***
Они укладывали полена друг поверх друга, закрывая щели, подбивая дерево плотней. Каждый хотел внести свою лепту, — принимая связки хвороста от дежурного, Каллен видел, как сменяются руки. Ладони подрагивали, сжимали, испещренные красным и наливающиеся синим, крупные, худые, с длинными пальцами, короткими, резкие, медлительные… Подавая ветки солдату, забравшемуся поверх кладки, Каллен отряхнул перчатки и отступил назад. — Это последние, сэр, — отрапортовал рекрут. Каллен кивнул ему и встал напротив, глядя, как отходят люди. — Терри, — позвал Каллен, и солдат готовно вытянулся, приблизившись. — Проследи, чтобы целителям помогли перенести тела. Передай сержанту. Иди. Стой, — оборвал он, обернувшись, — где Вестница? Солдат замялся. Метнув взгляд под ноги, он отозвался: — Преподобная мать проводила Вестницу к канцлеру Родерику, сэр. Каллен замер, глядя на смущённое лицо. Найдясь, он бросил «вольно», и солдат поспешил уйти. Оглядев стоянку, глухо переговаривающихся людей, Каллен направился к палаткам. Мёртвых уложили под отдельный навес, прямо на землю. Между рядами белели церковные рясы, сливаясь со снегом, маяча красными и золотыми вышивками — сёстры готовили тела в последний путь. Женщина всхлипнула и уткнулась в плечо юноше, стоящему рядом; Каллен отвернулся, ускоряя шаг. Глядя на безропотные лица с закрытыми веками, глядя на горестные выражения выживших, Каллен ступал твёрдым шагом и напоминал себе: их могло быть больше. Если бы не… Сидя на коленях, Вестница обратилась сестре, и та, скрестив руки, поклонилась и отошла. В стороне Каллен увидел мать Жизель, передающую склянки помощницам. Заметив его, она кивнула, и Каллен кивнул ответ. Потирая затылок, он приблизился к Вестнице. Снег тихо скрипел под подошвой. Обернув голову, Тревельян не повернулась, но замерла в полуобороте. Выглянув из-за её плеча, Каллен пронаблюдал, как та поправляла воротник лежащего на подстилке мужчины. Тело Родерика оставалось недвижимым, и глаза его были закрыты. Так странно, — видеть успокоение, граничащее со следами недавнего боя, на человеке, который покоя не знал. Теперь он молчал. Умиротворение впиталось в его кожу и сияло морозным отсветом. Остановившись, Каллен молча встал за спиной у Вестницы. Её фигура утонула в дутой куртке Блэкволла, спадающей с плеч на руки, и движения её смазывались, когда она оправляла одежду. Подступив на шаг ближе, Каллен не без удивления заметил, как Вестница, неловко накренившись, повернулась спиной. Замяв неприятный отголосок, Каллен обратился: — Всё готово для костра. Как… у тебя? — Понятия не имею, что я делаю, — призналась Тревельян угрюмо. Присаживаясь рядом, Каллен надеялся, что его ободрения прозвучат хотя бы в половину правдоподобно: — Мать Жизель говорит, у тебя хорошо получается. Вестница невесело хмыкнула, потерев предплечье. — Что ж… её молитвами. Не удержавшись, Каллен посмотрел на левую лопатку Тревельян, — туда, где она должна была бы находиться, впитавшая мази и перебинтованная под слоями чужой одежды. Вестница, перехватив его взгляд, прокрутила рукой. — Стежка вправил мне плечо, — пояснила она, отворачиваясь обратно. — Рука всё равно болит. «Дерьмо полное», — пробурчала Тревельян себе под нос и вздохнула. Каллен перехватил её ладони, и она уставилась на него искоса, не разворачивая головы, — так, что видна была только непострадавшая половина лица. — Позволь мне, — попросил Каллен. Вестница посмотрела на него с сомнением и молча уставилась на расстёгнутый камзол. Проследив её взгляд, Каллен отпустил ладони и сказал: — Ты сделала достаточно. Я только помогу с пуговицами. Тревельян поджала губы и