Лев Николаевич, простите

Не люблю лыжи. Нет, все окружающие составляющие сами по себе замечательные, волнующие, одухотворяющие: хрустящий снежок, бодрящий лесной воздух, скользящие движения, ветерок в лицо. Но почему-то в моём случае они складываются в изматывающую, раздражающую гонку. Физрук гнал нас на второй круг по проложенной лыжне сквозь частокол высоких стволов хвойных деревьев. Самые резвые устремились вперёд, а я в компании вздыхающих и охающих одноклассников старательно пыталась противостоять стихии. Накануне тёплая погода обманчиво заставила нанести на нижнюю поверхность полупластиковых лыж определённую температурную мазь, но с утра морозец в минус восемнадцать градусов и беспощадный Олег Эдуардович были главной причиной моего недовольства. Лыжи предательски проскальзывали под ногами, отказываясь сцепляться с укатанным снегом, отчего избыточные усилия разогрели тело до такой степени, что вся кожа покрылась испариной, которая впиталась в одежду, противно прилипнув к спине. Голова под шапкой взмокла, а мозг кипел, словно я была в сауне. Ледяной воздух иголками колол раскрасневшиеся щёки, слёзы скапливались в наружных уголках глаз и убегали куда-то к вискам. Кончик носа щипало так, что казалось, он отпадёт и затеряется в бескрайних лесных просторах. Осипшее горло драло, а лёгкие болезненно сжимались от вдыхаемого холодного озона. Так что пятый и шестой уроки стали для меня испытанием. Если прямые участки по намеченной тропе я преодолевала с упорством и усердием, то каждый подъём был наказанием. Ругаясь на неудачно подготовленное снаряжение и на то, что пора бы уже научиться ездить «ёлочкой», отталкиваясь ребром лыж, я, пыхтя и злясь, кое-как вскарабкивалась на холмики в пару метров, задерживая следующих за мной ребят. Добравшись до условного финиша, я стояла и не могла отдышаться, сложив руки на лыжные палки, и наблюдала за мальчишками, съезжающими с широкой пологой горы с радостными вскриками. — Девочки, а вы чего не катаетесь? — ловко подъехав к толпе девчат, отдыхающих от изнурённой пробежки, поинтересовался физрук, кивая в сторону парней. — У нас ещё двадцать минут. — Можно мы уже пойдём? — простонала Иринка Рыкова, развалившись на спине с раскинутыми в разные стороны руками и ногами. Она была крепкой девушкой, как говорится, с широкой костью и крупными чертами лица. Малосимпатичная, но зато уверенная в себе дама. — Дубак. Я замёрзла, — поддержала подругу Алина Базаева, презрительным взглядом уставившись на учителя. — Пойдём все вместе, — проигнорировал капризы учениц физрук. — И не валяйтесь на снегу, отморозите важные части тела. Двигайтесь! Хворостина, Воронина, Лисчук, Виноградова? — переводил он взгляд с одного уставшего лица на другое. — Это слишком экстремально для меня, — отказалась Катя Лисчук, протирая покрытые инеем ресницы. Катюша — моя верная подруга и частая соседка по парте. — Виноградова? — повторил он, видя, что другие ученицы сливаются. — А у меня лыжи скользкие, и я тормозить не умею, — завидно протянула я, указав на резко притормозившего Калинина Витю, из-под лыж которого вылетели брызги снега, — вот так. — Ну так сейчас научимся! — воодушевлённо сказал учитель и приказал следовать за ним. С трудом вскарабкавшись на небольшую горку, я самоотверженно внимала каждому слову физрука, сканируя его показательные движения туловища и ног. Олег Эдуардович был вполне приятным мужчиной чуть за тридцать, любящим свою работу. Он отдавался делу со всем рвением и душой, стараясь привлечь школьников к спорту. По прямой осанке можно было бы подумать, что он артист балета, высокий и стройный, с отлично развитой мускулатурой. Его даже за спиной школьники величали «танцор», хотя в молодости он занимался лёгкой атлетикой. — Положения аналогичные, когда входишь в поворот. Колени присогнуты. Разворачиваешь ступни перпендикулярно движению. Постепенно, но быстро. Чуть опираясь на кант лыж, — проговорил он, — смотри и давай за мной. Физрук лихо скатился с горы и уверенным