***
— … Стив рвет и мечет, Наташа мрачно молчит и все время где-то пропадает, атмосфера на Базе, как в осажденном городе, хоть охрану выставляй и все время жди нападения. Ну вот как-то так… А про остальной мир… Скромно примостившийся на диване Питер досадливо сморщился и изобразил пальцами левой руки нечто эфемерное, но Тони и не нужно было продолжения. Ему и без того потребовалось почти полчаса, чтобы привести в чувство находившегося на грани нервного срыва парня и убедить его, что Тони — вот он, живой и в общем невредимый, никуда больше не свалит и даже не пытается с собой покончить. Сейчас Тони наслаждался минутами заслуженного затишья, с обреченной ясностью понимая, насколько оно будет недолгим. Питер вновь спрятал нос в кружке горячего какао (кто бы еще объяснил Тони, какого черта этот напиток вообще оказался в списке стратегического запаса продуктов в этом убежище?!), но быстро вынырнул. — Мы должны все исправить! Он был лихорадочно напорист и уверен в себе так, как это возможно только в благословенной молодости. Когда море — по колено, океаны — по щиколотку, апокалипсис — веселая вечеринка на Хэллоуин, а смерть — тщедушная старушонка, у которой всего-то и нужно косу отобрать. — Каким образом? — утомленно вздохнул Тони, машинально крутя в руках карандаш. — Только не говори про то недоразумение, что в свое время назвали хрононавигатором. — И не собирался, — с явным оттенком обиды отозвался Питер, — мне доктор Беннер весь мозг вынес теорией путешествий во времени. А уж фразу про то, что изменив прошлое, мы не изменим свое настоящее, я теперь, даже не просыпаясь, смогу отчеканить, если вдруг спросят. — Умный мальчик, — скупо улыбнулся Тони, — тогда какие варианты? — Все просто, — вопреки сказанному на лице Питера красовалось такое напряжение, что было очевидно: непросто ни черта. — Доктор Стрендж и Глаз Агамото. — Ты проспал последние полгода, парень, и не в курсе, что камень уничтожил фиолетовый урод? Это первое. И второе — с чего ты взял, что этот зеленый стразик способен иным образом отмотать время назад? Почему на него не должны распространяться общие законы? — Начну со второго. С того, что я отлично помню рассказ Ванды, Стива и того же Брюса, как вышеупомянутый урод им распорядился, когда… Ну… Вижена… Он осекся и глянул на Тони почти виновато, выискивая в его лице следы реакции. И да, Тони было больно вспоминать об этом. Джарвис, а потом и Вижен, был ему очень дорог, и его смерть до сих пор висела немым укором на списке потерь, развернутом перед его глазами. Вот только этот список был настолько длинен, что Тони давно свыкся с тем, к чему привыкнуть вообще очень сложно. Боль грызет и кусается очень настойчиво и кровожадно. Но если хочешь жить дальше, то нужно уметь с ней сосуществовать. Тони в этом специфичном мастерстве давно стал большим специалистом. Он мельком кивнул Питеру, показывая, что все в порядке, и что тот может продолжать. Потребовалось несколько мгновений, чтобы мальчишка собрался с мыслями. — Понимаете, в чем фишка, — несколько неуверенно начал он, ерзая на диване, — они все хором утверждают, что Танос, использовав Глаз, просто-напросто отмотал время назад, оживил Вижена и восстановил гребаный Камень Разума. И заметьте, никакое «изменив прошлое, не изменишь настоящее» тут не сработало. Это ж, в конце концов, один из Камней Бесконечности, черт возьми! Они, по-моему, вообще плевать хотели на любые законы! Тони не мог не признать, что в этой идее определенно что-то есть. Ладно, хорошо: эта идея выглядит весьма правдоподобно. Вот только именно поэтому ему и самому она уже давным-давно пришла в голову. Но все опять же уперлось в то, что вожделенный Камень фиолетовая мразь уничтожила давным-давно на задворках космоса. — Теперь про уничтожение, — Питер словно подслушал его мысли. — Слушайте, мистер Старк… Ну вы же не можете всерьез думать, что Стрэндж на самом деле согласится расстаться со своим главным оружием и источником могущества. Он должен был понимать, что хоть и поклялся защищать Камень от всех угроз, но всегда можно потерпеть поражение. И он должен был что-то придумать на случай поражения! А вот об этом Тони, если честно, не подумал и сейчас был крайне удивлен этому. Как такая элементарная идея не пришла ему в голову? Он просто