нахмурилась, но уступила. Уютно она себя не чувствовала, это сквозило в её рублёных движениях, в коротких заминках. Она убрала руки и отсела в сторону, позволяя Каллену приблизиться. Потянувшись к канцлеру, Каллен принялся вдевать круглые напёрстки в петли, одну за одной. — Фиглярка, — сухо обронила Тревельян. На короткий взгляд Каллена она криво усмехнулась. — Услышала случайно, как он меня так назвал. Хотя вряд ли это было случайно, он говорил достаточно громко. Каллен замялся. Он не знал, стоит говорить это или нет... но ведь это была правда. И всё уже случилось. — Перед тем, как ты пошла сражаться с драконом, он говорил другое. «Ты знаешь, что я не сражалась с драконом», — пробормотала Вестница, склоняя голову. Она обхватила себя за руки и уселась прямо на снег. Опёршись спиной о бочку, она откинула затылок и вздохнула. Замерев за спиной Каллена, она послушно следила за мерными движениями пальцев, оправляющих церковную рясу. — Кассандра сказала, что мне дадут зажечь костёр, — поделилась Вестница, — кто это решил? — Единогласно, — отозвался Каллен. Расправив последнюю складку, он обернулся. Вестница молчала, вскинув брови, и Каллен понял, почему она отворачивалась — смотреть на свежие следы побоев было действительно... сложно. Удивлённая, она переспросила, подаваясь вперёд: — Вот как? Каллен кивнул, глядя в сторону. Тут и придумывать было нечего. — Люди хотят, чтобы это сделала ты. Опустив взгляд, Вестница прикусила губу изнутри. Она всегда так делает, — заметил Каллен, глядя украдкой, — когда речь заходит о том, чего от неё ждут другие. — Командир, — обратился солдат и поклонился Тревельян. — Вестница. Вестница кивнула, отстранённо глянув на юношей, остановившихся в двух шага поодаль. Каллен поднялся на ноги, обращаясь лицом к рекрутам. — Мы здесь, чтобы перенести тело, сэр. Выглянув из-за их фигур, Каллен увидел, как солдаты сносят тела и бережно укладывают те на кладку. Сёстры подходили и выстраивались в ряд, люди стягивались со всех уголков лагеря, вереницей протекая между палаток. Каллен отступил в сторону, давая проход: — Давайте. Тревельян поднялась на ноги, когда солдаты приблизились к телу. Остановившись в стороне, она смотрела, как они складывают руки Родерика на грудь и осторожно поднимают его тело на руки, и уносят в сторону братского костра. Пропустив мрачную Вестницу вперёд, Каллен направился вслед. Они подошли к месту проведения церемонии последними — все остальные уже собрались вокруг, замерев в почтительной тишине. В толпе Каллен видел скорбные лице своих солдат, потерявших соратников, видел Варрика и Кассандру, Блэкволла и Сэру, магов, затерявшихся поодаль, Боевых Быков во главе с командиров по другому краю. Лелиана и Жозефина вышли вперёд, и Каллен присоединился к ним; Кассандра отошла и вернулась с факелом. Передав тот Тревельян, она ободряюще кивнула. Оглянувшись, Вестница подошла к кладке. Мать Жизель выступила перед сёстрами и, голос зачитал песнь упокоения, низко и медленно. Когда Тревельян, задумчивая, серьёзная, обходила костёр, давая дереву заняться с каждой стороны, все смотрели, как дымом растворяются души падших соратников, растворяясь в полуденном небе, клубясь между белых пологов. Отойдя, Вестница откинула факел в огонь. Пламя распаляло тела яркими знамёнами, и в тени гор, посреди ясного дня, они блестели кровавыми слезами. Вестница стояла впереди. Спина её была прямая. Подняв голову к небу, она стояла перед огнём.***
