Лев Николаевич, простите

— Ты же знаешь, что я ненавижу эти туалеты, — фыркнула я. — Да я по-быстрому, можешь не заходить, — урезонила Катя. — Ладно, так уж и быть, — согласилась я, прислушиваясь к позывам организма, — кажись, третий стакан компота был лишним. Я с тобой. Захлопнув за собой дверь и закинув рюкзак на подоконник, я пристроилась рядом с Катюхой, которая с расширенными глазами пялилась на меня. — Ты на хрена дверь закрыла? — Что? — не поняла я претензию, концентрируясь на процессе опустошения, — ты ждёшь зрителей на представление? — Пипец, мы же сейчас не выберемся! — поправляя юбку, растерянно проблеяла она. — В чём паника? — натянув брюки, пробормотала я, ища глазами шнурок смыва. В итоге с недовольным выдохом не обнаружив его, я потянулась к бачку под потолком и ухватилась за металлический рычаг. Вода пронеслась по ржавой трубе и заурчала, закручиваясь воронкой в пожелтевшем от времени унитазе. — Видно, что ты редкий посетитель… — цепляясь ногтями за край дверного полотна, проворчала подруга. — Парни ещё в сентябре скрутили ручку. Шутники, мать их. Время идёт, а новую так никто и не прикрутил. Поэтому все знают, что дверь нельзя захлопывать! — Вот засранцы! Не получается? — уточнилась я, наблюдая за тщетными попытками подруги, — давай я попробую. — Вперёд, — махнув руками, буркнула она и с грохотом шлепнулась на исписанный матерными словечками и любовными посланиями подоконник, украшенный жёлтыми отметинами от потушенных бычков. Оценив размеры бедствия, я заключила, что цельная деревянная дверь, кошмар какая тяжёлая, а я с рвением её захлопнула, так что она засела наглухо в косяке и никаких торчащих гвоздиков, за которые можно было бы зацепиться и потянуть — нет. — У тебя есть металлическая линейка? А лучше циркуль! — прикинув, что можно острием закрепиться с краю и методом рычага попытаться открыть, спросила я. — Сегодня нет геометрии. — Позвони кому-нибудь, пусть нас откроют. — У меня ещё на физике сел телефон, — недовольно пробурчала Катя, сложив руки на груди. — А я отдала Ватсону, игру установить… Ладно, не отчаиваемся, сейчас кто-нибудь придёт и откроет нас. — Ну-ну… — Что? В школе, сколько там человек учится? Восемьсот? Половина девчонок — четыреста. Малолеток не считаем — триста. Вычитаем тех, кто не ходит в эту обитель зловоний, к коим я отношу и себя — двести. Основная часть ходила на большой перемене. Пятьдесят. Кто-то пойдёт после уроков. Двадцать. Туалеты на трёх этажах. Округляем семь человек на этаж. Перед нами было три девчонки… — Одна на больничном, другую вызвали к завучу, — не сдержалась Катя и перебила своим решением мои расчёты. — Остались мы с тобой, Эйнштейн. Больше никого не будет! А через минуту «стальные сиськи». — И самостоятельная по биологии… — обречённо проговорила я. — Людовик нас порвёт на пестики и тычинки, — сморщив лицо, предвкушала расправу подруга. — Факость… Сходила, блин, в туалет! Глухая трель звонка донеслась до нас. — Ну вот, — подняла руку Катя, подтверждая свои слова о звонке, — пожалуйста. — Эй! — закричала я, стуча кулаком по преграде. — Кто-нибудь! Хе-е-елп… Тишина… Туалет находится в углу школы. Ближайшее помещение — класс труда для девочек, где обучают готовить съедобное, а там проходят уроки крайне редко. Поэтому можно не надеяться, что нас услышат. Катя залезла с ногами на подоконник и открыла форточку, откидывающуюся вниз, но стопор позволял приоткрыть только сантиметров на десять. — Эй, — маша рукой ребятишкам из начальной школы, играющим под окнами, звала Катя, — позовите взрослых! Она пыталась жестами показать, что нужна помощь, но дети лишь помахали в ответ, продолжая заниматься своими делами. — Они не слышат, — нарезая круги по санузлу, покачала я головой, — ну, всё. Сидим и ждём спасения. Подруга сдвинулась, и я уселась рядом с ней, упёршись спиной о холодное стекло окна. — Интересно, как быстро хватятся нас? — задумалась я. — Подумают, что забили на урок и свалили. Потом заставят вдвоём делать самостоялку. Даже не списать. Придётся учить… — Думаешь, на следующей перемене кто-нибудь заглянет в туалет? — Судя по твоим бредовым расчётам, после уроков — должны. Мы сидели на подоконнике, болтая ногами, сверху поддувал промелькнувший в приоткрытую форточку ветерок, разбавляющий свежестью застоявшийся воздух и приносящий с собой отголоски детских голосов. — Ты слышала про бои? — нахмурив лоб, спросила подруга и, заметив мой вопросительный взгляд, презрительно исказив лицо, стала рассказывать: — ТриКо предлагает мелким из начальных классов деньги. Кто победит в драке, тот получает какую-то сумму. И представляешь? Они дерутся! Эти малявки колошматят друг друга за подачки этого урода. — Ужас… — А они смотрят и ржут, как придурки. Некоторые даже ставки делают! Словно в средневековье живём. Устроил из школы гладиаторскую арену. Тотализатор хренов. — Да, чё-то он вообще охренел уже. Кого-нибудь да на