Лев Николаевич, простите

О, да! Каникулы! И не просто каникулы, а весенние каникулы, когда солнце начинает пригревать и снежные горы преобразуются в бурлящие ручейки, задорно бегущие по асфальтированным дорогам. Но не только это радовало утомлённых зубрёжкой школьников, а ещё и организованная поездка в Санкт-Петербург. В культурную столицу нашей необъятной родины — царицу мостов и площадей, памятников и музеев, дворцов и театров, и прочих достопримечательностей. В общем, одухотвориться и окультуриться непременно грозило всем, хотя подростков больше осчастливливало то, что можно вырваться из-под родительского и школьного контроля. А уж где и как это будет происходить — было приятным бонусом. График каникул выглядел слегка нелепо — два дня на поезде туда, там три дня и обратно два дня вновь на поезде, но долгая трясучка под мерный стук колёс никого не пугала. И школьники, разбежавшись по купе, шумно шуршали пакетами, извлекая наружу все собранные родителями пожитки, делились и менялись сладостями, играли в карты, слушали музыку, носились по узкому коридору вагона, подшучивали над зазевавшимися одноклассниками и просто весело проводили время. Сопровождающие учителя исправно исполняли свой долг, то и дело приструняя гиперактивных ребят и заверяя проводницу, что всё под контролем и никаких внештатных ситуаций не произойдёт. Ничто не предвещало беды, пока не приблизилась ночь. Все стали доставать с верхних полок подушки, матрасы, одеяла, заправляя спальное бельё, и пыль густым облаком заполнила всё пространство вагона. До этого момента я и не предполагала, что у меня есть аллергия. Раскрасневшиеся глаза наполнились слезами и нещадно чесались, нос полностью заложило, так, что даже маленькая струйка воздуха не могла пробиться внутрь, а бесконечный цикл чиханья уже доводил окружающих до нервных вздохов. Ольга Николаевна нависла надо мной: — Что с тобой? Да, именно она была одной из двух сопровождающих, поэтому, не раздумывая, я и согласилась на эту поездку, убедив родителей в целевом расходовании средств на развитие ребёнка. — Не знаю, — гнусаво протянула я. — Температуры вроде нет, — она мягкой ладонью прикоснулась к моему лбу, чем вызвала полуулыбку даже в моём отвратном состоянии. — Да у неё аллергия, видимо, на пыль, — сразу определила причину стоящая рядом Елена Владимировна, наш психолог, длинноволосая русая женщина примерно одного возраста с Ольгой Николаевной, чуть ниже и упитанней, с ласковыми медовыми глазами и благодушным выражением лица смотрящая на детей. Была ли это профессиональная маска или естественное состояние её души, оставалось загадкой. — Есть с собой таблетки? — Нет, — помотала я головой, как и девчонки, лежащие уже по своим полкам. — Ладно, пошли, — они направились в своё первое купе плацкартного вагона, и я прошлёпала за ними, — сиди пока здесь. Узнаю у проводницы, может, есть аптечка. Я уселась на полку, заправленную белой простыней, напротив Елены Владимировны и, глядя по сторонам, громко чихнула. — Будь здорова. — Спасибо, — на автомате ответила я, уже раз десятый. В носу свербило, а голова была тяжёлая. Ну что за жесть?! Почему не может всё быть гладко? Откуда вылезла эта аллергия и теперь душит меня своими симптомами? Я вновь чихнула. — Будь… — Буду. Можете не говорить, — перебила я психолога, которая сочувственно смотрела на меня. — В первый раз? Раньше не было? — Ага, — подтвердила я, со скуки шаря глазами тут и там. — Хотела же я с собой положить, но в последний момент забегалась и забыла. — Жаль… — протянула я, и брови мои подлетели вверх, когда взгляд упал на стоящие под столом на радиаторе пару бутылок пива, умело запакованных в бумажные пакеты, и всё же торчащие горлышки с металлическими крышками коварно сдавали нарушительниц порядка. Учителя прекрасно знали, что выпивать вблизи подростков крайне опасно, даже если напиток безалкогольный. Им только дай повод и слабину, и потом едва будешь успевать бегать и шпынять школьников. И когда Елена Владимировна поняла причину моего удивлённого лица, она угрожающе посмотрела на меня, превратив обычно приветливые глаза в щёлки. Я лишь подняла руки в положение «сдаюсь» и закрыла невидимый замочек на губах. Она удовлетворённо кивнула, всё ещё недоверчиво поглядывая