Лев Николаевич, простите

— Олег Эдуардович, спасайте! — заваливаясь в забитую спортинвентарем подсобку, выпалила я. — Виноградова? — взволнованно уставился физрук. Я плюхнулась на свободный стул около его малюсенького стола. — Ольга Николаевна хочет заточить меня в темнице творчества и лицедейства, — катая мяч ногой, в расстройстве жаловалась я. — Чего? — Я говорю, если вы меня не отпросите на субботу, то ищите замену на матч. — Ты, давай, не шути так! У нас важный матч! Что за темница? — Да, — махнула я рукой, — конкурс стихов во Дворце культуры. — М-м, — протянул он с непонятной задумчивостью, — пойдём. — Прям сейчас? — Да. — Вы даже морально готовиться не будете? Это ж… Ольга Николаевна! — с широко раскрытыми глазами проговорила я. — Так, заканчивай своё лицедейство, а то действительно замену найду. — Э-э… пойдёмте, — поспешила я вперёд физрука. — Подожди здесь, — кивнул в сторону подоконника Олег Эдуардович, когда мы поднялись на третий этаж, и постучал в дверь кабинета, — Ольга Николаевна, на минуточку. Женщина вышла в коридор, прикрыв за собой дверь: — Слушаю, — внимательно глядя на мужчину, произнесла она. — Я по поводу Виноградовой. — Да? Он несколько замялся под пронзительным взглядом. — Я не могу отпустить Виноградову в субботу на ваш конкурс… — физрук едва не усмехнулся пренебрежительно, но во время одумался и мягко продолжил, — стихов. У нас очень важный матч за выход в плей-офф по району. Ольга Николаевна взглянула за спину физрука в сторону высоких окон, где на подоконнике восседала я. Её прищур прошёлся по мне с ног до головы, оставив после себя неприятный влажный холодок. Я изобразила несчастную моську, разведя руками, мол, я лишь невольная жертва, попавшая меж двух огней. — Прошу, — поправив очки на носу, кротко улыбнулся он. — Буду должен. Ольга Николаевна хоть и молчала, однако её лицо красноречивей любых слов выражало всё то, что крутилось у неё в голове и на языке, но она тактично решила это оставить при себе. — Оль, — вполголоса заговорил физрук, только для своей безмолвной оппонентки, — мы без неё не обойдёмся. Она наша тёмная лошадка. Женщина выгнула бровь, криво усмехнувшись, после чего острым обезоруживающим взором упёрлась в напряжённое лицо физрука. — Только попробуйте проиграть… — угрожающе произнесла она и скрылась в кабинете. Олег Эдуардович гулко выдохнул и развернулся ко мне, когда я уже подходила к нему. — Мы обязаны выиграть, — с серьёзным видом выдал он. Я, полностью поддерживая, кивнула ему в тон важности момента. А внутри умилялась и удивлялась тому, что взрослый и сильный мужчина дрожит перед этой женщиной, как и я сама. Наша команда разминалась, проводя лёгкую тренировку перед ответственным матчем, который решал дальнейшее участие школы в турнире. Девчонки пасовали друг другу яркий мяч и отрабатывали трёхочковые. Я сидела на низкой скамье, уже переодетая в бело-синюю спортивную форму: в шорты до колен и свободную футболку с номером школы на плече и порядковым номером «9» на спине и груди. Волосы забраны в высокий хвост, чтобы не мешались в процессе игры, и заплетены до самого кончика в косичку. — Виноградова?! Хватит прохлаждаться, — громко бросил физрук, вышедший из своей каморки, так что его голос эхом пронёсся по просторному помещению. — Поработайте с Малышевой над передачами под кольцо, — наказал он и вышел из спортзала. — Сейчас, — не отрывая глаз от телефона, ответила я, повторно пробегаясь по строкам сообщения. «10.02 Извините, что не смогла. Передайте Лизе спасибо и пожелайте удачи!» Сомневаясь в выборе слов, я всё же нажала отправить. Чувство вины не отпускало и терзало который день, поэтому я решила, что хоть не лично, но удалённо облегчу душу. После разговора физрука и Ольги Николаевны в начале недели, мы с ней так и не обсудили возникшую проблему, к моему спокойствию потом я узнала, что Лиза, назначенная для моего перевоспитания соседка-пятёрочница, будет представлять моё стихотворение на конкурсе. Чем заманила её учитель, было понятно. Пятёрка за год для почти отличницы по ключевому предмету в выпускном классе — это достойная плата за трёхминутное выступление на сцене. Тем более, опыт у Лизы имелся. Она не раз читала поздравительные стихи на школьных мероприятиях с горящими глазами и соответствующим теме выражением, вкладывая душу в произносимые слова. Так что всё сложилось гораздо лучше, чем могло бы быть, если бы я самостоятельно зачитывала своё творение. Точно бы запорола, разволновавшись. Экран телефона загорелся, оповещая о входящем смс от Ольги Николаевны и заставляя сердце биться с удвоенной скоростью, ведь это наша вторая переписка после её просьбы принести документы для регистрации. Она могла и не отвечать, но ответила, вводя меня в нервозное состояние. «10.04 Сосредоточься на игре». Я уставилась на сообщение, пытаясь понять, как интерпретировать данную фразу. Она всё ещё на меня злится, поэтому так сухо ответила? Или, наоборот, намекает — не волнуйся об этом, думай о матче? Абзац с красной строки! Легче не стало! — Маша, ты идёшь? — заждалась Сонька, крутя на среднем пальце пупырчатый мяч. — Бегу, Малыш! — сбросив тревожные мысли, ринулась я на