Лев Николаевич, простите

— Мне показалось или вы с Юлькой сдружились с Трифоновым? — в конце перемены уже приготовившись к уроку, я собралась и, наконец, задала волнующий меня вопрос соседке по парте Лизе. — То есть? — сдвинув брови, посмотрела она на меня. — Заметила, что он около вас часто трётся, — будто между делом пояснила. — Да так… — умолчала одноклассница, увлечённо проверяя записи в своей тетради. — Он же отморозок. Он вам колёса толкает? — прямо спросила я. — Не ори! — она оглянулась и, увидев, что нас никто не слушает, продолжила, — это таблетки, помогающие сконцентрироваться, а не какая-нибудь наркота. — Ага, он тебе и аннотацию дал почитать? — усмехнулась я. — От всех этих экзаменов, подготовок к ЕГЭ, дополнительного образования у меня уже голова кругом идёт! Ничего не успеваю. А с ними действительно лучше. Мозг проясняется и работоспособность на все сто. Теперь выспаться хватает пять-шесть часов. — Лиза, слышь, ничего хорошего он тебе предложить не может. — Да что ты заладила?! Говорю же, помогают они мне! — Побочных эффектов не боишься? И как давно ты на них? — Ты так говоришь, будто я наркоманка подсевшая. Сейчас пройдёт загруженный период, и перестану их принимать. — Ага. Ну, так сколько? — Чуть больше месяца, — нехотя выдала она. — Попробуй и сама почувствуешь эффект. — Ну уж нет. Этого типа я за полверсты обходить готова. И тебе советую прекращать с ним всяческий контакт, — звонок на урок заставил подняться и поприветствовать учителя. — Ой, давай я сама разберусь, — сердито отмахнулась пятёрочница и твёрдо закончила разговор, — это тебя никак не касается. Действительно. И чего я лезу? Своя голова есть на плечах. Пусть делает, что хочет, живёт своей жизнью. Я со своей-то разобраться не могу, а ещё непрошеные советы даю. Где бы и мне найти ту волшебную исцеляющую таблеточку, способную избавить от лишних, не нужных мыслей и чувств? — До каникул осталось три урока литературы и надо бы начать изучение нового произведения. Но я понимаю, что вы уже в предвкушении нового года и воспринимать «Тихий дон» Шолохова в нужной мере не способны. Поэтому давайте вспомним пройденное прошлых лет. Пригодится в подготовке к экзамену, — прогуливаясь вдоль доски и распространяя по кабинету цокот каблуков, продолжила женщина, — сегодняшний урок будет посвящен роману Пушкина «Дубровский». Для начала вспомним главных героев романа. Слушаю… — Дубровский! — раздалось в классе и очевидное вызвало улыбки и смешки. — С ассоциацией у вас всё в порядке, — усмехнулась в лад ученикам Ольга Николаевна, — ещё. — Отец Дубровского. — Имя, отчество? — уточнила она, заискивая, вглядываясь в задумчивые лица школьников. — Хм… — Андрей Гаврилович, — подсказала, прождав пока старшеклассники переворошат свои воспоминания в поисках нужного ответа, — ещё. — Троекуров, — с радостью отметила староста Юля, явно подогреваемая принятыми химическими соединениями. — Кирилл Петрович, — кивнула она. — Маша. — Князь. — Хорошо, по главным героям прошлись. Теперь восстановим в памяти сюжет, проблемы и трагедию произведения. Краткое повествование романа из уст школьников дополняла Ольга Николаевна, делая акценты на важных моментах. Я же почти сразу потеряла нить обсуждения. Вспоминать мне было нечего, так как прочтение сия произведения было заменено на что-то более интересное и важное в тот момент жизни. И, окунувшись в свои тягучие мысли, я отбыла в закрома сознания, невольно выводя узоры синей шариковой ручкой на полях тетради. — В чём заключалась трагедия Маши Троекуровой и Владимира Дубровского? — прозвучавший рядом голос и короткий стук окрашенного в серебристый лак ногтя о пластиковую поверхность парты вырвали меня из дум и вернули обратно на урок литературы. Да здесь я! Пришлось отложить ручку и попытаться уловить суть разговора. — Несчастная любовь, — отвечали сзади. — Почему она несчастная? — учитель продолжала раскручивать тугую пружину памяти школьников, медленно двигаясь по классу. А я упорно всю неделю придерживалась плана по игнорированию учителя. Никакого обращения, взглядов и, тем более, улыбок. Её нет, а есть некто, безликий