Бездна взывает к бездне

Malia J. — Crazy Киришима шёл с опущенной головой и прикрывающим лицо капюшоном, внутри засело смутное ощущение недоумения от происходящего. Иногда он, конечно, погружался в свои мысли настолько, что окружающие его звуки уходили на второй план, но чтобы они исчезали полностью — такого ещё не бывало. То ли шум где-то за стенами общежития был действительно довольно тихим, то ли мелодия, которую он вот уже который час насвистывал себе под нос, действительно заглушала собой всё остальное. Киришима вдруг остановился и улыбнулся. Как много, оказывается, может произойти всего за несколько часов. Косей дал Денки подзатыльник, недовольно нахмурился, сложил руки на груди. Вид у него был потрёпанный и невыспавшийся, под глазами залегли тёмные круги. — Из-за тебя я сейчас чувствую себя последним дерьмом. Ещё и голова раскалывается, — он припал на первый попавшийся на глаза стул. — Я так и знал, что не следует этого делать. А всё твои проклятые уговоры. — А? Я тебя уговаривал? Я предложил всего один раз, а ты согласился почти мгновенно. Не думаю, что это можно назвать уговорами, ты просто ищешь, на кого бы спихнуть вину, — сам Каминари выглядел далеко не свежо, картину дополняло нахмуренное лицо и скверное настроение. Словосочетание «скверное настроение» совсем не то, что можно применить по отношению к Каминари, и понимая эту простую истину, замолчал даже злющий Косей. Это не то, с чем действительно стоило играть. Он упирался щекой о кулак и пялился куда-то в пол, не особо вслушиваясь в то, о чём болтал Косей. — Шинсо отреагировал не так, как ты ожидал? — Киришима упирался спиной о стену. Желание курить поедало его изнутри. Ему, по большему счёту, было абсолютно плевать на то, что там происходит у Шинсо с Каминари хотя бы потому, что всё держалось стабильно — Каминари приставал, Шинсо незаинтересованно игнорировал. Такой расклад всех устраивал, даже Денки получал от всего странное извращённое удовольствие. Но теперь он нахмуренно смотрел в одну точку, витал далеко в облаках и время от времени играл желваками. Картина, вообще не подходящая под привычный расклад действий. — Всё было стрёмно, — услышав вопрос Киришимы, Денки слегка оживился. Похоже, превосходной проницательностью обладал не один лишь он. — Шинсо пришёл с синяками. В смысле, он был весь потрёпанный, с раной на щеке и ещё парой ссадин. Увидев меня, убирающего бутылки, он просто взбесился. Киришима еле сдержался от колкого полного ехидства комментария. Разве не этого ты добивался, Денки? Вывести на эмоции — не твоя первостоящая цель? — Я слышал, вчера между нашими и общим корпусом была потасовка. Некоторые говорят, что кто-то из ребят попал в больницу после произошедшего. Это было в лесу, — Косей задумчиво приложил указательный палец к губе. — Так что неудивительно, что Шинсо так разозлился. Тебе повезло, что он не решил выплеснуть гнев на тебя в полном объеме. Каминари хмыкнул: — Кто сказал, что он не решил? Косей вытаращился на него, качнулся на стуле и почти ухватился рукой за спинку стула, на котором сидел Каминари. Ему хотелось как можно серьёзнее взглянуть прямо в его глаза. — Он побил тебя или вроде того? Денки удержался от комментариев, но Киришима едва заметно усмехнулся. Побил? Нет. Явно нет. Здесь, скорее, имело быть совсем другое, и не сказать, что Каминари был так уж разочарован, несмотря на его хмурое выражение лица. — А удалось сыграть на том, что ты пил не один? Ты ведь для этого нас пригласил, Каминари? — улыбка не сходила с лица Киришимы. Да и не сказать, что он так уж пытался её стереть. Скорее, она сама по себе имела характер выжидающей. Потому что он с интересом выжидал момента, до которого продержится Каминари. Продержится прежде, чем взглянет на него тем самым взглядом: когда его брови расслабятся, глаза