Сколько раз можно сломаться, прежде чем изменишься настолько, что перестанешь быть собой? Сколько раз нужно срастить свои кости, чтобы перестать узнавать их изгибы? Каллена жизнь ломала столько, что впору бы знать ответ. Только правда была в том, что он не знал. Не знал, и никогда не задумывался, почему, но теперь вдруг понял: по-настоящему изменения видны только со стороны. — Они вообще разговаривали раньше? Кассандра медлила с ответом. Скрестив на груди руки, она наблюдала вместе с ним, стоя на каменном выступе, как толпа людей и ездовых животных текла между гор, купающихся в безоблачно небе, размеренным потоком вытаптывая веками не тревоженный снег. Каллен бросил на неё взгляд и, похоже, выдал нетерпение, потому что Кассандра, наконец, проговорила: — Разговаривали, — она замялась. — Но точно не так много, как ты уже мог заметить. Она молчала, и Каллен отвернулся. Вглядываясь в спину Вестницы, беседующей с Соласом в стороне от движения, он не ожидал, что Кассандра заговорит вновь. — Не могу сказать, что меня это не волнует, — призналась она. — Но, полагаю, беспокоиться не о чем. — Не знаю, — бросил Каллен. Глядя, как маг увлекает Вестницу за собой, и как та, прихрамывая, безропотно идёт следом, устремляясь в начало колонны, Каллен нахмурился. Прицыкнув, он помотал головой, заявляя: — Не нравится мне это. Оглянувшись, Кассандра лишь вздохнула. Наблюдение они продолжили в обоюдной тишине, каждый поглощённый собственными мыслями, пока командира не окликнул сержант.***
Разговор зашёл в тупик в очередной раз. В груди нарастало раздражение, и ещё больше — разочарование. В себе, в соратниках, стоящих рядом, хотя после того, как люди сплотились перед лицом возвратившейся к ним Вестницы, Каллен знал: это не так. Они смогут, они всё переживут, но прямо сейчас, во время очередного перевала, посреди пустыни бесконечных белых пологов, усталость накатывала и давила, изматывая. — Нет, это глупо! — вспылила Жозефина. Когда не сдерживалась Жозефина, это становилось знаком, что пререкания пора прекращать. Понимать это, по-видимому, научился каждый из них, потому что они разошлись почти не сговариваясь. Лелиана приблизилась к Жозефине, успокаивая, пока та качала головой, пряча лицо в ладонях; Кассандра в стороне упорно тёрла лоб, как будто это могло оживить мысли. Застыв над картами, разложенными на ящиках, Каллен вздохнул, запустив ладонь в волосы. Всё это было так ужасно знакомо. Как бы не казалось, что они преодолели разногласия и двинулись дальше, распри возвращались приевшимся ходом, и они переставали друг друга слышать. Роли лидеров не давались легко никому из них; сказать конечное, решающее слово не удавалось ни одному. И это разочаровывало всё сильней. — Вестница, — обронила Лелиана, и Каллен обернулся на её голос. Подходя к палатке командования, Вестница окинула взглядом каждого, примеряясь. Она хмурилась слабо — так, как будто это выражение было для неё привычным. Под глазами её залегали круги, разрыв кожи стягивался медленно, зияя на бледной коже памятной расщелиной. Подойдя к походному столу, она опустила поверх карты планшет. Негласно, все стеклись в круг, глядя на бумаги, которые она принесла. На листах пестрели вручную набросанные маршруты и изгибы ландшафтов. Убедившись, что её слушают, Вестница заговорила, сдержанно и чётко: — Крепость, о которой говорит Солас, в двух днях ходьбы. Но идти по прямой не получится, — сообщила она, указывая на росчерки. — Мы разведали вперёд и наткнулись на обрыв. Пройти пешком можно, но бронто там не проведёшь. Пойдём в обход. Кассандра, покачав головой, отмахнулась. Лелиана высказала опасения: — Мы уверенны, что эта крепость вообще существует? Я могла бы послать агентов… — Нет. Каллен посмотрел на Вестницу. Она прервала канцлера уверенно, не заминаясь и не спрашивая