разлинованную площадку. В одиннадцать часов Олег Эдуардович отправил нас в столовую: отвлечься, расслабиться и перекусить. В это время приехала команда соперниц. Расположились они в женской раздевалке, тогда как нам пришлось занять мужскую, в которой, даже за ночь проветривания, чувствовался застоявшийся духан потных подростковых тел. Возмущение и протесты девчонок не приняли во внимание, так как предоставить для гостей помещение, исписанное нецензурщиной и пошлыми рисунками, было бы опрометчиво. Слухи о халатности и безнаказанности учеников нашей школы разлетелись бы по всему району, что обязательно бы сказалось на директоре, а потом, соответственно, и физруку бы нехило перепало. В спортивном зале с жёлтыми выкрашенными стенами и зеленоватым полом, с натянутой на панорамные окна сеткой, были расставлены по периметру деревянные скамьи, на которых, кучкуясь, сидели старшеклассники и учителя, пришедшие поболеть за свою команду. Их было немного, учитывая, что сегодня суббота и основная масса школьников спешила поскорей покинуть школу после окончания уроков. Катюхи не было с самого утра: они всем семейством уехали в другой город к родственникам отца, поэтому вчера вечером я уже выслушала извинения за отсутствие и пожелания удачи. Поприветствовав одноклассников, мы с девчатами стояли в кружочке и посматривали на команду соперников на другой половине зала, которым что-то экспрессивно объяснял их тренер. — Ну что, девчонки? Готовы? — подошёл взволнованный не меньше нашего Олег Эдуардович. — Напутственных речей говорить не буду. Вы и сами всё прекрасно знаете и понимаете. Мы стремились к этому, мы упорно шли к этому, и теперь остался последний шаг, чтобы выйти на следующий уровень. Отбросьте переживания и страхи, и просто играйте в своё удовольствие, не забывая включать голову. — А разве это не напутственная речь?! — переглянувшись с девчонками, сдерживала я смешок. — Верно, — произнёс он и, сжав кулаки, наклонился ближе в круг, — покажите хорошую игру… мои девочки. Мы дружно ухнули и распределились по площадке, занимая свои места. Широкоплечая Вера и крупная Надя стояли на позициях защиты. Мелкая, но шустрая Дарина, активно работающая на подборе, как и я, была форвардом, а рослая Соня была королевой игры под кольцом. На замене сидели Таня и Лена, они были на год нас младше, и тренер бережно к ним относился, впуская в игру, только когда основные игроки вымотаются. Девочки-соперницы в своей бордово-чёрной форме смотрелись опасно, и их тяжёлые взгляды из-под бровей заставляли ёжиться. Может, это психологическая атака? Лидер группы в турнирной таблице уже наметился, и теперь шла битва за второе место по району, которое даёт право выхода в плей-офф по городу. Сегодня и будет решаться, кто завоюет это право. Оглушительный свисток раздался рядом, и высоко подпрыгнувшая Соня легко перевела мяч на меня. Мигом прошмыгнувшая на половину соперников Даря получила от меня передачу, быстрым движением перенаправив рыжего Соне, вынырнувшей из-под кольца и завершившей атаку двумя очками. Болельщики взорвались аплодисментами, не ожидая такой молниеносной успешной атаки. Воодушевившись, мы хлопнули с Малышевой ладонями и поспешили в защиту, пытаясь перехватить не менее напористый выход противников. Первая десятиминутка пролетела также стремительно, сколь быстрыми были и девушки, порхающие на площадке. Жадно глотая воду и протирая лица от испарины, мы слушали наставления тренера. Игра шла неплохо, отставание всего на два очка. Ерунда, решаемо одним точным броском. По темпу игры второй период не отличался от предыдущего. Поочередно команды забрасывали мячи в корзины, не вырываясь вперёд. Отбивая ритмичные удары, я ждала, пока Малыш займёт удачную позицию. Нетерпеливая соперница рванула ко мне, оставляя за собой незащищённую зону, куда следом нырнула высокая напарница, получившая длинный пас через пол и метко уложившая мяч в кольцо. Замысел удался. Обмениваясь колкими взглядами, едкими улыбками и меткими бросками, при равном счёте мы ушли на перерыв. — Они стали играть жёстче. Соня, Маша, аккуратно. Не поддавайтесь на провокации. Дарина, не лезь на рожон, твоё дело подбор и точный пас, — направлял физрук, — Вера, не подпускай номер «7» близко, почти каждый мяч кладёт в корзину. Надя, пока отдыхай. Лена, выходишь, не бойся работать корпусом, защищай зону. Футболка пропиталась потом, влажные волоски, выбившиеся из стянутого резинкой хвоста, прилипли ко лбу, глубокое дыхание раздувало грудную клетку, мышцы налились тяжестью, но настрой боевой. Соперницы, то и дело фолили, заставляя проглатывать злость и мат от болезненных толчков. Теперь обмен взглядами и ухмылками сменился на обмен синяками и шишками. Дарина несколько раз забросила дальние мячи, обманывая ожидания оккупировавших нас с Соней противниц, навлекая, тем самым, на себя лишнее внимание и агрессию. — Даря, не рискуй, — проговорила я, параллельно двигаясь с ней на свою половину, — они сметут тебя. — Не жадничай, — нахмурилась она. — Даря… — бросила я в след упрямой девчонке, недовольно покачав головой. Один крепкий толчок, и она улетит с площадки, и вся её вёрткость рассыплется по