Замедление

Без Хосока и того, что он вытворял ночью, жизнь Юнги стала позорно скучна. Он ходил по клубам и напивался, и забирал девушек, которые были слишком зрелыми, чтобы трахать его, но ни одна из них не могла сравнится с Хосоком. Они не удовлетворены. Это накрывает его, конечно же, но не успокаивает зуд под кожей. С утра не остается царапин или синяков, его мышцы никогда не болят, и он никогда не чувствует себя сытым. Единственное доказательство того, что у него был секс, это использованный презерватив в мусорке и запах незнакомых духов на рубашке. Юнги, по природе, не любит тратить свое время на вещи от которых нет никакой пользы, которые он может сделать позже. Ему не нравится тратить время, гоняясь за юбками, особенно, когда в конце он даже не будет чувствовать себя удовлетворенным. Это того не стоит. И какая-то часть Юнги хочет без предупреждения завалиться к нему домой и сделать вид, словно Чон никогда не говорил, что им стоит остановиться, потому что с ним это было легко. Хосок никогда не усложнял вещи. Хосок никогда не тратил его время. Хосок всегда стоил этого. И Юнги хочет завалится к нему в квартиру, чтобы он оттрахал его прямо в темной прихожей, прижимая к стене. Его девушке не обязательно знать. Хосок все еще может играть счастливого, верного бойфренда и трахать Юнги. Мину все равно. Они никогда не были в нормальных отношениях. Интересно, если он постучит в хосоковы двери, то впустит ли он его? Юнги думает, что да. Юнги не делает этого, так что… У него все ещё есть гордость, и не то чтобы Хосок был особенным для него. Все, что было у него и Чона — хороший секс, так что ему просто нужно это, чтобы заполнить оставленную парнем дыру внутри себя. Это было внезапно, это все, и у Мина было такое чувство, словно у них с Хосоком осталось незавершенное дело, которое нужно решить, прежде чем Юнги вернется в нормальное состояние. Они трахались довольно-таки долгое время и Юнги не очень хорошо справляется с изменениями, так что Хосок слишком долгое время был в его постели. Он вдруг осознал, что сравнивает каждое тело, каждый голос с Хосоком. Но эта плохая привычка изменится, когда он найдет кого-нибудь, кто для начала сможет заставить его достаточно обильно кончить, чтобы он даже не вспомнил имя Чона. В то же время, Юнги возвращается к писательству, чтобы держать свой разум отвлеченным. Он решил, что стоит попробовать сделать себя лучше, во всяком случае секс и алкоголь были не единственной вещью, которой можно было заполнить свою жизнь. Ему быстро надоедает такая жизнь, так как обычно и бывает, поэтому ему нужно что-то, к чему можно будет прибегнуть, когда придет время. Его карьера - это то что у него осталось. Дабы смягчить гнев своего босса, нужно всего лишь писать лучше и более чаще — это только плюс, добавленный бонус. Когда его босс говорит что-то вроде: «Эти очень хорошие, Юнги», — становится лучше. Он не может вспомнить последний раз, когда его босс улыбался. Юнги забыл как приятно не быть полным разочарованием. Но затем Юнги просматривает все свои наработки, и то, над чем работает, никогда не бывает нормальным — неправильно расположены хронологически или заметки, с которыми он не в состоянии разобраться. Независимо от того сколько раз он слушает то, что у него есть, или как долго он сидит за столом и пытается. И вдруг он чувствует отчаяние и злость, потому что все, что делал Юнги последние несколько недель было бесполезным, потому что он не может сделать то, что ему нужно. И прежде чем он понял это, карандаш, которой он держал в руке, сменила бутылка виски, что была надежно спрятана в шкафу. Один глоток, два глотка - его ноутбук уже выключен и он сидит в этой гнетущей темноте, которую принесла ночь. После трех глотков его руки начинают трястись. Четыре, пять, шесть глотков и он надевает кожанку. Седьмой и он открывает дверь. Приблизительно в два часа Юнги понимает, что оказался у дверей в хосокову квартиру. Здесь холодно, чертовски холодно, чтобы стоять вот так, но кирпичи песочного цвета и голые