***
— Фух, ребята это выступление удалось! — выдохнул Мик. Костюм был аккуратно повешен на крючок, а зал со зрителями и аплодисментами прикрыт занавесом. Кулисы – самое спокойное место для актера, где можно расслабиться от тянущихся рук поклонников и обычных зрителей. — Хей, Мик, к тебе гости! — смешно дёрнувшись и издав звук умирающего лося, сказал Гуффи. — Оу, правда? — развернувшись на стуле и прикрывая от смеха рот, спросил Микки. Всё-таки Гуффи надо уважать, ведь у каждого свои недостатки. — Ик... — приятель выдернул верхнюю губу и скрылся из виду. Наверное, опять пошёл терроризировать детей Оззи. Бедные малыши! — М-мистер М-мик-ки, м-можно в-во-войти? — проговорил чей-то голос. В проходе в гримёрную стояли два существа. Один из них точно волк. Высокий и стесняющийся, он держал в руках листок для автографа и явно сильно нервничал. Видимо, первый раз! Но он казался довольно милым и добрым, на что намекал его детский голос и румянец на щеках. Он оттягивал воротник своей одежды, нервно двигал глазами, будто ищет что-то - явно отводил взгляд от, собственно, причины приезда. Но этого нельзя было сказать о втором человекоподобном. Он был невысокого роста, с большими, но узкими глазами, которые как-то странно отдавали красным (может, они и были красного цвета). Он смотрел дерзко и вообще не волновался, в отличие от своего приятеля. Но кто он? Это Микки так и не удалось узнать... — Да, конечно! Будьте как дома! — радостно закивал мышонок, впуская их в помещение. Ему было очень приятно видеть гостей. Сейчас он не слишком устал, чтобы отказывать в автографе, так что почему бы и нет? — Вы что-то хотели? — всё-таки голос слегка дрогнул, потому что взгляд коротышки напрягал. — М-мистер М-ми-к-ки, я... давно уже вам-ми вос-схищаюсь, п-прямо с д-детс-ства!... В-вы н-н-не могли д-дать... — заикаясь, проговорил высокий, глядя такими невинными чистыми глазами, что, если бы они сейчас были на перекрестке рая и ада, Маус сразу бы отправил этого милашку в небеса, к наслаждению и грёзам. — Чувак, он просто хочет автограф! — сказал мелкий. Голос у него был с хрипотцой, низкий и приятный. Но мышонка все равно напрягало, как он смотрит и говорит! Не то чтобы было страшно, но... — Да, конечно! Я вижу, ты уверенный малый, как тебя зовут? — слегка съязвил Микки Маус, смотря на высокого волчонка, что был выше его на две головы. — Б-борис!.. - уже не слишком заикаясь, проговорил волчонок. — Понятно. Вам обоим понравилось шоу? — Да, чёрт возьми! — кажется, из глаз Бориса посыпались мелкие золотые звёздочки, настолько яркие, что Микки показалось, что он вот-вот ослепнет. — Ага, это было неплохо, — сдержанно ответил компаньон Бориса. — Вы красиво поёте. Вас кто-то смотивировал развивать навык или это с рождения? — Да, смотивировал. Мой братец, который... — и почему-то Мауса застали врасплох. Он опустил голову, ком резко подскочил к горлу. Он чуть не закричал от жутких суматошных воспоминаний, которые всплыли в голове. Слеза покатилась по щеке и упала на пол... — Мистер, в-вы в порядке? — воскликнул Борис, сорвавшись с места и подбежав к своему кумиру. — Да, да, всё хорошо, просто неприятные воспоминания! — вновь радостно улыбнулся Мик, поднимая голову и смахивая, будто ненастоящую, слезу. — Дядя Гуффи, папа и я идём за покупками! Вам что-нибудь нужно? — спросил ребенок Освальда, держа того за руку. Микки обернулся и похлопал крольчонка по пушистой голове. — Нет, спасибо. Лучше позаботься о своём папе, хорошо? — Да, конечно, — важно ответил крольчонок, крепко сжимая лапу отца. Братья пересеклись взглядами, будто высматривая что-то друг у друга. Оззи как всегда молчал, а Маус просто смотрел на него с сочувствием, с какой-то нежностью и добротой. Будто ещё веря, что всё это всего лишь кошмар... Но тут взгляды прервались, потому что послышался чей-то крик. Коротышка упал на колени, разрывая одежду на себе. Поток чернил излился на пол, а истошные вопли и запах смерти вмиг наполнили комнату. Его зрачки сузились, а рот открылся в немом «белом вопле». Микки обернулся, видя, как Оззи с криком падает на пол, прижимаясь к ровной поверхности и закладывая уши лапами, разрывается в гортанных позывах, напоминающие крики и помощи. — Дональд, скорее, хватай Освальда и детей и убирайся отсюда!!! — вскричал Микки. Дональд тут же сбежал вниз, в охапку подбирая многочисленных кото-кроликов, и исчез за дверью, подхватив Освальда за шиворот грязной рубахи. Микки и Борис перетащили Бенди (так называл мальца волчонок) на кровать, пытаясь успокоить эту мелкую бестию, которая каталась на простынях, задыхаясь из-за чёрной субстанции, лезущей в рот и глаза и туманящей обзор. Надо было скорее заканчивать с этим, иначе это могло кончиться слишком плачевно. «Особенно для Бориса...» И эта мысль, проскользнувшая в голове, ударила мышонка, выметая из головы панику. «Он же может остаться совсем один, прямо как Оззи! Не допущу...»ЧАСТЬ 2
11 мая 2019 г. в 15:19
Примечания:
Оззи - прозвище Освальда.
