Лев Николаевич, простите

Фемслэш
R
Завершён
405
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
225 страниц, 54 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
405 Нравится 111 Отзывы 155 В сборник Скачать

Глава 49. Воспоминания. Ольга

Настройки текста
Первый год после института молодой специалист — учитель русского языка и литературы, вчерашняя Оленька, теперь уже Ольга Николаевна — с волнением и трепетом, ожидала встречи со своим первым классом. Шумный и непоседливый табун пятиклашек своим гомоном навевали панику. И напутствующие слова опытного педагога — завуча Алевтины Анатольевны, были как раз кстати. «Милая моя, если хочешь укротить эту безрассудную стихию, то с первых минут ты должна показать им, кто здесь главный. Мягкость и ласковость оставь для особенных случаев, а в остальном надо "брать быка за рога". Учитель должен вызывать благоговейный ужас. Они должны смотреть вам в рот и кивать в согласии на каждое ваше слово. Спокойный, ровный голос, прямая спина, уверенный шаг, убийственно-надменный взгляд, похлопывание указкой по ладони и неуправляемые дети превратятся в стадо агнцев. И когда захватишь их внимание, выработаешь в них инстинкт подчинения, заслужишь авторитет, можешь начать выдавать небольшими порциями в качестве поощрения свою истинную женскую нежность. Вот тогда ты завоюешь их полностью и уже сможешь научить всему, чему планируешь». Этому совету она и следовала, поэтому довольно быстро смогла добиться дисциплины и отдачи от учеников. Года сменяли друг друга, количество классов добавлялось, но и спустя много лет тот, первый её класс, был самым любимым. Эти девчонки и мальчишки стали такими родными, все их шалости и проказы хоть и строго отчитывались, но на деле вызывали улыбку. Ольга всегда с радостью вела у них уроки и ждала с ними встречи больше, чем с другими классами. Почему именно эти дети вызывали в ней столько положительных эмоций? Может, потому что были гораздо сообразительней и рассудительней своих сверстников. Или потому, что отличались врождённой интеллигентностью, или, благодаря усердию родителей и классного руководителя, привитым чувством уважения к учителям. А может, потому, что девчонка, сидящая за последней партой третьего ряда, озаряла всё вокруг светом своих небесно-голубых глаз, согревала теплом своей жизнерадостности, заражала искорками своего звонкого смеха. Она всегда притягивала взгляд Ольги, хотелось улыбаться ей в ответ, делать замечания, когда вновь заболтается с соседкой по парте, вызывать к доске и видеть, как она теряется, позабыв пройденное правило, или бросать шуточный комментарий, замечая, как начинают пылать её щеки. Милый, наивный ребёнок, которого хочется трепать по макушке выцветших на солнце светло-русых волос. Санкт-Петербург. Гостиница. Вечер Ольга сверяла со списком наличие билетов на поезд и вдруг замерла. — Ты чего? — шёпотом спросила Лена настороженную подругу, отложив кроссворд в сторону. — Что-то не так… Коллега прислушалась, но, ничего не услышав, пожала плечами: — Да вроде всё тихо. — Вот именно! Когда целый этаж подростков и тишина — это как сирена. Пойду, проверю. Ольга вышла из номера и, заглядывая подряд в комнаты, где расположились девятиклассники, наблюдала пустоту. Наконец, в одном из номеров она застала девочек из девятого «В» класса. — А где остальные ребята? — оглядевшись, спросила учитель. — Да они у парней, — махнула рукой школьница, не отрываясь от просмотра глянцевого журнала, — в бутылочку играют, — сообщила она, за что получила толчок в бок и многозначительный взгляд от соседки. — Понятно, — блеснувшие с угрозой глаза Ольги заставили девочек поёжиться. Следующие десять минут прошли как в тумане. Как вышло так, что она не разогнала подростков по комнатам, а, наоборот, включилась в игру, стало для неё самой загадкой. Ольга пришла в себя лишь тогда, когда покинула комнату с толпой ребят и почти бегом добралась до туалета. Закрыв дверь на щеколду, она упёрлась о холодную раковину дрожащими ладонями и из-под бровей уставилась в отражение в зеркале. — Ты что творишь?! — возглас был адресован растерянной молодой женщине с испуганными зелёными глазами. Но отражение промолчало, лишь покачав головой. На кой чёрт я согласилась играть в бутылочку с учениками? На кой чёрт я поцеловала её в губы? Девчонка чуть чувств не лишилась. Чмокнула бы в щёчку. Так нет! Поддалась мимолетному порыву. Идиотка! Да её трясло, как осиновый лист! Да я сама чуть голову не потеряла, едва смогла оторваться от неё. Что это вообще было?! Надеюсь, никто не заметил, что поцелуй затянулся чуть дольше, чем подобает в данной ситуации. Подобает в данной ситуации?! Боже! Совсем рехнулась! Какое непозволительное поведение для учителя! Непрофессионально. Безрассудно. Кошмар! Совсем попутала берега. Ольга зажмурила глаза, прокручивая в мыслях произошедшее, вновь проживая этот момент. Как только я вошла, она внимательно на меня смотрела, я чувствовала её взгляд. И каждый раз мне не по себе от него. Он, как сканер синего диапазона, проходится по мне, заставляя волноваться. Но стоит мне взглянуть в ответ, так она, смущаясь, отводит глаза. Никогда не выдерживала прямой контакт, а сегодня, оцепенев от страха… бедная девочка… пошевелиться не могла, словно я цербер какой. Но, наконец-то, я смогла разглядеть то, что она так аккуратно хранила для себя. Девочка моя, сколько же в тебе надежды и тоски. Чего бы ты не ждала, я не смогу тебе это дать, как бы я сама этого не хотела. Так какого лешего я тогда целую тебя в такие нежные манящие губы?! Ведь она уже начала поворачивать личико, подставляя гладкую кожу щёчки, но я… не понимаю, как меня угораздило поцеловать её в губы. Она этого не ожидала. Да я сама этого не ожидала! Это всё гормоны… Она дотронулась до начавшегося округляться животика, но пережитые ощущения нахлынули трепетной волной, а сердце неровно заколотилось, и, не удержавшись, Ольга облизнула губы, касавшиеся лишь мгновение губ её ученицы. Глаза. Боже, в её глазах было такое смятение чувств, что, похоже, она была в шоковом состоянии и даже не слышала восторженные крики одноклассников и не осознавала, что продолжает играть. Прости, моя хорошая, прости меня дуру. Дуру, поддавшуюся своей слабости. Я обещаю, это было в первый и последний раз. Ольга вновь уставилась в отражение в зеркале и, грозя пальцем, со всей серьёзностью предупредила: — Не смей! Больше никогда не смей так делать! Клуб. — Я к бару. Что тебе взять? — Лена взглянула на свою подругу, удобно расположившуюся на мягком диване. Ольга пожала плечами: — Сок. — Ты же уже не кормишь! Никакого сока! Возьму на своё усмотрение, — подмигнула она и, развернувшись в танцевальном плие, зашагала сквозь мельтешащую светомузыку тёмного зала к барной стойке, за которой толпился народ. Подойдя ближе к бару, Лена остановилась, услышав знакомые голоса эффектных дам, сидящих к ней спиной на высоких стульях. — Девушки, ваши напитки, — оповестил прилизанный бармен, ставя на мраморную столешницу бокал с разноцветным содержимым, двумя трубочками и зонтиком, и низкий гранёный стакан с янтарной жидкостью и кубиками льда, — коктейль Экзотик и виски с колой. — Та-а-ак, — сердитый рык остановил школьниц, когда те потянули свои юные ручки к алкогольным напиткам. — Ой, здрасьте, Елена Владимировна, — обернувшись на голос, поздоровалась Катя Лизчук, прячась от строгого взгляда учительницы, который упал на стакан крепкого алкогольного