полу! Номер «7» вновь начала свою атаку, подбираясь под самое кольцо. Оказавшаяся на её пути бойкая Вера сделала свою работу, твёрдо встретив нападающую. Девушки столкнулись, рухнув на пол, и мяч улетел в аут. Подоспевшая Соня протянула руку и подняла подругу на ноги. — От них ушёл, — закричала соперница, вскакивая с пола и хватая мяч. — Эй, от тебя! — уверенно заявила я, потому что находилась рядом в момент столкновения. Развернув голову к судье и услышав его решение в нашу пользу, я вернула взгляд к гневно сверкнувшей глазами особе, не успев среагировать на её сильный бросок в меня. Жёсткий мяч больно впился в кончик большого пальца, вдавив в сустав. Острая боль прострелила вдоль всей руки так, что, охнув, я согнулась, зажав левую кисть ладонью. Гадина! Специально так передала мяч. — Нарушение! — возмутилась Сонька. — Какое нарушение? — выплёвывая слова, ответила «семёрка». — Если она мяч поймать не может! — Ты нарочно бросила, пока она не видела! — подлетела Дарина, снизу вверх глядя на обидчицу. — Иди ты! — сдерживаясь, чтобы не оттолкнуть, отмахнулась «семёрка». Начались громкие пререкания, могло дойти и до стычки, если бы не подоспели тренеры. — Ты как? — склонился надо мной встревоженный Олег Эдуардович. Я ощупала большой палец и подушечку ладони, они были онемевшие. Кисть неприятно тянуло, но боли уже не было. — Нормально, — кивнула я, и мой скользящий взгляд зацепился за женщину, идущую по кромке игрового поля вдоль восседающих зрителей. На предплечье висело сложенное пальто, светлая вязаная кофта наполнила теплом большое неуютное помещение. Её широкая коричневая юбка развевалась, а ножки на каблуках невесомо касались пола, что, казалось, она плывёт. Ольга Николаевна остановилась около учителей и присела на свободное место, здороваясь и улыбаясь им. Она пришла! Наверно, ради меня! Однозначно, ради меня! По-другому и быть не может! Охотно я поддалась сладким думам. — Маша, соберись! — подтолкнул меня физрук. Ладно-ладно, раскатала губу. Всё, хватит тешить себя льстивыми мыслями. Марш на поле отстаивать честь школы! Она же будет на меня смотреть… Выкинь это из головы! Нельзя отвлекаться! Я как блаженная лыбилась у себя в голове и суровое противостояние на поле уже не доставляло столько негативных эмоций, как прежде. Я даже простила «семёрку» за её намеренный опасный удар. Какофония звуков заполняла пространство, и можно было с закрытыми глазами понимать происходящее в спортзале. Мерный стук резинового мяча, скрип подошв по крашеному полу, шуршание сетки, сопение игроков, переговоры зрителей, свист судьи… Пробежка. — Слышь, — воспользовавшись паузой, склонилась ко мне Соня, — следи за «двойкой». Не нравится она мне. — Ладно, — я окинула взглядом девушку в кроваво-чёрном одеянии, воинственно упёршую кулаки в бока. — Почта России? — Давай, — Малыш, хлопнув меня по плечу, заняла своё место. Пропустив очередной мяч, мы вновь начали атаку. Получив рыжего в центре поля, я ринулась вправо, огибая нападающего. Сонька толкалась в двухочковой зоне. Защитники, неоднократно пропустившие подобные атаки, делали своё дело, не позволяя рослой Малышевой пробиться под кольцо для броска. Получив от меня пас, она сделала симуляцию попытки, отвлекая на себя внимание на пару секунд. Мне хватило времени, чтобы занять удобную позицию, и, получив возврат посылки, недоставленной до адресата, я плавным навесом отправила бандероль ровно в корзину. — Трёхочковый! Счёт сорок четыре — сорок два, — известил судья. И болельщики заулюлюкали, без устали хлопая в ладоши. — Отличная доставка! — пробегая мимо, подмигнула довольная Сонька, оставляя за спиной обозлённых гостей. — Свинья, — полушёпотом добавила я, делая знак проныре. Та в ответ моргнула, предупреждая защиту о планируемой комбинации. Лена ловким движением выбила мяч у гостей на подходе к бросковой зоне и сделала пас Дарине, которая на всех парах понеслась в атаку. Мы с Соней подхватили темп проныры, располагаясь чуть впереди с разных сторон, не давая соперницам влезть в наш клин и оттесняя их в бок. Достигнув штрафной зоны, клин раскрылся, выпуская жало в виде юркой Дарины, которая довершила точным броском задуманную комбинацию. Зрители взорвались, с восторгом наблюдая за игрой. Находясь в эйфории от последних проведенных атак, я позволила себе расслабиться и, выкраивая мгновение, пробежалась взглядом по радостным лицам, останавливаясь на той, что говорила мне сосредоточиться на игре. Она разговаривала с Людовиком, копна волос которой была пышнее обычного. Интересно, биологичка каждую ночь спит на бигудях или это естественное состояние её волос? Плевать, ведь Ольга Николаевна подняла свои большие глаза и смотрит, улыбнувшись одним уголком губ. Радость разлилась в моей груди. Она не злится. И кивает в сторону судьи. Когда успели штрафной заработать? Соберись! «Семёрка» без труда уложила оба мяча в нашу корзину, вновь сокращая разрыв. Мы с Соней переглянулись, нужно давить. Вера сбросила из аута, и атака начала стремительно развиваться. Малыш семимильными шагами пересекла площадку, делая высокий пас на всю ширину поля. Мяч взлетел ввысь и по дуге летел ко мне, завораживая, вращаясь