маневром остановился, ожидая внизу меня. — Ладно, — выдохнула я, чувствуя, как внутри пробирается нервным трепетом волнение. — Еду прямо, разворачиваю лыжи и торможу. Всё просто. Качнувшись на вершине, я подалась вперёд, и лыжи понесли меня вниз, с каждой секундой увеличивая скорость. Сердце колотилось в груди, гулко отдаваясь в голове. Нужно только повторить. Ничего сложного. Уже скоро. Гора закончилась, плавно перейдя в ровную горизонтальную поверхность, а я неслась с удивительной силой, неизбежно приближаясь к стройным высоким стволам деревьев. Вот сейчас! Я развернула пятками длинные лыжи в перпендикулярное положение движению слишком резко… и Ньютон со своей инерцией снесли верхнюю часть моего тела дальше, тогда как ноги затормозили, как и задумывалось. Я кубарем покатилась по белому снегу, превратившись в опасный ком из острых палок, лыж, рук и ног. Что-то хрустнуло, и мелькнувшая мысль, «хоть бы это не кости», была последняя в круговерти. Уже не в первый раз эта пресловутая инерция вытворяет со мной злые шутки. Пару лет назад, когда обещания отца, что в следующие выходные он точно привезёт велосипед из гаража, продлевались ещё на неделю, и так полтора месяца, тогда я с тоской и ревностью провожала взглядом задорно проносящихся мимо дворовых ребят. И было бы лучше, если бы они оставались чёрствыми к моей участи, но нет! Сосед оказался благородным малым и вручил мне своего двухколёсного друга. И два великолепных круга вокруг дома я крутила педали как никогда, летя навстречу ветру, и душа пела в благоговейном порыве. Когда настало время отдавать преподнесённый соседом «подарок», и внизу скатной дороги маячила его фигура, я упустила тот факт, что устройство велосипедов порой отличается друг от друга. Мой верный «жеребец» приводился к процессу торможения обратным движением педали, что блокировало заднее колесо, и частенько оставляло чёрную полосу жжёной резины с плавно шуршащим скрежетом покрышки об асфальт. Короткое же предупреждение соседа о ручном тормозе на его коньке-горбунке «Урал», который расположен у правой рукоятки на руле и связан с передним колесом, меня не насторожило и вообще никак не отложилось во взбудораженном мозгу. В итоге решение задачи выглядело так: Тело 1 — существо человеческого рода, не отличающееся умом и сообразительностью, и Тело 2 — велосипед, движутся в пространстве с ускорением икс. Тело 1, обладающее мыслительным процессом, посылает импульс из мозга в мышцы, которые приводят кисть в движение. Сила нажатия кисти Тела 1 на ручку тормоза Тела 2 преобразует направленную энергию в силу трения между передним колесом и тормозной колодкой. Согласно закону равновесия сил в рычаге, закону инерции, закону сохранения импульса, энергии и тому подобных физических взаимосвязей, существующих в нашей вселенной, передняя часть Тела 2 резко замедляется, тогда как задняя его часть продолжает решительно двигаться, вследствие чего происходит эффектное сальто, и оба Тела с переворотом совершают скольжение по неровному асфальту, сдирая краску и плоть, до полного обнуления ускорения и силы трения. Физика! Мать её, природа! Как говорит Маргарита Павловна: «Не знаешь закон Ома — сиди дома». А выходит одним «Омом» не перебьёшься. Да куда не глянь, везде эта физика! Возможно, поэтому у меня сложились особые отношения с данным школьным предметом. Надо мной склонилось ошалелое лицо физрука. — Руки-ноги целы? — бережно и обеспокоено сквозь тонкие линзы очков осматривал меня бледный Олег Эдуардович. — Торможение падением освоила, — пробурчала я, пытаясь распутать конечности, прицепленные к обломкам лыж. — Ого! Вот это кульбит! — шутили стоящие вокруг парни, наблюдающие моё фиаско. К всеобщему облегчению, пострадала только правая лыжа, переломившись практически у самого крепления ботинка. По счастливой случайности, ни обломок, ни палка не воткнулись в мою мягкую плоть. И пока я волочилась обратно в школу наперевес с непригодным обмундированием, до меня начало доходить, что