напитка. — Добрый вечер, — кивнула Виноградова Маша, натянутая, как струна. — Здравствуйте, девочки, — хищно улыбнулась Елена, отчеканивая слова, — не скажу, что рада вас видеть в данном заведении. Психолог тяжёлым взором осмотрела школьниц, не осмеливающихся поднять глаза. — Эти напитки мне, — она через девчонок дотянулась до барной стойки, где стояли два бокала и, забрала их, оставив купюру бармену, — а этим барышням — сок! И если я узнаю, что вы спаиваете несовершеннолетних — штраф, вплоть до уголовной ответственности. Интересно, как это охрана допустила, что их пропустили? Хм… Сплошные нарушения… Нехорошо. Бармен побледнел и поочередно оглядел девушек, кажущихся уже вполне взрослыми. Елена сама бы дала им лет по двадцать, если бы не знала, что эти юные девицы только закончили десятый класс. Школьницы были в растерянности и, покрываясь румянцем, смотрели себе под ноги. — Приятного вечера, — склонив голову, с хитрецой произнесла она и удалилась с довольной физиономией. Дойдя до своего столика, в полном удовлетворении уселась рядом с подругой на диван. — Что будешь? Коктейль Экзотик или виски с колой? — она держала бокалы перед носом Ольги, та, недолго думая, взяла коктейль. — С кем ты там болтала у бара? — осматривая разноцветную жидкость в бокале, уточнилась подруга. — Наши ученицы. — Да? Кто? — удивилась Ольга, так как в ночной клуб обычно пускают с восемнадцати лет, да и девушки выглядели куда взрослее. — Огненно-рыжая — Лисчук из десятого «А» или уже из одиннадцатого, — усмехнулась Елена, глядя на яркую копну волос и поражаясь экспериментам со своей внешностью, на которые идут подростки. — Ммм, вкусный коктейль, алкоголь почти не чувствуется, — протянула Ольга, отглотнув из соломинки, продолжая внимательно разглядывать двух девушек. — А что за блондиночка рядом с ней? — Виноградова. — Маша? — изумилась она, пристальней всматриваясь в силуэт девушки, взявшей со стойки стакан оранжевой жидкости и направившейся за своей яркой подругой вдоль бара. Высокая, стройная, в светлых туфлях на каблуках, в лёгком развивающемся бирюзовом платье чуть выше колена, с длинными распущенными волосами цвета пшеницы, рассыпанными по плечам и спине, она была словно центром света в окружающей обстановке тьмы. Какая же она красивая… Вдруг блондинка повернулась в сторону их столика, и её небесный взгляд на мгновение остановился на Ольге, отчего сердце на короткий миг замерло. — Ага, и, кстати, это её коктейль, — улыбаясь, Елена кивнула на бокал в руках Ольги, болтая кубики льда в своём напитке. Ольга вопросительно подняла бровь, прекратив созерцание своей ученицы. — Да, я вовремя появилась и изъяла спиртное из детских рук. И задвинула такую тираду, что, уверена, бармен самолично будет следить, чтобы в их стаканы ничего крепче сока не попадало. — Девочки повзрослели… — задумчиво произнесла Ольга, провожая взглядом ученицу, которая за прошедший год из угловатого подростка превратилась в очаровательную девушку. Турпоход Эти выходные были для Ольги настоящим испытанием. Как ни странно, это не было связано ни со спортивным уклоном мероприятия, ни со спартанскими условиями быта, ни даже с буйной толпой выросших в тёть и дядь школьников, по сути, всё ещё остающихся внутри беспечными детьми. Причиной была всё та же девчонка, не дающая покоя учительнице. Внутри что-то срывалось и падало вниз, когда осторожные внимательные взгляды концентрировались на Ольге, отчего становилось некомфортно и тревожно. Она уже жалела, что согласилась подменить Веру Олеговну в этом походе. Лучше бы провела выходные с семьёй в спокойствии и размеренности. А те эмоциональные качели, что выбивают землю из-под ног, изматывали и заставляли чувствовать себя неловко. Приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы держать себя под контролем и выглядеть непоколебимо. Но когда ночь накрыла лагерь и всё вокруг укутала резонирующая мелодия, Ольга не могла оторвать взгляда от неё. От неё, сидящей рядом с Калининым Витей, по-свойски обнимающим и прижимающим девушку к себе. Окажись на месте Маши любая другая девушка, Ольга бы даже не обратила внимания. Однако сейчас её раздражало, что кто-то прикасается к ней и что она это позволяет, тем более, когда играет такая чувственная песня и синие глаза с отблесками костра тоскливо смотрят на Ольгу, а губы шепчут… шепчут признание так, что сердце заходится. Девочка моя, ты же изводишь себя. И терзаешь меня. Не нужно этого. Всё это неправильно. Ты и сама это понимаешь. Ты умная, куда умней многих взрослых, и знаешь, что этому не бывать. И я пою тебе эти строки в знак того, что разделяю твою печаль, но унять её не могу. И как получилось так, что нелепая случайность заставила нас оказаться рядом в одной палатке под одним одеялом? Кто же так жестоко играет с нами? Мне страшно. Страшно оттого, что, кажется, я проигрываю. Быть рядом с тобой и не коснуться тебя — это выше моих сил. Я чувствую, как ты напряжена, как клокочет сердце в твоей груди, как дрожащие пальцы дотрагиваются до моей кисти, лежащей на твоей талии, и разрывают тепло прикосновения. Какая же ты умница. Ты гораздо сильней меня. А я… А я слабачка. Творю невесть что! Мне не хватает стойкости, крепости духа противостоять воли своих низменных желаний. Я вновь срываюсь. И если в прошлый раз это было неосознанно, спонтанно, то сейчас я полностью отдавала себе отчёт, и этого прощать нельзя! Остаётся только презирать себя, взывая к разуму и совести. Совместное творчество Учительница географии практически влетела в учительскую, чуть ли не хлопая дверью. Её размашистый шаг и раскрасневшееся лицо чётко говорили, что ещё немного, и она взорвётся: — Бог мой, Екатерина Васильевна, что стряслось? Вы сама не своя! — тактично начала Елена Владимировна свою психологическую работу. — Может быть, чаю? — Вы только полюбуйтесь, чем одиннадцатый «А» занимается на моём уроке! В край обнаглели! — ходила она по кабинету и трясла смятым листком. — Разрешите полюбопытствовать? — протянула руку психолог. Та пренебрежительно сунула бумажку Елене Владимировне и грузно уселась на диван, сложив руки на груди и гулко дыша. Девушка расправила скомканный тетрадный лист и пробежалась глазами по рукописным строчкам. Улыбка расползалась по её лицу, и уже готов был вырваться предательский смешок, но она быстро собралась и, сделав суровый вид, подтвердила: — Возмутительно! Ольга Николаевна, не хотите ознакомиться? Пожав плечами, Ольга лёгким движением взяла «выдержки из суровых будней школьников» в свои руки. «Та-а-ак» грозно пронеслось в её голове, когда при первом взгляде она по почерку безошибочно распознала участников коллективного страдания, и зачинщиком определённо была Виноградова. Уж её каракули Ольга могла узнать из тысячи. «Звонок, родимый, прозвени! Я поломался, извини. Пятый час я на уроке, Чтоб я сдохла, в рот мне ноги! Блин, впереди ещё занятья… Сидит Валюха в красном платье. А Катавасия вещает, И нифига не замечает, Что Ватсон с Шерлоком играют. Калина весь урок чихает, Хватает Юльку за косу И ковыряется в носу. О, боги, как же клонит спать! Есть у кого рус.