Бенди и Борис: в поисках чернильной машины

Они сидели на простенькой деревянной лавочке около маленького чулана, где были их актерские вещи: клоунские носы и колпаки, искусственные цветы, мягкие игрушки, упаковки из-под воздушных шариков, резинки и разного размера шины. Одним словом — хлам. Слышалось, как Дональд что-то готовил на их кухоньке, как звенела посуда, гудели сковородки и кастрюли и как иногда ругался гусак, если что-то не получалось. — Да хрен ли ты выпариваешься, сраная вода! Микки, слегка улыбаясь, вслушивался во все эти чудесные звуки их бродячего фургона, а рядом с ним сидел Освальд. Но Оззи не обращал ни на что внимание, он был полностью погружён в свой мир. Он сидел молча, смотря в одну точку, и явно глубоко копался в себе, о чём-то размышляя. Наверное, о чём-то фантастическом. В детстве, как помнит Микки, Освальд любил читать фэнтези или фантастику. Что-то нереальное, чего мы никогда не увидим в собственном мире. Романы и всякие слёзные истории о Ромео и Джульетте его мало интересовали, он часто грубо шутил над Маусом, что тот ведёт себя, как девчонка, читает эти свои глупые романы, хотя они никому они нужны. Господи, лучше бы он продолжал так же грубо откидывать шутки по поводу романов в его сторону, чем вот так вот, сидеть и вечно молчать, смотря неживым взглядом в одну точку. — Дональд прав, я не могу помочь всем… — Мик скривился от своих собственных слов. Он не смотрел на кролика, но знал, что тот немного вылез из своего транса. Он его слышит. Микки уверен. Вроде атмосфера счастливая, но и одновременно с этим в их скромном фургоне бродячего цирка чувствуется откровенная, пронизывающая насквозь печаль. — У меня и у Бориса разные дороги. У меня работа и тому подобное. У него свои проблемы насчёт его старшего брата и чернильной машины. Я ничего не могу… — он поджал губы. Он очень сильно хотел заплакать в момент, когда выговаривал эту горькую громкую правду, которую он изо всех последних сил отрицал; ему так хотелось заорать, чтобы сорвать к чёрту связки, но ниточка адекватности все ещё держала его в узде. Кое-как. Но держала же. — Мне так грустно и противно понимать это. Я чувствую, будто я недостаточно хорош для этого мира. Это чувство граничит с чувством, будто бы меня мало, моих усилий мало, для этого мира. Я даже не знаю, что мне теперь делать с этим… Ну вот, сказал я это, раскрыл тебе и себе самому своих скелетов в шкафу, которых я так боялся. А дальше что? Я не понимаю… — Мик покачал медленно головой и дёрнул одним ухом. — Наверное, я зря суечусь из-за такой мелкой ерунды? — он слегка повернул голову в сторону Оззи, будто ожидая какого-то ответа. — Да какая же ты противная, картошка! — на кухоньке ругался Дональд. Они молчали ещё минуты две. Освальд медленно моргнул, отвёл взгляд и пошарился по карманам, скорее всего, пытаясь найти фломастер или ручку, чтобы написать, но так и не нашёл, обратно переведя взгляд на Микки, который сидел в напряжённом ожидании. — Это не ерунда, это важно… У Освальда сильно охрип голос, и Микки еле-еле разобрал, что он говорил. Ничего от прежнего голоса Освальда не осталось. Раньше он был бархатистый, с сексуальной хрипотцой, такой высокий баритон, и он тогда этим своим волшебным голосом так хорошо пел под гитару. Сейчас же он грубоватый, как будто наждачкой по твёрдому острому металлу, сиплый и очень тихий. — Бро, — удивлённо выдохнул Маус, широко открытыми глазами смотря на Оззи. — Тебе бы поработать над собой, Микки. — Оззи, господь тебя… подери. Аж глаза защипало от столь сильных эмоций. Он одной рукой прижал Освальда к себе крепко-крепко, так, будто никогда не отпустит больше. — Оззи, Оззи, — проговорил Маус сквозь ком в горле, промаргиваясь, чтобы слёзы не мешали видеть. — Да, я здесь. И это жутко успокаивало. — П-прости за мой голос. Я очень долго ничего не говорил. Наверное, надо