Замедление

Неделя прошла в помутнении, так как Юнги был ошеломлен практически на девяносто пять процентов. Ничего не слышно от Хосока. Ничего не слышно от Ханны. На самом деле, никто действительно не контактировал с ним. И так он провел эти вечные семь дней, абстрагируясь от всего мира, попался в этот странный, тихий пузырь, который плавал где-то над землей. Здесь спокойно и мирно, но отсутствие гравитации заставляет его мышцы болеть. Две недели проходит, и Юнги понимает, что царапает свою кожу, пытаясь выбраться. Он проводит часы перед дверью, но, кажется, он никогда не сможет открыть её, и неважно, насколько ему хотелось бы. Он начинает чувствовать себя загнанным зверем, правда, он совсем не загнанный — двери широко раскрыты, и он может уйти в любой момент, когда пожелает. Но, кажется, Юнги был заперт так долго, что несмотря на то, как сильно он жаждет свободы, понимает, что не по-настоящему хочет оставить комфорт своей границы. Ханна приходит лишь однажды. Они курят в тишине, и она даже не улыбается, когда они трахаются, едва издает звуки. Юнги хочет спросить, что же она сказала другим? Может, что он занят на работе или в командировке, или может она сказала, что они расстались? Возможно ли действительно расстаться, когда ты не был в настоящих отношениях? Юнги задает себе три вопроса. Ему стоило бы спросить её, но тишина, окружающая их, кажется настолько хрупкой, что он не хочет ломать её. Третья неделя проходит и Юнги чувствует себя так, словно он под водой, отчаянно плывет на поверхность, но никогда не может её достичь. Не тонет, но даже так чувствует себя близко к этому. Он не может победить, так что просто сдается и разрешает себе плавать там беспрепятственно, пока телефонный звонок от старого друга не заставляет его вдруг плыть на поверхность. Он знает Намджуна со старшей школы. Они познакомились через общих друзей на любительской рэп-площадке и сразу же поладили, так как никто из них не имел друзей в школе. Намджун хороший парень, он с большим удовольствием помогает, когда кто-то нуждается в этом, и он до невозможности умен и талантлив, но Намджун нудный и предсказуемый, у него есть привычка надумывать вещи и вводить себя в депрессию. Это делает его тексты превосходными, но разговоры с ним, чаще всего, выглядят как рутина. Они перестали видеться после того, как Юнги получил высшее образование. Их пути действительно пересекались случайно, а не по собственному желанию. И Юнги вдруг понял, что Намджун нравится ему больше, когда они не видят друг друга каждый день. И, поскольку, оба стали идти в своих собственных направлениях и перестали иметь связи, что скрепляли их все это время, то каким-то образом возникла тенденция откладывать ночь, отведенную для вечеринки, на пиво. Один такой ритуал в месяц сокращается до двух раз в год, возможно три раза, если они не заняты. Не то чтобы Юнги не любит Намджуна, просто у них больше нет так много общего, как было во времена их андеграундной сцены. Намджун решил использовать мозги и наконец-то пойти в колледж и получить безопасную, хорошо оплачиваемую работу. Что-то связанное с медициной, если Юнги правильно запомнил, но он жалеет, Юнги знает, что-то, что он не последовал его страстям и музыке — все ещё больное место для Кима, следственно полностью исключает тему карьеры Юнги. И в конце ночи они часто находят себя в неуютной тишине, потому что вещи, которые они могли бы сказать друг другу, закончились. Звонок Намджуна говорил, что время «один раз в год» снова настало, и Юнги никогда — по крайней мере очень долго — не был более счастливым увидеть уставшее выражение лица Намджуна, смотрящего в бокал на их месте встречи, чем сейчас. Они приветствуют друг друга тепло, по-дружески, незнакомым образом делятся любезностями, пока алкоголь не