разрешения. В эти дни ей не осмеливались возражать. Слишком ярко перед глазами цвело Убежище; слишком свежими были раны на её коже. Поймав взгляд Лелиана, Вестница пояснила: — Нам нужны здесь все, кто может ходить, иначе не дойдёт половина. — Может, стоит ей пожертвовать, если это спасёт остальных. Каллен поморщился. Меры Лелианы были радикальные в большинстве случаев, при том, что Каллен даже не знал о многих из тех решений, которые ей приходилось принимать на ходу. В критические же моменты цинизм подкрадывался к Лелиане ядом, и Каллен не знал, как до неё достучаться в такие моменты. Но, в конце концов, они солдаты. В конце концов, может она и… — Нет, — нажала Вестница жёстче. — Не стоит. Ничего не стоит того, чтобы жертвовать нашими людьми. Любыми людьми, — добавила она, глядя в глаза. Кассандра поджала губы, и Каллен ощутил укол совести. Нельзя давать слабости одержать верх. Но, Создатель, они вчетвером так долго варятся в непринятых решениях, что смотреть на вещи здраво становится всё тяжелей. — Я согласна, но что мы можем сделать? — в сердцах выдохнула Жозефина. Она была разбита. Обхватив себя руками под локти, она покачивалась на месте и держалась из всех сил, не смея жаловаться, но Каллен знал: её сердце обливается кровью ещё сильней, чем Лелианы, Кассандры или его самого. Каллен не знал, чем ей помочь, как не знала Кассандра, как не находила больше Лелиана. Солдаты, шпион, посол — слишком много боёв, планирований, красивых слов. Они все потеряны. — У меня есть предложение. Каллен оглянулся на Вестницу. Она заговорила, ободряя взглядом каждого по очереди: — Мы должны идти к крепости и должны идти в обход. Солдаты Каллена и агенты Лелианы продолжат перевозить раненных и помогать целителям ухаживать за ними. Солас и Вивьен будут рядом. Быки спустятся ниже к предгорью, подстрелить баранов и собрать травы, если удастся. — И если нет? — спросил Каллен. — Если нет, — ответила Вестница, — будем искать дальше. Замявшись, Каллен кивнул. Дождавшись одобрения, Тревельян продолжила: — Я соберу отряд и продолжу разведывать. Вряд ли мы на кого-то наткнёмся в этой глуши… — Но так мы сможем дополнить карту местности, — закончила Лелиана. Обернувшись к ней, Тревельян кивнула. Она подождала, пока Лелиана подобрала с ящика карту и, осмотрев её, согласилась: — Хорошо. Мы должны знать, с чем столкнёмся, в любом случае. — Да, — отозвалась Вестница. Каллен заметил, как она вздохнула едва заметно, и как лицо её слегка разгладилось, размягчая хмурость. Пожевав губу, она заговорила: — И ещё одно, — она посмотрела на Кассандру и, встретившись с ней взглядом, продолжила: — Нам понадобится помощь. Каллен не вполне понял, о чём зашла речь, и Лелиана с Жозефиной так же переглянулись растерянно, но Кассандра, по-видимому, что-то уловила. Сведя брови, она взмахнула руками, восклицая: — Нет! Даже не думай об этом, ты не можешь!.. — Кассандра! — перебила Вестница. — Прекрати! От неожиданности Каллен вздрогнул. Никогда раньше Вестница не осмеливалась прерывать Кассандру. Если она хотела с ней спорить, это выливалось в уговоры, но открытые перепалки всегда ужимались. Кассандра, умолкнув, уставилась на Вестницу. Грозовым облаком та подступила ближе, глядя прямо в глаза. Она упиралась обеими ногами в землю, и жесты её были резки и размашисты. Она продолжала: — Хватит! Сколько можно строить планы, которые никто не может одобрить? Сколько можно давать собственной гордости руководить всеми нами? Нам нужна помощь. Нашим людям нужна наша помощь! Если мы не можем договориться сейчас, то с таким же успехом можно было остаться в Убежище! Все нахмурились, но