Пока играет музыка, мы танцуем. — Флемет.
Выдохнув раздражение, Каллен оглянулся. Скрип пера заходился сверчком. В углу стола Жозефина сосредоточенно выписывала строки, удерживая перед собой пюпитр. Она с ним не расставалась, он прирастал к её руке, как только она вставала из-за стола, потому что эта дощечка — целый стол заменяла, и Жозефина маневрировала с ним на редкость грациозно. Жозефина всегда была полностью поглощена делом, её увлечённость и настойчивость подогревали и Лелиану, и его самого. Они дышали друг другу в затылки, — в хорошем смысле, — и иногда, в самые изнурительные часы, без сна и без отдыха, только это и заставляло двигаться вперёд. Каллен заставил себе напомнить себе всё это. Потому что перо скрипело так, как пила вгрызалась бы в его нервы. Он сцепил зубы и отвернулся, переминаясь на месте мелким шагом. Пальцы тарабанили по рукояти меча, когда дверь, наконец, распахнулась. Лелиана начала с порога, без вступлений: — Моих агентов задержали разбойники, к востоку от Перекрёстка. Слава Создателю — перо умолкло. Жозефина обратилась лицом к Лелиане, когда та подошла к столу. Каллен, бросив взгляд на её бумаги, обернулся тоже. — Опаздываешь. Получилось, видимо, резче, чем хотелось. Жозефина перевела взгляд на него, приподняв брови; Лелиана посмотрела внимательно прямо в глаза. — Я же сказала, — терпеливо пояснила она, — моих разведчиков задержали. Я пришла сюда, как только получила послания. Каллен коротко фыркнул. — Да, я уже понял, — бросил он. Запустив руку в волосы, он мотнул головой. Лелиана уставилась на него тем нечитаемым взглядом, который Каллен терпеть не мог — он жалил, прожигал пустотой, и Каллен этого не выдерживал. Он уставился в стену. Жозефина, выдержав короткую паузу, сказала примирительно: — Мы все на взводе, командир. Постараемся не начинать переговоры с пререканий, — добавила она с нажимом. Каллен выдохнул. Долго и медленно, он заставил себя перестать хмуриться. Он с удивлением заметил, как ноет челюсть, и проведя рукой по скуле, попытался размять мышцы. Глаза саднили, Лелиана пряталась в тени капюшона; нужно было продумывать следующие действия, и одна Жозефина сохраняла ледяное терпение. Каллен обернулся, приближаясь вплотную к столу. — Где Вестница? Лелиана, потянувшаяся к карте, подняла голову. Жозефина, распрямившись, посмотрела на канцлера, но та лишь мотнула головой. Жозефина высказала то, что и так стало уже ясно: — Задерживается. Не дав Каллену возразить, Жозефина продолжила: — Я уверена, Кассандра сопроводит Вестницу в ставку незамедлительно, как только они прибудут. Лелиана хмыкнула. Жёлтый свет свечей ломался о полы ткани, покрывающей её голову. Опухшие глаза затекали на лице усталостью, скрытые от света, безрадостной и тугой, как сырой лириум. Когда она щурилась, пытаясь улыбнуться, видеть это было… тяжело. Но то, что Лелиана пыталась шутить, Каллен считал хорошим знаком. — Что, командир, — со смешком подначила Лелиана, — знать и здесь вам покоя не даёт. Каллен изогнул бровь. Глядя на Лелиану, он переспросил: — О чём это ты? — Ты шутишь, да? — отозвалась та. — Вестница. Леди Тревельян. Дочь банна Тревельяна из Оствика, — она выдержала паузу. — Банна? Знатный род из Вольной Марки? В неверии Жозефина всем телом развернулась к Каллену. Как всегда, когда готовилась отчитать, — Каллен мысленно ощетинился. — Командир! — воскликнула Жозефина. — Вы не могли этого не знать! Каллен счёл вполне честным возмутиться в ответ. Не должен он ничьи родословные отслеживать, в конце концов. — Нет, не