вокруг своей оси. Где-то справа находилась двойка. В голове стучало — взять мяч и уйти влево. И, когда мои руки над головой были готовы принять шершавый кругляш, свет померк, и хлёсткий удар по лицу откинул меня назад. Я рухнула плашмя на спину, ударяясь затылком и растворяясь в нахлынувшей болезненной агонии. Оглушительный свист судьи оповестил о фоле. Хватая воздух ртом, я сильно зажмурилась, будто это могло смягчить тупую боль, распространившуюся по всей черепной коробке. Хлопая глазами, прогоняя яркие мушки, я разглядела напуганное лицо Сони, склонившееся надо мной. Помогая мне сесть, она вдруг вскрикнула, а я почувствовала, как две тёплые струйки потекли по губам. Тут же вокруг началась какая-то суматоха. Я словно в тумане наблюдала за суетящимися людьми, безропотно подчиняясь всем манипуляциям. На низ лица легла мягкая ткань, прижатая чьей-то рукой, голову запрокинули назад. — Виноградова, жива? — голос физрука звучал рядом, — вставай, в медпункт пойдём. — Олег Эдуардович, вы нужны здесь, — сквозь ослепляющую резью пульсацию в переносице, я уловила знакомый голос. — Я её отведу, — кивая в сторону столкнувшихся в ругани девочек на площадке, заверила женщина. Разгорался скандал, и тренеру необходимо было пресечь своих подопечных, хоть соперники и демонстрировали в игре неспортивное поведение. Это Ольга Николаевна? Хотя после двойного удара я могу ошибаться. Я бы могла определить по запаху — она ли это, но мой нос заполнен вязкой кровью, а дыхание через рот не способствует. Значит, полагаемся на зрение, которое постепенно начало приходить в норму. — Не опускай голову, — провожатая не дала удостовериться, впрочем я всё равно узнала, что это она. По лесенкам и коридорам меня привели в медпункт. В дверях застали одетую в верхнюю одежду медсестру, она собиралась уже уходить. Увидев меня, пожилая женщина засуетилась, торопливо шаря по полкам стеллажа. Глядя на эту седовласую щуплую пенсионерку, до сих пор приносящую пользу обществу, я невольно улыбалась, каждый раз вспоминая её беседу с девочками-девятиклассницами, собранными в актовом зале, на тему «Секс и способы защиты». Она опустила тему секса между подростками, сославшись на то, что мы уже сами всё знаем, что телевидение и Интернет с утра до ночи транслирует интимные отношения между мужчинами и женщинами, а вот как защитить себя от нежелательной беременности и половых инфекций рассказала в полном объёме. Но что больше всего запомнилось из краткого курса «Молодого бойца», так это примеры из жизни женщин советского периода и то, как они выкручивались во времена дефицита и отсутствия средств защиты. Доходило до абсурдного. Например, было и такое, что девушка, за неимением лучшего, решила использовать кусочек хозяйственного мыла, и в процессе юноша был крайне удивлен и обескуражен, когда в самый ответственный момент между ними обильно запузырилась пена. Когда шибко хочется, видимо, и не так изловчишься. Как минимум, этим способом девушка избежала нежелательной беременности, потому что парень слинял так быстро, что оставил свои семейные труселя, на долгую память… Заткнув обе ноздри ватными тампонами, протерев лицо от кровавых подтёков и убедившись, что нос не сломан, а зрачки реагируют, и сотрясение мозга не произошло, что я уже отошла от болевого шока и мыслю адекватно, медсестра заключила, поглядывая на часы, что на этом первая помощь окончена, и я могу быть свободна. — Это всё? — Ольга Николаевна удивленно взглянула на натягивающую мохеровый берет медсестру. — А что ещё вы хотите? — Ну, не знаю… Помазать чем-нибудь, холод приложить, — растерянно перечисляла она. — Из средств, что выделяет школа, я могу только зеленкой или йодом обработать ей нос, — с гонором заявила опаздывающая куда-то медсестра и кивнула в мою сторону, — сомневаюсь, что она этого захочет. Лёд можете в столовой попросить. — Этого достаточно, — указав на затычки, распирающие изнутри нос, гнусаво пробубнила я и поспешила обратно, не забыв бросить обеим женщинам. — Спасибо. — Ты куда это собралась? — выскочила из кабинета следом за мной Ольга Николаевна, остановив в коридоре. — Так игра ещё не закончена. — Твоя игра закончена, — убедительно и строго проговорила она. — Последний тайм уже наверняка начался, а мы ведём только пару очков, — прогундосила я, дыша через рот, всё же направляясь в сторону спортзала. — Взгляни на себя, — кивнула учитель в сторону зеркал в холле первого этажа. — Как ты собираешься играть в таком состоянии? Осмотрев своё отражение в зеркале, я резюмировала — жесть! Раскрасневшийся припухший нос растянулся на пол-лица, так что теперь я была похожа на боксёра негра-альбиноса. Так и хотелось вскрикнуть «О май гадбл!». Выбившиеся из хвоста короткие волоски беспорядочно торчали, другие прилипали к влажному лбу. Хмурые усталые глаза пробежались по сутулой фигуре, признавая, что этот сбивший с ног удар забрал все силы. — Девочки справятся сами. Оставь это им, — наблюдая за моим самолюбованием, тихо произнесла она, понимая моё терзающее двоякое чувство, — тебе нужно приложить холод, чтобы минимизировать последствия. Пойдём. — Я должна хотя бы посмотреть концовку. — Холод нужен