яз. списать? За шоколадку даст Алина, Учись, давай, сама, дубина! Живот бурлит и спину ломит. Быть может, кто-нибудь покормит? Держись мой друг, в тебя я верю! По ходу я уже зверею… Мне кажется иль я в аду? Ну, принесите же водУ! Крепитесь братцы, жизнь сурова, Но выходные будут скоро!» — И что это за Катавасия?! — покачав головой, продолжала распыляться географичка. — Боюсь, Екатерина Васильевна, это они Вас так величают, — стараясь сообщить это как можно мягче, проговорила Елена Владимировна, вручая стакан зелёного чая взволнованной женщине. Та от возмущения чуть не заохала, едва не проливая чай себе на блузку: — Да я их… — Позвольте мне, — быстро встряла учительница литературы, — дорогая наша, Екатерина Васильевна, наказать негодников! Поверьте, желание писать подобное и срывать уроки у них пропадёт надолго. — Хорошо, может, и не стоит привлекать директора в этой ситуации. Я доверяю вам, Ольга Николаевна, — расстроено пробормотала женщина и вышла из учительской. Какое-то время подруги сдерживались, поглядывая друг на друга, а потом залились хохотом. — Как я их понимаю, — вытирая слёзы и успокаиваясь, посочувствовала Елена Владимировна ребятам, — ты уж с ними помягче. Наказывая недисциплинированных школьников сочинением поэзии, Ольга никак не предполагала, во что это может вылиться. Стихотворение Маши её поразило. Нет, не слогом, ритмом или художественной составляющей, здесь было над чем работать и прикладывать немало усилий для совершенствования. Содержание выбило её из колеи. Она прекрасно поняла, почему ученица не смогла перед классом прочесть своё творение. Потому что это было откровение, и оно предназначалось только ей, учительнице русского языка и литературы. Осмысливание написанных корявым почерком строк, запечатлевшихся на подкорке сознания и всплывающих после с маниакальным постоянством, грозило выдать с потрохами перед целым классом учеников, глядящих на неё во все глаза. Лишь натянув маску беспристрастности и скатившись в шуточное поведение, Ольга удержалась в своём привычном состоянии строгой, но справедливой учительницы. А позволив Репину иронизировать над выплеснутыми на тетрадный лист чувствами Маши, она корила себя ещё долгое время. Эти строки были наполнены таким отчаянием и криком о помощи, что сердце Ольги разрывалось на части. Как бы она хотела унять терзание девушки, впрочем со своей терзаемой душой справлялась нисколько не лучше. В сердце закралась надежда, что Маше помогут справиться с опасным эмоциональным настроем, ведь она не одинока и вокруг есть любящие её люди. Ольга в этом убедилась, направляясь домой после завершения уроков и став свидетелем личного момента. Забрав куртку из раздевалки, Калинин Витя задержался у большого зеркала, разглядывая свои глаза. Не только Ольгу тронуло стихотворение Маши. Горестно хмыкнув отражению и мрачно покачав головой, Витя отправился на улицу. Глупо надеяться, что светло-карие глаза вдруг поменяют свой цвет на зелёный. Удручающее состояние — Есть ли у кого-нибудь ещё вопросы? — в завершении педсовета директриса оглядела присутствующих сотрудников. — У меня есть, Тамара Петровна. Почему школьные санузлы находятся в таком удручающем состоянии? Я прошлась, и, прошу прощения, это же кошмар какой-то. Из трёх осмотренных мною женских туалетов следующие показатели, — Ольга развернула сложенный листок и зачитала, — из шести раковин: одна закрыта, так как протекает слив, два крана не работают, у трёх бежит только холодная вода. Из девяти унитазов: два засорённых, два без шнурков для смыва, один вообще не смывает. В туалетах отсутствует туалетная бумага. Ни одного мусорного ведра. Подоконники, стены, пол требуют ремонта. Неприятный запах. В мужских санузлах ситуация, думаю, не лучше. — Ольга Николаевна, — протяжно вздохнув, сухо начала Тамара Петровна, — нам известна эта проблема. Но у школы нет свободных средств в этом году. В бюджет на следующий год расходы на ремонт туалетов уже заложены. — Через год? — безучастный тон директора возмутил её. — А вы знаете, что дети не хотят ходить в эти туалеты? Они терпят. Целый день терпят! Вы представляете, как это влияет на здоровье детского организма? Тем более, девочек, они будущие матери, это может плачевно сказаться на их репродуктивной функции. — Да, я согласна с Ольгой Николаевной, — поддержала Надежда Михайловна, учитель технологии. — Нельзя допускать, чтобы нехватка денег сказывалась на детском здоровье. — Неужто нельзя изыскать средства? — продолжила Ольга свою пламенную речь. — Никто не говорит о капитальном ремонте. Но хотя бы отремонтировать краны, смывную систему. Для этого не так много нужно. Понятно, что у нас нет штатного сантехника, но разве нельзя пригласить из домоуправления? Также, наверняка, на складе есть остатки краски. Для стен, дверей и подоконников много не надо. — Да, было несколько банок, от столовой осталось, — подключилась к разговору завхоз, — белая точно есть и жёлтая, голубой чуть. — Вот! — воодушевилась Ольга. — Ещё такой момент — между унитазами нужно поставить перегородки. Младшим проще, но девочкам постарше нужно личное пространство, если вы понимаете, о чём я говорю. — О! У нас и листы фанеры остались. В подсобках на кухне выравнивать полы решили цементно-песчаной стяжкой, поменяли проект в последний момент. А материал уже закуплен, поэтому эту фанеру можно пустить на перегородки, — радостно заключила Зоя Федоровна, поддерживая энтузиазм учительницы русского языка. — Вижу, проблема начала разрешаться, — проговорила директор, — хорошо, давайте попробуем имеющимися ресурсами привести в порядок санузлы. Я, со своей стороны, постараюсь изыскать средства в подмогу. Поэтому попрошу вас, Ольга Николаевна, взять под контроль этот вопрос, раз уж вы подняли его. Ну и, естественно, Зоя Фёдоровна, вы. Можете привлекать всех, кого посчитаете нужным. Не желая откладывать в долгий ящик, Ольга пригласила завхоза, учителей технологии и труда к себе, и, посовещавшись, они составили план действий по ремонту. В первую очередь вызвали сантехника, которого пришлось подкупить дорогой бутылкой коньяка. Далее на уроках трудовик и старшеклассники из щитов фанеры изготовили перегородки, покрасили и установили в санузлах. Вместо дверей временно решили сшить шторки для уединения в кабинках. А верхнюю часть окон украсить занавесками из остатков тюлей от актового зала. Окраска стен и обновление подоконников легла на плечи трудовика и его учеников. Ольга решила привнести «изюминку», попытавшись сделать из туалета комнату релакса. Если бы внесение изменений напрямую не касалось Маши, Ольга бы ограничилась поднятием вопроса на педсовете, а сама бы не стала принимать активное участие в преображении туалетов. Всё-таки тревога за ученицу и её признание сподвигли на действия и так захватили учительницу, что она без раздумий пожертвовала своим временем и силами, чтобы исправить ситуацию. И каким же блаженством было услышать благодарность из уст Маши. Было приятно хотя бы таким способом позаботиться о ней. И знать, что ей будет житься, пускай хоть чуточку, но легче. Это всё, что она могла сделать без ущерба для своего будущего и будущего ученицы. Снежная баталия — Какая же красота… Всё белым-бело, — держа кружку горячего чая, глядя в окно, проговорила Елена. — Грязь и слякоть порядком всем надоела, — согласилась Ольга, заваривая кофе в импровизированной кухоньке в углу учительской, — настал радостный момент средь серых будней. — Ага, вон одиннадцатый «А» уже во всю развлекается, — усмехнулась психолог над развернувшейся под окнами баталией. — Одиннадцатый «А»? — переспросила Ольга и, присоединяясь к подруге, недовольно добавила, — у них же следующим мой урок. Если их сейчас не загнать, то опоздают. Ещё и раздетые все! Беспечные дети… — Оставь