Народный Арранкар

В то утро близнецов поджидали серьëзные неприятности. Привычно поднявшись полседьмого утра, невыспавшиеся и мрачные, они поплелись на работу. На заводской проходной, как обычно, встречала очередь. Важной отличительной особенностью Народного Арранкара были очереди в любых, самых неожиданных местах. Утром в общежитии была очередь в ванную, на улице была очередь в автобус, потом была очередь для того чтобы войти на работу и выйти с работы. В магазине была очередь за продуктами, рядом другая очередь — за духовной пищей, а третья, и самая большая, очередь вела в вино-водочный отдел. Иногда возникала и четвертая очередь — за Дефицитом, неким редким продуктом, который следовало непременно брать, даже если он тебе был не нужен. А, к примеру, в поликлинике дело обстояло ещë интереснее: имелась очередь, чтобы взять мед.карточку, затем очередь к врачу, который выдавал направления, затем очередь к нужным врачам, а они обязательно посылали в четыре дополнительных очереди — на сдачу анализов и флюрографию. В конце этого нелегкого квеста следовало отстоять еще две очереди — поставить печати в регистратуре и сдать мед.карточку. Итак, близнецы добрались до заводской проходной и вклинились в поток людей, проходящий через турникет под бдительным оком бабки-вахтера. Бабка была вредная, придирчивая и чересчур въедливая. Она могла долго изучать пропуск и дотошно сличать фотографию с невыспавшейся и синей с похмелья физиономией рабочего, с сомнением покачивая головой. Эти действия были обусловлены исключительно бабкиной вредностью: несмотря на преклонный возраст, она обладала замечательной памятью и прекрасно помнила всех работников завода в лицо, ведь директоров цехов, партийных работников и прочих мелких и крупных шишек она пропускала сразу, с приятной улыбкой, и даже не требовала пропуск. Ичиго, отстояв очередь, успешно прошел процедуру бабкиного фейс-контроля, обернулся, чтобы подождать близнеца… и… и у Хичиго были неприятности. Он хлопал по карманам спецовки и брюк снова и снова, в поисках пропуска. Бабка довольно потерла руки и ухмыльнулась. — Кажется, забыл в других брюках, пустите так? — неловко поинтересовался он. Бабка изумлëнно посмотрела на него: ещë никто и никогда не смел проситься пройти без пропуска. — Это же Хичи Широсакин, он с нами в седьмом цеху работает! — вступились за него голоса из очереди. — Ничего не знаю! — аж взвилась от восторга бабка, радостно брызжа ядом и вредностью — Широсакин-шмаросакин, ничего не знаю. Пропуск несите! Если пропуск утерян, то обратитесь в бюро пропусков. Там вас оштрафуют, — это слово бабка произнесла с особым удовольствием — И выпишут новый… и прогул вам поставят, и в личное дело занесут, чтоб неповадно было пропуска терять. Следующий! Не задерживайте очередь! «Ладно Ичи, я пошëл искать пропуск…» — уныло подумал Хичиго, махнув рукой и выбираясь из очереди. «Посмотри в брюках и под кроватью, может он выпал… или в тумбочке?» Хичиго умчался искать пропуск, а Ичиго пошел на рабочее место. Дойти не получилось — неподалеку от входа в цех его за локоть остановил какой-то неприметный, ничем не выделяющийся на фоне остальных, рабочий и, незаметно показав ему красную «корочку», спрятанную в широкой ладони, велел идти рядом. Ичиго послушно последовал за ним, на, внезапно ставшими ватными, ногах. И что потребовалось от простого трудяги сотруднику ГБА?! Они зашли в соседний цех, попетляли по коридорам и в дальнем конце цеха остановились под незаметной дверью с надписью «Теплосеть». Сотрудник позвенел ключами и открыл дверь, за которой оказались отнюдь не трубы с манометрами и вентилями, а самый обычный канцелярский кабинет: стол-стул, портреты вождей, пишущая