на меня. В такой немой сцене нас и застукала Ольга Николаевна: — Проводница сказала, что найдёт таблетки… у вас всё в порядке? — попеременно глядя то на меня, то на коллегу, произнесла она. — В полном, — заверила я, но губы сами съехали в ухмылку, на что психолог только покачала головой. В проходе появилась тучная вагоновожатая, явно цепляющая боками края перегородок походя между купе, и вручила упаковку таблеток: — По одной три раза в день, запивать водой, — и покачивая широкими бёдрами, направилась по своим делам. — Огромное спасибо, вы очень выручили! — поблагодарила вслед Ольга Николаевна, и налив полный стакан минеральной воды, передала его мне. Я быстрым движением замахнула белый кругляш и большими глотками осушила стакан. — Если улучшения не будет, скажешь, — приняв из моих рук гранёный, предупредительно сказала она. — Благодарствую, — кивнула я и, уже покидая их купе, повернулась к Елене Владимировне, — я люблю конфеты. Шоколадные. Это так, к слову. Видя, как её глаза округляются, я захихикала и скользнула в проход вагона, услышав в спину возмущённое: — Мелкая шантажистка! Благодаря таблеткам моя аллергия сошла на «нет», и я могла вздохнуть полной грудью. Экскурсионные дни прошли непримечательно: мы ходили, много ходили. И слушали, не скажу, что много, но мы хотя бы пытались. Тихий ужас нас ждал там, где мы и не предполагали. Эрмитаж. Эти бесконечные хождения по бесконечным залам в лабиринтах необъятного здания. Красиво, интересно, познавательно, но только первый час, потом какое-то маниакальное состояние не даёт воспринимать шедевры искусства, а единственное желание, которое истязает мозг, это «посидеть бы» и «поесть бы», короче поскорее бы выбраться из этого культурного изысканного насилия. Больше положительных впечатлений получили от Кунсткамеры, жутко захватывающе, и тюрьмы Петропавловской крепости, остальные экскурсии проходили нудно и скучно и не приносили никакого удовольствия. Вечерами в гостинице мы собирались большими компаниями и рубились в разные интеллектуальные и развивающие игры. А потом кто-то предложил сыграть в «бутылочку», что была из другого разряда развлечений. И эта игра определённо вызвала жгучий интерес у молодёжи, особенно у тех ребят, кто с интересом поглядывал на своих одноклассников. В комнату набилось двенадцать человек. Мы, расположившись на полу, в шахматном порядке мальчик — девочка, и уложив в центре «виновницу» вечера, приступили к игре. Волнующе и интригующе началась круговерть стекла по полу и свершились первые поцелуйчики под любопытными взглядами окружающих. И в тот момент, когда распалившиеся школьники жаждали продолжения, дверь резко отворилась, и грозный голос прогремел на всю комнату: — И чем мы тут занимаемся? — ехидно поинтересовалась Ольга Николаевна, рентгеновским взглядом сканируя настороженные и испуганные лица школьников. — Играем… — проговорила Катя, уставившись на предательски лежащую в центре круга тару от лимонада. — В города, — добавил Ватсон, боясь поднять глаза на учителя. — Ага, Будапешт, тебе на «Т», — как ни в чём не бывало проговорил Костик, мачо-бой нашего класса. Красавчик, не обделённый умом, ещё и из состоятельной семьи, был грёзой многих девчонок школы, начиная с семиклашек и до выпускниц. — В города? — усмехаясь, закивала Ольга Николаевна, — а зачем тогда бутылка? — Ну, так это… она показывает, кто следующий отвечает, — логично заявил Шерлок, обладатель россыпи веснушек и каштановой шевелюры. Ватсон и Шерлок — неразлучная парочка, такие же, как мы с Катюхой. Их прозвали так после одного случая, когда собравшаяся толпа у разбитого окна наблюдала, как Андрей Лапшин сделал очевидное умозаключение, что «стекло разлетелось вдребезги в связи с тем, что сквозь него пролетел футбольный мяч». И это он сделал с таким серьёзным видом, насупив рыжие брови и придерживая двумя пальцами квадратный подбородок, что очевидцы, не сдерживая смех, провели параллель с великим детективом, использующим метод дедукции. Поэтому Шерлок привязалось к нему крепко и надолго. А раз высокий и худощавый с вечно взъерошенными волосами Дима Яковлев неразлучно шагал рядом, то и к нему прицепилась кликуха Ватсон. Неплохие парни. Учились средненько, никогда не выпячивали себя, с радостью