делали Роберт Баратеон и Эддард Старк. Джон не сказал ни слова Дени о происхождении друга, устроил его в своём доме, полагался на него в подготовке к решающему сражению.       Но Джендри шёл навстречу, а у Джона больше нечего было отнимать, кроме семьи.       Почувствовав зарождающийся в брате гнев, Арья неловко выбралась из объятий семьи, поднялась на негнущиеся ноги и, прихрамывая, пошла навстречу. У Джона мелькнула мысль, что имя лорда-протектора можно отдать сестре насовсем.       Из груди Джендри вырвался свистящий звук, у Арьи – придушенный – то ли возглас, то ли поскуливание, и она буквально упала к нему в руки.       Уставшему после боя Уотерсу было тяжело стоять на ногах, держа на себе маленькую леди, потому он осел в снег, продолжая баюкать её измученное тело в руках.       Санса положила ладонь на предплечье Джона, удерживая, и прижалась к его груди. Сноу обнял её голову и поцеловал в макушку. Такие ненавистные волосы Кейтелин Талли, рыжие и густые, такие любимые волосы Робба Старка, завивающиеся и блестящие бронзой, на плечах Сансы пахли домом и теплом. Кровавый рассвет путался в бликах на кудрях леди Винтерфелла.       Тёмный дым рвов, горящей плоти и замка поднимался в небо, закрывая его от выживших. Арья подняла голову, ткнувшись, словно слепой щенок, в щеку Джендри. Он смотрел перед собой пустым, полубезумным взглядом. Сквозь копоть, грязь и кровь, засыхающие на его лице, она увидела синие, как летнее небо над Браавосом, как воды Узкого моря, глаза.       Тёмная ночь кончена. Зима пошла на убыль. Догорят костры, и над Винтерфеллом раскинется синее, словно глаза Джендри Баратеона, небо.       Почувствовав, что она смотрит на него, Джендри перевёл взгляд с пустоты на свою маленькую подружку. Она всё ещё сжимала в руке кинжал и ему стоило больших трудов разжать её пальцы. На лбу у неё уже опухал глубокий порез, волосы свалялись от пота и крови. Джендри хотел отвести их от лица, но лишь испачкал её кровью ещё сильнее.       – Я же говорил, – выдавил он, не сумев не улыбнуться, – мы встретимся на рассвете.       Он думал о том, что меньше часа назад был на волосок от гибели, и в голове его билась лишь мысль о том, что он станет очередным в списке тех, кто разочаровал её. Не выполнил обещания. Не вернулся. Покинул. Как отец, мать, братья, Нимерия, Сирио, Якен и все те, чьи имена она шептала во сне.       Всё это было не важно, когда море мертвецов хлестало в стены Винтерфелла и бросалось под его молот. Всё это едва не сдавило сердце Джендри, превратив его в бесполезный кусок мяса, когда битва была кончена.       Арья ухмыльнулась лишь краем губ, словно хотела разозлиться и ударить его за то, что он сказал очередную глупость. Она всегда так делала.       – Ты опаздывал, – хрипло ответила его маленькая леди, сжимая оцепеневшие пальцы на его разорванном воротнике. – Рассвет пришлось приблизить.       Джендри мог бы поклясться, что не почувствовал на её губах ни слёз, ни крови. Лишь тепло растапливающего землю солнца.