их, — остановила Лена, когда Ольга поставила свою кружку и потянулась к ручке окна. — Сама ведь сказала никакой радости в этой серости. Вспомни себя. Пусть повеселятся. Не лишай детей счастья. Та нехотя послушалась подругу, пробормотав: — А если заболеют? — Нет, вы видели, что творят?! Куда только их классная смотрит? — завуч шумно вбежала в учительскую, отперев соседнее окно и запустив холодный воздух в помещение, пронзительно заверещала, — одиннадцатый «А», а ну прекратили! И мигом все в школу! Иначе до конца года на факультативах просидите! — Упс, — прыснула Лена, кротко скосившись на Ольгу. Та в свою очередь, улыбнувшись, приподняла брови, словно они были со школьниками заодно. Когда завуч вновь обратила на них внимание, их лица источали саму невинность. — Совсем уже, — возмутительно покачала головой она, кивнув на нерадивых школьников, и выскочила из учительской так же внезапно, как и влетела. — Ух, кому-то достанется… — с сочувствием проговорила психолог и, сполоснув кружку, поставила в шкаф, — увидимся позже. — Ага, — буркнула в ответ Ольга, продолжая смотреть в окно. Ребята, ворча, нехотя плелись к входу, отряхивая на ходу заснеженную одежду. Несколько девочек не торопилось, наслаждаясь первым пушистым снегом, но Ольга наблюдала только за одной. Словно та приковала её взгляд против воли. Она кружилась, медленно переступая, её руки и глаза были подняты к небу, щедро дарившему снежную манну, осаживающуюся благословением на воодушевлённую школьницу. В этом моменте было столько интимности, сокровенного, личного, что, когда Маша заметила наблюдающую за ней учительницу, Ольга почувствовала себя застанной врасплох, и, возможно, даже стыд раскраснелся на её щеках, но она не шевельнулась, не сбежала, не скрылась от этих проникновенных голубых глаз. А когда губ девочки коснулась улыбка, Ольга не удержалась и улыбнулась в ответ. В следующее мгновение большой белый ком влетел в плечо Маши, рассыпался, разбросав холодные брызги по груди и лицу. После чего и эта последняя парочка девиц скрылась с виду, с криками забежав в школу. Тёмная лошадка Собственническое чувство не свойственно Ольге, и как она считала — это удел слабых, неуверенных в себе людей. Но в один момент оно дало о себе знать. Это случилось, когда всегда тактичный и любезный Олег Эдуардович сообщил, что забирает Машу на баскетбольную игру, дав понять непрямым текстом, что конкурс стихов не настолько важен по сравнению с предстоящим матчем. Его трепетное отношение к ученице и сказанная о ней фраза «она наша тёмная лошадка» вызвали шквал внутри женщины, ревностным рыком разнёсшийся по всем уголкам взбунтовавшейся души. Понимание, что кто-то ещё, кроме неё, может быть духовно близок этой девчонке, болезненно зацарапало в груди. Раздражение, что долгие и частые тренировки Маша находилась рядом с мужчиной, тогда как могла это же время посвятить русскому языку, в котором у неё были явные пробелы, захлестнуло настолько, что Ольга едва сдержалась, чтобы не сорваться на грубость. Хоть она сама и не замечала, всё ж таки с предвкушением и с радостью ждала дня конкурса, когда будет сопровождать ученицу на внешкольном мероприятии, когда будет говорить слова наставления и поддержки, когда будет переживать за стоящую на сцене девушку, когда будет громче всех аплодировать её успеху. А теперь этот мужчина заявляет, что этому не бывать! Она могла себе позволить злиться. В этом нет ничего предосудительного. Злость помогала ослабить терзающую хватку ревности. Это её тёмная лошадка! Которой, даже не присутствуя, удалось победить. Это её девочка! Переживающая и волнующаяся о том, что подвела Ольгу. Это её боец! Сражающийся за честь школы до крови. Это её слабость! Окутывающая облаком пленительных небесно-голубых глаз. Это её нежность! На кончиках дрожащих пальцев. Ольга всё глубже и глубже вязла в этой порочной связи, не имея ни малейшей возможности противостоять засасывающему с головой чувству. Каток Ольга обернулась, когда стоявшие рядом школьницы ахнули и устремили свои взгляды за её спину. Кто-то лежал, распластанный на льду, и понимание того, что это Маша, оглушительным сигналом беспокойства заполнило нутро. Она рванула к так и не пошевелившейся девушке, лежащей вниз лицом, и страх липкими лапами начал пробираться вверх по спине. Калинин Витя успел поднять её и усадить на попу. И Ольга облегчённо вздохнула только тогда, когда убедилась, что девушка в относительном порядке. Она так испугалась за ученицу, что выплеск адреналина, теперь бурлящий в крови, чуть не вырвался нравоучением. Она хотела отчитать Машу за столь небрежное катание. Что надо быть аккуратней. Что у неё едва сошли синяки с лица после игры, а сейчас новые травмы. Но, споткнувшись о суровый взгляд девушки, произнесла «тебе нужно в больницу». Ольга и не знала, что Маша может быть такой жёсткой. Её кардинально изменившееся ощетинившееся поведение стало неожиданностью для учительницы. Она могла бы одним своим «Виноградова!» остановить девушку, но не стала этого делать. Не решилась. Что-то было в голубых глазах, холодных и колючих, как сам лёд, такое, что она не посмела давить на неё. И неприятное чувство тревоги заклокотало в груди, когда она провожала взглядом хромую фигуру ученицы. — Блин, по ходу всё-таки у неё сотрясение, — пробормотала Катя, с волнением переглянувшись с Ольгой, и вдогонку крикнула подруге, — погоди, я тебя провожу. Этот день стал переломным, что-то навсегда изменилось в Маше. Она полностью отстранилась, дистанцировалась. Теперь нет той преданно-глядящей девочки с небесными глазами и горящими в смущении щеками. Ещё недавно они были близки настолько, что Ольга вновь чуть не поддалась импульсу прижать Машу к себе и, наконец, поцеловать мягкие губы, находящиеся в плену её ладоней. Тогда на её коленях лежала другая Маша, не та, что сейчас даже не поднимает головы в её сторону, не говоря уж о былом общении с шутками и подколками. Что тебя так поменяло? Неужто это встреча с моей семьей? Ольга долго терзалась вопросами, но так и не нашла ничего лучшего, чем не трогать девушку и предоставить ей возможность самой пережить этот период и победить демонов, захвативших её чистую и светлую душу. Увы, улучшений не последовало, и дерзкое бунтарское поведение подростка пускало корни всё глубже, болезненно задевая за живое. Чего только стоит её комментарий «Когда человек боится ответить на вопрос, он называет его некорректным». Выставила Ольгу в не лучшем свете перед всем классом. Да как она посмела? Где уважение? Что за подрывание авторитета учителя? И зачем только Базаева пристала со своим дурацким вопросом? По любви ли я вышла замуж? Какое вообще её сопливое дело? Это совершенно её не касается, и я не обязана сообщать всем вокруг о своей личной жизни и отношениях с мужем! Ольга кипела от ярости как никогда. Ещё никто так не унижал её. Но она-то сама почему промолчала? Почему просто не ответила «Конечно, по любви». Я люблю своего мужа! Ответила бы и избежала неприятных минут, закрыв тему, одним своим тоном дав понять, что подобные вопросы в будущем будут караться летальным исходом, для посмевших задать их. Но нет же, она промолчала. Отчего растерялась, словно поймали, как воришку за руку? Почему начала защищаться? Будто кто-то подвергает сомнению искренность её намерений. Копаться в себе и доставать на свет из тёмных уголков своего естества задетые бестактными школьниками чувства, Ольга не хотела. А