прояснятся, а из уст выйдет такой короткий, но понятный смешок. Когда он, наконец, перестанет притворяться. Денки сцепил руки на затылке, откинулся на спинку стула и посмотрел вперёд, расплываясь в очень лёгкой ухмылке. — Удалось. За несколько часов можно увидеть человека насквозь. А ещё безостановочно слушать о том, как Каминари без умолку жалуется, что пожинает плоды того, что натворил сам. Эйджиро глядел на наручные электронные часы слишком долго. Находиться в этом месте блядски не хотелось. Если раньше он, бывало, сомневался в том, что эта дыра — действительно дыра, то теперь был абсолютно в этом уверен. Неизвестно сколько по времени всё это продлится, но он ведь успеет поразвлечься хотя бы немного, так ведь? К тому же, он устранил всё, что могло сорвать его задумку хотя бы косвенно, поэтому сомневаться в затеянном причин не было. Разве могло быть то, о чём он не подумал? Он ещё раз взглянул на щиток перед собой, клацнул несколько переключателей и почти минуту гипнотизировал последний. Как необычно было осознавать, что голос здравого смысла пропал в его голове, кажется, безвозвратно. Теперь там было тихо. Иногда раздавался чей-то негромкий смех, но он был настолько забавным, что игнорировать его даже не хотелось. Он дёрнул последний переключатель. Всё вокруг опустилось во тьму. Многое. Действительно многое. За несколько часов какой-то псих может отключить электричество. Передвигаться по коридору было не совсем сложной задачей. Фонарик на телефоне работал, часы светились тёмно-зелёными цифрами. Иногда отвлекали возгласы ребят из комнат, повыбегавших вдруг в коридор и в непонятках перешёптывающихся о том, что произошло. Они тоже подсвечивали фонариками или экранами телефонов, но это возымело совсем мизерный эффект. Киришима передвигался неспешно. В тусклом свете его улыбка приобретала совсем уж пугающий вид. Странный мотив засел в голове и явно не собирался из неё выходить, так что периодически его приходилось насвистывать, а в полной тишине, которая окутала его с ног до головы, всё звучало как никогда громко. В последнее время ощущение замедления времени настигало его слишком часто, а теперь же посетило вновь. Точно когда он шёл по тёмному коридору с засунутыми по карманам руками, широкой улыбкой и пугающим до чёртиков взглядом тёмных глаз, смотрящих как-то исподлобья. Он шёл к своей комнате, у которой расположилось небольшое окно. И хоть проникающего из него света было совсем недостаточно, кое-что он всё же мог осветить. Это было особенно отчётливо видно тем, кто в это время как раз открывал двери своей комнаты, чтобы спросить у соседей о том, что произошло. А потом застывал на месте. Киришима прокручивал в пальцах нож-бабочку. Нет, у него не было намерения причинить кому-то вред. Это просто успокаивало. Так что на последнем шагу он снова спрятал его в карман чёрных джинс, откуда достал, буквально, минуту назад. Перед дверью стоял недолго. Словно откуда-то точно знал, что она открыта. И не ошибся. Бакуго стоял у окна спиной к выходу. Шторы были задёрнуты, а комната утопала в кромешной тьме. Чёрт, они и правда одинаково мыслили. Кацуки не дёрнулся даже после того, как почувствовал чужое присутствие. Киришима отчего-то ожидал подобного. Он прошёл вперёд необычайно тихо, в глазах сверкнул игривый огонёк, а острые зубы, наконец, скрылись за плотно сжатыми губами, уголки которых всё ещё тянулись вверх. Насколько действительно звенящей может быть тишина, если ничего, кроме собственного дыхания и дыхания Бакуго слышно не было? Киришима шагнул сзади, накрыл глаза Бакуго своими ладонями и опустил губы к его затылку, нарочно задышав куда-то в шею. За несколько часов Бакуго Кацуки может оказаться абсолютно безоружным перед ним в маленькой тёмной комнате. Он склонился к его уху, обводя взглядом слабо проступающий в темноте