могли! — настояла Жозефина. — Да как же? Лелиана собрала столько сведений!.. — Допросом занимались они с Кассандрой, — прервал Каллен сухо. — Я в этом не участвовал. — Но мы обсуждали дипломатические письма в Вольную Марку! Вы не могли этого не слышать! — Не слушал. Сокрушённо бормоча, Жозефина спрятала лицо в ладони (вторая рука — всегда на пюпитре). Лелиана усмехнулась, складывая ладони за спиной. — Ваша близорукость, когда дело доходит до дворянства, поистине не знает границ, — подметила она насмешливо, впрочем, совершенно беззлобно. Пожав плечами, она добавила: — Даже наш интендант принял её за праздношатающуюся аристократку. Тренн хотела выпроводить её к Жозефине, пока они не стали обсуждать, где найти материалы для палаток. Каллен задумался. Вестница не была похожа на знать, какой он привык её видеть. Когда её схватили на конклаве, её по праву можно было счесть рядовым агентом наёмной стражи. Стёганая куртка, мягкие кожаные сапоги, дублёные наручи. Прежде чем впервые закрыть разрыв на его глазах, она металась между демонами с кинжалами, мелькая на краю поля зрения. И, кажется, с Кассандрой тогда они начали не слишком удачно. — В ней есть определённая грация, — заметила Жозефина, выглядя удовлетворённой. — Она хорошо владеет этикетом и способна поддержать беседу. Чувствуется воспитание. И я не позволю вам с этим не согласиться, командир. Фривольность, — вот что в ней чувствуется, подумал Каллен, устало вздыхая. Лёгкая развязность, свобода движений. У солдат жесты точны, скупы и нередко скованны; наёмники бывают более порывисты. Когда кинжалы оставались в ножнах, а общество располагало к беседам, резкость отступала быстро и естественно, и манеры леди Тревельян окрашивались более деликатной тональностью. Осанка её выравнивалась в идеальную дугу — наёмники нередко сутулились, привыкая пробираться в полуприсяде; либо же их движения были рублёными, как взмахи мечей и булав, которыми орудовали нещадные руки. Руки Вестницы не давили грубостью, они говорили нестрого и ласково, подзывая и маня. Все эти детали вставали на свои места, собираясь в цельную мозаику. Теперь казалось странным, как можно было не заметить всего этого раньше. Смутившись, Каллен откашлялся. — И всё же, — возразил он, — она недостаточно… Вальяжна, — хотел сказать он. Но дверь распахнулась, ударившись о стену. Стремительно, как обычно, в ставку влетела Кассандра, глядя прямо перед собой. Следом за ней вплыла Вестница, покачивая бёдрами и осматриваясь. Она проредила пальцами волосы, спутавшиеся древесными витками ореха, и увела те на затылок. Качнув подбородком, она улыбнулась: — К востоку от Перекрёстка наткнулись на бандитов. Краем глаза Каллен заметил, как Лелиана усмехнулась уголком губ. Кассандра недовольно прицыкнула, оборачиваясь. Сомнений не было: все свои недовольства она выложит прямо, без промедлений, но главное — собрание можно было начинать. Они обступили стол, склоняясь над картой. Каллен бросил взгляд на Вестницу. Из всех них она держалась наиболее непринуждённо, отведя бедро и опёршись о столешницу ладонью. Выстоит ли она, если испытания вспыхнут жаром у самого лица? Каллен не был уверен.***