деревья в саду такие знакомые, что даже стоя вот так, он становится спокойнее. В квартире темно и Юнги запоздало понимает, что вчера был вторник, Хосок работал сегодня, а значит больше никаких поздних ночей для него. Юнги даже не знает какая у него работа — он даже и не думал спрашивать — но, Чон видимо действительно наслаждается ею, раз относится так серьезно. Это хорошо, думает Юнги. Хорошо, что у него есть это. Юнги сидит там примерно двадцать минут. В окне все ещё темно. Мин думает, что ему стоило бы запомнить это место. Запомнить, что происходило когда бы он сюда не приходил, потому что кожа покрывается мурашками в предвкушении и его ноги постепенно двигаются по направлению хосокового жилища. Хосок живет в 63 квартире, число, невинно застрявшее между шестьдесят второй и шестьдесят четвертой. Стертые, бесцветные буквы расшифровываются как «Чон» по левую сторону и изношенный пластиковый звонок по правой. Юнги касается пальцем кнопки, думает, как дрожащая рука случайно нажмет на неё, заставит звонок звучать, разбудит Хосока, чтобы сказать, что у него незваный гость. Впустит ли он его внутрь? Или пошлет домой? Но затем он вспоминает причину, по которой больше здесь нежеланный в первую очередь. Серьезная девушка, единственная, которая хочет, чтобы они были честны друг с другом, та, которая вынудила Хосока закончить ту прекрасную вещь, что они имели. Единственная, которую Чон любит настолько, что готов изменить свою жизнь. Она может быть там прямо сейчас. Они могут обнимать друг друга в пушистой кровати Хосока, мирно спать там, где он доводил Мина до высшей степени наслаждения тысячу раз. Протянутый палец горит от холода. Ему интересно, как бы Хосок объяснил это, если бы он нажал на звонок. Как бы он объяснил своей девушке, почему этот парень, о котором она никогда не слышала, беспокоит его посреди ночи, пьяный и озлобленный. Ему интересно, скажет ли Хосок правду или наврет, извинится, заявит, что не знает Юнги. Ему интересно, откроет ли он вообще дверь, если будет знать, что за ней стоит Мин. Он опускает палец. В окне Хосока все еще темно, когда Юнги уходит. Юнги в кровати с тонкой, гибкой девушкой с длинными черными волосами, которая седлает его так, словно нет ничего другого, чем можно было бы заняться. Её бедра слишком узкие под его руками, она шипит, когда Юнги вонзает ногти в её кожу и ему нравится то, как её мышцы напрягаются. — Это лучший секс за последнее время, — он говорит это только ради того, чтобы что-то сказать. Ему нравится то, как она смотрит сверху вниз. — Ты не плох собой, — отвечает она, проезжаясь бедрами так, что ему хочется вставить поглубже. Они проводят так впечатляюще долгое количество времени, поддерживая ритм, бедра работают подстраиваясь под друг-друга. Они проводят так часы, танцуя на краю "слишком много, но не достаточно". Они только меняют позу, когда её бедра начинают дрожать, но все равно возвращаются туда, откуда начали. Юнги вдруг понимает, что скользит ладонью по впалому животу, к груди, вокруг спины и возвращается к шее, притягивая для жадного поцелуя. Это первый раз, когда он поцеловал кого-то за последний месяц. Это всегда было слишком, будто он стирал грань между сексом и романтикой, когда целовал людей, которых приводил домой, поэтому он всегда держал свой рот подальше от чувственных губ. Но какой-то непонятный жар между ними заставил его нарушить это правило лишь в этот раз. Её губы слишком тонкие, а на вкус словно искусственные фрукты, которые можно найти в детских лекарствах или дешевом блеске для губ. Но это хорошо, все правильно, и Юнги даже начинает нравится то, как она смеется в его губы. Когда он кончает, то делает это с закрытыми глазами, из горла вырывается имя, которое ей не принадлежит. Это не первый раз, когда такое случается — сомневается, что это был последний — так что он ожидает оскорблений, наспех натянутой одежды и хлопанье двери. Юнги не ожидал, что она засмеется, откидывая голову назад, волосы прилипнут к потной коже. Он не ожидал, что она упадет на