промолчали, поджав губы. Жозефина опустила глаза, давя злые слёзы, Лелиана огладила её плечо, ободряя их обеих. Кассандра отступила, словно получила пощёчину, и Каллен ещё не видел её такой уязвлённой. Он сам возразить не смел. Обведя их взглядом, Вестница остановилась на Кассандре. Каллен всё ждал, когда ты привычно вспылит в ответ, ждал, опасаясь новых распрей… Ничего не последовало. Голос Кассандры удивлял выдержкой, когда она спросила: — Что ты предлагаешь? Каллен посмотрел на неё неверяще. Он ждал, что произойдёт что-то совсем из ряда вон выходящее — кто-нибудь подхватит бутылку с вином с разобьёт стекло об опору навеса; и вновь — ничего такого не последовало. Кассандра смотрела серьёзно, и её поза, прямая, ровная, поражала спокойствием. Окинув её настороженным взглядом, Вестница всё же ответила: — Для начала, отправим Быков, — сказала она; не встретив возражений, Тревельян продолжила: — Лелиана, мне понадобится ворон. Клинки Гессариана снабжены запасами больше, чем нужно, благодаря их бывшему лидеру. Одно слово, и они нам помогут. — Но… — Помогут, — настояла Вестница, смягчив голос. — Наши люди рассеяны по Ферелдену и просто не успеют и не смогут помочь вовремя. Мы застряли в этих демоновых горах. Клинки присягнули на верность. Они тренированы и закалены, и если кто и сможет добраться до нас с провизией, это они. Каллен смотрел на карту. Штормовой Берег не располагался в пешей доступности, но и Клинки не были ни тяжёлой армией, ни рядовыми агентами. — Возможно, — пробормотал он, — им действительно под силу… Вскинув взгляд, он посмотрела на Кассандру. Та молчала, глядя на карту. Подняв взгляд, она кивнула Вестнице. Голос её был уверенным, и кажется, смутил Тревельян, когда признал: — Мы с тобой, Вестница. В этот миг Каллен был согласен с ней как никогда. И, судя по единодушному молчанию — не он один. Замявшись, Вестница кивнула и, сопровождаемая Лелианой, покинула навес.***
Когда Каллен нашёл Тревельян, та стояла, сложив на груди руки, и смотрела на верхушки гор. Она кинула на него короткий взгляд, когда он остановился рядом, и отвернувшись, уже привычно заговорила первой: — Варрик тут дал совет, как бороться с раздражением, — поделилась она. — Закрываешь глаза. Глубоко вдыхаешь. И чувствуешь, как всё это дерьмо ускользает от тебя вместе с выдохом. Каллен фыркнул, качнув головой. Это было одновременно очень похоже на Варрика и очень похоже на действенный способ. — Надо будет попробовать. — Попробуй, — поддержала Вестница, — помогает. Погода стояла ясная. Небо, озаряемое солнцем, по-прежнему казалось не уместно ярким, хотя и облегчало положение дел существенно. Оглядев койки с больными и снующих между ними сестёр, Каллен обернулся к Вестнице. Та смотрела прямо перед собой, испытывающе вглядываясь в происходящее. Последние дни она могла стоять так не шелохнувшись, пока кто-нибудь не отвлекал её, обращаясь с докладом. Каллен осмотрел её, не скрывая беспокойства, и мягко спросил: — Как ты себя чувствуешь? Она повела левым плечом, показывая свободу движения. — Рука на месте, — отозвалась Тревельян, не оборачиваясь, — рёбра мне перевязали, порезы обработали. — А метка?.. — Спокойна, — заверила она. — Не на что жаловаться. Каллен хотел было возразить, что как раз-таки есть на что, но скривил бы душой. Будь он на её месте, вёл бы себя, вероятно, так же. Потому только кивнул: — Что ж… Хорошо. — Да… Она вздохнула — бесшумно, Каллен уловил лишь по тому, как поднялась и опустилась её грудь. Он задавался вопросом, насколько хорошо она понимает, что делает — но ведь для этого рядом были они. Он сам, Лелиана, Жозефина, Кассандра. Никому