опять наведаться к какому-нибудь врачу… что берёт бесплатно, — мучительно медленно проговорил бро, почесав затылок и немного кашлянув. — Нет, ты что? То, что ты уже заговорил, это уже… Очень и очень хорошо, — все ещё смаргивая слезы, сообщил Микки, пытаясь ещё и пальцами убрать мокрые дорожки. — Я так скучал по тебе, — уткнувшись в футболку Освальда, проревел он, чувствуя, что огромный камень вины падает с плеч. Освальд молчаливо приобнял мышонка за плечи. Он так долго пребывал в трансе, что даже забыл, что делать. — Да. Я рядом. Всё хорошо, — он неловко закашлялся, поняв, что сказал то же самое другими словами. На него неожиданно свалился огромный дискомфорт — рубашка мокрая от пота, давно не стиранная. Как Микки, не брезгует к нему лезть обниматься, он не знал. Кролик чувствовал себя очень далеко от своей тарелки, будто бы эта тарелка была в Антарктиде, а он был в это время в Арктике. Но он всё равно продолжал неказисто успокаивать своего бро. Освальд пытался как-то обнять его и прижать к себе ещё ближе, но в итоге не смог, потому что так и не понял, как это всё делается, именно поэтому продолжал двигаться в одной позе. Вернее, не двигаться. — Ладно. Всё. Я успокоился. Спасибо, — Мик наконец-то отстранился от группы поддержки в лице Освальда и, потерев усталые красные глаза, вновь заулыбался как ни в чём не бывало. — Угу, — промычал Оззи в явном смущении. — Ага. Ладно. Может, пойдем? Покажем детям, что их папе стало лучше. Ты со мной? — он протягивает руку, вставая с лавочки. — Угу, — мычит Освальд, сильно сжав чужую руку в своей и тоже вставая с насиженного теплого места.

***

Капхед шёл по узкому коридору, который должен был в скором времени вывести его в небольшое подсобное помещение со стиральными машинами и сушилками. Сушилка конечно не представляла из себя ничего модного или современного — это были несколько палок, вбитых в пол друг напротив друга, которые соединяли веревки. Собственно, на эти веревки всё и вешалось. Сзади него была противная скрипучая дверь. Из-за того, что она была закрыта не до конца, Капхед, смотря вниз, под собой видел собственную удлинённую тень, что в атмосфере этого подсобного помещения выглядела жутко и нагоняла паранойю по поводу призраков и клоунов, которые стопудово могли водиться в этом страшном, не мытом столетиями месте. Пока он проходил этот коридор, опасаясь призраков (Место реально выглядело убого), он подумал о смешном: администратор этого дешёвенького мотеля меньше Бенди раз в сто. Незнамо почему, но его это улыбнуло. Благодаря этой мысли, в голове возникли воспоминания, где он разговаривал с братом: — Какого тебе помогать другим? — непонимающе улыбнулся Магс, наклонив голову и пытаясь заглянуть брату в глаза. — На самом деле, это неожиданно… но приятно… — проговорил брат. Глаза Магмена будто стали ещё больше от удивления (они у него и так из-за разреза кажутся огромными), что Капхед, его старший брат, может так откровенничать на эту тему, не огрызаясь. Что, простите? — Капс. Ну, раз тебе понравилось помогать, то это хорошо. Я рад за тебя… Кстати об этом. Я, если честно, уже больше не вижу никакой причины, естественно, кроме той самой причины, чтобы гоняться за ними, — осторожно подступился Маг. — Но мы не можем. Ты же в курсе, что мы сами сдохнем, если не сможем им помешать? — Это риторический вопрос? — Почти. — Слушай, Босс ведь хочет, чтобы мы нашли части какой-то машины. Так вот, предлагаю такую идею: почему бы нам не найти части первыми? Тогда нам не придётся их убивать, — предположил младший, вдумчиво смотря куда-то сквозь пространство. — Это было бы хорошей идеей, если бы у нас была карта. На этом их разговор закончился. Капхед был уверен, что единственным выходом из этого непростого положения является заключение союза между ними. Они находят все части, а потом Чашеголовые делают