Освальд был счастлив с Ортензией. Но вся проблема в том, что...
Вторая эпидемия сразила и его жену, и его самого.
Освальд помнит, как был маленьким и делал всякие глупости, а Ортензия постоянно говорила, что он дурак. Помнит, как расстался со своей первой девушкой, а Ортензия сидела рядом и говорила, что она его не достойна и что Освальду стоит забыть про неё. Помнит, как давал волю слезам на её плече, думая о сожжённых мостах.
Она знала о нём больше, чем он сам. Но кто бы мог подумать, что вскоре они поженятся? Кто бы мог подумать, что Освальд простит эту кошечку за все совершённые глупости и дурачества и заведёт с ней семью? Кто бы подумал, что на самом деле кролик любил ее с самого начала?
Если бы Освальд заметил это раньше, то этого бы не произошло. Был бы совершенно другой конец… Но уже некогда жалеть об этом.
Чернильная болезнь разрушила его жизнь.
Единственное, что у него было, – это Дональд и дети. Только ради них он держался. Но надолго ли его хватит?
Последнее совместное воспоминание: они вдвоём лежат на кровати. Ортензия стонет и корчится от боли, бормоча что-то глупое и нечленораздельное в безумной лихорадке, прижимается к любимому, который будто может удержать её. Даже сейчас она держится гордо, так же, как в детстве, когда ее наказывали родители за разбитую вазу.
И даже когда она умирает от боли, когда её лицо изображает ужасающие гримасы, для Освальда, который обнимает её, она всё ещё прекрасна. Даже если уже сломана…
Он будет вечно помнить её слезы и слова, которых почти не было слышно из-за сиплого уставшего голоса.
К сожалению, это был последний раз, когда Освальд слышал ее голос. Пусть он и был охрипшим совсем ни к чёрту, даже этого хватило, чтобы по его щекам покатились крупные капли слёз.
Потому что он давно знал, что Ортензии ничего не поможет. Он давно потерял надежду, а ведь она умирает последней.
А потом темнота и срывающиеся крики. В голове пусто, только фотография подруги, которая была им горячо любима. Только лицо, глаза и улыбка спасали от пропасти безумия.
А потом Дональд, который с силой бьёт по щеке, который кричит и пытается достучаться, но, к сожалению, Освальд никого уже не слышит и не хочет слышать. Не хочет потому что стоит на коленях около могилы.
Именно поэтому Освальд теперь молчит…
— Я такой жалкий! Я всегда мог развеселить любого, но сейчас даже не могу вызвать улыбку у родного брата! — произнёс Микки, готовясь к очередному выступлению.
Если оно пройдёт удачно, то они заработают кучу денег. Вот только Микки, в отличие от Дональда, веселит прохожих не ради богатств.
— Слушай, ты старался как мог! Ты молодец, Мик… — приобнял его за плечи Гуффи.
— Тем более сейчас надо сосредоточиться на работе. Освальд не помогает нам из-за своей депрессии, поэтому мы должны стараться больше! — поддержал Дональд.
— Ах, чёрта с два я сдамся! Всё-таки Освальд же должен прийти в себя, так ведь? — приободрился Микки.
— Утрата Ортензии была печальной для всех нас… Но, думаю, Освальд скоро придёт в себя! Это только вопрос времени!.. — проговорил Дональд, нахмурившись.
— Да, верно! — счастливо воскликнул Микки. — Спасибо, Дональд! — он со всей страстью обнял друга, надевая костюм.
— Да брось ты!
На самом деле, Дональду тоже приятна похвала. Он трудится больше остальных, поэтому у него такой строгий характер. Мало того, что он выступает в труппе, так ещё и за детьми надо ухаживать, потому что больной Оззи просто не в состоянии. Каждый день он выматывается работой и у него нет сил даже на то, чтобы приготовить себе ужин. Но, слава Богу, у него есть те, кто так или иначе, но поддержат его в трудную минуту. Даже Гуффи, который ест купленные продукты втихаря.
Но всё же…
Разноцветные огни включаются, вливая свет на огромную сцену.
Занавес открывается, выходит Микки.
Воздушные шарики, голуби, разнообразные трюки, крики, детский смех.
Зал разрывается от грохота аплодисментов.
Микки Маус просто создан для сцены. Его выступления вселяют в зрителей некую надежду и весёлость. Кажется, что все проблемы уже позади и можно как следует расслабиться.
Взмах руки в белой перчатке – из рукава костюма вылетают маленькие жёлтые канарейки, которые в клювах несут подарки случайным зрителям.
А потом идут смешные шутки, анекдоты, которые рассказывает Гуффи. Дети тут же затыкают рты, переставая плакать.
Микки и Дональд уже навеселе, подготавливают новые манёвры для сцены за кулисами.
— Сцена – всё равно что наркотики, бьёт не хуже! — так говорил Маус, посмеиваясь.
Он был добрым малым, все его просто обожали: дети, взрослые, друзья ценили и воспринимали, как родного, а про родственников и говорить нечего.
Все его любили, кроме тех, кто завидовал...