***
Домой Денис и Надя вернулись ближе к ночи. Посиделки у Андрея затянулись. Жили они теперь у Игнатьева, несмотря на ворчание и недоверие тети Поли к Игнатьеву. Боялась она, что получится, как с Надиной мамой, ох как боялась. Но время шло, а ничего плохого не происходило. Волнение постепенно сходило на нет. — Надь… — Денис повернулся к ней, когда она вошла в комнату. — Я больше не буду тебе с этими нотациями надоедать. Просто знай: ты в любой момент можешь… — Я знаю, — она прервала его, положила руку на плечо и потянула за собой на диван. Сели оба, Надя взяла его ладони в свои. Свет не зажигали. Незачем было. — А теперь послушай ты. Да, тогда ты мне был неприятен, но и я тебе, наверно, тоже. Но это в прошлом. Хватит за него держаться. Иначе можно и правда не успеть. — Когда Андрей сказал про тот сон, где я застрелился… Я задумался: а ведь если бы так и было, этого всего, что есть сейчас, просто не было бы для меня? Тебя, Андрея, Маши — просто не было бы. И знаешь, я впервые оценил жизнь. Понял, что, как бы тяжело ни было, пока впереди что-то есть, это нужно брать… И не бояться это брать. Пока собираешься, может стать поздно, — Денису и правда показалось в этот день, что он мог не иметь всего этого, мог просто нажать на курок и провалиться в небытие навсегда. Не узнать этих чувств, не поговорить с Андреем, не обнять Машку, не получить в морду от Сороки. А именно из этого и складывалась жизнь. Хорошая-плохая, тяжелая-легкая, но жизнь. Она одна у каждого. И нет времени сомневаться. — Наконец-то я слышу это от тебя… — прошептала она и припала к его груди. — Давай попробуем просто жить. Без прошлого, без будущего. В настоящем. Я на море никогда не была… — потерлась щекой о его рубашку и улыбнулась. — Я был. Тебе понравится. Отдохнешь хоть, совсем заработалась, — Денис аккуратно заправил прядь Наде за ухо. Она приподняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. — Только будь со мной. Пусть у нас будет «завтра», — наивно проговорила она, но сейчас ей отчего-то хотелось вот такого: простого, домашнего, наивного, когда можно просто расслабиться в сильных руках. — Обещаю, — он практически выдохнул это ей в губу и поцеловал. Надя почувствовала, что он сделал это как-то по-другому, будто то, что он сбросил с себя груз ошибок, действительно освободило его, позволило быть собой, стать увереннее. Завтра наступит завтра, а пока для них есть только этот миг. Нет тех ошибок прошлого, нет горечи, нет уколов совести. Возможно, это будет завтра, но не сейчас. Пока есть только обжигающие прикосновения и желанные поцелуи. И все же есть вера в то, что «завтра» будет наступать еще долго. У них есть еще много времени.Ошибки прочна цена
21 июля 2019 г. в 12:55
— Я всё думаю: когда всё пошло не так? Когда и кто первый оступился? — оглядывая гостиную, наполненную сумеречным светом, проговорил Андрей, и каждый, сидящий там, почувствовал, как по телу ударила крупная дрожь.
Об этом думал не только Андрей. Об этом думал, наверное, каждый. Думали Капралов, Денис, Надя и Юля Нестерова. Никто не мог понять, когда всё поменялось вот так: до неузнаваемости. Казалось, это был большой снежный ком, который собирался из неловких шагов каждого, из мелких ошибок, о которых даже и не задумывались в момент их совершения. А оно копилось, копилось — и выстрелило вдруг самым неожиданным образом. И под лавину попали все. И выбраться из-под нее смогли не все и не сразу. Она оставила лишь маленькую щель, сквозь которую пробивался свет, и только через нее можно было выбраться. А в голове опять вопросы: «Что я сделал не так? Когда это началось?»
Для каждого это началось в разное время. Каждый вносил свою лепту ошибок в общую кучу, и спасительная щель всё сужалась и сужалась. Но потом всё смогло встать на свои места, хоть и приложены были огромные усилия. Что-то ушло безвозвратно, они получили серьезный урок и очень боялись работы над ошибками. Это не должно повториться, это будет невыносимо. Больно, страшно, холодно. И снова всё те же вопросы: «Когда это началось?»