поддерживали всякие шалости. — Ясно, соригинальничать решили. Молодцы, развиваете мыслительные способности. Я понаблюдаю, — заявила учительница, устраиваясь рядом на кровати, про себя оценив находчивость и хитрость ребят. Тяжёлые, недовольные вздохи, цоканье и закатывание глаз, лучше слов сообщили, что её присутствие огорчает подростков. — Кто следующий был? — поторопила она. — Т — Таганрог, — произнёс Витя Калинин и со вздохом всемирного тяготения крутанул бутылку. Все всё прекрасно понимали, и дальше играть спектакль невинности было глупо. — Ольга Николаевна, а вам обязательно… — прекращая гнетущее молчание, заговорил Репа. О таком в своей среде учителя отзываются «проблемный ученик». Зеленоглазый хулиган, с завидным постоянством вызываемый к директору, точно в подтверждение своего статуса имел заметный шрам на нижней губе, отчего его улыбка съезжала на одну сторону, демонстрируя хищный оскал. — Да, Репин, обязательно. Я не хочу потом отвечать перед вашими родителями. Как так получилось, что я недосмотрела за их чадами?! — Ольга Николаевна, ну мы же ничего такого не делаем, — поддержал Калинин, внешне непримечательный, за исключением, пожалуй, ямочки на подбородке, но положительный со всех сторон юноша, что в учёбе — хорошист, что в спорте — из лидеров параллели, что в человеческом плане — добродушный парень. — Мы же не на раздевание играем. — О-о, это радует, — округлив глаза, выдохнула учитель. — Можно подумать вы в молодости не играли в бутылочку, — надувшись, скрестила руки на груди Базаева, выглядящая «при полном параде» так, что другие школьницы на её фоне были блёклыми пятнами. Её круглое смазливое лицо густо покрывал слой косметики. Чёрные ресницы, фиолетовые тени и розовая помада, хоть и гармонично смотрелись, но прибавляли девушке несколько лет. Гладкие распущенные волосы свисали впереди, закрывая округлую грудь в обтягивающей кофточке, куда нередко заглядывал рядом сидящий Репин. — Играла. Поэтому вы продолжайте, а я здесь посижу, — похлопав по мягкой кровати, кивнула она. — Правила этой комнаты гласят — играют все присутствующие! — вновь подал голос Репа, поднимая указательный палец вверх. — Только что придумал? — небрежно бросила учитель, скосившись на парня. — Если остаётесь здесь, значит, будете играть с нами, — воодушевился Костик, и, махнув головой, закинул длинную русую чёлку назад. — В города? — уточнила Ольга Николаевна. — В бутылочку… — растянувшись в улыбке, медленно проговорил Репа. — Так будет честно! — согласились остальные. Мы долго и выжидающе следили за реакцией учителя и ждали, что она скажет. Я была уверена, что она нас разгонит по номерам, но Ольга Николаевна хитрым взглядом, от которого моё сердце волнительно забилось, обвела весь народ.  — Ладно, подвиньтесь, — вдруг выдала она. Ребята радостно заулюлюкали. Мы не ожидали, что вместо порции морали получим нового участника, чему были несказанно рады. Устроившись между Репой и Калиной, она потёрла ладошки, вспоминая свои школьные годы и те проказы, которые творила со своими друзьями: — Начнём! Репа крутанул бутылку, все внимательно наблюдали за её движением. Выбор пал на Катюху. Все знали, что Катя терпеть его не могла, но противоречить правилам не стала, подставив щёку под быстрый поцелуй. Опять горлышко и дно бутылки мелькают — Ватсон. Катя с ним чмокнулись в губы, тем самым поднимая радостный шум окружающих. Дима, раскрасневшись от тёплых губ кокетливой девушки, долго настраивался, поправляя ворот рубахи и приглаживая торчащие на макушке волосы. Под торопливые возгласы закрутил стеклянную игрушку, и горлышко указало на Калину, сколько бы тот не старался сместиться с линии поражения. — Не-е, я не буду его целовать! — запротестовал парень. — Тогда вылетаешь из игры! Или целуй! — безапелляционно заявила Лиза, до сих пор не дождавшаяся, когда же её изберёт судьба. — Бли-ин, — насупился тот, и, ткнув пальцем в лицо Калинину, предупредил, — но это ничего не значит! — Пф… — Витя лишь недовольно фыркнул, будто ему доставляло удовольствие лобызаться с парнем. — Давай страстно! — С языком! — подкалывали ребята. — Шерлок, не ревнуй! — кто-то рискнул подшутить и словил тапочкой по голове. — Один раз не пи**рас. Упс, — забывшись, прикрыл рот Репин и