в первые минуты, потом толку не будет. — Пускай, — махнула я рукой, готовая развернуться и спуститься в спортзал. — Виноградова! — повысила она голос, заставив остановиться, и, чуть не убив взглядом, сквозь зубы процедила, — упрямый ребёнок! Марш за мной! Я тяжело вздохнула, понимая, что не могу ослушаться. Только не её. Принимая положение вещей, я покорно проследовала в столовую. — Тётя Валя, — остановившись у раздачи, Ольга Николаевна заметила в глубине кухни повариху. — Мы уже законсервировались на выходные. Ничего не продаём, — переваливаясь, подошла краснощёкая женщина, вытирая руки полотенцем, висящим на плече. — Мы не за продуктами. У нас тут ЧП случилось, — она указала рукой на сидящую поодаль на скамье меня, — нос разбили. Нам нужен лёд. Приложить. — Лёд специально мы не морозим, — покачала головой повариха и, хохотнув, добавила, — могу предложить замороженный минтай, котлеты по-киевски или куриные ножки. Улыбаясь, глядя в недоумевающее лицо учительницы, тётя Валя кивнула: — Сейчас погляжу, — и направилась к холодильнику. Спустя пару минут стука, бряка и шуршания пакетами извлекла на свет две щуплые куриные голени, — всё, чем могу. Ольга Николаевна, всё ещё находясь в озадаченном состоянии, взяла обе ножки в целлофановых пакетах и, держа их перед собой за косточки, продефилировала ко мне. И, пожав плечами, вручила куриные конечности в мои руки. Моё хмуро-недовольное молчание было проигнорировано, и я, обречённо вздохнув, приложила ледяные ножки к носу. — Как долго держать? — уже через минуту спросила я у сидящей рядом задумавшейся женщины. Она перевела на меня свой отрешённый взгляд. — Пальцы мерзнут, — пояснила я, перехватывая холодные субпродукты, плотно прижатые к переносице с двух сторон. От неудачного движения сустав большого пальца левой руки прострелил болезненным током, я аж скривилась. — Что такое? — взволновалась она, — носу больно? — Нет. То есть, да, — запуталась я. — Нос болит. Терпимо. Просто пальцем ещё ударилась. Она охнула, заметив припухший сустав и, перехватив мою кисть, стала внимательно рассматривать. Я ойкнула, когда она начала ощупывать припухлость. — Сломала? — Не думаю. Ушиб, скорее всего, — сказала я, продемонстрировав небольшую подвижность большого пальца. Она недовольно цокнула: — Ложись головой, — и приглашающим жестом похлопала по своим коленям, отчего моё волнение стало расти в геометрической прогрессии. — Я сырая, — взглянув на свою мокрую футболку, попыталась я возразить, дабы избежать тесного контакта, но безапелляционное повторное «ложись» на корню перечеркнуло мою попытку. Я развернулась к ней спиной, закинула ноги на скамью и медленно опустила голову на её колени. Забрав у меня из рук ледяные ножки, она аккуратно уложила их на скулы под глазами, придерживая ладонью. Холод быстрыми коготками, царапая и щипля тонкую кожу, пробирался вглубь, распространяя вокруг себя онемение и захватывая переносицу в мёрзлый плен. Я лежала с закрытыми глазами на мягких бёдрах учительницы, сцепив пальцы на животе, чтобы хоть как-то унять дрожь смятения от близости. Лёгкое дуновение дыхания касалось моего лица, повышая чувствительность кожных покровов. Тёплые пальцы нежно притронулись к середине лба и проложили свой путь вдоль брови до виска. Это простое прикосновение вызвало шквал во мне. Цунами прокатилось по всему телу, поднимая волоски дыбом. Справиться с вышедшим из-под контроля организмом было невозможно. Он жил своей жизнью, неадекватно реагируя на внешние раздражители, выдавая меня с потрохами. — Замёрзла? — тихий голос прозвучал так сокровенно, что раздувшееся в груди сердце гулко заколотилось о ребра. Твои касания распаляют меня, заставляя гореть кожу огнём. Внутренний жар мечется в скованном теле, желая прорваться наружу. Замёрзла?! — Немного, — соврала я, с усилием расклеив сухие губы и открыв глаза. Я усиленно старалась не пялиться на округлости около моего лица, скрытые шерстяными нитями ажурной вязки. Её голова была склонена надо мной, так что я могла рассмотреть гладкое лицо до мельчайших подробностей. Тонкий шрам на подбородке, который раньше я не замечала. Испещрённые мелкими бороздками губы, подкрашенные сейчас помадой тёмно-кремового цвета. Как всегда, в её образе все оттенки сочетались гармонично. Небольшая родинка на скуле. Едва заметный белый пушок делал кожу бархатистой, казалось, она должна быть мягкая на ощупь. Подавив желание непременно проверить это, я продолжила изучение, пока не остановилась на глазах с тонким кольцом зелени и с большими чёрными зрачками. Они в ответ изучали меня. Открытый гипнотический взгляд поглощал и не отпускал. Я словно летела в тёмную бездну, не в силах прекратить падение. Она проникала в меня, в самую глубь. И душа трепетала в страхе и радости. Мне хотелось плакать и смеяться одновременно. Наверное, в этот короткий момент я была счастлива и молила об одном, чтобы не оборвалась зародившаяся связь, тонкими нитями разбежавшаяся по нервным окончаниям. Окружающая обстановка пустынной тусклой столовой смазалась, растворилась, и только её лицо, спокойное и красивое, заполняло всё моё пространство. Зачем ты так смотришь на меня? Твой