За окном смеркалось, и комната была наполнена рассеянным последним светом уходящего дня. После теплых воспоминаний о былом всех вдруг окутало задумчивое философское настроение и такие же мысли. Ребус не разгадывался, и пусть бы это ничего решило, никто бы не восстал из пепла, подобно Фениксу, просто это было нужно для какого-то внутреннего успокоения. Для того, чтоб не мучиться от колкой неизвестности, а просто понять и обрести хоть какую-то мизерную долю покоя.
Андрей многозначительно вздохнул, а затем едва заметно усмехнулся. Напряженное и в то же время просто задумчивое и такое хрупкое молчание было нарушено. Все посмотрели на Климова, который мотнул головой и сказал: «А ведь я первый ошибся. Я начал всё это…»
— Андрей, ты не мог знать, что он такой подонок, ты просто делал свою работу, — Надя, сидевшая между Денисом и Андреем, положила ладонь ему на плечо и легонько сжала. — Ты не виноват.
— Звонок по громкой связи… Этот адвокатишка Нестерова слышал про день рождения Маши, что я приду пораньше — всё слышал, гад.
Андрей уже давно думал об этом. Думал, что это как-то связано со всем, что именно это и запустило ужасный и уничтожительный механизм. Он сам дал ему старт, и это угнетало. Зачем он решился на этот звонок?! Зачем включил громкую связь?! Позвонил бы тихо-мирно, как обычно, поговорил лично с Наташей. Как знать, может, и не было бы всего этого. Все его мысли заключались в «если бы да кабы», но жить с ними было тяжело: с осознанием того, что нужно было просто не лезть так глубоко. Что он не выиграл, выйдя из тюрьмы и засадив Нестерова. Он самый что ни на есть проигравший. И колом между легкими стояли те слова Алексея, который еще не стал «Дмитрием»: «За убийство?» Тогда Андрей не придал его словам ни малейшего значения, просто посчитал того избалованным щенком, возомнившим, что ему всё дозволено. Хотя, возможно, таймер начал отсчет именно оттуда.
— Я вообще не понимаю, какого черта меня к вам понесло в ту ночь. Вижу же: поздно. Рейс задержали. Сама судьба говорит: поезжай домой. Нет, надо же Машу поздравить. Ночью-то, — Денис отмахнулся.
— Я тоже думал об этом… — признался Климов, — думал о том, как бы всё было, если б ты тогда не приехал. Если бы тебя не было на камерах, тебе нечего бы было затирать, — пожал плечами, не зная одного: пошел ли бы Денис на поводу у Нестерова, ухватился бы за деньги и Москву или нет? Этот человек вызывал теперь у него вопросов даже больше, чем сам виновник всех его несчастий, и Андрей долго не мог решить, после того как Дениса посадили: что будет, когда он выйдет.
Климов не сомневался, что он вернется не только в Питер, но и в его жизнь. Не верил, что уйдет вот так просто, уедет или просто не появится. И не прогадал. Время пролетело слишком быстро, и вот на его пороге стоял Игнатьев. И Машка светилась от счастья. Только Андрей понял в тот момент, что особо и не решил для себя, как теперь будут обстоять их отношения, на каком минимуме будет держаться их разговор и насколько нужно сузить список обсуждаемых тем. Горящие глаза дочери давали ясно понять, что выкинуть из жизни этого человека не получится. Первое время точно.
— Да еще и попросил тебя не будить. Андрей, я не знаю, знали ли они, что я у вас, но мне часто кажется, что если б я хоть на сколько-то задержался, всё по-другому бы было… — он сжал кулаки и посмотрел на Климова. И каждому в этот момент захотелось, чтоб слова Дениса материализовались, чтоб всё и правда пошло «по-другому».
— Но мы ничего не исправим… — заметил Климов и отреченно повернул голову к окну, за которым с трудом получалось что-либо рассмотреть: сумерки плавно перетекали в полноправную ночь.