то, что должны. К сожалению, пока этот план не был до конца обкатан. Он вышел в помещение: слышался шум от шести стареньких стиральных машин, чувствовался запах различных порошков — это было кошмарной какофонией для носа, влажность была столь высока, что Капс почувствовал, как его одежда на теле отсырела. «Надо бы выразить свою личную благодарность этому мелкому Бенди» — думы вновь переключились на того, кого он недавно спас. «Блин, было бы проще, если бы они тоже здесь были, а то вновь преследовать их ради злоебучей благодарности самому стрёмно» И буквально в этот же момент его взгляд ловит маленькую чёрную фигуру, которая вешает свою одежду на верёвку, что почти касалась пыльного кафельного пола. Хед, даже не подумав, громко цыкнул. «Твою мамулю…» Сейчас он морально не готов высказать ему свое «спасибо». Вот просто не готов, вообще, от слова «совсем». Господи, кто-нибудь, выкопайте ему яму, пожалуйста, он хочет провалиться сквозь землю и оказаться на другом конце света. «Хоть бы не обернулся» И, ёб твою мать, никто и не сомневался, что по закону подлости Бенди, будто бы на уровне телепатии, почувствовав чужой взгляд на своей спине, обернётся. Сука. Оба стояли неподвижно, без единого движения где-то минуты две, соображая, что нужно сказать в такой затрудненной ситуации. — Ты везде, что ли? — пробормотал Кап. — То же самое могу сказать и о тебе, — криво усмехнулся чёрт, явно испытывая смешанные чувства по поводу этого. — Ты крайне спокоен даже когда видишь меня. И при этом ты же знаешь, что я могу напасть в любой… МОМЕНТ! — на последнем слове он резко повысил голос, и Бенди чуть ли не пробил головой стену от неожиданности, поддавшись назад. — Боже, какой же ты трус, — покачал головой Хэд. Он всё-таки не сдержал свой противный характер; его разрывало внутри от иронии и дикого сарказма. — Я не пугался. Просто… От тебя можно ждать всё, что угодно, — заметив знакомую злобную ухмылку, Бенди сглотнул. — Да какого хуя я вообще перед тобой оправдываюсь? — А ты горазд задавать сам себе глупые вопросы, — хихикнул Чашеголовый, сложив руки на груди и прищурив хитрые глаза. Бен громко фыркнул, давая понять, что ему плевать с седьмого неба на противную говорящую чашку. Естественно, Капс это проигнорировал, он смог опять взять себя под контроль и укротить свой горький капучино внутри. — Ладно. Всё, всё. Я прекратил, — он поднял руки в примирительном жесте. Бенди, убрав конечности в карман широких поношенных штанов, злобно зыркнул и намеревался уже уходить подальше от этого психа, но следующая фраза заставила его вместе с планетой остановиться и сойти. — Перед тем, как ты уйдешь, хочу сказать тебе… одну вещь, — Капхед посмотрел в спину собеседнику. — С-спа-спасибо тебе за всё, короче говоря. Вот. Это всё, что я хотел сказать, — как же он ненавидит говорить другим людям эту «одну вещь». Капхед ощутил этот невыносимый испанский стыд, который отразился на лице смущением. Бенди до сих пор не шевелился, он будто бы чувствовал, что эта противная чашка сейчас продолжит свою душевную тираду. И он не ошибся. — Да, странно слышать нечто такое искреннее от меня, — Капхед отвёл взгляд и оперся бедром о стиральную машинку. — Но ты ведь знаешь, как сильно я люблю своего младшего брата. Ты помог нам воссоединиться. Так что, да, с… — Твоя любовь к брату — единственная вещь, которая мне пока что в тебе нравится. Так что… пожалуйста, — Бенди обернулся и, встретившись с своим соперником взглядом, улыбнулся. Эта улыбка была непонятной, загадочной для Капхеда. Может быть, если бы на его месте был Магмен, то он бы непременно сказал, что эта улыбка была искренней и доброй. Она была лёгкой и горькой, не широкой. Да что уж там, это даже улыбкой назвать сложно, скорее, полуулыбка или что-то типа того. Чашеголовый почувствовал, как сердце с силой ударилось о рёбра несколько раз.