Флот под черным флагом

Сознание возвращалось постепенно. Сначала Вейн почувствовал холод, потом шершавый каменный пол под своими лопатками. Затем он смог открыть глаза, один из них открывался плохо. Странно, он не мог вспомнить, когда получил удар по лицу. Справившись с непослушным заплывшим веком, он понял, что зря старался — его окружала темнота, в которой, при всем желании, нельзя было разглядеть что-либо. Воздух был затхлым и сырым. Чарльз уперся руками в пол и попытался сесть. Чувствовал он себя паршиво: тело было слабым и вялым, множество мелких порезов ощутимо саднили. Рана — Чарльз мельком заметил, что ее недавно перевязывали — мешала толком перенести вес на правую руку, болела при каждом движении и беспрерывно ныла. Наконец, ему удалось принять сидячее положение. Он уселся, опершись спиной о каменную стену, и стал гадать, в какой стороне от него сейчас находится дверь и когда за ним придут. А также, кто это будет. Мысли текли вяло и медленно, в них ощущалась какая-то скованность. Ему казалось, что он уже вечность провел вот так, в темноте тюремной камеры, но не мог определить, как к этому относиться. Вся злость куда-то улетучилась, на смену ей пришла апатия, прежде незнакомая Чарльзу и, в общем-то, совершенно ему несвойственная. За стеной слева послышались шаги. Вейн напряг слух, пытаясь определить, куда они направляются — к нему или нет. Шаги приблизились и стихли. Как будто человек остановился за дверью в нерешительности. Затем в замке повернулся ключ и дверь отворилась. Элеонор внешне казалась спокойной, но, все-таки, на секунду замешкалась на пороге. Она принесла с собой фонарь и Вейн смог рассмотреть окружение. Камера оказалась довольно просторной. В верхней части правой стены даже находилось зарешеченное окошко, через которое в этот каменный мешок поступал хоть какой-то воздух. За окном было темно. «Наверное, я провалялся до ночи», — мимоходом подумал Уэйн. Он смотрел на Элеонор и отрешенно гадал, чего от нее следует ждать, она всегда была непредсказуемой. — Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросила она равнодушным голосом. — Врач сказал, что рана не опасная. Несмотря на видимое безразличие Элеонор, Вейн понял, что она беспокоится. Его собственные эмоции плохо поддавались осмыслению, да он и не пытался это сделать — Чарльз никогда не был склонен к самоанализу. Но он всегда знал, что именно чувствует и чего хочет и никогда не сомневался в этом. Но не теперь. За все, что Элеонор сделала с ним, ее следовало бы убить. Он так бы и поступил, будь на ее месте кто-то другой. Он злился на нее но, вместе с тем, был рад, что Элеонор пришла, и что волнуется. И эта двойственность ставила его в тупик. Чарльз ответил ей резко. Возможно слишком: — Боишься, что сдохну до виселицы? Ее глаза сердито полыхнули: — А ты рассчитывал на что-то большее? Чарльз ненавидел, когда Элеонор начинала разговаривать так холодно и язвительно. Ее тон окончательно привел Вейна в чувство: — Из-за тебя меня выслеживали по всему городу! Это ты приказала губернатору отказать мне в помилование? Вейн знал, что это так, был уверен в этом. Вопрос, скорее, просто оставлял ей возможность оправдаться, опровергнув эту уверенность, но она ей не воспользовалась, отрезав: — Я не могу диктовать условий мистеру Роджерсу. Вейн сжал кулаки: — Рассказывай это кому-нибудь другому! Я отлично знаю, как ты обычно «не диктуешь» условия. Элеонор в ответ лишь пожала плечами. Равнодушно, как-то небрежно, будто этот разговор был ей абсолютно безразличен. — Хорошо, это я посоветовала ему. Я знала, что ты не способен принять поражение. Ты — угроза новому порядку на этом острове. Вообще любому порядку! — и, сделав небольшую паузу, добавила. — Честно говоря, не думала, что ты так легко попадешься. Ее ответ задел Чарльза за живое. Он не считал, что попался легко, но слышать такое было обидно. — Я — угроза? — зло выплюнул он. — А что насчет тебя? Только не надо мне врать, что стала честной подданной его величества! Элеонор стояла, уставившись в пол. Возможно, Вейну стоило остановиться и не провоцировать ее, но он не смог сдержаться: — Тебе наплевать на меня, на губернатора, на всех вокруг. Элеонор Гатри просто хочет вернуть свой трон. Интересно, нашелся хоть один идиот, который поверил в твои честные намерения? Чарльз говорил тихо и зло, опустив голову. И не видя, как с каждым словом меняется лицо девушки, продолжал: — На что ты готова ради власти Элеонор? Повесишь меня, чтобы получить доверие губернатора?.. — Заткнись! — угрожающе прорычала она в ответ, перебив его тираду. Она стояла, тяжело дыша и сжав кулаки, будто хотела добавить еще что-то но не находила слов. — Ты уже трахнула этого Роджерса? — внезапно спросил Вейн. — Ты же всегда так делаешь, когда тебе что-то нужно. Чарльз помолчал, в глубине души надеясь, что она опровергнет эти слова. Но Элеонор ничего не сказала, и он коротко и зло бросил: — Шлюха! Внезапно в голове у Чарльза зазвенело. Только секундой позже он понял, что Элеонор с силой ударила его челюсть. Чарльз больно стукнулся затылком о стену и на миг потерял способность ориентироваться в пространстве. Элеонор уже занесла руку для нового удара, но Вейн успел перехватить ее за запястье. Она вскрикнула от боли, и Чарльз понял, что слишком сильно сжал пальцы. Он немного ослабил хватку, но не торопился отпускать Элеонор. Сидел и смотрел на нее снизу вверх. В ее глазах полыхало пламя, и она никак не могла отдышаться. Возможно, этому мешал плотно затянутый корсет ее нового шикарного платья — Чарльз подумал, что раньше она никогда таких не носила. Ему не нравилась эта перемена. Этот наряд и это прическа были слишком официальными, слишком... сковывающими. Ей это не шло. Элеонор опомнилась первой: — Пусти! — она резко дернула рукой. Впрочем, Чарльз не стал ее удерживать и разжал пальцы. Она наклонилась к нему близко-близко и зло прошипела в лицо: — Ты всегда был сволочью, Чарльз! С удовольствием посмотрю, как тебя повесят! Она резко развернулась на каблуках и направилась в сторону двери. Ее туфли звонко стучали по каменному полу. Затем за ней захлопнулась дверь. Оставшись в темноте камеры, Вейн постепенно успокоился. Он и не думал, что появление Элеонор может вызвать в нем столько противоречивых эмоций. Однако сейчас это было кстати — еще так недавно одолевающая его апатия улетучилась. Чарльз устроился поудобнее, насколько это было вообще возможно в такой ситуации, и постарался уснуть. Вероятно, ему все-таки удалось задремать, потому что, по ощущениям где-то через пару часов, его разбудил звук открываемой двери. Спросонья он не успел задуматься о том, кто это может быть. В камеру вошел охранник в форме английского флота. Он нес тонкий матрас и одеяло — невиданную роскошь для узников этого форта. Положив его на пол перед Чарльзом, он, так же молча, развернулся и вышел. Вейн посмотрел на одеяло. Чарльз знал, что этот подарок прислала ему Элеонор. Он улыбнулся. И остался сидеть на полу.