Солнце выстилалось полуднем по склонам горам, вторя переливами снега отблескам на мечах. В окружении новобранцев, посреди тренировочного боя, лязга металла и окриков, Каллен мог вздохнуть свободнее. Ясная бирюза зависла над шпилями скал, палатки рядами тянулись к самому льду остекленевшего озера. Выслушав рапорт, командир выдал распоряжение лейтенанту и прошёл вдоль рядов. У стен бродили люди, переговариваясь и замирая тройками-четвёрками у края тропинок. Каллен прищурился, всматриваясь — на другом конце, у конюшен, Блэкволл и Вестница устроили тренировочный бой. Каллен не знал — стоит ли к ним подходить? — хотя желание было. Щекотало внутри лёгким нетерпением и тягой проверить, о чём они перебрасываются словами, сцепив оружие. Чему посмеивается страж, что было видно даже с поста Каллена. Почему их бой так размерен и медлителен. Лелиана как-то обронила, что Вестница не дурна: берёт с собой в компаньоны тех, кто заразился влюблённостью. К кому? — спросил тогда Каллен; к ней же — легко ответила Лелиана. Лёгкий флирт, пояснила она, ласковые слова, никакой откровенной лести и несколько общих взглядов — для Сэры и Блэкволла этого, похоже, было достаточно. Не любовь, конечно, но тёплая, ненавязчивая приязнь, которая не давит грузом и ни к чему не обязывает, но помогает прикрывать спину. И приятно проводить время, — кивнула Лелиана. У кострища, где Варрик, усмехаясь, травил очередные байки, Блэкволл и Сэра хохотали откровенней всех. Вестница, стоя между ними, одобрительно кивала, плутовато посмеивалась и пила из своей кружки. — Ты как будто о личном опыте говоришь, — заметил Каллен, когда они с канцлером покинули её навес. Та лишь пожала плечами. Их обступили люди — солдаты, отдыхающие от смены в дозоре; рабочие, утруждённые напряженным днём. Они смеялись, тихо переговаривались, пили тёплое вино и переглядывались с интересом. Вестница была с ними и одновременно они ставили её чуть выше — Каллен видел это в их глазах. Спустя месяц народ к ней привык и, кажется, привязался вполне искренне. Посреди уныния и растерянности, царящей в Убежище, от Тревельян веяло какой-то лёгкостью, которая манила, как фитиль огня зазывал мотыльков. Стоя во дворе и наблюдая за тем, как Вестница, опустив оружие, беседует с Блэкволлом, стоя чересчур близко, Каллен мог думать только об этом.***
Варрик пришёл без чего-либо, что бы этот приход предвещало — возник позади, среди солдат, когда горы окунулись в персиковый сорбет. Варрик окликнул Каллена, вручил миску с похлёбкой и ложкой, отчего-то погнутой, и остался стоять рядом, наслаждаясь замешательством. — Что это? Досадливо прицыкнув, Варрик проникся скорбью в лице и доверительно поделился: — Это суп, Кудряшек. Совсем ты заработался, раз уже еду не признаешь. Рюшечка выразила беспокойство, что не видела тебя за ужином, — которое, смею заметить, все поддержали, — и я решил взять инициативу в свои руки. Поэтому сделай одолжение. Нажав на край посудины, Варрик подвёл руки Каллена ближе к груди. — Ешь. Пробормотав слова благодарности, Каллен зачерпнул ложкой. Похлёбка отдавала густым, наваристым вкусом, согревая горло. — Тебе она никого не напоминает? Варрик как всегда не спрашивал — хотел Каллен участвовать в разговоре или нет. Он пристроился рядом со своей флягой, потягивая вино. Каллен, замявшись, зачерпнул ложкой бульон. Сглотнув, он проследил взгляд Варрика. Позади палаток, опершись о чучело, хмурой Кассандре улыбалась Вестница. — Кассандра? — Вестница, — уточнил Варрик. — Нет, — не задумываясь, отозвался Каллен. Суп оказался лучше, чем он ожидал. — Кого она должна мне напоминать? Варрик посмотрел на него странно, и взгляд этот Каллен не понял. В конце концов, гном хмыкнул. — Ну знаешь, один наш общий знакомый, который спас дорогой нашим сердцам Киркволл? Несколько раз. Каллен нахмурился. Опустив ложку, он посмотрел на Вестницу