начнет оседать в их жилах и немного развяжет им языки. Намджун рассказывает о своей недавней помолвке с искрами в глазах, которые Юнги не видел за последние несколько лет, и это такие отличные новости, что Мин поздравляет его без горечи в голосе. Он спрашивает, чем Юнги занимался в последнее время, а он просто отвечает: «Тем же, что и всегда». Намджун смотрит на него с жалостью, но, несмотря на это, Мин решает упомянуть Ханну. — Оу? — Намджун спрашивает так, будто шокирован, будто шокирован, что у него появилась девушка. — Как долго вы уже встречаетесь? — Недолго, — вообще нет, думает Юнги. Он не знает, зачем сказал про Ханну. Фейковые отношения должны были быть только для её выгоды. И когда он упомянул её при Хосоке, это было всего лишь оправдание, чтобы выбраться из этой ситуации как можно быстрее. Это было сказано, чтобы заткнуть Хосока. А то, что он упомянул это при Намджуне было просто… ложью. Ложь, чтобы выглядеть лучше. Потому что у Намджуна хорошая (хотя и неудовлетворяющая) работа, хорошая квартира в городе, невеста, будущее, а что есть у Юнги? Квартира, которая слишком большая и пустая для одного человека? Подруга, которая со слишком «разбитым сердцем», чтобы трахаться, которая зовет его своим парнем просто, чтобы ей стало лучше? Бывший друг, который все еще глубоко вонзил свои когти в кожу Юнги, настолько, что они протыкают кости? — Она хорошая девушка. — Хорошо, — Намджун улыбается так светло, что Юнги становится неловко. — Я рад, Юнги, я действительно рад. Ты был немного… вне, какое-то время, так что я рад, что ты снова возобновился на пути. — Что ты имеешь ввиду под «вне»? — Юнги хмурится. Намджун вертится на месте, чувствуя себя не комфортно из-за реакции Мина на его слова: — Я не знаю. Ты был действительно отстраненным в последнее время. Каждый раз, когда я видел тебя, ты был таким, выглядел неживым. Ты дымил как паровоз и от тебя всегда воняло бухлом, — Намджун отпил немного алкоголя, неловко рассмеявшись. — Ты был совсем в хлам, если честно. Я был действительно обеспокоен одним днем, я слышал, что ты… я не знаю, я просто… — Нет, что ты пытаешься сказать? Намджун облизывает губу: — Я всегда немного ожидал услышать, что ты мертв. Типа… не знаю, передозировка, возможно, или напился и попал в аварию. Я даже думал, что ты мог ранить себя, — пальцы Юнги задрожали. Намджун был обеспокоен тем, что тот был на грани смерти, что он был самоубийцей, просто боялся, что не достаточно волновался, чтобы следить за ним. Недостаточно беспокоиться, чтобы доставить себе неудобства по этому поводу. Юнги чувствует тошноту. — Ну, в общем, — Юнги опускает бокал, нерешительно улыбается. — Я здесь сейчас, и я в порядке, так что…. — Да, я действительно рад, Юнги, — говорит Намджун со всей честностью и яркой улыбкой, и Юнги думает, что, наверное, никогда не ненавидел кого-то больше, чем этого человека, сидящего перед ним, этот человек, который всегда был честен, когда он говорит такое дерьмо как: «Я надеюсь, что ты в порядке, но я ничего не хочу делать с этим. Я не хочу нести ответственность» и «Я надеюсь, что ты жив, но мне слишком все равно, чтобы проверять». Этот человек хуже лжеца. Но он улыбается так приятно, и у Юнги нет других друзей, так что он тоже улыбается в ответ. Не хочет устраивать сцен. Они на публике, в конце концов. Намджун начал рассказывать о новом препарате, над которым он работает в последнее время. Его только начали тестировать на людях и в будущем он изменит мир, а Юнги сидит там и думает, как сильно ему бы пришлось бы сжимать свой стакан, чтобы он раскрошился, пока Намджун силится, ожидая похлопывание по спине, которого никогда не случается. Юнги просто улыбается столько, сколько он может, а затем извиняется и удаляется в туалет, не собираясь возвращаться назад.