скосился на Ольгу Николаевну, — простите. Та лишь в свою очередь неодобрительно покачала головой. Под громкий смех зрителей, Ватсон быстро коснулся щеки Калины и с гримасой отвращения начал вытирать губы, а тот, сморщившись, рукавом рубашки оттирал щёку. — Ладно, теперь я, — оправившись от лобызаний, сказал Витя и резво крутанул бутылку. — О-о! — гулким рёвом заголосили ребята, когда она остановилась, указывая на учителя. Круглые глаза Калины забегали по ребятам, ища поддержки. Ольга Николаевна была тоже не в восторге от какой ситуации. Соглашаясь, она искренне надеялась, что удача быть избранной пройдёт стороной. Парень, нервно улыбнувшись, приблизился к женщине и аккуратно поцеловал подставленную щёку. Остальные зааплодировали. Я сидела и наблюдала, также смеясь и аплодируя, но в душе больно иглой кольнула ревность. Словно Калина коснулся чего-то запрещённого для других, дозволенного только ему. Пока я осмысливала свои ощущения бутылочка снова начала крутиться, и этот её бег по кругу завораживал и пугал. Пугал до гулкого биения сердца. Сейчас она кого-то коснётся. Не просто коснётся, а поцелует. Своими губами дотронется до… Моё сердце дало сбой, когда я поняла, что горлышко указывает на меня. Большие зелёные глаза с игривым огоньком пристально смотрели на меня. В меня. Беспрепятственно проникая вглубь, круша и превращая в хаос упорядоченное строение души. Казалось, время тянулось, как резина, медленно и натужно, или вовсе остановилось. Дыхание сбилось, а тело начало бить мелкой дрожью. Чёрт, да что же со мной происходит? Всего лишь поцелуй в щёчку. Успокойся и прими это стойко. Я с силой сглотнула застрявший в горле ком и точно в замедленной съёмке видела, как она привстала со своего места на противоположной стороне и, упираясь на колени и руку, приблизилась ко мне. Движение воздуха принесло едва ощутимый аромат духов, который тонкими нитями проник в мозг и окутал его своим дурманом. Тёплые пальцы свободной руки дотронулись до моего подбородка, чуть притягивая к себе. Мягкие губы коснулись моих приоткрытых губ, накрывая чувствительную кожу тысячами колющих разрядов, волной пробежавших до пальчиков ног. Разум разбросало по черепной коробке. Темно и страшно. Я умерла. И только гулкие удары сердца стучали в ушах, подтверждая, что это не так. Неожиданно накрыло почти болезненное осознание одиночества. С усилием я открыла глаза, заторможено моргая, что с каждым кадром она становилась всё дальше, но её острый взгляд чуть нахмуренных глаз всё ещё был во мне. Я была в состоянии аффекта и даже не заметила, как в свою очередь раскрутила бутылку и поцеловала следующего участника. Вдруг, хлопнув в ладоши, чем, наконец, вывела меня из оцепенения, Ольга Николаевна встала и произнесла: — Ещё десять минут и начинайте готовиться ко сну, завтра в 7.30 подъём, — и быстрым шагом удалилась, прикрыв за собой дверь. — Свобода! — вполголоса затрубил Репин, хватая сидящую рядом Базаеву и целуя её в губы, заставил всех ребят залиться хохотом. Та настолько опешила от такой прыти, что не сразу вырвалась из его объятий. — Придурок! — врезав ему по плечу, завопила девушка, выглядевшая слишком довольной. — Да ладно тебе! Жалко, что ли? Я ж от переизбытка чувств! — оправдывался парень, всё ещё щупая девчонку за бока. Ночь уже давно накрыла город тысячи огней, а сон так и не шёл. Мысли бешено скакали в моей пухнувшей голове. В который раз я себя убеждала, что этот невинный поцелуй всего лишь игра. Один из десятков поцелуев, что заполнили игровую комнату этим вечером. Но мне хотелось думать, и я думала, что он был особенным, не таким, как все другие. Он был для меня и только для меня. Не ради забавы или обязаловки правил игры, а потому что ей так хотелось. Хотелось подарить мне частичку своего тепла. Нежно, невесомо. Мелькнувший, словно мираж, но оставляющий след мягкой воздушной пелены. Божественный поцелуй, наполняющий тихой радостью. Мой поцелуй. Пожалуйста, можно я оставлю его себе? Конечно же, на утро ничего не поменялось. Да и не могло поменяться. Шли дни, недели, а я усердно отгоняла волнующие душу порывы, разрешая себе погружаться в них только тогда, когда оставалась одна, мучившаяся от бессонницы. Это помогало мне засыпать быстрее и с улыбкой на губах.