внимательней. — Из-за кинжалов? — фыркнул он. — Тогда я могу найти тебе ещё толпу таких «похожих». — Аналогии, Кудряшек, метафоры, — уточнил Варрик доверительно. — Есть что-то в характере. «Что-то», возможно, и было. Что-то, что Каллен не видел, потому о Хоуке до этого момента не думал. Возможно, острый язык? — но Хоук сыпал иронией и остроумием, так, что иногда Каллен забывал, что к нему можно относиться всерьез. Он изворачивался, он шел напролом, и никаких изящных манер тут не было. Хоук всегда был резок, остроумен и увертлив; гибкий и напористый, как шальной ветер. Плут. Будучи из низов, он нашёл способ пробиться в свет. Им не зря восхищались. Но Тревельян была… другой. Совсем не такой, — решил Каллен, глядя, как Вестница уговаривает Кассандру, придерживая её за плечо в откровенно дружеском жесте. Остроумна, пожалуй, — но мягче, всегда. Ловкость красила манеру держаться, и улыбки сквозили лукавством. Но в целом всё это выражалось... мягче. Варрик засмеялся. Смотрел он, впрочем, приязненно. — Ты переработал, друг мой, — заверил он, похлопав Каллена по плечу. — Послушай мой совет. Выс. Пись, — нажал Варрик. — Вместо того, чтобы чахнуть над картой этой ночью. На вас с Соловушкой без слёз не взглянешь. И Каллен всё равно был уверен: Варрику всё хорошее напоминало Хоука. Посреди неопределённости, в которой все они коптились, Варрик пытался нащупать что-то знакомое. Хоук был — и оставался, — огромным куском его жизни. Может, потому что Хоук олицетворением всего хорошего и был. Лучших, более простых дней, в каком-то смысле. Когда Варрик был просто младшим братом купца, Хоук просто искал лучшей жизни, а сам Каллен просто наблюдал за их компанией, неся свой дозор у края площади. Более простые, понятные дни. — Ты слишком привязан к Хоуку, — бросил Каллен, — вот он везде тебе и мерещится. Варрик, собираясь уже уходить, оглянулся. Усмехнувшись, он кинул «выспись» и прицепил флягу обратно за пояс. Каллен наблюдал широкую спину, пока гном удалялся прочь. Минув палатку, Варрик широко улыбнулся и помахал; Кассандра ожидаемо нахмурились, Вестница — кивнула в ответ. Заметив Каллена, она улыбнулась и ему, окинув взглядом. Стоя с плошкой в руках посреди беспорядка тренировочных боев, Каллен вдруг понял, как нелепо выглядит. Смутившись, он отвернулся и не глядя впихнул посуду тому, кто проходил мимо. На отдых времени нет, — вспомнил он.***
Бык со своими ребятами был… чем-то. «Вау!» — как выразилась Сэра, выразительно глазея на кунари. Дориан восторга не испытывал и смотрел придирчиво, оставаясь в стороне на почтительном расстоянии. — Какая досада, — притворно возмутился он. — Я-то думал в Инквизицию сбредаются исключительно набожные крестьяне, поглазеть на хвалёную Вестницу Андрасте. Вестница, которой эти недовольства причиталось выслушивать, усмехнулась. Тревельян стояла рядом, и вместе они наблюдали отряд Боевых Быков, удаляющийся по ступеням к предгорью. — Вы явно были не очень внимательны, лорд Павус, — отозвалась она. Дориан притворно возмутился, хватаясь ладонью за сердце, и они принялись перебрасываться колкостями, которые Каллен уже слушать не стал. Стоя у стола с бесконечным числом заявок, кунари беседовал о чём-то с Тренн. Каллен направился к ним. — Командир, — обратилась Тренн, завидев его; Бык обернулся с интересом. — Мы обсуждали с Железным Быком, где разместить его отряд. — Парни предпочли бы поближе к таверне, но вас здесь итак битком набито, — усмехнулся Бык, обращаясь к Каллену. — Я предлагаю за воротами, у кузницы. Там и