может, просто боялась, что вытянутое наружу может пошатнуть её представление о браке или вовсе разрушить созданную годами вполне счастливую жизнь. Новогодняя дискотека. Кабинет литературы Новое потрясение не заставило себя долго ждать. Разговор в кабинете литературы на повышенных тонах, в то время как в актовом зале полным ходом шла новогодняя дискотека. Нет, не то, что Ольга стала свидетелем, как Маша целовалась с Репиным. И не то, что она была пьяна и открыто хамила. Ольгу поразила своя реакция на происходящее. Её удивил и напугал тот спектр чувств, что она испытала в те недолгие десять минут нахождения рядом с девушкой. Шок, гнев, раздражение, замешательство, тревога, сострадание и ярое чувство потребности собрать девчонку в охапку, прижать к себе и никуда не отпускать. Никуда и никогда. Моя! МОЯ! Нет. Нельзя. Ты — взрослая замужняя женщина, у тебя ребёнок, работа, обязательства. А она — юная прекрасная девушка, у которой вся жизнь впереди. Нельзя. НЕЛЬЗЯ! Это не приемлемо! И она уходит в расстроенных чувствах, оставив Ольгу наедине со своим рушащимся миром… — Ты чего тут? — Елена заглянула в открытую дверь. — Уже домой собираешься? Ольга, стоявшая у стола, вцепившись в свою сумку, лишь тяжело вздохнула в ответ. — Я что, умерла?! Почему меня никто не замечает? — вошла подруга в кабинет. — Виноградова проигнорировала, пролетев мимо. Ты вот молчишь. Что за дела? — Лен, не сейчас, — отвернувшись от подруги к окну и зажав щиплющий изнутри нос, выдавила Ольга. — О-о-о, так это она от тебя так неслась? — Елена медленно закивала своим мыслям, все кусочки пазла сложились, — я так и знала! Ещё тогда, в клубе, по твоим горящим глазам поняла, но отбросила эту мысль. Ну, мать, тебя занесло. И как давно это…? — Лен, перестань! — сжав чувства в кулак, нервно проговорила Ольга, накидывая пальто на плечи. — Ничего нет и быть не может. — Ты права — быть не может. Но что ничего нет, не говори, — она схватила за руку подругу и аккуратно придержала, видя, как ту трясёт, — Оль, я не собираюсь тебя допытывать, но вижу, что тебе не стоит сейчас оставаться наедине с собой. И я это говорю не как психолог, а как подруга. Если не хочешь это обсуждать, просто успокойся. Я побуду с тобой. Елена проговорила это, держа её за плечи и глядя в безжизненное лицо, а потом резко обняла и прижала к себе. Ольга некоторое время, словно скала, неподвижно ожидала прекращения объятий, однако постепенно расслабилась и сомкнула руки на талии подруги. — Я так устала… — прошептала она, — такой раздрай внутри. Подруга лишь кивнула, не комментируя и давая ей выговориться. — Какого со мной происходит? Меня всё сильней затягивает. Она словно забралась в мою голову и полностью владеет моими эмоциями. Я нестерпимо жду конца года, когда она, наконец, выпустится, покинет школу, и мне не придётся каждый раз, видя её, бороться с собой. Я с ужасом жду конца года, когда она выпустится, навсегда покинет школу, и я больше не увижу её. — Как не крути — жопа, — обречённо произнесла Елена. Ольга горько усмехнулась: — Мда, психолог из тебя так себе… Подруга, тихонько смеясь, обдумывала, стоит ли устраивать сеанс психотерапии? Ольга была куда мудрее её самой, а сочувствовать, осуждать или наставлять на путь истинный она не хотела, так как истина для каждого своя. Только сам человек может принять единственное правильное решение, потому что никто лучше него не знает свою жизнь и переживаемые чувства. Нужно дать человеку самому прийти к верному выводу. И пока дело не касается криминала, Елена решила не вмешиваться. — А она что? — спросила психолог, так и стоя в обнимку с подругой, положив друг дружке подбородки на плечи. — Она? Хм… то смотрит щенячьими глазками и смущается, то грубит и выводит меня из себя своими выходками, как сейчас. — Она понимает? — Помнишь её стихотворение на конкурсе? — Смутно, — напрягая память, задумчиво нахмурилась Елена. — Что-то о неразделённой любви? Ольга молча кивнула, тяжело вздохнув. — Так это она о тебе писала? — несколько опешив, но продолжая стоять, не видя лица подруги, спросила Елена. — Боюсь, что да. Точнее, я уверена, что да. — Вау… Значит, взаимно, — только и протянула психолог, — больше она никак не проявляла свои чувства? — Если ты про слова или действия, то нет. Но мне достаточно и взгляда, чтобы понять, что с ней творится. Ну, это я так думаю. Могу ошибаться. — А сейчас что случилось? — Репин случился, — вздохнула Ольга. — Репин и Виноградова…? — уточнила она. — Я как увидела, так меня словно переклинило. Меня это задело. Я так взбесилась. Наорала на обоих. Хотя… это не моё дело. Можно было просто выгнать из школы. Но я отчитала её. — Ну, тебя можно понять: Репин не лучшая партия для девушки. — Ох уж эти психологи… — покачала головой Ольга. — А что ты хочешь, чтобы я сказала? Что первые влюблённости детей в своих учителей — это нормально. С этим сталкиваются многие педагоги. Но в твоём случае — это вовсе не нормально! А даже уголовно! Что ты, мать, дура, что не пресекла сразу! Что пора взять себя в руки. Свести к минимуму общение. Перестать поощрять и выделять среди других учеников. Прекратить дарить свои нежные взгляды и полные теплоты улыбки. Боюсь, не я одна их замечаю… Так лучше? — Отрезвляюще. Елена молчала, а потом хмыкнула и спросила: — Когда это началось? — Не знаю. Как-то постепенно на протяжении всех лет, наверно. — Понятно, что симпатия была изначально. Она солнечный, позитивный ребенок. Подчёркиваю! Ребенок! Но когда ты поняла, что здесь что-то иное? Был такой момент? — Был. — Расскажешь? — после затянувшийся тишины, заполнившей класс, аккуратно спросила Елена. Ольга закусила губы, никак не решаясь начать. — Помнишь, как мы два года назад ездили в Питер с девятыми «А» и «В»? Как-то я застукала мальчиков и девочек за игрой в бутылочку. Запрет вряд ли бы помог. И я вместо того, чтобы оставить их, решила проконтролировать. В итоге мне пришлось согласиться с ними сыграть. Я подумала, что можно наладить доверительные отношения с подростками и ничего страшного не будет, если я с ними поиграю в шуточную игру, надеясь отсидеться. Но выбор пал на меня и на неё. И я её поцеловала. При всех. В губы. Меня будто чёрт дернул. Я и подумать не могла, что будет такой эффект. Кажется, она была в шоке. — Кажется, я тоже. Я хочу это расслышать и забыть, — с широко раскрытыми глазами проговорила подруга. — Ты не можешь так говорить! Ты должна выслушать меня и подбодрить или что там делают психологи? — возмутилась Ольга, хлопая подругу по выпуклой точке. — Так всё-таки я здесь как подруга или как психолог? — Совмести. После этого я начала замечать, что стала часто о ней думать, учитывая, что я постоянно ловила на себе её взгляды. — Теперь всё складывается. — Что? Елена отодвинулась от Ольги и взглянула прямо в глаза, устанавливая контакт. — Значит так, следи за мыслью. Ты дала повод. Девчонка влюбилась. Ты вышла замуж. Ушла в декрет. Родила ребёнка. В общем, жила обычной жизнью взрослого человека. А она? Страдала. Что она может сделать? Куда она, маленькая девочка, против системы и против устоев? А я гадала, с чем это связано? В прошлом году, когда тебя не было, Машка скатилась по учёбе, ловили за курением, в потасовке между классами участвовала, даже в участке побывала, хотели родителей в школу на педсовет вызывать, но я вызвалась с ней поговорить. Не скажу, что это помогло, но всё же ажиотаж по поводу её поведения и успеваемости сошёл