из них не приходилось тащить это всё в одиночку. По крайней мере это успокаивало — Каллен надеялся, что не его одного. — Каллен, вам стоит меньше спорить, — проговорила Вестница просяще. — Они все смотрят на вас. Каллен ответил без сомнения: — Они смотрят на тебя тоже. Как и я. Тревельян фыркнула, потянувшись к лицу ладонью. Ощупывая пальцами заплывшую щёку, она пробормотала: — Зря. Спорим, выгляжу я отвратительно. — Нет, — вспылил Каллен, но стушевался под её недоверчивым взглядом. — Ты... Потрясающая. Достойная. Ты — что-то невероятное. Мысли смущали, неуместные и настырные. Он потупил взгляд, разглядывая потёртые носки сапог Вестницы. Обувь — единственная её одежда, которую ей вернули, приведя в порядок; брюки и рубаха достались мужские, и грубая ткань провисала серыми складками, затянутая только на талии поясом. Плащ также залатали и подшили, потому что новая одежда всё-таки оставалась роскошью. В таком виде, с растрёпанной косой, самым заурядным плетением свисающей на лопатки, бескровным лицом и тенями, очерчивающими скулы резче, Тревельян походила на разбойницу, месяцы отсиживающуюся в лесу. Она больше не рассуждала о балах, настойки трав наверняка горчили, женщины в их окружении всхлипывали, мужчины не преминули выругаться. Они продолжали храбриться, но время от времени, от усталости, неясности и не проходящего потрясения, нервы сдавали. Каллен жалел, что никто не может даже предложить горячую ванну — ей, что готова была умереть за всех них. Он поджал губы. Создатель, они выкарабкаются хотя бы ради этого. Чтобы то, что они пережили, было не зря. То, что она пережила, было не зря. Чтобы было кому помнить. — Вестница. Каллен развернулся. Солас приблизился, без стеснения нарушить беседу, и учтиво поклонился, придерживая посох. Тот блеснул металлом на солнце, слепя глаза. Каллен прищурился, морщась. — Командир, — обратился он, — если вы не возражаете, я бы хотел поговорить с Вестницей. — Не возражаю, — ответил Каллен, складывая ладони на эфес и поднимая подбородок. — Говори. Солас посмотрел прямо и пояснил: — Простите, — он кратко улыбнулся, — я бы хотел поговорить с ней наедине. Каллен поджал губы, нахмуриваясь. Дыханье Создателя, — почему он чувствовал себя таким дураком? Лица Вестницы он не видел и был рад, что стоит к ней боком, и его собственное не разглядеть тоже — потому что он наверняка вёл себя глупо, и выглядел глупо, но остановиться не мог. Отпускать её не хотелось. — Каллен, — позвала Вестница, — проследи чтобы Бык отчитался Лелиане, когда вернётся. Нам нужны эти демоновы карты. Ты и сам знаешь, — поспешила добавить она, когда Каллен посмотрел на неё. Она стояла, выровнявшись перед Соласом, готовая уходить. Каллен уловил, как пальцы её руки мелко дрогнули, намекая на движение — хлопнуть по плечу, огладить по предплечью, задержать ладонь на локте. Прикоснуться. Заглянуть в глаза, задержать взгляд и улыбнуться лукаво. Кивнув, Тревельян склонила голову. Она обогнула его ловко, не задев, и поравнялась с Соласом. Каллен смотрел в их удаляющиеся спины и всё ждал, что она обернётся. Разговор с магом, очевидно занимал её больше. Настроение Каллена портилось тем стремительней, чем дальше они удалялись, скрываясь между палаток. — Что, командир, — усмехнулся Дориан, подходя со спины, — вам тоже открывающийся вид не доставляет удовольствия? Мазнув по Дориану взглядом, Каллен поморщился. Он надеялся, что маг просто уйдёт и займётся своими делами, в чём бы они не заключилась. Вместо этого Дориан окинул его оценивающим взглядом и, примерившись, остановился плечом к плечу. — Мы ведь едва говорили с тех пор, как она, — Дориан