обязан был учесть, что Стрэндж — тот еще лис и всегда себе на уме. Его сотрудничество с Мстителями распространялось исключительно до тех границ, которые были выгоды самому Верховному магу, и ни в коем случае не подразумевали полной откровенности. Тони попытался несколько осадить уязвленное самолюбие тем, что максимум усилий он направил на выяснение личности того негодяя. Подобные мерзавцы не имели права безнаказанно шляться по земле и вдвойне не имели права продолжать вредить. Именно это Тони определил своей первоочередной задачей. А возможно, он просто не считал себя вправе заниматься чем-то, что могло бы его обелить. Он сам сделал жуткий выбор, он самоуверенно взвалил на себя этот крест, и он был готов отвечать за это. Спасать себя он был не намерен. Не заслужил. Вот только Питеру было откровенно плевать на то, что он там себе надумал. Питер был твердо намерен расшибиться в лепешку, чтобы вытащить Тони из того дерьма, куда тот шагнул с поистине королевским апломбом. И почему же от этого вдруг защипало в глазах? — Я говорил с доктором, — Питер твердо гнул свою линию. — Уж не знаю, насколько я жутко выглядел, что он пошел мне навстречу. И он подтвердил мои предположения. Еще до всей этой заварухи с Таносом он соорудил нечто вроде копии Глаза Агамото. Больше даже в шутку, проверяя границы своих сил. В общем-то, он этой штучкой и не пользовался никогда, соорудил и забыл. Кому нужна несовершенная копия, когда рядом есть оригинал такой офигенной силы? Но она при этом все равно существует… Питер так настороженно замолк, что Тони сразу понял: вон оно, то, о чем Питер не решается сказать, главный подводный камень этого выхода, который на миг показался Тони невероятным спасением. Почти сказкой! А ведь давно известно, что сказки не выживают в этом безжалостном мире. — Что с этим самодельным камнем не так? — сухо спросил он. Сидеть вдруг стало невмоготу, и он резко поднялся, отойдя к столу и машинально барабаня по нему пальцами. Терять едва вспыхнувшую надежду на чудо оказалось неожиданно больно. — Да в общем, все так. Почти. Он, как и оригинал, может отмотать небольшие промежутки времени назад. Вот только совсем небольшие, в пределах пары часов. Если нужно переместиться в более раннее время, то он закинет туда, без проблем… Он вновь замолчал, причем так говоряще, что ненавистное «Но» едва ли не засияло неоновой вывеской посреди комнаты. — Но? — сухо выдохнул Тони. Питер низко-низко опустил голову и отчаянно выдохнул. — Но никогда не известно, сможет ли переместившийся вернуться назад. Может быть, вернется, а может быть, его занесет куда-нибудь в параллельные миры. Понятно. Что ж… И почему это Тони даже не удивлен? — Нет. Это коротенькое словцо прозвучало так веско и неотвратимо, что Питер рефлекторно вскинулся, чтобы возмутиться, но тут же поник и стал очень-очень несчастным. Кому, как не ему, было знать, что Тони переспорить невозможно. — Я не собираюсь терять тебя в каком-то проклятом параллельном мире. Нет. Ничто не стоит такого, — веско добавил Тони, хотя Питер и не спорил. Он откинул голову и начал медленно, ритмично биться затылком о стенку. Вот и конец затишья, почти безучастно признал Тони. — Это нечестно, — это прозвучало так по-детски обиженно, что упрямо глядящий в пол Тони не смог не усмехнуться нервно. Совсем немножечко, чтобы не заметил, — это так нечестно… После всего, что было, после читаури, после Альтрона, после подонка Таноса, после всего этого вы не заслужили такого! Вы столько сделали для этой гребаной Вселенной, почему же она хоть раз не может сделать что-то для вас?! В другой раз Тони бы съязвил, Тони бы отшутился, Тони бы отчитал Питера за наивность… Сейчас, когда привычный мир рухнул, а выбраться из-под обломков оказалось куда сложнее, чем думалось, не хотелось ни того, ни другого, ни третьего. Хотелось чего-то иного, несбыточного и действительно им не заслуженного. Именно того, что заставило его медленно, нехотя вернуться, опуститься рядом на мягкое сиденье и, взяв безжизненно висящую руку, сплести их пальцы так, словно это была самая обычная вещь в мире. Тони видел, как Питер замер, как напряглась каждая мышца, каждая жилка в его теле, и каким сумасшедшим взглядом он впился в их соединенные руки. Он понимал, что пугает мальчика, что