это большое везение, что я иду сама на следующий урок, а не везут меня в больницу. Я, вздрогнув, сбросила жутко пробирающуюся дрожь. Бедный учитель больше моего напугался. Теперь он не будет ко мне приставать, требуя отличных результатов. Возможно, получится совсем отмазаться от уроков на лыжах. Новые вряд ли родители будут покупать. Об этом я позабочусь. А выбирать из того хлама, что имеется в школьной инвентарной, опасно. Рассохшиеся полувековые деревянные лыжи навевают ужас только одним своим видом, и использовать их по назначению я не рискну. — Марио! — Катя — центр энергии и шума, моя бессменная почти-сестра влетела в класс и бухнулась рядом на стул, — прикинь, что я узнала! — Ну? — дожёвывая всухомятку Московскую булку, щедро посыпанную сахаром, заинтересовалась я. — Знаешь, чё русички не будет в конце недели? — она высоко подняла брови, и карие глаза заискрились в предвкушении, выводя меня на восторженную ответную реакцию. — Ой, ну не томи… — скривилась я, не одобряя включенный режим поведения «сплетница». — Она замуж выходит! — выдала подруга. — М-м… — хмуро протянула я. Это новость совершенно меня не порадовала. — Прикольно, я хотела б посмотреть на её мужа, — мечтательно проговорила Катя, поправляя некогда бывшие пушистыми локоны цвета шоколада, а после урока в зимнем лесу уныло висящие, — странно, что она раньше не вышла. Привлекательная вроде женщина. Сколько, думаешь, ей лет? — Да фиг знает. Когда мы из начальной школы в пятый класс перешли, она только начала преподавать. Лет двадцать семь, — прикинула я. — Я, как школу закончу, сразу найду нормального парня и замуж выйду. Не буду ждать так долго. У нас в родне все до двадцати лет рожали. — Ага, давай, на свадьбу не забудь пригласить, — засмеялась я озвученным планам подруги, сказанным со слишком серьёзным настроем. Звонок прозвенел, и в кабинет твёрдой походкой вошла Ольга Николаевна, закрыв за собой дверь. Она дошла до своего стола, положила журнал и с брюзгливым лицом окинула класс. Тридцать уморённых, краснощёких, разгорячённых, мокроволосых подростков растеклись по стульям, а кое-кто и возлегал на партах. — Господи, откуда вы такие? — принюхавшись к источавшим неприятные ароматы юным телам, возмущённо проговорила она и открыла дверь нараспашку, запустив немного свежего воздуха. — С физ-ры, — обессиленно протянул голос с задней парты. — Ужас, — покачала она головой, понимая, что на седьмом уроке пытаться добиться от школьников участия не приходится, тем более, после физических нагрузок. Учитель все сорок минут посвятила пересказу и анализу очередного литературного произведения, с нервозностью принимая отрешённость и неспособность класса воспринимать информацию. А у меня в мыслях всё крутилась новость о ней. Ничего, кроме огорчения, эта новость не вызывала. Словно бракосочетание отдаляло Ольгу Николаевну от меня. Словно нам теперь будет сложнее перекидываться фразами, поглядывать друг на друга и зажато улыбаться каким-то только нам понятным моментам. И уже как-то грешно и неправильно поддерживать эту связь, ведь у неё появился свой близкий человек, и третьему нет места. Я лишний. Хотя я никогда ни на что не рассчитывала, например, на дружбу. Я даже помыслить об этом не могла. Да и зачем? Мне это не нужно. У меня есть друзья. Просто та симпатия, нить, что связывает нас, под действием новых обстоятельств может порваться. От этого мне и было грустно. Ну что ж, этого следовало ожидать. Она красивая женщина, удивительно, что она так долго продержалась одна. Как ни странно, ни на следующей неделе, ни через месяц особых изменений я не заметила. Она так же продолжала учить, строго и требовательно, не давая спуска, методично закладывая знания в наши ветреные, с одной «н», головы. Единственное изменение — на её правой руке появилось тонкое золотое кольцо, которое она периодически трогала, поправляла или крутила. Ну и подпись, оставляемая в дневниках рядом с оценками или замечаниями, со сменой фамилии теперь стала другой.