на «нет». И когда она, наверняка, уже смирилась и отпустила — вернулась ты. Вновь вселяя веру в несбыточные надежды всем своим видом якобы строгой училки, дразнящей перед носом конфеткой, которую никогда не дашь. Этакая собака на сене, сама не можешь быть с ней и запрещаешь другим. Рвешь её изнутри. Ольга ахнула и, схватив подругу за плечи, смотрела на неё глазами, полными паники. — О, Боже! Я ужасный человек! Я ломаю ей жизнь! Бедная девочка. Я и не задумывалась, насколько сложно приходится ей. Какая же я эгоистка! — Теперь ты можешь сравнить свои переживания и предположить, что испытывает она. И перестанешь усугублять ситуацию. В подростковом возрасте нервная система неустойчива, детский максимализм… Они думают, что уже взрослые и что всё знают и понимают, но они дети. Она ребёнок. — Чёрт, мне стало ещё хуже. Это всё враки, что после общения с психологом бывает легче. Мне хочется лечь и умереть. — Не стоит шутить на эту тему. Вот именно из-за таких мыслей я и хочу поговорить с Машей. Если они у тебя проскакивают, то, что творится у неё в голове? — Конечно, — участливо закивала Ольга, взволновано прижимая пальцы к губам. — До разговора с тобой я и не представляла, что это может быть настолько серьёзно. Спасибо, — крепко обняла она подругу, — обязательно с ней поговори. — Не переживай, всё будет хорошо. Ты поняла проблему и теперь знаешь, как тебе поступать, — уверенным тоном говорила Елена, успокаивающе поглаживая подругу по спине, и, напоследок хмыкнув, добавила, — а знаешь, хоть один да плюс есть во всей этой ситуации. Как ты вернулась, насколько я знаю, проблем с учёбой у Маши нет. Так что ты благоприятно на неё влияешь. Продержись полгода. Две женщины стояли у доски посередине класса, сохраняя дружеское объятие поддержки. — Хочешь чая горячего? — спустя минуту ласково спросила Елена. — Нет… — С конфетами… — Хм-м… — протянула Ольга, равнодушно сообщив, — у меня восемь коробок лежит. — А мне ребята Рафаэлло подарили, — мечтательно увлекала подруга. — М-м… мои любимые… — Так закатим чаепитие? Если уж Рафаэлло не поднимет тебе настроение, тогда я бессильна, — шутя, заявила психолог. — Давай, иди за конфетами, — сдалась Ольга, разрывая объятия, — я чайник поставлю. Мисс Весна Ольга шагала по рядам супермаркета с полной корзиной продуктов, подходя к кассам, и, услышав знакомые голоса, тихо пристроилась в очередь рядом с ученицами, не оповещая о своём присутствии. — Мы последний год в школе и вновь уступать «Б» классу? — энергично рассуждала Катя Лисчук, стараясь привлечь Машу, стоявшую спиной к учительнице, к разговору. — Так дело не пойдёт! — С луком или сыром? — спросила Маша, пытаясь сделать тяжёлый выбор между вкусами чипсов и успеть затариться у финишной к кассе стойке. — По-любому, опять эти моромойки, с сыром, выдвинут свои кандидатуры. Это нельзя оставлять на самотёк, — продолжала причитать о своём Лисчук, не забывая отвечать на вопросы подруги. — Моромойки? Ты о тяв-мяв? — разглядывая витрину, уточнила Виноградова, потряхивая и прислушиваясь к шоколадному яйцу. — Киндер будешь? — Нам нужен нормальный представитель! Там давно не попадаются интересные фигурки, галимый Китай, лучше Твикс взять, — взяв со стойки шоколад и положив его на ленту, Катя развернулась к Маше, заметив за её спиной ухмыляющуюся учительницу. — Ты согласна с этим? Катя с Ольгой Николаевной молчаливо кивнули друг другу в приветствии. — Твикс, так Твикс, — пожала плечами ничего не замечающая Маша. — Маруся! Я о конкурсе! Я не хочу, чтобы Рыкова и Базаева были лицом нашего класса. Но Маруся, будто и не слыша распаляющуюся подругу, выгребла горсть мелочи из кармана рюкзака и принялась считать монетки. — Тебе что, всё равно? — Чем они тебя не устраивают? Они могут вполне достойно выступить, — продолжать игнорировать эксцентричную подругу было опасно, и Маша, протяжно выдохнув, вынуждено вступила в беседу. — Хотя, я очень сомневаюсь, что в таком состоянии Базаева захочет участвовать. — Нам нужен хороший кандидат! Да оторвись ты от вкусняшек! — вспылила Катя, глядя на подругу, изучающую разнообразие вкусов жвачек. — И что ты предлагаешь? — начиная раздражаться, Маша уставилась на подругу, которая была рада, что, наконец, заполучила внимание. Та расплылась в улыбке и промурлыкала: — Чтобы ты поучаствовала. — Ага, щас, — усмехнулась Виноградова. Ольга с интересом слушала препирания подруг и ждала, к чему же приведёт их разговор. Неумолимо приближающаяся к кассиру очередь немного огорчала, ведь видеть естественное поведение Маши, не скованное смущением, как обычно бывает при ней, было крайне любопытно. — А чё это ты не хочешь участвовать в конкурсе «Мисс Весна»? — удивлённо проговорила Катя, словно та отказывалась от суперприза. — Там и без меня будет куча звёзд и вёсен. Если так волнуешься о чести класса, вперёд. Я даже плакат в твою поддержку нарисую! «Что за свет-краса-девчина? Это ж наша Катерина!» — патриотичным голосом, будто с советских плакатов проскандировала Маша. — М? Норм? — Не выйдет, меня уже Танюша попросила быть ведущей, так что… — Лисчук сморщила грустную моську. Культорганизатор была молоденькой девушкой, только окончившей театральное техучилище, и Ольга знала, что она нисколько не возражала, когда старшеклассницы обращались к ней фамильярно-ласково. Ольга чуть в открытую не рассмеялась, услышав фразу Кати, брошенную между делом и плохо замаскированную: — Просто я уже тебя записала. А последовавшая далее немая сцена с перестрелкой убийственными взглядами между подругами, заставила прижать кулак к губам. — Что? На фига?! Не хочу я ни в каких конкурсах участвовать! Это что за подстава, Котэ? — Да чего ты закипятила? — невинно хлопая длинными ресницами, вопрошала интриганка. — Да сплошной напряг потому что! Это платье, каблуки, причёска. Ходи потом, как дура по подиуму, пой, пляши, строй из себя леди и умные речи говори. — Во-первых, с нарядом я тебе помогу, причёску сделаю. Во-вторых, могу дать фору и намекнуть о будущих заданиях. — Блин, ну какая я на фиг «Мисс Весна»? Ты взгляни на меня. Тем более, там будет девять участниц, так что мне всё равно ничего не светит. — А в-третьих, — сделав многозначительную паузу и сверкнув глазами, Катерина сообщила, — Ольга Николаевна обещала победительницу освободить от сочинения по Анне Карениной. Бровь Ольги удивлённо взметнулась вверх на такое заявление Лисчук о якобы её обещании. Эта хитрюга знала слабые места подруги, в том числе и тот факт, что сочинения для неё больная тема. Возмущение учительницы такой грубой манипуляцией готово было едко обрушиться на школьницу, но скептический комментарий Маши заставил придержать коней. — Ой, да ладно, заливать. Чтобы Николаевна и освободила? — рассчитываясь за покупки, фыркнула Виноградова. Катя своей богатой мимикой просила Ольгу Николаевну посодействовать в её коварном плане по вербовке Маши в число участниц конкурса. Желание наблюдать девушку на сцене подкупало, а такая уверенность Маши в Ольгиной категоричности и не способности идти на уступки даже задела. И она решительно кивнула в согласии, обменявшись с ученицей заговорщицкими полуулыбками. — А ты сама спроси, — Катя спокойным будничным тоном указала взглядом в сторону учительницы, стоящей за спиной подруги. Маша настороженно обернулась и, заливаясь краской, коротко кивнула, здороваясь. — Марья, ты себя недооцениваешь. Я тоже считаю, что тебе стоит поучаствовать в конкурсе. И да, я