Замедление

Три месяца прошло с того момента, как Юнги в последний раз видел Хосока, два месяца прошло, как он встретил Ханну, и месяц, как он перестал думать о Хосоке каждый раз, когда ему был одиноко. Телефон Юнги вибрирует от входящего сообщения. Он не читает его, потому что работает и поймать вдохновение не так-то легко, поэтому Юнги не собирается так легко отпустить его. Четырнадцать минут спустя, когда Мин заканчивает то, что могло бы быть, возможно, наилучшей песней, что он когда-либо писал, он берет свой телефон. Хосок, 22:46: Я скучаю по тебе Каждый нерв в теле напрягается, когда он видит имя Хосока на экране телефона. Он пялится на сообщение, пока пиксели не отпечатываются в сетчатке и все также может видеть это, даже если закрывает глаза. «Я скучаю по тебе». Чтобы это значило? Хосок даже не знает его по-настоящему. Все, что они делали — трахались. Это было все, что они когда-либо делали. Химия, что была между ними, чисто физическая. Вообще-то, Юнги действительно уверен, что они ненавидели друг друга. Хосок ненавидел, что Юнги создал такой беспорядок. Ненавидел, что он так зависим от выпивки и секса. Хосок ненавидел быть частью той идущей вниз спирали, которая заставила их обоих впасть в деградацию и опасную взаимозависимость, из-за которой они оба просрали свою жизнь на определенное время. Юнги не всегда был плохим. Они с Хосоком не всегда были такими разрушающими, когда были вместе. С одной стороны, они были друзьями, встретившимися через общих знакомых. Хосок тогда закончил учебу, а Юнги все ещё пытался освоиться как музыкант. Они хорошо ладили и были друзьями, ничего большего, но Юнги, по существу плохой, и он всегда был склонен утаскивать тех самых «близких» с собой. Хосок, к несчастью, пристрастился. Это мог быть кто угодно. Юнги вынудил Чона ненавидеть его, он знает. Он знает, что вещи, которые они делали, противны ему, знает, что сам Юнги противен. Но Хосок никогда не останавливал его, так что Мин никогда не останавливался, потому что он плохой, и Хосок давал то, что ему было нужным. Юнги преодолевал Хосока, толкал в этот беспорядок, так что он не мог просто быть развращенным как Юнги, пока они не стали прижимать окурки к коже, чтобы проверить, живи ли они ещё. Большинство дней Юнги чувствовал себя так, словно был не настоящим, но не когда хосоковы руки держали его бедра, а губы оставляли синяки. Они ненавидели друг друга. Хосок ненавидел Юнги за то, что он пользовался им, больше ненавидел себя за то, что позволял собой пользоваться. Юнги ненавидел то, что утащил Хосока с собой. Он ненавидел Хосока за то, что позволял это делать и за то, что он не знал, что заслуживает большего. Они сделали правильно, когда решили держаться друг от друга подальше. Они сделали правильно, потому что Юнги от природы плохой, и Хосок, в конце концов, был просто побочным эффектом его самоуничтожения. Так больше не могло продолжаться. Хосок был единственным сильным человеком, который сделал первый шаг к отступлению. Он сделал то, что Юнги никогда бы не позволил сделать себе. Он был слишком слаб, чтобы уйти и, так как это было действительно тяжело, Юнги стал ценить Чона за то, что он сделал. Он перестал много пить, проводил больше времени в студии, трахался с нормальной девушкой в насовсем нормальных отношениях, но это было лучше. Он стал лучше. И сейчас Хосок пишет ему, чтобы сказать, что скучает? После всего, что случилось между ними? После последних четырех месяцев тишины? После того, как он смог избежать разрушительного чувства, как он обосновался в своей работе и у него появилась нормальная девушка, и он наконец был свободен от Юнги, который разрушал его жизнь? И у него ещё хватило наглости скучать по Юнги? Юнги запутался, совсем запутался, и в то время, как он добирается до дома, он включает телефон, потому что он зол. Зол, потому что Хосок делает все сложнее, чем должно быть, зол, что тот все ещё не понял, что Юнги плохой и это было разумной вещью — избегать Юнги, зол, потому что Чон думает, что он стоит того, чтобы скучать по нему, когда на самом деле нет. Он зол, потому что был так близок к тому, чтобы отпустить Хосока. Зол, потому что тоже скучает по нему. Юнги, 23:32: ты скучаешь по тому, как мы напивались и трахались Он не хотел отвечать, он и вправду не хотел. Желал проигнорировать это, пойти в кровать и проснуться завтра, словно этого даже не случалось, словно это был сон. Но Юнги зол, и что-то ужасное, похожее на печаль, болит под ребрами, что он начинает понимать — это чувство никуда не пропадало. Юнги не хотел скучать по Хосоку. У него не было причины. Они просто трахались. Это был просто секс. Именно. Хосок ничего не значит для него, и он ничего не значит для Хосока. Хосок, 23:34: какая разница Видите? Просто секс. Юнги, 23:35: В задней части шкафа я спрятал бутылку виски, выпей половину и пойди нагни свою девушку, и ты забудешь обо мне То, как его руки трясутся, заставляют бутылку чокнуться об стакан, когда он