обнажающий взгляд разрывает мой мозг безумными мыслями. Не играй со мной. Не провоцируй. Не говори, что ты тоже этого хочешь, не проси. Перестань! Я не справлюсь! Я не удержусь! Если ты сейчас не прекратишь, то я возьму твоё лицо в кольцо моих дрожащих ладоней, притяну к себе и вновь дотронусь до твоих притягательных губ. Как когда-то это сделала ты и свела меня, тем самым, с ума. И плевать, что я потная, разбитая, с тампонами в носу и этими дурацкими куриными лапами на лице. Конечно, не лучший вид для поцелуя. Но плевать! Я сделаю это! Я сейчас сделаю это. Поцелую тебя. Вспомнив, что нужно дышать, я глубоко вздохнула, готовая податься вверх… В этот самый момент её едва напряжённое лицо приняло нравоучительный тон с присущим ему ухмыляющимся видом прищуренных глаз. — И что, даже не спросишь? Я замерла, мгновенно вспыхнув праведным стыдом, и, раскрыв рот, продолжала смотреть в её глаза, сверкающие игривым огоньком. Боже, что я должна спросить?! Что она хочет услышать? Можно вас поцеловать?! Ольга Николаевна, понимаете, такой момент, такой момент… что я не могу удержаться и сейчас вас поцелую. Вы же не против? Или быть может — вы хотите коснуться меня своими восхитительными губами? За эти доли секунды мой мозг вскипел, отказываясь функционировать по назначению, выдав единственное верное: — О чём? — сглотнув, проблеяла я. Она внимательно смотрела на меня, растянув ожидание и вводя меня в предынфарктное состояние, а потом, будто бы это само собой разумеющееся, пояснила: — О конкурсе. Раскрученная безумием в интимной атмосфере пружина хлёстко вернулась в исходное положение, дав отрезвляющую пощёчину, возвращая мысли в нужное русло. — Точно! Конечно, — придя в себя, начала я разгонять мыслительный процесс, выстраивая логическую цепочку, — расскажите, как всё прошло. — Лиза постаралась и замечательно прочла стихотворение. Но в тройку лучших мы не вошли. — Понятно, — равнодушно пожала я плечами, продолжая лежать у неё на коленях. Я и не рассчитывала на призовое место. Да и вообще не хотела участвовать в конкурсе и согласилась только по желанию Ольги Николаевны. — Зато, — выдержав паузу, заговорила она вновь, — мы выиграли в номинации «Приз зрительских симпатий»! И я считаю это большим успехом. Судьи всё-таки субъективно оценивают и с профессиональной точки зрения, тогда как зрители выбирают то, что задело их душу. Вызвало эмоции и заставило задуматься или вспомнить… Я, сдвинув брови, слушала её рассуждения, не понимая, как моё корявое мыслеизречение могло что-то занять на конкурсе. — Марья, не хмурься, — она мягко улыбнулась, разглаживая пальцем складочку между моих бровей, — а то на твоём прекрасном личике появятся морщинки. Я вновь зарделась и, пытаясь скрыть смущение, отшутилась: — Особенно сейчас оно прекрасно, — усмехнулась я, сдерживая довольную улыбку от приятных слов. Ольга Николаевна вновь критично осмотрела моё лицо и кисть. — У тебя дома есть мазь от синяков и ушибов? — Не знаю. — Тогда позвони маме и спроси. Чем раньше начнёшь мазать, тем меньше будет гематома. — Не получится. Они с папой уехали на юбилей в какую-то глушь. Там даже телефоны не ловят. В холле послышались голоса и шум шагов. — Игра закончилась! — я резко села на скамье и через мгновение уже неслась к дверям столовой, не обращая внимания на головокружение от внезапного подъёма. Оставив женщину одну, я вынырнула в широкий коридор и перехватила идущих и болтающих между собой школьников. — Кто победил?! — ощущая мандраж в ногах, глядела я в лица ребят, боясь услышать ответ. — Не мы, — прозвучало оглушающе. Внутри всё рухнуло. — Пять очков разница. — Вы хорошо играли. — Жаль, что тебя вырубили. Они говорили что-то ещё, но я уже не слышала. Кивая встречным очевидцам игры, я дошла до мужской раздевалки, где угрюмо сидели девчонки. Лена всхлипывала в уголке, Вера её утешала. Дарина остервенело стягивала с себя форму, швыряя её на пол. Соня, широко расставив ноги и упёршись локтями о бёдра, подняла повисшую в унынии голову, взглянув полными тоски и разочарования глазами. Я плюхнулась рядом, молча вытянув ноги и откинувшись затылком на стену. А что говорить? Слова здесь были лишними. Мы просто были рядом, безмолвно поддерживая друг друга своим присутствием. А в душе разливалась давящая пустота, она поглотила все чувства, оставив лишь безразличие и усталость. Хотелось лечь, закрыть глаза и провалиться в долгий глубокий сон. И даже ободряющие слова Олега Эдуардовича, заглянувшего в тусклую подсвечиваемую одинокой лампочкой раздевалку, нисколько не улучшили мрачного состояния команды. Нехотя переодевшись и скидав форму в рюкзаки, мы с Малышевой вышли из душного помещения, и при свете серого дня, проникающего сквозь большое окно холла, она осмотрела моё лицо. — Мда… в схватке локоть — нос, победил локоть, — сочувственно произнесла Соня. Я лишь горько усмехнулась, ощупывая освобождённый от кровавых затычек нос. Разговаривающая с физруком в холле Ольга Николаевна окликнула меня, когда мы с Малышевой уже были у выхода: — Марья, — кивнув печальному Эдуардовичу, она направилась ко мне. — Ладно, я ушла, — устало сказала Соня, не желая ждать, тем более, ей надо