осёкся, — вернулась. Каллен посмотрел с удивлением. Дориан усмехнулся. — О, поверь, меня это напрягает не меньше. Развернувшись лицом, Дориан спросил ни с того ни с сего, и голос его звучал удивительно искренне: — Вы же присматриваете за ней в этой своей важной палатке? По крайней мере от визитов к вам она не отказывается. — В каком смысле? — буркнул Каллен. Дориан склонил голову, глядя на него с раздражающей проницательностью. Улыбнувшись как-то надсадно, он заговорил: — Был тут мальчишка из твоих рекрутов. Смуглый, улыбчивый, бритый почти на лысо. Питер, кажется, его зовут? Каллен кивнул. — Пит, — отозвался он, припоминая коренастую фигуру в доспехе, жмущем в плечах. — Смышлёный парень. — Да, он самый, — согласился Дориан. — Бегал за Вестницей в Убежище, когда ты не видел. Она как-то обронила, что жить не может без сладкого, и что ты думаешь? Дориан усмехнулся. — Он начал таскать ей сладкие булочки со своих обедов. Так вот почему он никогда их не трогал, — осенило Каллена, — и почему так смущался, когда его спрашивали. Каллен нахмурился. — К чему ты это говоришь? Дориан посмотрел на него серьёзно. Он больше не улыбался и не ёрничал. Вместо, этого он поделился честно: — Ты, наверно, итак знаешь, командир, но во время нашего искромётного побега малышу Питеру перебило ноги. Я помогал ему ковылять до перевала. Каллен поджал губы, чувствуя стыд. Последние дни эмоции творили сумбур в его голове, он срывался на малейшие мелочи, забывая о важных вещах — вот таких вещах, в которых их люди боролись из последних сил. Слушая внимательней, Каллен дождался, чтобы Дориан продолжил: — Нашей дорогой леди Тревельян отвели место в палатке с раненными — лучшую койку, должен заметить, она даже не скрипит, когда на ней поворачиваешься. — Конечно, — кивнул Каллен готовно. — Ей нужен отдых. Дориан посмотрел с упрёком. — На втором привале Пит дошёл позже всех, и укладывать его было некуда. Она уступила своё место. Сослалась, что у неё-то ноги здоровые. Бедный парень, я думал он расплачется. Каллен поджал губы. — Я предложил ей переночевать со мной, — заявил Дориан; на взгляд Каллена он закатил глаза. — Не смотри так, командир. Когда я говорю «переночевать» я действительно имею в виду «спать». — И? — нетерпеливо подначил Каллен. — И, — Дориан хмыкнул. — Она отказалась. Создатель, да она едва глянула на меня. Нашла эльфа, и пошли они бродить в стороне, где никто не мешает секретничать. — Он… помогает. Дориан фыркнул пренебрежительно. Каллен, в общем-то, был с ним согласен. Он потупил взгляд, не зная, что возразить. Пальцы нервно оглаживали навершие, пока Каллен разглядывал, как поблёскивают медальоны, пришитые на костюме мага. — Смотри сам, командир, — сказал, наконец, Дориан тихо. Каллен вскинул голову, когда тот отступил. Дориан махнул Варрику и Блэкволлу, идущим мимо, и они прошли дальше, перекидываясь вялыми репликами и неся в руках котелки. Каллен смотрел. На юного смуглого парня, скованного болью на койке под навесом. Ему меняла компрессы сестра Марго, щуплая девчушка в церковных рясах, прячущая головным убором бойкие рыжие вихри. Осторожными движениями она бинтовала израненные ноги, сидя на мешке. Она смотрела заботливо, она смотрела испуганно. Смотрела тепло. Теперь, заметив посреди суеты их укромный, обособленный уголок, Каллен не мог отвести взгляд. Он смотрел. Он вспоминал, как оставлял в кухне булочки с сахаром, поближе к печи, когда повара покидали работу. Смотрел и вспоминал, как сам оставался ждать за дверью, чтобы поймать улыбку. Смахнув со стола сдобу, зелёными глазами хитро щурилась Солона Амелл, ловя его застенчивый взгляд.