наливает себе виски. Опускает его, отставляя стакан в сторону, вместо этого развязно пьет прямо из горла. Это не то, что он хотел сказать. Он хотел сказать: «приходи», или «я сейчас буду». Он хотел снова натянуть кроссовки и пойти прямо в квартиру Хосока из песочного кирпича и с голыми деревьями в саду, и он разрешил бы оттрахать себя прямо на потертом ковре. Последнее, что он хотел сейчас сделать — послать Чона в руки его девушки. Но у Хосока была сила, чтобы уйти, поэтому сейчас у Юнги должна была быть такая же сила, чтобы не разрешить себе вернуться назад. Хосок, 23:38: это то, чем я занимался последние четыре месяца, но она — это не ты Хосок, 23:38: она не трахается так же хорошо, как ты Хосок, 23:38: я скучаю по тебе Юнги смеется в собственную темную, тихую квартиру. Его решимость крошится с каждым словом, которое отправляет ему Хосок, и он так сильно хочет побаловать его, спросить, где и когда, сказать ему, чтобы он взял бутылку виски и пачку сигарет, но он не может, он не будет. Юнги, 23:42: причина, по которой мы перестали видеться была твоя девушка, с которой ты хотел быть честен Юнги, 23:42: ты забыл об этом? Юнги, 23:42: ты сказал, что сильно дорожишь ею Его руки трясутся, когда он набирает последнее сообщение. Он творил хуйню столько раз, что даже не может подсчитать. Похоже, что его собственное тело делает все возможное, чтобы не дать ему отправить это. Юнги, 23:44: сделай нам обоим одолжение и удали мой номер, чтобы ты больше никогда не смог связаться со мной Семь минут и пять глотков виски позже, экран телефона загорается снова. Юнги просто пялится на него, потому что знает, что содержимое сообщения вобьет последний гвоздь в его собственный гроб. У него больше не осталось силы воли. Его желание быть хорошим парнем исчезло. Если Хосок скажет нет, снова скажет, что скучает, скажет, что он хочет его, то Юнги не откажет. Если Хосок скажет ему приехать, он приедет. Ханна, 23:51: Ты занят? Могу я зайти? Юнги не говорит «нет». Встречу с друзьями Ханны нельзя назвать приятным опытом, потому что они неприятные люди. Юнги не может сказать, нравится ли им это все, или он просто им не нравится — ему все равно, но он ненавидит то, как Ханна напряженно сидит, выровнявшись в спине. А то, что его представили как бойфренда Ханны — только усложняет. Его внутренности наполняются чем-то густым и неприятным. Это протекает медленно внутри и оседает в желудке как еда, которую он не хочет есть. Юнги ненавидит это. Её друзья смотрят на него сквозь стекло бокалов, когда пьют и обмениваются взглядами. Недосказанные слова, зависшие в воздухе, слишком осязаемы. Кто-то говорит Ханне, что она выглядит уставшей. Ханна смеется, приобнимая Юнги говорит, что в последнее время они проводят много времени ночью вместе. От этого неуютно. Юнги извиняется, прежде чем выйти из-за стола. Снаружи, ночной воздух лучше. Юнги зажигает сигарету, курит медленно, чтобы убить немного времени. Когда кто-то присоединяется к нему и так же поджигает сигарету зажигалкой, он даже не поднимает взгляд. — Ты знаешь, что она влюблена в меня? Юнги не знает его имя, он не слишком беспокоился запомнить его, но он знает, как смотрит на него Ханна, когда он не смотрит. — Да, но я тот, с кем она трахается, — говорит Юнги. Парочка выходит из бара через дверь по левую сторону от парня, очевидно, более, чем слегка пьяные. Они смеются, когда спотыкаются друг о друга и притягивают друг друга ближе. Юнги концентрируется на том, как холодный воздух покалывает пальцы. — Не говори о ней так. — Я буду говорить о своей девушке так, как я хочу, — Юнги неожиданно легко становится героем, хоть Ханна не это имела ввиду, когда просил его играть роль парня. Но Юнги просто слишком любит забираться людям под кожу. Любит толкать, толкать и толкать, пока они не упадут. Когда он не говорит ничего, Юнги тоже ничего не говорит. — Ты её любишь? — Это тебя так волнует? — Юнги выкуривает сигарету и поджигает следующую. — А ты? — У меня есть девушка. — Это не ответ на мой вопрос. Темно и холодно и Юнги интересно, почему он снова думает о Хосоке. — Нет, я не люблю. Он спрашивает сам у себя, почему люди просто не могут опустить. — Тогда, может, тебе стоит съебать из её жизни и дать ей возможность двигаться? — Я не могу. Он спрашивает сам у себя, когда он сможет отпустить. — Тогда ты жестокий человек. Ханна выходит из бара, выглядит безнадежно красиво и с разбитым сердцем, и в какой-то момент ему становится интересно, когда он начал видеть в ней себя. Человек, в которого она влюблена, стоит прямо здесь и улыбается. Юнги тушит сигарету о стену, подходит к ней. — Хочешь, чтобы я отвел тебя домой? — она лишь кивает. Он понимает, и протягивает ей руку. Она берет её. Юнги не дает ей обернуться, когда они уходят. Позже, когда он переходит улицу, Юнги вдруг подумывает выйти на встречную полосу, просто чтобы увидеть, придет ли Хосок на его похороны. Это та самая безобразная часть Юнги хочет причинить ему боль.