обязан отпустить его немедленно, что, проваливаясь в бездну, не имеет ни малейшего права тащить его за собой. Он должен его отпустить! Сейчас же! Немедленно! И он отпустит, конечно же, отпустит! Вот только согреется хотя бы немного его живым, лучащимся теплом, вдохнет его, пропитается хотя бы на миг. Чтобы потом, одному, было не так страшно и не так сильно хотелось выть. Вот сейчас он отнимет свою руку…. Но он, как всегда, забыл, что Питер Паркер всегда и на все имеет свое мнение. Тонкие пальцы, словно почуяв неладное, так вцепились в его широкую ладонь, что Тони на миг почувствовал себя ребенком. — Перестань, Пит… — хрипло попросил он, пытаясь звучать ровно. — Отпусти. Не надо. Ничего этого не надо. — Кому? Вам или мне?! — это прозвучало так угрожающе, что Тони сверкнул на Питера изумленным взглядом, и едва не поперхнулся, увидев, как тот, глядя прямо в упор, кажется готов его разорвать от злости. — Вы как всегда все решили за меня, да, мистер Старк?! Только знаете что? Я вам больше этого не позволю. Потому что вот мне — надо! Надо больше всего на свете! А … — он запнулся, и с него вмиг слетела вся храбрость. — А вам надо? Только не врите, пожалуйста! Хоть сейчас не врите… Его голос совсем затих к концу, но Тони, наверно, услышал бы его даже, если бы он и вовсе молчал. И нужно было, нужно ответить, что ему сейчас ничего не надо вообще, что в его положении проще всего быть одному, что сейчас у него нет ни сил, ни времени, чтобы распыляться на что угодно. А он сидел, ни о чем не думал и все так же сжимал его пальцы… — Только ответьте честно на один вопрос, и мне этого будет достаточно, — на грани слышимости прозвучало рядом. — Если бы не тот поцелуй, вы бы… Выбрали так же? Тони очень хотелось смеяться. Он ждал этого момента так долго, но дождался теперь, когда уже ничего невозможно исправить. Судьба умеет веселиться, черт возьми! Вот только соврать так и не получилось. Ведь Железный Человек действительно не всемогущий бог. — Конечно, — произнес он, уставившись остановившимся взглядом куда-то на противоположную стену. — Поцелуй тут вообще ни при чем. Я бы в любом случае поступил так же. Питер, кажется, тихо охнул и зажал рот свободной рукой, но Тони уже это не могло остановить. — Это только кажется, что у меня был выбор, малыш, — криво усмехнулся он. — На самом деле его не было. Совсем не было. Прости, что я заставил тебя пережить ту минуту. Ведь мог все закончить гораздо быстрее. Я по сути в первую же секунду знал, что сделаю. Да, это было самое страшное, что я совершил в своей проклятой жизни, но если бы мне раз за разом довелось снова стоять на той платформе, я бы раз за разом делал то же самое. Вот и все. Броня сброшена, и ничем больше не прикрыть кровоточащее, скулящее от боли сердце. Тони обреченно подумал, как он мог докатиться до этого и как вообще теперь смотреть Питеру в глаза. Но в следующую секунду обнаженное сердце завыло от нестерпимой боли. Потому что губы Тони обожгли шершавые и неумелые губы Питера Между первым и вторым их поцелуями прошло всего ничего, а казалось — как же банально это звучало! — что целая жизнь. Когда он впервые, вмиг перестав владеть собой, сделал шаг вперед и бережно прикоснулся к губам Питера, он чувствовал нежность, струящуюся в ответ. Сейчас он целовал решимость и отчаяние. Губы Питера пахли прохладой и чем-то еще, невыразимо нежным, кажется, лавандой. Глаза, совершенно сейчас незнакомые, вдруг глупо и романтично показались похожими на две бесконечно далекие звезды, и Тони бы, не задумавшись ни на миг, отдал те ошметки, что остались от его души, если бы они могли повести его за собой. Но они не могут. Ничто не может. И все, что оставалось Тони, — вбирать в себя аромат лаванды… Но Питеру, дорвавшемуся, измученному, не было до душевных метаний Тони никакого дела. Он вжимался всем телом все крепче, неумело, но остервенело углублял поцелуй до того, что зубы сталкивались друг с другом. Бешеный стук сердца Тони оглушал его самого так, что казалось, в мире больше нет звуков кроме этого. — Пит, — кое-как отстранившись и хватая ртом густой, пряный воздух, прошептал Тони, прислонившись своим лбом к его, ибо полностью разомкнуть контакт оказалось выше его сил, — не надо, не сейчас… Давай потом, когда все позади… — Ну