дороги просматриваются лучше. — Согласен, — без сомнений отозвался Каллен. Протянув ладонь, он пожал ручищу Железного Быка. Хватка у того была крепкой, но выверенной. Точно взвешенной, — подметил Каллен. — Добро пожаловать в Инквизицию. — Рады присутствовать, командир, — отозвался Бык, кивнув. То, что он не понравился Дориану казалось ещё одним доказательством того, что сам он с Быком поладит. Железный Бык бросил взгляд ему за спину. Глянув на Каллена, он вернулся к разговору с интендантом, никак не изменившись в лице.***
Закадычная дружба Вестницы и Дориана действовала на нервы всё больше. С самого начала их отношения выглядели самое наименьшее странно. Каллен никак не мог понять, какой характер они носят и что именно их связывает. Отряд вернулся из Редклифа, сопровождая магов из распавшихся кругов, магов восставших и взбунтовавшихся, которым предложили союз, и как будто всего это по-прежнему оставалось недостаточно, вместе с ними увязался ещё и маг тевинтерский. — Дориан Павус, — представился Дориан, когда Каллен вышел встречать их у ворот. Дориан чинно поклонился и без устали лоснился улыбками. Он обращал на себя всё внимание так, что Вестнице говорить не приходилось. Она держалась ровно и всегда поблизости, кивая и коротко улыбаясь в нужных местах. Рассмотрев её лицо вблизи — стылое и окаменелое, без ярких вспышек живости, с заживающими ссадинами на лбу и поперёк носа, Каллен пытался разгадать. Что поменялось? Что из себя представляет Дориан? На самом ли деле он такой голосистый, или это напускное. И то, и другое — решил Каллен, когда они разошлись перед ставкой командования. Совет — вместе с Кассандрой и Вестницей строить дальнейшие планы, Дориан — осваиваться в лагере. Позже, пересекая двор, Каллен никак не мог решить, что именно беспокоит его больше всего. Вестница, ответы которой стали рассеянней; присутствие в приближённых к ней кругах тевинтерского мага, манерного и словоохотливого сына высшего общества, или их отношения. Каллен грешил на последнее — потому что отношения эти были ему непонятны. Они были тесными; они были как друзья или как… нечто большее? Но, возможно, путешествие в прошлое способно сделать из людей товарищей по оружию более надёжных, чем годы размеренной службы плечом к плечу. Что думать, Каллен и не знал. — Командир! Не дойдя до ворот, Каллен обернулся. Солдат отсалютовал ему и вручил рапорт. Читая его, Каллен заметил, что мысли бродят, только когда рядом раздался голос Сэры: — Говорю тебе, странная она стала! Надо что-то делать. Каллен поднял глаза. Ниже на ступенях стояли Сэра и Блэкволл, и когда заговорил последний, разговор стал неслышен. Лица их были обеспокоены. Стоя плечом к плечу, они наблюдали что-то во внешнем дворе. Кивнув солдату, Каллен направился по лестнице вниз. Уже когда перед глазами показались палатки, он понял, о чём они. Зажав в руках кинжалы, Вестница замерла перед чучелом, глядя прямо на него. Руки опущены, но спина напряжённая. Взгляд отрешённый. Каллен остановился, едва ступени закончились. В стороне у палаток его ждали рекруты, по-прежнему наклоняющие щиты недостаточно низко. Придирчиво оглядев их рывки издалека, Каллен задумался. Решив, что несколько минут они справятся и без него, он направился в сторону чучел. Подходя ближе, командир нарочито утяжелил шаг, ступая настолько шумно, насколько стылая земля позволяла. Подошва скрипела на вмятом снегу размеренно и однобоко. В шаге от Тревельян Каллен, наконец, поймал на себе её глаза. — А, Каллен, — бросила Вестница, мазнув