— Сначала я не знал, кто такой Нестеров, главным было уехать подальше от этого города. Это чертово видео… Я просто хотел сбежать. Подло, трусливо, — Игнатьев мотнул головой и вздохнул, — а потом было уже поздно. Да и опять испугался. Мне и Нестеров, и Бобров ясно дали понять, что выхода у меня нет. А я…
Страх, что, услышав это, Надя просто встанет и уйдет, вычеркнет его из жизни, не захочет строить семью с подлецом и трусом, вновь овладел Денисом. Только вот сама Надя молча положила свою ладонь на его, чувствуя, как его слегка потряхивает.
— А там еще и денежки халявные, и место привлекательное, а тут всего лишь друг… — Сорока сказал это без издевки, с констатацией факта, не глядя на Дениса, а он сам в этот момент готов был провалиться. Только решил, что хватит с него пряток от самого себя, попыток не думать и не говорить о собственной сущности.
— Ты прав, — прозвучало неожиданно для всех. Все замолчали, понимая, что Денис продолжит развивать мысль. Надя сжала его ладонь, давая понять, что и так знает обо всем и не собирается его бросать. Просто ему станет легче. — Я просто убегал от проблем, а тут такое убежище — Москва, министерство. Ну не судьба ли? Кто ж знал, что это западня и золотая клетка. Соскочить не получилось. Знаете, я понял, что чувствуют наркоманы: хотят соскочить, а не могут. И ломка начинается. Ломает-ломает. А толку нет. Ты все равно торчок.
Андрей посмотрел на него: Денис говорил, опустив голову, глядя непонятно куда и непонятно с какой целью. Боялся поднимать глаза, боялся увидеть взгляды, полные презрения, и просто старался оттянуть этот момент.
— А потом Капралов назначил тебя следователем… Вот не нужно было этого, не нужно.
Все прекрасно знали, что Денис — не просто друг Андрея, он друг всей семьи Климовых, некоторые старожилы СК даже помнили времена, когда Климов и Игнатьев боролись за расположение некой девушки Наташи, и как она потом все же выбрала Андрея. Ходили слухи, что теперь начнется война двух следаков, что один обязательно переведется куда-нибудь или просто уволится, но каково же было удивление, когда в обеденный перерыв Андрей решил обсудить с Денисом детали свадьба, и Денис абсолютно спокойно отвечал и советовал другу. Все еще другу. Он переступил через себя, решил, что дружба важнее и это выбор Наташи — он его принял. А если еще не принял окончательно, то обязательно примет.
И Капралов, назначив Игнатьева следователем по делу Климова, обрек это дело, даже не зная о «неловком моменте» с камерами. После чистосердечного признания Андрея у Дениса рухнули все представления о его мире. О том мире, который состоял из искренней любви и дружбы. Когда Андрей рассказывал, как убил Наташу, как поступил с Машей, когда он написал чистосердечное, всё рухнуло. А видео было уже стерто. Пути назад не было. И просить о высшей мере наказания было не просто желанием не дать подозрению упасть на себя, это была своего рода месть за Наташу, за Машу. Всё рухнуло. Андрей не рассказывал ему о том, что произошло той ночью, всё было обставлено так, что подумать на кого-то другого не получалось. От лишних комментариев Андрей отказывался. Твердил, что это сделал он. А Дениса разъедало ощущение того, что всё вокруг него горит тем самым синим пламенем.
— Андрей, почему ты сразу не сказал мне, что Маша жива? Как ты хотел спасти ее, если бы сел, причем надолго?
Этот вопрос тоже не давал Денису покоя, с тех пор как правда вскрылась. Ведь тогда всё могло быть по-другому. Он, Денис, не стал бы иметь никаких дел с Нестеровым, не попал бы в золотую клетку и имел бы возможность не получить звания «предатель». Но, значит, Андрей уже тогда не доверял ему, раз упорно стоял на своем: «Это я сделал». Он не намекал, не пытался как-то, пусть без слов, передать ему эту информацию. Ни ему, ни Капралову — никому. Но как бороться в одиночку — понятия не имел. Адвокат достался посредственный, решивший не лезть глубоко в дебри. И, каждый раз теряя память, Андрей возвращался к одному единственному, что Денис уже ненавидел: «Это я сделал».