было в другую сторону. — Счастливо, — попрощалась я, махнув рукой, и развернулась к подошедшей женщине, спокойно подняв на её свой обессиленный взгляд. Никакого смущения, тревоги или переживаний. Ничего. Победа была так близка. Но не случилась. И это поражение настолько опустошило меня, что не осталось энергии ни на что больше. Я мысленно ухмыльнулась. В безлюдной школе сейчас было так же, как у меня на душе: тускло и пустынно. И только она стояла напротив, чутко вглядываясь в моё лицо. А я смотрела в ответ. Долго и пристально. Глаза в глаза. Она будто пыталась в них что-то прочесть. И я уже ожидала, что прозвучат подбадривающие слова поддержки или сожаления, но она едва заметно кивнула своим мыслям и, приподняв уголки губ, протянула мне бумажный яркий пакет: — Твой подарок за победу в конкурсе. Я опустила взгляд на тонкую кисть с нежно-бежевым маникюром и золотой полосой на безымянном пальце, которая сжимала шнурки-ручки пакета. Она слегка тряхнула пакетом перед моим лицом. Видимо, ей показалось, что я слишком долго соображаю, и это можно было понять, учитывая удар по голове и эмоциональное разочарование от проигрыша в важной игре. Но я не шевельнулась, а лишь ответила: — Отдайте его Лизе. В благодарность за её помощь. — Ну уж нет! Это твой подарок, — она безоговорочно всунула в мои руки презент. — И за Лизу не переживай, она уже получила ей причитающееся. Я приняла пакет, прикинув его весомость, однако заглядывать внутрь не стала. Было как-то неудобно при Ольге Николаевне копаться в нём, да и по большому счёту мне было всё равно, что там лежит. Вряд ли оно могло улучшить моё разбитое состояние. Учительница поправила намотанный на шее шарф и зашагала к выходу школы, обращаясь ко мне на ходу: — Ты узнала насчёт мази? — Не у кого, — ответила я, направляясь следом. — Ясно. Тогда следуй за мной, — вновь безапелляционно заявила она, чем всколыхнула меланхолию, укрывшую нутро плотным слоем. И ранее поглотившая меня чувственная анестезия стала потихоньку отпускать. Я шла рядом, немного замедляя шаг, чтобы не торопить женщину на высоких каблуках, аккуратно переступающую через широкие лужи. Ну что за зима?! Декабрь, а кругом слякоть и грязь. Холодно и премерзко. Был же уже снег, но нет, нулевая температура расквасила белоснежную красоту, обнажив несовершенство серого города. По всем фронтам наступает депрессия… Первые минуты я судорожно пыталась найти тему для разговора, хотя бы несколько слов, чтобы разрядить повисшую тишину и избавиться от накатившей неловкости, но потом поняла, что ей вполне комфортно идти в безмолвии и что никто от меня не требует разглагольствований. Тогда я расслабилась и перестала паниковать. Достаточно на сегодня с меня переживаний. В молчаливом режиме мы проделали весь путь до аптеки. На крыльце с красным крестом над головой она остановилась и задумчиво огляделась. — Займи пока столик, — кивнула она в сторону кафе напротив и, увидев мой огорошенный взгляд, спокойно добавила, — не буду же я оказывать медицинскую помощь на улице в такую погоду. Я скосилась на начавшийся моросящий дождь и коротко кивнула, не понимая, как на это реагировать. Я зашла в тёплое помещение с уютным интерьером, наполненным мягкими подушечками, портьерами спокойных тонов, ажурными абажурами, нависающими над круглыми столиками, один из которых и заняла, повесив на спинку стула влажную куртку и рюкзак с формой. Решив до прихода учительницы оценить масштабы катастрофы, направилась в туалет, на ходу здороваясь с любезно улыбающейся официанткой, лицо которой мгновенно изменилось, стоило ей увидеть мои побои. — Понятно, — вздыхая, пробубнила я, запираясь в маленьком помещении туалета. В мягком свете, прильнув к зеркалу, провела ревизию лица, помятого локтем противника. Явная припухлость на переносице скатилась под глаза к скулам, окрашивая мешки в красно-бордовый цвет. В складочке носа и в ноздрях остались следы крови. — Кровавая Мэри, блин, — резюмировала я и аккуратно умылась прохладной водой, едва прикасаясь к пострадавшим частям пальцами. Промокнув лицо бумажным полотенцем, я вошла в зал одновременно с Ольгой Николаевной, которая оглядывала полупустое кафе в поисках меня. Раздевшись и присев напротив, она пододвинула ко мне одну из книжиц-меню, лежащих на столе: — Выбирай. — Я ничего не буду, — отказалась я, зная, что имеющиеся деньги потратила ещё в школьной столовой, и мелочи в моих карманах едва ли хватит на стакан сока. — Я угощаю, так что выбирай всё, что пожелаешь, — сказала она, листая меню. Чего?! Это что, свидание? Я брежу? Эко меня накрыло… Заметив мой молчаливый ступор, она подняла прищуренные глаза цвета изумрудной хвои, такой красивой, но такой колючей, что волна мурашек пробежала вниз, и мягко добавила, — мне же нужно как-то тебя отблагодарить… Мои брови и лоб могли двигаться почти безболезненно, и на лице явно отразилось смутное непонимание, потому что она продолжила пояснять: — Победа в конкурсе стихов не только твоя личная, она влияет и на школу в целом, прославляет, повышает её рейтинг среди других школ. Как и для меня, твоего руководителя, это большой плюс. Поэтому меньшее, что я могу сделать — накормить