образ учителя, который периодически достаёт своими вопросами, на которые кратко и ёмко отвечаешь. Так почти возможно сосуществовать. — Они не смогли быть вместе. — Почему? — Её выдали замуж за старого графа, — вновь сообщила Юля. — Маша слишком принципиальна, — выдала свою версию Валя Шакирова. — В чём была её принципиальность? — неутомимо сыпала вопросами Ольга Николаевна. — Она не смогла поступиться верой и осталась верна данному перед Богом слову, хоть это и разбило ей сердце, — пояснила Валя. Маша и разбитое сердце — какая подходящая аналогия. Эх, не везёт Машкам в любви… — Принципиальная дура, — слишком громко поделилась Рыкова мнением со своей соседкой по парте Базаевой. — Поясни? — учительница, не сводя глаз, клешнями вцепилась в неосторожно высказавшуюся школьницу. Рыкова, застанная врасплох, немного опешила и, начав смущённо, продолжила гораздо увереннее: — Как считала Маша, из-за обряда, на который была вынуждена пойти против своей воли, она сама себе не дала стать счастливой и не дала Дубровскому. А он, наверняка, вместо того, чтобы остепениться и жить семейной жизнью благородного человека с ней, пустился во все тяжкие, грабя и убивая богатеньких и знатных людей, типа князя, которому отдалась его любимая. Ну не бред ли? И кому от такого решения стало лучше? Она мучается с нелюбимым человеком. Да и Дубровский со своими разбойниками явно плохо кончит… Здесь её пояснения прервал дикий ржач озабоченной половины класса. — Придурки… — цокая, скосилась на парней Рыкова и продолжила сквозь стихающие смешки, — а старый князь, если в нём есть хоть немного человечности, спокойно не сможет смотреть на несчастную жену и тоже будет страдать. Поэтому я считаю, что она «принципиальная дура», — гордо резюмировала разошедшаяся девушка. В классе послышались одобряющие возгласы поддерживающих точку зрения одноклассницы. — Возможно, сейчас это и кажется странным и неоправданным, но раньше такие ценности, как честь и долг, были превыше душевной гармонии, — проникновенно говорила учитель. — В те времена вообще было редкостью, когда девушке из благородной семьи удавалось выйти замуж по любви… Ольга Николаевна продолжала рассуждать, пока её не перебил вопрос. — А вы? — Что, а вы? — потеряв суть мысли, не поняла она. — Вы вышли замуж по любви? — хитро глядя, повторила Базаева, что привело к полнейшей тишине в кабинете. И весь класс пытливо уставился на учительницу. — Мы сейчас разбираем роман Пушкина. — И всё же? — не унималась Базаева. — По любви? Разволновавшись и даже слегка покраснев, Ольга Николаевна развернулась и направилась к своему столу, говоря на ходу: — Это некорректный вопрос. Если есть вопросы касательно произведения… — Когда человек боится ответить на вопрос, он называет его некорректным, — я вдруг проговорила вслух то, что резануло изнутри, обратив на себя всё внимание класса. Это первое, что я сама сказала ей после инцидента на катке, и лучше бы я молчала дальше, чем выкладывать на всеобщее обозрение такие личные вопросы. Но сказанного не воротишь. — Хм, — Ольга Николаевна бросила на меня нахмуренный взгляд. А я, оцепенев от своей наглости, физически ощущая, как её пронзительный прищур проходится по мне, мутным взором сверлила гладкую поверхность парты, чувствуя, как гулкое биение сердца заполнило всё нутро. Леденящий голос прозвучал угрожающе, — чья это цитата? Совладав с накатившей паникой, жаром просачивающейся сквозь кожный покров, я подняла голову, столкнувшись взглядом с женщиной, смотрящей с долей возмущения и вызова, плескавшихся в потемневших глазах. И, гася дрожь, выдерживая противостояние, я твёрдо заявила: — Моя. Неизбежность продолжения момента, накалившегося до предела, прервал с треском разрывавшийся звонок на перемену. Его восприняла как благословение не только я, но и учительница, а класс, наблюдающий за развернувшейся баталией взглядов и фраз, разочаровано вздохнул. — Все свободны, — отозвалась она и с гордо поднятой головой напряженной походкой вышла из класса. — Уф, Виноградова, — сзади над самым ухом послышался голос подруги, — это было на грани фола… Знаю, Катя, знаю…