— Я не знал, кому верить, кому нет. Жизнь Маши была на кону. Это слишком дорогая цена, чтоб…
Андрей часто задумывался о том, что, если б на месте Алтына был тот же Тоник или сам Нестеров, его Машки бы уже не было в живых, и когда Юра бы откопал этот чемодан… он бы точно убил его. В самом прямом смысле. И тогда не помогло бы уже ничто: ни откровенные разговоры с Денисом, ни чистосердечные признания. Никто не собирался оставлять его дочь в живых. Это был лишь рычаг давления и лишний свидетель. Только вот сам Андрей знать об этом не должен был. Машка должна была быть для него жива и здорова, иначе всё это не имело смысла и он бы начал сдавать всех подряд: и Нестерова, и Черных. Только вряд ли бы ему кто-то поверил. Денис и сам не мог сказать, поверил ли бы в такие «отговорки» друга. Это бы звучало так, будто он все же решил остаться на свободе и не хочет в тюрьму, выгораживает себя любыми способами. Если б вообще дожив до суда с учетом того, кто был конвоиром в СИЗО.
— Я понимаю, но…
— …всё могло быть по-другому! — чуть раздраженно завершил Андрей. — У нас всё сводится к «если бы». «Если бы не позвонил; если бы не приехал; если бы не был падок на деньги!» Какой смысл перебирать эту ситуацию? У нас вон, одна Надя не запачкалась в ошибках.
Только хотел Денис дополнить, что Надя ошиблась один единственный раз: когда выбрала его в качестве спутника жизни, когда согласилась на его предложение, сказанное в не совсем адекватном состоянии, но все-таки искренне. Зато решился, а так бы еще пару лет думал об этом и взвешивал все «за» и «против». А тут оно само выскользнуло, и Надя согласилась. Вот так, без лишних слов. Может, не такое предложение она себе представляла, но и мужа наверняка тоже. Могла ли она подумать тогда, занимаясь делом Андрея, что этот следователь, который вызывал в ней лишь неприятный холодок, станет тем, о ком она думала ночами и ради кого рискнула пожертвовать многим. Да что он с ней сделал, в самом-то деле?
— Но это наши ошибки. Говорят, на ошибках учатся. Слишком дорогие уроки нам дали. Всю жизнь не расплатиться будет. Но они наши. Я не понимаю: за что это Наташе. Это самое главное, чего я не понимаю. Наказали вроде нас, а нет ее, — Андрей говорил тихо, но так, что слышали все.
Это было то, что больше всего его угнетало в этой ситуации. Не предательство друга, не что-либо еще, а то, что Наташу они потеряли безвозвратно, а ведь она не имела ни малейшего отношения к Нестерову и самому СК, кроме того что была женой Андрея. В этом была вся причина! И от этого становилось противным всё вокруг. И собственная работа в первую очередь.
— И вот ты, Денис, постоянно пытаешься Наде «глаза открыть», какой ты подлый, мерзкий и прочее. А ты не думал, что «завтра» просто может не быть для кого-то из вас? Что время, когда вы могли быть вместе, рядом, ты говорил ей, какой ты подонок? Ты вот можешь сказать наверняка, что проживешь еще двадцать, тридцать лет? Я теперь нет. А ты сам знаешь, я был последним человеком, кто думал о смерти, так что выводы делай сам.
Денис посмотрел на Надю, и в мыслях действительно установилось осознание того, что «завтра» может быть абсолютно не таким, как они себе его представляют, что для кого-то из них его вообще может не быть. Им всегда казалось, что это «где-то с кем-то», но никак не с ними, не в их жизнях. И именно над такими убеждениями обычно любит посмеяться судьба. И если Денис все же продолжал жить, не задумываясь об этом, то вот Андрей усвоил эту истину на всю оставшуюся жизнь.
— Ты прав, — коротко согласился Денис, — об ошибках можно долго говорить. Можно крест на себе поставить. Можно застрелиться. А можно попробовать пожить еще. Возьмем летом и махнем на море. Надь, согласна?