силуэт. И кто бы знал, насколько сильно Киришима сейчас сдерживался, чтобы не сжечь огоньком веселья всё вокруг. Он даже чаще задышал от предвкушения, когда Бакуго напряг тело. — Угадай, кто, — а в этом действительно была нужда? Бакуго молчал, а Киришима не хотел чувствовать себя раздосадованным. — Не хочешь разговаривать? Не может. Кажется, скажи он хоть слово, и всё его самообладание полетит к чертям. Он не сможет остановиться ни в том, чтобы выкрикивать проклятия, ни в том, чтобы избивать лежащее тело со своей, мать его, дури. — Ты ведь даже не можешь ничего сделать, пока мы находимся в этой комнате, правда? — Киришима прислонился ближе, улыбка его снова расплылась по всему лицу. — Всё хорошо, Бакуго, здесь достаточно темно для того, чтобы ты показал своё истинное лицо. Есть вещи, которые он бы не смог начать отрицать, даже если бы захотелось. Участившееся сердцебиение — одно из них. Киришима убрал руки от его лица. Бакуго смог лишь вытаращить глаза и повернуть голову достаточно медленно, чтобы увидеть этот безумный горящий взгляд во всей красе. — Как много ты знаешь? — он, наконец, заговорил. Может, здесь действительно было слишком темно, но вместе с этим и слишком тихо. Им не стоило просто разбрасываться подобным, но в тот момент он абсолютно обо всём позабыл. Разве это было не ожидаемо? Почему он не допустил такого варианта событий? Он ведь знал, что этого пацана не стоит недооценивать. — А ты? — Киришима отстранился, огляделся по сторонам. — Как много ты знаешь обо мне? И с какой целью ты всё это выведывал? Эйджиро ходил из стороны в сторону, задавая вопросы, пока, в конечном итоге, не остановился у стены. Он снял капюшон с головы, несколько передних прядей выбились из его тугого хвоста. Снова он болтает без умолку, снова не контролирует то, что фонтаном выходит из его головы. Почему он так беспечен, если уже давно понял что к чему? Бакуго долго смотрел невидящим взглядом, а потом ухмыльнулся, сведя брови на переносице и прошёл в другой конец комнаты, прямо к Киришиме. Он был прав — здесь было достаточно темно. — Похоже, ты просто хренов провокатор, — Бакуго пытался шептать на ухо как можно тише. Огонёк в его до этого пустых глазах, наконец, вспыхнул. — Не знаю, как тебе удалось подговорить Токоями, чтобы тот отправил мне смс с просьбой срочно подняться в свою комнату, но я хлопаю стоя. Странно, ты казался мне таким жалким, когда плакал во сне и звал мамочку. А теперь взгляни на себя — выуживаешь из меня близость, просто расхаживая по комнате и дожидаясь, пока я подойду сам. Киришима облизывал губы. Голос Бакуго был необычайно низким, а шёпот — едва различим в гуле частого сердцебиения. Прекрасно. Дьявольски прекрасно. — Что такое? Так хочется, чтобы я прижимался как можно теснее? — он, блять, нарочно сделал это. Нарочно провёл рукой по его шее, а затем схватил её крепкой хваткой и с силой сжал. — Ты помешанный. В край ёбнутый. Эйджиро оставалось лишь усмехаться. Кончики пальцев покалывало от восторга, он блядски наслаждался этим ощущением нехватки кислорода и огненно-горячей рукой, сжимающей его холодную шею. — Ты ублюдок, — Киришима довольно захрипел. — Сам ведь такой же. Иначе с какой ещё целью ты прознал про мой синдром маниакальной привязанности? Киришима всё-таки не выдержал и рассмеялся. Всё это так забавно, неимоверно забавно. Какой всё-таки отчаянный парень, просто до жути интересный. Кацуки взметнул брови вверх, а потом выдал эту хренову улыбку победителя, от которой Эйджиро прикусил губу. Его грудь медленно вздымалась в тяжёлых вздохах, взгляд зафиксировался на горящих пламенем глазах напротив. Бакуго согнул руку, упирающуюся в стену у головы Киришимы, и прошептал в сантиметре от его губ, не разрывая зрительного контакта: — Ты, блять, не поверишь, но ты мне только что сам об этом сказал.