уж нет! — зло прошипел Питер и так толкнул его в грудь, что Тони, не удержавшись, полетел на пол, а цепляющийся за него Питер — вслед за ним. Краешком сознания Тони отметил, что, кажется, здорово приложился затылком. И тут же забыл об этом, потому что Питер, его чудесный, нежный, потрясающий Питер, его долгожданный, вымоленный, вымечтанный, выпрошенный Питер, его любимый Питер, сейчас вжимается в него всем телом и смотрит так, что… Черт, да ради одного этого взгляда Тони счастлив, что выдержал те пять лет. Нет, все неправильно. Все должно было быть не так. Они должны были начать неторопливо встречаться, радостно улыбаться друг другу, зависать в мастерской сутки напролет, то и дело отвлекаясь на бережные поцелуи под язвительные комментарии вездесущей Пятницы, тайком обжиматься в коридорах Базы, прячась от команды, как подростки, и хихикая от осознания общей тайны, валяться на бесконечном диване в огромной гостиной, делая вид, что смотрят кино, а на самом деле не отлипая друг от друга. А потом Тони бы увез его далеко-далеко, туда, где нет ни единой живой души, где тихо поет океан и солнце целует своих детей. И там на белом песке этого рая на Земле Тони бы нежно-нежно взял его в первый раз. Но ничего этого не было и уже никогда не будет. Вместо белоснежно-пушистого песка — не слишком мягкий коврик на деревянном полу маленького, затерянного в лесах Онтарио домика. Но отчего же Тони так непозволительно счастлив? Очередной поцелуй был жадным и нетерпеливым. Слишком жадным и невозможно нетерпеливым. Питер торопливо елозил по нему, тыкался влажными губами везде, куда получалось дотянуться. Тони все еще цеплялся за бесполезные мысли про «нельзя-не-сейчас-неправильно», точно понимая, что он уже сдался. Отказаться вот от этого Питера, горячего, жаждущего, распаленного, предлагающего себя, было выше сил человеческих. — Да стой ты, торопыга, — судорожно прошептал он, пытаясь отстранить от себя, — давай хоть в кровать пойдем. — К черту кровать! — яростно выплюнул Питер и так нажал коленом на пах Тони, что тот не смог удержать голодного рыка. Где-то в глубине взорвался огненный шар, и каждая клетка вмиг полыхнула огнем предвкушения. — Все, ты доигрался, — выделяя каждое слово, усмехнулся он, одним рывком опрокинул Питера навзничь и с громким выдохом наслаждения навалился сверху. Питер изгибался под ним и что-то заполошно, но тихо шептал, не разобрать. Тони торопился: как же долго он ждал. Господи, как же долго он этого ждал… Он жадно провел пальцами по теплой обнаженной коже руки, поднимаясь до плеча, скользнув по ключице, слегка стиснув шею, пройдясь по щеке, скуле и вплетая пальцы в темные волосы. Горящие от суматошных поцелуев губы нашли доверчиво подставленную шею и со всей силы прикусили тонкую кожу, упиваясь лихорадочным стоном в ответ. Содрать к чертям свитер и футболку было делом пары секунд. И Тони тут же замер. Да, он сто раз видел Питера обнаженным. Но вот сейчас это распростертое под ним тело, подрагивающее от напряжения, эта жилка, колотящаяся на шее, это лицо с закушенными губами и широко распахнутыми сумасшедшими глазами — это было то, красивее чего Тони в жизни своей не видел. — Люблю тебя, — вдруг прошептали эти искусанные губы, и все, на что оказался способен вмиг онемевший Тони, это с томительной нежностью прижаться к ним в ответ. Его губы заскользили все ниже, приласкали темные горошины сосков, осыпали поцелуями впалый живот, то спускаясь совсем низко, то возвращаясь обратно к шее, так что Питер тихо вздыхал, нервно вздрагивал и хватался руками за напряженные плечи Тони, подталкивая, вынуждая двигаться быстрее. Тони очень пытался не спешить: первый раз Питера должен быть нежным и неповторимым. И он сделает все для этого. Собственное возбуждение становилось нестерпимым, член распирало так, что он всерьез боялся, надолго ли его хватит. Все внутри требовало ворваться сию же секунду, овладеть, присвоить, забрать себе. Тони чувствовал себя, словно подросток в период бурного созревания, дорвавшийся до первого партнера. Все женщины и мужчины, что вереницей прошли через его постель, через чьи постели прошел он, вдруг словно исчезли. Не было. Никого не было. Кроме вот этого парнишки, дрожащего от волнения, напряжения и желания и стонущего его имя так, что