Народный Арранкар

28-29 пустобря в старо-пустом календаре отмечается двойной праздник святых великомучеников третьей эры Тайто и Кубо, несших в мир свет Слово Ичигова и погибших лютой смертию от руки неверных. После Великой Арранкарской Народной Революции были канонизированы и причислены к лику святых: Завет 89, Строфа 5 «И молвил Пустым Ичиго: Взойду на небо и вы там будете. А пророки мои Тайото и Кубо уже там.» Альманах «Народный Пустозвон», телеканал «Два Ангела»

— Баба Варя принесла водицы святой из Семи Ключей, я на ночь поясницу помазала и сегодня уже чуть-чуть разогнуться могу. А остальное внутрь употребила и легкость ощущаю необычайную! — Ичиго стоял согнувшись и держался одной рукой за спину, а другой за дверной косяк. С виду не сильно было похоже, чтоб его отпустило, но он явно пылал энтузиазмом и искренне хотел надеяться, что очередное лекарство от радикулита и в самом деле работает. В этом сне близнецы прожили уже много лет, успели повидать всë, но так и не смогли проснуться. Вместе жили, вместе тужили, детей по понятным причинам не нажили, а потом просто вместе состарились — типичная чета арранкарских пенсионеров. — Я бы на твоем месте не пил всякую дрянь! — сварливо фыркнул в ответ Хичиго. — Неизвестно откуда ее налили, хорошо, если просто из крана. И вообще, я же сам эту религию и придумал, помнишь? У них на иконах Близнецы… что теперь, самим себе молиться?! — Не уважаешь ты меня и не любишь! Сам не веришь, так хоть мне не мешай. — Ичиго в теле старушки не блистал логикой, но был силен на эмоции и слезу. — И вообще, я решила — мы сегодня же святой тропой идем в НовоАрранкарский монастырь. Помолимся, поставим свечек, а потом спустимся к ключам целебным и наберем водицы с собой! И не спорь! Хичиго заворчал, но скорее по привычке: спокойное сидение перед телевизором с газетой откладывалось на неопределëнный срок — его прекрасной половинке — тире — супружнице, вдарил в голову очередной бзик и так просто это не пройдëт. А Ичиго тем временем скрючившись и держась за стены, бродил по квартире, собираясь: — Так, это я взяла, это взяла. Ты брюки какие оденешь? Одевай те серые с чëрным ремнем… а мне нужен платок на голову, мы же будем в храм заходить. Какой лучше одеть, красный или с кошками? — Одень сразу два, башку не застудишь. Хотя там и студить нечего… — ядовито ответил Хичиго из-за газеты. — Поняла, одену синий, значит. — губы Ичиго надулись и из глаз сами собой полились мутные старческие слезы. С каждым годом он становился все плаксивее и жалостливее. — Не любишь ты меня, совсем не любишь… Хичиго, кряхтя и матерясь про себя, поспешно выбрался из кресла и пошел извиняться. В процессе сборов вышел очередной спор, на этот раз насчет посоха паломника. Хичиго утверждал что все это херня, а Ичиго ныл, что паломников без посоха не бывает и тыкал скрюченным пальцем в картинки церковных календарей. Деревянного не было ничего: лопат и прочего сельхозинвентаря в их городской квартире отродясь не водилось — не будешь же сажать картошку на крошечной клумбе под окном. Всë, что они смогли отыскать дома — пластиковая, салатового цвета ручка от еврошвабры. — Ну значит, пока я крашусь, сходи в магазин «Садовод» внизу, купи грабли и отпили черенок! Хичиго возмущенно отказался пилить грабли. Сказал, что палку они подберут где-то по пути, там же будет лес. Ичиго в ответ заявил, что и в самом деле отвинтит ручку от швабры и пусть брату будет стыдно когда они придут в храм господень! В путь пенсионеры двинулись только ближе к обеду. Вооруженный познаниями из церковной литературы, Ичиго авторитетно сообщил, что в паломничество к НовоАрранкарскому монастырю следует начинать с молитвы у Мундоуэцкого камня, от которого до монастыря ровнехонько тридцать три версты. А ещë он было сгоряча заявил, что на коленях поползет к камню прямо от дома, как делали в старые времена кающиеся грешники, но эту идею пришлось отбросить — Хичиго резонно возразил, что тогда их совершенно точно заберут в дурку или в наркологию, где санитары так отлупят, что радикулиты и ревматизмы райской песней покажутся. До святого камня, находящегося на околице областного села, пришлось подъехать на пригородном автобусе. Постояв, Ичиго помолился на дальнюю дорогу, прислонился губами к грязной обсиженной птицами поверхности валуна, и они начали паломничество, ступив на древнюю тропу, идущую вдоль мундуэцкого тракта. Ичиго был полон энтузиазма и радостно вышагивал, опираясь о салатовую еврошвабру, а Хичиго плелся позади, ныл и бубнил, что тридцать три версты это слишком далеко. Пешеходная дорожка закончилась как только вышли из населенного пункта и дальше началось оживленное шоссе, по обочине которого было очень-очень страшно идти. Заморосил дождь. Мимо свистели легковые автомобили, с ревом проносились огромные груженые фуры, обдавая горе-паломников мокрой грязью и почти сбивая с ног. В очередной раз пошатнувшись и вытерев рукавом лицо, Хичиго решительно подхватил свою прекрасную половинку под локоть и потащил в сторону. — Нас твои Семь Ключей раньше времени в гроб загонят! Идëм лучше там! Кое-как проплюхав по ухабам, да заброшенным огородам, плавно переходящим в топкие болота, с риском для жизни вышли к рельсам, по которым, хлюпая промокшими ногами и уворачиваясь от гудящих электричек, с трудом доскакали до ближайшей станции. Тела пенсионеров ломило от усталости, их измученные сердечно-сосудистые системы трепетали, колени ныли и трещали, и Ичиго, поняв, что очень-очень сильно переоценил собственные возможности, наконец согласился схитрить и сократить путь. В электричке оказалось тепло и уютно, во всю работала печка и близнецы немного ожили. До цели было около часа, поезд катил и катил вперед, останавливаясь на пригородных станциях. Люди выходили и заходили, а пенсионеры сидели, отдыхали и любовались проплывающими за окном осенними видами. Снаружи понемногу распогодилось и выглянуло солнце.