переменах прессует. На тебя не наезжает? — Пусть только попробует! — сжав кулаки, фыркнула Катька. — Ну, мы с тобой и лохушки, — оглядев, замкнутое пространство сортира, заключила я. Потрескавшаяся плитка на полу с выбитыми кусочками, оголившими цементное основание. Крашеные зеленоватой краской стены с бегущими вертикально трещинами. Три рядом стоящих унитаза сомнительной чистоты. Запылившиеся бачки, установленные под потолком, на двух из которых болтались шнурок и цепочка для слива, на третьем не было веревки смыва. С потолка на длинном шнуре свисал светильник с белым стеклянным плафоном, и тусклая лампочка уныло освещала мрачное убранство. Обречённости добавлял витающий в воздухе запах канализации, впитавшийся в стены и пол. — Может, курнём? С горя, — мрачно проговорила подруга. — Одну на двоих, — согласилась я. Нащупав пачку в глубоком кармане рюкзака, она вытащила из синей коробочки одну тонкую сигарету и яркую зажигалку. Пару раз шаркнув колёсиком, прикурила. Выпустив струйку белого едкого дыма, чуть улыбнулась: — Так-то лучше. Затянувшись ещё раз, протянула тлеющую сигарету мне. Не успела я преподнести её к губам, как моё внимание привлёк посторонний шум. Я замерла и прислушалась. Приближающийся цокот каблуков стал отчётливо слышан. Мы переглянулись и, расплывшись в улыбке, соскочили с подоконника. Сейчас нас высвободят из сортирного заточения! В дверь постучали. — Открой, — быстро обратилась к незнакомке Катя. Из-за двери послышался возмущённый голос учительницы биологии: — Лисчук? Мы вновь переглянулись. Катька испуганными глазами стрельнула на сигарету в моей руке. — Засада! — прошептала я, судорожно соображая. — Да, Наталья Ивановна, — медленно сказала подруга. — Весь класс уже десять минут пишет самостоятельную работу! «Подфартило ребятам: могут спокойно списать, пока Людовик здесь нас отчитывает» — подумала я, кинув дымящуюся сигарету в крайний унитаз, и дернула за цепочку смыва, но вода не побежала и не унесла «подставу» с глаз долой. — А ну, быстро выходи! Катька, маша руками, разгоняла лёгкую задымлённость по туалету и, увидев мои тщетные попытки избавиться от залёта, всплеснула руками, показывая пантомимой, что я дура и что этот унитаз не работает и надо было использовать другие. — Да я бы с удовольствием, Наталья Ивановна! Но дверь заклинило, — хмурясь, сообщила Катя, продолжая наблюдать за моим терзанием над белой палочкой покоящейся в сливе на поверхности воды. — Я кому сказала? — нервно заявила учитель, но не врывалась в туалет, то ли из соображений нравственности, то ли Бог весть из-за чего. — Открывай дверь! — Так в этом-то и проблема! Она не открывается. Толкните со своей стороны. Через мгновенье дверь со скрежетом отворилась, и на пороге, уперев руки в боки, стоял грозный Людвиг XIV. — Та-а-ак и Виноградова здесь! Я болезненно сглотнула. Принюхавшись, она зашла внутрь и, осмотрев нас с ног до головы презрительным взглядом, цокнула, хищно скривив губы. Её взгляд упирался в крайний унитаз. Словно она только и ждала такого случая, чтобы поглумиться над дрожащими телами провинившихся подружек-хохотушек. Предвещая пронзительный крик, я сжалась, удержавшись, чтобы не зажать уши. — Прогуливаете уроки! Курите! Ещё и в школе! Совсем уже обнаглели! Совести у вас нет. Куда только смотрят ваши родители? Скатились ниже плинтуса! Я не намерена это терпеть. Пусть директор с вами разбирается, — она развернулась на каблуках и рванула вколачивающим шагом, рыкнув для ускорения, — я невнятно выразилась?! Закинув рюкзаки на плечи, мы угрюмо поплелись следом. Но судьба была к нам благосклонна, секретарь сообщила, что директор уехала в РОНО. Биологичка, нервно шикнув, развернулась к нам и сквозь зубы произнесла: — Не думайте, что это вам сойдёт. Ждите вызова родителей в школу. А сейчас я ставлю вам прогулы. Отработаете на следующей неделе. И только попробуйте ещё что-нибудь натворить! До звонка сидите здесь. Аллочка проследите, чтобы они никуда не сбежали, — обратилась биологичка к девушке, хлопавшей глазами и наблюдавшей за нашей эмоциональной поркой. — Хорошо, — поспешно кивнула в ответ секретарь. — Маш, вы куда делись? — поймал в коридоре Калина, — Людовик уходила вас искать, а потом вернулась злющая. Наорала на нас, что списываем. Хотя никто уже не списывал. Успели, пока её не было. — Поздравляю, — хмуро протянула я, довольно улыбающемуся парню. — Ага, — закивал он, — зря вы самостоялку решили прогулять. Несложная была. Так она вас нашла? — Нашла, — пробубнила я, настроения общаться не было. Я зашла в класс и улеглась на рюкзак, закрыв глаза, дав понять Калине, что продолжать разговор я не намерена. Что было неожиданно, но нас так и не пригласили на встречу с директором, и даже родителям не доложили о наших проступках. Прошло уже несколько дней, видимо, все благополучно забыли об этом инциденте и спокойно отбыли на заслуженный отдых — в виде недели осенних каникул.