по нему взглядом. По имени, — заметил Каллен, подступая ближе. Он остановился рядом и скрестил ладони на рукояти меча. — Я тут подумала, — поделилась она бесцветно, — кажется, я не в форме. Каллен посмотрел на чучело. Только вчера они поставили новое, — после того, как предыдущее Кассандра изрезала так, что песок вывалился наземь. Мешковина дразнила нетронутым плетением. Цельным и без единой царапины. — Что ж, — деликатно проговорил Каллен, — если ничего не делать, она не придёт. Тревельян повела плечом, склоняя голову. Что этот жест должен был выразить, сложно сказать. Может быть, в том-то и было всё дело. В неопределённости, которая обняла вязким облаком. Каллен осматривал её фигуру. В плечах проступила неприсущая ей сутулость, и Каллен понимал: она не его подчинённая. Не его рекрут. Он не может всучить ей меч и щит и отдать команду «к оружию», чтобы выбить все страхи из головы. До того момента, как их официально представили в ставке командования, они виделись всего один раз, кипятясь в безумии вблизи разрастающейся Бреши. В отличие от многих бывших храмовников, которые стекались под их знамёна потерянными душами, не растерявшими, тем не менее, чисто военное упрямство, она о нём и не слышала. Киркволл был точкой на карте. Восстание — припиской в одно предложение. Конклав — сухие строки в трёх рапортах, которые ей дали прочесть. Тревельян была частью той горстки людей в Убежище, чей титул красил жизнь до — до всех этих прискорбных событий; до границы военного лагеря, скопления еретиков. Они столько раз виделись в ставке командования, что она перепрыгнула вежливое обращение, не задумываясь. Приязненная улыбка и чинный кивок был приёмом таким же отточенным, как для Каллена — разворот и удар с плеча. От проблем церкви, храмовников и магов она с самого начала была далека. Не заинтересована. Это не было делом принципа, веры, чести, в конце концов, — когда память хранит яркие образы трупов с вспоротыми венами. Хруст, с которым переламывается посох, позвонком хребта, который обрывает жизнь. Каменная пыль, забивающая нос железом, когда город потух и осел обломками домов, а кровь бьёт ключом прямо в море. Всего этого в её мире не существовало. И хорошо, — думал Каллен, — потому что он боролся за то, чтобы такое не существовало ни для кого. Леди Тревельян из Оствика казалась лёгкой и свежей, как весенний день, потому что груз потерь не давил ей на грудь и не вколачивал в землю крестом братской могилы. Леди Тревельян была не запятнана. В шаге от Каллена рукояти кинжалов сжимала не она. В этот миг, растянутый во времени патокой, на его глазах, леди Тревельян и Вестница Андрасте расслаивались. Они переставали быть одним человеком. В женщине, которая стояла перед Калленом, чуть сгорбившись, не чураясь досады на лице, что-то ломалось. Каллен видел такое не раз. Он точно знал, что происходит. — С боевым крещением, — высказал он твёрдо. Вздрогнув, она, наконец, ожила. Вестница посмотрела на командира распахнутыми глазами, вялость из которых отступила. Замявшись, она поклонилась, согнувшись в торсе; чуть отрывисто. В несколько мгновений лицо её окаменело. Взгляд она больше не поднимала. Направляясь к солдатам, из-за спины Каллен услышал лязг металла. Ритмика, с которой он позванивал, — бойкая и отрывистая, нарастающая амплитудой, — внушала доверие. Каллен занял своё место среди рекрутов. Их самоотдача укрепляла уверенность. Леди Тревельян проявляла усердие, тренируясь одна. Обдав жаром, мозаику заглотил огонь. И укрепил сплав.