он готов умереть именно сейчас. Он долго, безумно долго, пытаясь совладать с сердцем, которое вот-вот сломает ребра, и с неприлично дрожащими пальцами, готовил его. Питер пытался не вздрагивать от непривычных ощущений и не отстраняться. Выходило с переменным успехом. Но даже если бы мальчишка сейчас попросил остановиться, Тони бы уже не смог этого сделать. Девственная узость тела Питера, теперь уже жадно прогибающегося ему навстречу, срывала мозг так, как никогда раньше. Он чуть не рычал от мысли, как же охрененно эти жар и влажная теснота будут чувствоваться вокруг его изнывающего члена. Он вновь наваливался на него, шептал какие-то бессмысленные нежности, неистово целовал висок и скулы и ласкал, ласкал, ласкал его изнутри пальцами. Обмирая от ощущения принимающей его плоти и буквально кончиками пальцев ощущаемого желания скорее принадлежать ему. Он все еще не решался, все еще боялся причинить боль. Но Питер прошептал: «Тони, хватит, возьми уже меня…», и он перестал хоть что-то контролировать. Он широко развел судорожно напряженные ноги Питера, прошелся жадными поцелуями по внутренней стороне бедер, успокаивал, ласкал, слушал чьи-то стоны, не в силах понять, его собственные или Питера. А потом, смаргивая от то и дело накатывающей перед глазами огненной пелены, притянул его за бедра ближе к себе и, изо всех сил пытаясь быть нежным, сделал то, о чем запрещал себе даже думать, хотя не думать не мог. Питер отчетливо вздрогнул и непроизвольно стиснул короткий ворс ковра, что-то сдавленно прошептал, но даже не попытался отстраниться. — Пит… Ты как, Пит? — прохрипел Тони, призывая на помощь всю свою выдержку, чтобы не ворваться полностью, не заполнить собой это созданное для него — он уверен в этом! — тело. — Все… нормально, — голос Питера был так искажен, что Тони на миг усомнился, что эти слова вылетели из его распухших губ, — продолжай, пожалуйста… И это было больше, чем он мог вынести. Самоконтроль окончательно признал свое поражение. Тони почти грубым толчком вошел до конца. И ошеломленно понял, что до сих пор, при всем своем легендарном опыте, не знал, каким охрененным может быть секс. Пару мгновений ему все же удавалось двигаться более или менее плавно, из последних сил щадя хрупкое тело, но Питер так надрывно стонал, что почти сразу он сорвался в бешеный темп. Скрюченные пальцы впивались в бока, оставляя багровеющие следы. Зубы покрывали вязью укусов шею и плечи, невероятным усилием воли удерживаясь от того, что бы вцепиться до крови. Горячо, влажно, тесно, больно, сладко, охрененно, невозможно… Быстрее, глубже, еще глубже… — Скажи, что ты мой… Только мой! — Твой, только твой, — то ли всхлипывал, то ли стонал Питер. А потом вдруг вздрогнул особенно сильно, на изломе выдохнул: «Тонииии» и кончил, стиснув его так, что это было точкой невозврата. Тони почувствовал, как внутри все вскипает, скручивает, взрывается, всем телом вдавил его в пол и, уже уплывая куда-то в стратосферу, выдохнул в алое ухо: — И я тебя.***
Проснувшись, Питер долго не открывал глаза, хотя по ощущениям на улице уже давно рассвело. Лежа так, можно было притвориться, что все хорошо. Что тепло, которым его бережно окутывал обнимавший со спины Тони, способно спасти в самой дерьмовой ситуации. Что гребаная Вселенная хоть раз показала себя не той неблагодарной сукой, как это обычно бывает. Что мир все еще боготворит Тони Старка, а не ненавидит и не кричит: «Смерть убийце». Питер понимал, что он должен встать, как можно скорее, пока Тони не проснулся, но не мог себя заставить отказаться от его объятий. И он лежал, упивался ими, тонул в родном запахе Тони, ловил его мерное дыхание, вжимался спиной в спокойно вздымающуюся грудь и изо всех сил пытался думать об одном. Он должен. Именно он. Потому что больше некому. У него все получится. Все выйдет как надо. Тони, конечно, потом будет долго и злобно орать, но простит. А если вдруг… Тони все равно его простит. Потому что и сам сделал бы для него то же самое. Не оборачиваясь и запрещая себе дальше думать, он осторожно выбрался из постели, торопливо оделся, изо всех сил стараясь не вспоминать, как жадно Тони вчера стаскивал с него эту самую одежду, и почти бегом бросился к выходу, на ходу набирая знакомый номер. — Мистер Стрэндж, я согласен.