***

Ханна сидит с бутылкой водки без какого-либо желание делиться ею и ворчит на то, насколько вылизана квартира Юнги. — Складывается впечатление, будто здесь даже никто не живет, — невнятно бурчит. — Где бардак? Где твои блокноты? Твоя обувь? Почему здесь даже нет картин на стенах? Это место чертовски пустое. Она пьяна, и Юнги знает, что её сердце разбито, но даже в своем опьяненном состоянии она продолжает раздражать. — Я думаю, тебе больше не нужно приходить сюда, — Юнги курит у окна, наслаждаясь тем, как холодный воздух осторожно его ранит. Он не знает, почему говорит это, но если Ханна перестанет приходить к нему, тогда он просто закончит одиноким и отчаянным, но с него было достаточно. Достаточно с неё и этой ситуации. Возможно, ему стоит двигаться. Возможно, свежее начало поможет сделать все правильно. — Ты расстаёшься со мной? — спрашивает она, а Юнги интересно, звучал ли его смех слишком резко. — Мы не можем расстаться, если мы никогда по-настоящему не были вместе. Ханна делает глоток из бутылки. Морщит лицо, когда глотает. Юнги помнит те времена, когда она была жива. По-настоящему жива. Времена, когда она могла смеяться и улыбаться, и трахаться так, будто она хотела быть здесь. Теперь она такая же пустая, как и квартира, в которой живет Юнги. Юнги задается вопросом, имеет ли это какое-либо отношение к нему. Кажется, для людей в его жизни это было чем-то вроде того, чтобы начинать живым, а заканчивать грустным и пустым. Может быть, Юнги высасывает жизнь из людей. Может быть, это единственный способ, с помощью которого он может существовать. — Я думаю, нет, — говорит она. Юнги передает ей сигарету, но она игнорирует его. — Я должна была знать, что это случится. Ты был в этом только для секса. — А что насчет тебя? — Ради компании. Комфорта. Так я не должна была быть больше одинока, — она улыбается, сползая на землю. — Но потом ты перестал приходить домой, и я вновь осталась в одиночестве в любом случае. Впервые Юнги почувствовал себя виноватым за то, что сделал ей. Он должен был знать, что ранил её, когда позволял быть рядом, но он никогда не давал ей чувствовать себя нужной. Он никогда не был достаточно мужественным, чтобы перестать ходить вокруг да около и просто сказать ей правду. Юнги — эгоист, и он думает что, то, что он делал — нормально, потому что она толстокожая, и они оба думали о других, когда трахались. Он никогда не переставал думать, что, возможно, это изменилось. По крайней мере, для нее. — Ты хотела, чтобы я приходил домой? — спрашивает он, но на самом деле не совсем хочет знать ответ. — Я просто не хотела больше быть одной, — она выглядела такой маленькой в его большой комнате, сидя упираясь спиной о диван, вместо того, чтобы сидеть на нем. — Я хотела быть желанной, — Ханна улыбается ему, но Юнги не может заставить себя сделать тоже самое. — Но ты не хотел меня. — Не тебя, — он говорит, желая спасти немного ее гордости, утихомирить боль. — Я никого не хочу. — Это не правда, — Ханна поднимается и присоединяется к нему, выдергивает сигарету из пальцев Юнги, чтобы докурить остаток никотина. — Когда ты кончаешь, ты всегда называешь имя. Я не могу вспомнить его сейчас, но ты всегда произносишь его так аккуратно, словно ебаную молитву. — Она горько смеется. — Ты хочешь его. Чтобы кто-то вроде тебя произносил чье-то имя… ты полон дерьма, Мин Юнги. Тебе нравится делать вид, будто у тебя нет эмоций, но они есть. И ты чертовски напуган ими. Вот, почему ты отталкиваешь всех. Вот, почему ты одинок. И тот человек, которого ты по-настоящему хочешь, не хочет тебя, потому что ты не знаешь, как показывать любовь. Ты как чертов робот. Эмоции и люди ничего не значат для тебя, если они не приносят какую-то пользу. Если нет, то в них больше нет необходимости, — наверное, она говорит о себе. — И по какой-то чертовой причине ты думаешь, что это нормально, и что с тобой все в порядке, но это не так, Юнги. Ты чертовски трагичен. И где-то в глубине сознания Юнги, какой-то голос говорит, что это нормально, что он заслуживает этого, что у Ханны есть право быть злой на него, после того, как он использовал её. Но Юнги никогда не был человеком, который принимает такие вещи так просто. — Я трагичен? Хана, ты слоняешься здесь как чертова пиявка, хотя я явно не хочу тебя, пьешь водку прямо из бутылки. — Я знаю. Видишь ли, в этом разница, Юнги, я знаю, что я жалкая. Ты отказываетесь признать это. Ты прячешь свои бутылки виски в задней части гардероба и сидишь здесь, выпивая все это самостоятельно, потому что у тебя никого нет, Юнги. Не с кем поделиться. Никого, кто был бы рядом. Потому что я жалкая, и я в дерьме, но со мной все будет в порядке. Через несколько месяцев я буду в порядке. У меня будут друзья, семья и, возможно, новый парень, потому что я знаю, как обращаться с людьми. Ты — нет, и через несколько лет ты станешь точно таким же жалким человечком, потому что люди для тебя не люди, Юнги, они ресурс. — Она выбрасывает окурок в окно, слегка покачиваясь. — Людям не нравится, когда с ними обращаются как с вещами. И все они, в конце концов, обретут мудрость, затем они бросят тебя и продолжат жить своей жизнью, пока ты будешь все таким же, все еще жалким, все еще один. Хана ждет, что Юнги будет что-то говорить в ответ. Юнги нечего сказать. Она права. Он хочет закурить, но он не даст ей удовольствия увидеть, как дрожат его руки. — Удачной жизни, Юнги, — говорит она, поднимая пиджак и бутылку водки. Затем она уходит.