Лев Николаевич, простите

Во время перемены в классе стоял галдёж. Впрочем, как и всегда, когда в радиусе слышимости не было учителей. Каждая кучка школьников что-то эмоционально обсуждала. Парни ржали, как кони, хитро поглядывая на остальных. — Берегись! — закричали они, когда на стол перед кружком девчонок приземлилось уродливое чудище размером с ладонь и с торчащими мохнатыми лапами. — Что за хрень?! — вздрогнула я от неожиданного появления нечисти. — Придурки! — выругалась Катя и протянула руку с целью схватить страшную игрушку, чтобы запустить её обратно хихикающим жлобам, но та вдруг шевельнулась и подпрыгнула на месте. На весь класс поднялся визг, и нас сдуло подальше от парты с омерзительным серо-коричневого цвета членистоногим. Парни хохотали, а мы кричали на них, когда на шум пришла завуч и всех усмирила, грозя жестокой расправой, если мы ослушаемся. Причину ора в классе никто не выдал. Изучив вблизи и вскрыв тушку на предмет наличия питающей батарейки, я подтвердила девчонкам, что это всё-таки игрушка, а не живое существо. Прикоснуться и убедиться самим они наотрез отказались. Громкое обсуждение, несомненно, продолжилось бы, но прозвенел звонок на урок, и в класс вошла учитель. Ольга Николаевна была, как обычно, собрана и серьёзна. Мы же были полной противоположностью — разнузданы в край. И нас можно было понять. Последний урок. Май месяц. Солнце. Зелень. Природа так и шепчет: «Брось заниматься этой ерундой! Беги скорей на улицу, где свежий воздух и яркий свет. Раскинь руки и крикни: Свобода!» Но пришлось смириться с участью ученика и попытаться сконцентрироваться на словах учительницы, которая, несмотря на все факторы сопротивления, методично давала материал, делая пометки мелом на доске. Она не заметила, как шутники подбросили ей на стол жутко пугающего паука. Я с интересом и долей тревоги ожидала её реакции. Класс залился смехом, как только она с громким вздохом отскочила к окну, выронив учебник из рук. На её лице отразился ужас, а губы и прижатые к груди руки подрагивали. Осознав, что это жестокая шутка школьников, она резко отвернулась к окну, восстанавливая дыхание и унимая дрожь во всём теле. Испугавшись реакции учителя, класс замолк, переглядываясь. Обычно грозная и прикрикивающая в случае провинности учеников Ольга Николаевна не проронила ни слова. А когда она, прикрывая лицо, быстро вышла из кабинета, мы совсем сникли. Этот невинный прикольчик не предвещал ничего хорошего, и возмездие настигло мгновенно. В класс ворвалась возмущённая и опасная завуч, которая ранее уже отчитала нас за шум. Она рвала и метала, предвещая физическую и моральную порку, поливая нас всевозможными оскорблениями, благо цензурными, за нашу неосмотрительную выходку, которая сильно напугала прекрасного педагога русского языка и литературы, доведя её до слёз. И только в конце завуч выдала пояснение такого всеобъемлющего негодования и яростного гнева. Ольга Николаевна была в положении, уже на пятом месяце, и такие стрессовые ситуации могут пагубно сказаться на ребёнке. А я и не задумывалась, почему она стала носить свободные блузки, широкие пуловеры и пиджаки. Стало быть, всё. Конец. Остаток мая и прости — прощай. Потом декрет. И больше я её не увижу. На замену поставят какую-нибудь старую каргу или ворчливую истеричку, и мучайся два года, пока не выпустишься из школы. Тоска накрыла плотным одеялом. Накатившее разочарование готово было вырваться из глаз скупыми каплями, но, проглотив ком обиды, я запретила себе поддаваться слабостям и потакать своей привязанности. Она просто учитель, один из многих. А мы просто ученики, которые сменяются каждые пять-семь лет. Конвейер вкладывания в пустые головы необходимых знаний. И нечего сопли жевать, предаваясь страданиям. Всё это звучало логично и правильно, но внутри по-прежнему скребли кошки, скулили псы, трепыхались раненые птицы. Почему нельзя отключить чувства? Или хотя бы просто научиться игнорировать? Она наверняка заметила, что последние недели учебного года я с плохо скрываемой грустью наблюдала за ней, но ничего с собой поделать я не могла.