действительно освобожу от сочинения. — Вы явно сговорились… — недоверчиво сдвинула брови девушка, зажатая между хитро улыбающейся подругой и не менее хитро улыбающейся учительницей. Было довольно неожиданно оказаться стоящей рядом на сцене со своими ученицами и участвовать с ними наравне в конкурсе «Мисс Весна». Так, видимо, и действует карма. Ольга старалась незаметно для других наблюдать за Машей, находящейся на другом конце сцены. Но и кратких взглядов хватало, чтобы разглядеть милый сердцу образ. Она внимательно следила за каждым движением ученицы, когда той выпало первой представить себя. — Привет, я Марья из Заполярья, — голосом и видом подтвердив приветствие, девушка поёжилась, словно от холода, вызвав трогательную улыбку. И правда: в этом серо-голубом платье она была словно ледяная неприступная скала, обжигающая холодом, будто огнём. Точно белые льды Арктики в лучах солнца, при близком рассмотрении горящие голубым свечением в прозрачной толще, живые, звонкие. Чистое, завораживающее зрелище. В груди что-то замирает и хочется вечно любоваться этой красотой, что сотворила природа. Знала ли она, как точно передала в этих словах свой образ? Хамство Ольга не сразу поняла, что допустила где-то ошибку, а когда спохватилась, то ничего уже поделать не могла. Это как снежный ком, летящий с вершины горы. Он только усиливал бег и увеличивался в размерах, грозя всё большими потерями. И имя этому кому — Трифонов Николай. Первые месяцы она почти его не замечала, молчаливого, угрюмого, занятого своими делами на уроках. Этот незнакомый юноша был одним из тех типов, что просто пережидают время, чтобы скорей получить аттестат и быть свободными. Ольга старалась не тратить свои силы и время на таких школьников, бессмысленная отдача энергии тому, кому она не нужна. Зачем? Если есть полный класс ребят, готовых и жаждущих учиться и развиваться. Примерно в таком формате лёгкого игнорирования и проходило большинство занятий, если, конечно, Трифонов вообще появлялся на уроках. Ольга отрешённо ставила «Н» в журнале, не считая своей заботой отслеживать и отчитывать его за прогулы. Для этого есть классный руководитель и родители. Если до Нового года тревожные звоночки она снисходительно пропускала мимо, то всё, что началось после, игнорировать было уже невозможно. Хамские, уголовные манеры, тыканье учителю, мат, непристойные предложения. Ольга впервые столкнулась с такой непреодолимой проблемой. Все свои знания и навыки общения с трудными подростками она исчерпала. Ей не хватало ни профессионального опыта, ни стойкости духа, чтобы противостоять нападкам хама и пресечь непозволительное поведение. Обращение к директору не дало никакого результата. Её довод был непоколебим: Трифонову необходимо оставшиеся часы находиться на уроках, иначе из-за большого количества прогулов он не сможет окончить одиннадцатый класс и останется на второй год, чего допускать совершенно нельзя. Что так тревожило и пугало директора, Ольга уточнять не стала, то ли на неё оказывали давление, то ли не хотела портить показатели школы, неизвестно, но и посодействовать она не захотела, отмахнувшись стандартной фразой «Вы же педагог! Найдите подход к ребенку!». Ребёнок?! Это без пяти минут совершеннолетний жлоб и хулиган. Такому любые твои педагогические подходы — только лишний повод усугубить ситуацию. Пиковый момент пришёлся на март месяц, когда, как назло, подруга Елена, дипломированный специалист по психологии, вторую неделю пропадала на курсах по повышению квалификации. И это была не та тема разговора, что можно было обсудить в коротких телефонных звонках. По отзывам других учителей Трифонов вёл себя отвратительно на многих уроках, однако не до такой степени, как «повезло» Ольге. Можно ли было это списать на молодость и привлекательность учительницы? Не важно. Факт оставался фактом. Продолжать терпеть издевательства, кипя от злости и покрываясь мурашками страха, сдерживать подкатывающиеся слёзы — не выход. Ольге нужно было решать эту проблему и как можно быстрей. Но забивать свои мысли негативом и портить себе этим настроение в праздничный день не хотелось. В день рождения мужа собралась большая компания друзей, и шумное застолье помогло забыть о предстоящих буднях. Приготовление к чаепитию с большим тортом прервал телефонный звонок. — Оль, — муж подошёл сзади к нарезающей кремовый торт жене и чмокнул в плечико, — тебе звонят. Ольга вручила ему нож и взяла протянутый телефон. На экране высветилось «Виноградова Маша». Несколько растерявшись от неожиданного звонка школьницы, она прошла в спальню, подальше от шума и смеха, и, прикрыв за собой дверь, приняла вызов. — Да? В ответ тишина. Ольга взглянула на экран, звонок не сорвался, однако ж, никто не отвечал. — Маша? — насторожённо спросила она. — Да. И вновь тишина. — Что-то случилось? — не на шутку разволновалась Ольга. — Нет, — опять однозначно, едва слышно ответила Маша. Сидя на краю кровати в полутьме, рассеиваемой ночником, Ольга поняла, что школьница позвонила не для разговоров, а просто хотела помолчать, услышать её дыхание на том конце трубки. Этот далёкий момент единения связывал их тишиной, и он был самым интимным мгновением близости, которое случалось в жизни учительницы. Спустя пару минут, запустив свет из коридора в спальню, вопросительно заглянул муж. Ольга кивнула в ответ, махнув рукой, мол, «всё хорошо, я скоро». Она представляла себе, как выглядит задумчивая ученица, держащая трубку у гладкой щеки, в чём она одета и где находится. О чём она думает, молча общаясь с ней. — Ольга Николаевна, — вдруг раздалось в тишине. — Да, Маша, — стряхнув мягкую пелену, ласково ответила она. — Спасибо. Ольга лишь кивнула в ответ, забывая, что собеседник не может её видеть. Она ещё некоторое время сидела и глядела на светящийся экран после послышавшихся гудков. Почему её не насторожил этот странный звонок? Она должна была догадаться, что это не случайный диалог: это был способ принятия важного решения, на который Ольга могла повлиять, будь она более чуткой и не зациклившейся на себе эгоисткой. А теперь, стоя посреди класса на негнущихся ногах, она была не в силах пошевелиться под леденящим душу, беспощадным, подёрнутым поволокой безумства взглядом юной девушки, держащей ствол пистолета, направленный на побледневшего от ужаса хама. Никогда в жизни Ольга так сильно не боялась. До дрожи в поджилках. До мокрых ладоней. До оглушающего сердцебиения. Моля об одном. Боже, прошу, не дай случиться непоправимому. Милая моя девочка, не делай этого! Не ради него, ради себя. Не губи свою жизнь из-за этого подонка! Но девушка говорила жёстко, чеканя каждое слово, чтобы их значение доходило до напуганного мозга не только караемого, но и до остальных ребят и даже до самой Ольги, не помешавшей, позволившей плодиться черни в священном храме науки и познания. Она слишком долго медлила, отчего пришлось вмешаться девчонке, с её обострённым чувством справедливости. Это Ольга виновата, во всём происходящем виновата только Ольга. Учительница, неспособная разорвать опасную связь с ученицей. Учительница, не справившаяся с бунтующим хулиганом. И теперь две эти крайности столкнулись в маленьком пространстве её кабинета, и она ничего не может с этим поделать. Лишь сторонний наблюдатель, с парализующим страхом следящий за разворачивающейся картиной. Только бы она не навредила себе — стучало болезненно в висках. Волна отупляющей паники схлынула, только