тебя. Не переживай, твоей стройной фигуре это не повредит. Её слова звучали логично, но почему меня не покидало ощущение, что это всё какой-то безумный трип моего воспалённого мозга. Я сижу в кафе именно с той женщиной, которая не выходит у меня из головы который год. Я даже мечтать о таком не могла, и это было тревожно и пугающе, несмотря на то, что волнительный трепет радости бился в грудной клетке. Мысли текли очень медленно, натужно, я сама понимала, что торможу с ужасной силой. Может быть, у меня всё-таки сотрясение? Ну, не может же нахождение рядом с этой женщиной, настолько тупить мой организм. Я вполне бы могла сойти за молчаливую слабоумную девочку, которая не вписалась в дверной косяк, размозжив себе лицо, а теперь бесконечно долго втыкает в картинки меню. И если бы подошедшая официантка, записавшая заказ Ольги Николаевны, не обратилась ко мне, то я всё также бы копошилась в зыбучих песках сознания. — Мне… чай, пожалуйста. — Какой? — Эм… Какой?! Любой! Мне любой чай! — Все виды чая на этой странице, — девушка, заметив мою растерянность, пролистала до нужного листа, указав мне на список из двух десятков видов напитка. Зачем вас так много?! Я зажмурилась от круговерти печатных слов и, не глядя в меню, наконец, выдала тот, что любила: — Есть чёрный с мятой и лимоном? — Конечно. Я с облегчением выдохнула. — К чаю десерт? — предложила неугомонная официантка, вновь прошуршав страницами меню. Ты что, издеваешься?! — Да, вот этот, — ткнула я без разбора. — А что-то посущественней? — приподняла бровь зеленоглазая женщина, пристально разглядывая меня, отчего сердце гулко ударилось о ребра и мне стало не по себе. — Стеснения ни к чему. — Спасибо, я не голодна, — приподняв уголки губ в подобие улыбки, отозвалась я, желая поскорей закончить эти посиделки, что было совершенно глупо. Знай я заранее, что самолично буду отказывать в рандеву с Ольгой Николаевной, то влепила бы себе знатную затрещину. Что со мной происходит?! Я определённо сегодня странная. Это точно последствия удара. Нехотя согласившись с моим заказом, Ольга Николаевна подтвердила официантке «это всё» и, зашуршав пакетом, извлекла на свет тюбик мази и моток эластичного бинта. Внимательно осмотрев припухшую покрасневшую кисть и аккуратно её ощупав, она открыла тюбик и нежными круговыми движениями начала наносить прохладную мазь на кожу. Во рту мгновенно пересохло, а сердце норовило выпрыгнуть из груди. Я молила лишь о том, чтобы она не заметила мелкую дрожь, которая разбегалась волнами от прикосновения её тёплых пальцев. То ли она действительно не улавливала вибрацию в руке, то ли тактично её игнорировала. Надеюсь, на первое. — Полагаю, вы закончили с баскетболом? — резко, даже с неприязнью, проговорила она, сосредоточенно проделывая манипуляции с рукой. — Выходит, что так, — тоскливо подтвердила я. — Дальше мы не прошли и теперь вылетаем из турнирной таблицы. Выдохнув с каким-то облегчением, Ольга Николаевна подняла на меня взгляд, подкреплённый для убедительности вскинутой бровью: — Очень травмоопасный спорт. — Ну да, поэзия куда безопасней, — у меня даже получилось пошутить, значит, жить буду. Темноволосая женщина, ласково баюкавшая мою кисть в своих руках, хмыкнула и улыбнулась в ответ. Плотно, почти профессионально, наложив утягивающую повязку на повреждённую кисть, она переключилась на мою подбитую физиономию, пододвинув её ближе к себе за подбородок мягкими подушечками пальцев. Сосредоточенное лицо учительницы было так близко, что я даже перестала дышать, только чтобы потоки выдыхаемого мной воздуха не коснулись этой гладкой бархатной кожи. В голове прошёлся разряд молнии. Дежавю. Подобное происходило пару лет назад, когда контакт пальцев и подбородка внезапно привёл к нежному поцелую. Я гулко сглотнула, понимая, что тело начинает содрогаться куда сильнее, чем прежде, и произнесла: — Я сама. И, не дожидаясь ответной реакции, схватила тюбик мази со стола и унеслась в туалет. Там, выдохнув и отдышавшись, я немного успокоилась. Сдерживая болезненные охи, я медленно размазала охлаждающий прозрачный гель по носу и по подглазицам. Мазь была липкой и поблёскивала на свету, словно сопли. Малоприятное зрелище. Когда я вернулась, чай и десерт уже дожидались, а Ольга Николаевна, сидевшая напротив, словно светская дама, орудовала над своим Греческим салатом, изящно держа нож и вилку. Пожелав друг другу приятного аппетита, мы трапезничали в тишине, не считая льющейся из динамиков умиротворяющей музыки. Разговор не шёл, я лишь неловко возвращала улыбку, столкнувшись с ней глазами. — Ты бы всё же показалась врачу, — расплачиваясь по счёту, вдруг проговорила Ольга Николаевна, хмуро бросая на меня безотрадный взгляд, — не нравишься ты мне. А вы мне очень! — Пройдёт, — заверила я женщину, натягивая куртку. Она лишь недовольно покачала головой, воздержавшись от советов и наставлений. — Спасибо за… всё, — кратко обобщила я свою благодарность, выйдя в промозглый холод аномально дождливого декабря. — На здоровье, — ухмыльнулась она, кинув на прощание, — хороших выходных. — И вам… — глядя в след уходящей женщине-мечте, ответила я, ёжась от пронизывающего ветра.