машинка, телефон, сейф, шкафы с полками дел. — Проходи Куросакин, присаживайся. Нам с тобой предстоит серьëзный разговор. Ичиго поспешно рухнул на стул и остался на нем психовать, нервно тряся ногой. Сотрудник снял пальто, повесил на вешалку, потом позвенел ключами, открыл шкаф с делами и молча начал что-то там искать. Так продолжалось минут десять. Ичиго страдал и психовал в неведении, и никак не мог прийти в себя. Все доводы разума о том, что сотрудник специально тянет время, чтобы вывести его из равновесия перед допросом, результатов не приносили. Наконец гэбэшник выудил с полки дело, открыл его, и усевшись на край стола, чтобы возвышаться над уже деморализованным Ичиго, прочитал: — Итак, Куросакин Ичиго, 23 года, не женат, беспартийный… а почему, кстати, беспартийный? Вопрос застал Ичиго врасплох. В самом деле, почему он беспартийный? Наверное потому, что это тело, по тем или иным причинам не вступило в партию. Но разумеется, о путешествиях между мирами и чужих телах сообщать гэбисту не стоило… Сотрудник продолжал вопросительно смотреть на Ичиго, внимательно изучая его лицо умными проницательными глазами. Помявшись, тот, наконец придумал причину и произнес, запинаясь: — И-иизвините, я волнуюсь. Беспартийный… я слаб финансово и не могу себе позволить платить партвзносы. В заводской общаге живу, за душой ни гроша… Сотрудника такой ответ вполне удовлетворил и он снова опустил глаза в дело. — Так, не состоял… не привлекался… судимостей не имеешь… Знаешь, у тебя очень хорошее личное дело. Слишком хорошее, это странно. Скажите, а ты случайно ne estas dungito de la Centra Inteligenta Agentejo? Внезапно задав вопрос на языке Единых Штатов, сотрудник нагнулся вперед, изучая лицо Ичиго в поисках искры понимания, но тот лишь непонимающе пожал плечами — вражьего языка он и в самом деле не знал. — Ладно-ладно, верю. Да и не похож ты на шпиона, просто для порядка спросил… простой арранкарский парень, как раз такие нам и нужны! Ну что, будешь работать на нас? Будешь получать деньги на книжку, иногда премии, в зависимости от результатов. И в личное дело пометку поставим, и может даже с квартирой поможем когда-нибудь! «Да он же меня вербует! Так вот оно что… мне предлагают «стучать», хотят, чтобы я писал доносы на друзей и коллег по заводу. Не бывать этому! Но блин, как же вывернуться… Думай Ичиго, думай… если сейчас не придумаешь уважительной причины, то будет беда — начнут копать глубже, а то и задержат до выяснения, а на допросах у них даже камни говорят и подписи ставят под признаниями!» — Извините… знаете, я не могу… я не сказал вам всей правды. Я не состою в партии не только потому, что не могу позволить платить партвзносы, я еще и по религиозным соображениям… в Мать-Землю верую, бабушка в деревне в детстве научила… вы же знаете, нам нельзя пить и говорить нехорошее. — Ичиго старательно потупился. — Мда, ладно, незаменимых людей не бывает! — произнося это, сотрудник машинально покрутил колесико сувенирных часов, выполненных в виде модели Генератора Иашина, стоящих на столе среди бумаг и канцелярских принадлежностей. При виде Генератора Ичиго облился холодным потом. — А, ладно… язычники, мать вашу, дикари. Не пьют, не сплетничают и другим не дают… ладно Куросакин, вот тут черкани подписи, что отказываешься от сотрудничества по религиозным убеждениям и предупрежден о неразглашении обстоятельств данной беседы, и можешь идти в цех. Дрожащей рукой Ичиго расписался на двух листах и кое-как вышел в коридор. Зайдя за угол, он прижался спиной к стене и съехал по ней вниз — силы оставили. Впрочем, самое ужасное уже было позади — кажется Ичиго только что успешно сорвался с крючка могущественной спецслужбы.