кровать возле него, потянется к полу, чтобы вынуть пачку сигарет из кармана. Он смотрит, как она прикуривает, берет сигарету, когда девушка предлагает, но все ещё ждет, когда она уйдет. — Я думаю, наши желания совпадают, — говорит она с искусственной улыбкой, которая так подходит её искусственному вкусу. Юнги не совсем понял, что она имеет ввиду, но в воздухе зависло что-то тяжелее, чем сигаретный дым. Все заканчивается тем, что она приходит четыре раза в неделю, а то и больше и все сводится к той же договоренности, что была у Шуги и Хосока. Юнги узнает, что Ханна любит ароматную водку, но все равно пьет то, что первым попадется под руку. А еще он узнает, что её кожа толще*, чем у кого-либо, кого он встречал, возможно даже толще его. И когда она думает, что Мин не смотрит, с её лица падает частая ухмылка, которая затем сменяется чем-то слишком серьезным для того, чем они занимаются. Он никогда не спрашивает в порядке ли она, и она этого тоже не делает. Секс хорош. Не настолько, как с Хосоком, но этого более чем достаточно и Юнги счастлив. В любом случае его жизнь восстановила баланс. Большинство дней он проводил в студии, большинство ночей — с Ханной, а оставшиеся часы было отведено на сон. Его время полностью занято, так что Мин начал замечать, что думает о Хосоке все меньше и меньше, хотя он никогда не сможет избежать того, как Юнги выкрикивает его имя всякий раз будучи с Ханной. Она никогда не обращала внимания, не спрашивала ничего. К тому же, больше, чем единожды, Юнги слышал, как она шепчет имя, которое не принадлежит ему, когда они вместе, так что он тоже ничего не говорил. — Ты хочешь быть моим парнем? — однажды спрашивает она, когда они вместе в кровати, полностью обнаженные, пьющие вино из бутылки и потягивающие сигареты из одной пачки. — На самом деле, нет, — отвечает он и запоздало думает, что это прозвучало слишком резко. Но у Ханны толстая кожа и его ответ лишь заставил её смеется. — Я так не думаю, — она улыбается, стряхивая пепел в пепельницу, что между ними. — Хочешь притвориться? — Почему мне нужно притворяться? — Потому что парень, в которого я влюблена, встречается с девушкой с самыми огромными сиськами, которые я когда-либо видела и мне нужно встречается с парнем, у которого член больше чем у него. Только так я смогу заставить его ревновать. В этот раз смеется Юнги, громко и неожиданно. Это шокирует его, но Ханна лишь продолжает смеяться вместе с ним, губы окрашиваются бордовым вином. — То есть, у меня большой член? — спрашивает Юнги, выбрасывая окурок с мелкой улыбкой на лице. — Ну я же ещё здесь, не так ли? — она передает ему бутылку. — Он зарабатывает тем, что продает машины и у него маленький член. Ты — горячий продюсер, который живет в милой квартирке, пьет красное вино и имеет большой член. — Почему ты хочешь его, если у тебя есть я? — Юнги прерывает. Это должно было быть шуткой. — Потому что, как бы хорош не был твой член и сколько бы у тебя не было дорого красного вина, ты не любишь меня, а я не люблю тебя. — Звучит так, будто он тебя даже не любит, — говорит Мин, острый на язык как всегда. Но он все еще недостаточно острый, чтобы изрезать Ханну. Ему интересно, что сделало её такой стойкой. — Мне не нужно, чтобы он любил меня, — говорит девушка, отпивая немного вина, а затем седлает его. Она целует Юнги так, словно он может исправить ошибки. Но он не может. — Мне просто нужно сделать ему больно. Бутылка из болотного стекла падает куда-то на пол, пепельница опрокидывается на мятые простыни, но у Юнги совсем нет времени, чтобы позаботится об этом, не когда кто-то цепляется за него, как сейчас делает Ханна. Юнги чувствует себя так, словно он ощущает её боль, ощущает злость и обиду над поверхностью. Всю ненависть и любовь, которую ты можешь чувствовать к одному и тому же человеку. Ему интересно, почему это заставляет думать его о Хосоке. — Хорошо, — шепчет Юнги, притягивая её ближе и целуя в надежде, что он может вернуть все те чувства, что она дала ему. Они никогда не были нужны ему.