когда опустел кабинет, и ссутулившаяся фигурка склонилась над партой с разобранным на части оружием. Не сдерживая всеобъемлющего чувства разрываемого в тоске и нежности сердца, Ольга крепко обняла эту смелую и глупую девчонку, отстоявшую честь и достоинство своего учителя. Благородное дело сделано, а впереди ожидали последствия, и они были куда страшнее. И сцена уводимой суровыми военными девушки, с такой болью бросившей последние слова, будто прощалась навсегда, глубокой раной зияла в груди женщины, допустившей крушение юной жизни дорогого ей человека. И робкое «я знаю» в ответ на признание потонуло в топоте прежде, чем девушка смогла его услышать. — Как вы себя чувствуете, — голос глухо, словно из-под воды, звучал где-то рядом. — Вам нужен врач? — Нет, я в порядке, — покачала головой Ольга, продолжая гипнотизировать дверной проём, в котором исчезла Маша, — куда её повезли? Мне нужно туда. — Подождите, — успокаивающим голосом проговорил спецназовец, придержав засуетившуюся женщину, — как вас зовут? — Меня? — переспросила она, сбиваясь с несущейся в голове мысли, — Ольга. Ольга Николаевна. — Послушайте меня, Ольга Николаевна. Вам сейчас нужно успокоиться. Понять, что вам и детям ничего не угрожает, — говорил он медленно и внятно, будто объясняя несмышленому ребёнку. — Я понимаю, что другим детям не угрожает, но этой девочке, которую увели, нужна поддержка. — У вас шок. Присядьте, — начал он обращаться с женщиной, как с душевнобольной. — Скоро прибудут психологи, они помогут пережить стресс. — Я же сказала — я в порядке. И психолог мне не нужен, — закипая, нервно проговорила Ольга, сверля мужчину глазами. — Я понял, — кивнул он, — вы хотите знать, что будет с той девушкой. — Конечно, я хочу знать! — Вас всё равно сейчас к ней никто не пустит. Если вы хотите помочь следствию во всём разобраться, лучше расскажите нам о произошедшем. Нам нужна полная картина. Ольга смотрела на спецназовца в тёмно-серой форме и в лёгкой шапочке на голове, понимая, что он прав. Тяжело вздохнув, она кивнула и устало плюхнулась на стул. — Не комплект. Одного патрона не хватает, — сообщил один из группы захвата, изучающий оружие. — Он там, — сказала Ольга, указав на верхнюю часть стены. В мерном ряде портретов Великих русских писателей, висящих над школьной доской, одна рамка была покосившейся, а её остекление осколками разбросало по полу. В портрете хмурого бородатого Льва Николаевича красовалась сантиметровая дырка как раз по центру лба. Спецназовец присвистнул: — Метко! Видимо, кто-то очень не любит творчество Толстого… — Это точно, — Ольга горько усмехнулась, вспоминая негодование Маши при ознакомлении со списком литературы, который нужно было прочесть в летние каникулы после девятого класса. «Война и мир? Четыре тома! Что за несправедливость?! Товарищ долгие годы со скуки развлекал себя писаниной, а нам теперь убиваться все каникулы изучением сия творения?» И Ольга тогда сжалилась над школьниками, впервые дав согласие на ознакомление с киноверсией романа. Казалось, это было так давно. Тогда было всё так понятно и размеренно, а теперь… — Оленька, бог мой! — завуч подскочила к вышедшей в сопровождении людей в форме Ольге. — Какой кошмар! Это надо же! У нас в школе! Как вы, милая моя? — Алевтина Анатольевна, — молодая женщина, зябко поёжившись от мартовского ненастья, кивнула в ответ. Разговаривать не было ни сил, ни желания. На улице толпилась целая орава зевак из учеников, сотрудников школы и простых прохожих. Тут же, уже снимали репортажи примчавшиеся журналисты, пытавшиеся вытянуть хоть пару слов у служителей закона. Завуч, подхватила Ольгу за руку, приобняв, и отвела в сторону. — Я когда услышала шум хлопка и бьющегося стекла, подумала, что опять кто-то из проказников разбил окно. На этаже было тихо, но решила заглянуть в ваш кабинет. Я чуть дара речи не лишилась, увидев Виноградову с пистолетом! — прижав ладонь ко рту, широко раскрыв густо накрашенные глаза, делилась своими эмоциями женщина предпенсионного возраста. — Я сразу позвонила в полицию, а потом быстро прошлась по классам, и мы с учителями тихо вывели детей из школы. Ой, я до сих пор дрожу! Не представляю, что пережили вы… А когда приехали все эти вооружённые до зубов люди, я испугалась ещё сильнее. Начнись перестрелка, это ж как в страшном кино будет! Но благо, дети почти сразу выбежали. Но мы так волновались за вас! Поначалу мы подумали, что она держит вас в заложниках. Пока расспрашивали детей, что случилось, группа захвата выясняла, кто и как из вас выглядит. И когда я краем уха услышала в переговорах, что цель у снайперов в зоне поражения, я думала, свалюсь в сердечном приступе. Дети убеждали, что вам она не угрожала, что Виноградова ничего вам не сделает. Ой… в общем, они увидели, что вы вдвоём у окна стоите, и я счастлива, что всё закончилось. Эти двадцать минут были самыми чудовищными в моей жизни. Ольга стояла и отрешённо слушала возбуждённый пересказ завуча и понимала, что совершенно ничего не чувствует, только смертельную усталость. — Леночка! Леночка! — вдруг закричала Алевтина Анатольевна, махая куда-то в сторону. — Оленька, Лена приехала. Поговори с ней, тебе будет легче. А то на тебе же лица нет, дорогая моя. Завуч, как хрустальную вазу, осторожно передала безжизненного вида Ольгу в руки подруги-психолога, которая сама растерянно и встревоженно глядела по сторонам, до конца не понимая, что же здесь всё-таки произошло. Следствие Елена влетела в кабинет Ольги и, убедившись, что та одна, с силой захлопнула дверь. Её плохо сдерживаемые злость и возмущение, едва ли не рычанием вырывались из плотно зажатых губ: — Нам нужно поговорить! Ольга впервые видела подругу такой. Прошла неделя после вооружённого возмездия, и бесконечные разговоры очевидцев и сотрудников школы со следователем коснулись и её. Ольга растерялась такому состоянию психолога и не знала, то ли остаться сидеть, то ли подняться на ноги и быть наравне с возбуждённой женщиной. — Говори, — преувеличенно спокойным тоном сказала она, встав из-за стола. Елена глубоко вздохнула, усмиряя клокочущий нрав. — Почему меня следователь спрашивает о твоих интимных отношениях с ученицей? — Что?! — изумилась Ольга. — Он знает, что мы хорошие подруги и что я, как школьный психолог, неоднократно общалась с Машей на личные темы. Поэтому он целый час допытывался, насколько вы близки. Оля, я слышала несколько версий произошедшего из разных уст, и уже многие допускают такую мысль, что между вами… Чёрт! Мы же с тобой это обсуждали! Она же ученица! Бог мой! Ты хочешь, чтобы тебя засадили за растление? — О чём ты говоришь?! Что за бред? — Я говорю о том, что ты перешла черту. А это грозит тюрьмой! Ольга обессилено опустилась обратно на стул, в непонимании мотая головой. — Они ошибаются. Между нами взаимоотношения сугубо учитель — ученик. — Учитель — ученик? Где учитель целует в губы? — Это было лишь раз и то в игре! — вспылила Ольга, пожалев, что открылась подруге. — То есть, хочешь сказать, что она пошла на такой радикальный шаг, только лишь преисполненная глубоким чувством уважения? Они знают и об этом, как ты считаешь шуточном, поцелуе, и о постоянных дополнительных уроках наедине, и о любовном стихотворении, и о ночёвке в палатке вдвоём. Понимаешь? Только идиот не сделает очевидного вывода. — Значит, следствие предполагает, что мы с ней состоим в интимных отношениях, что я совратила школьницу… — бормотала ошарашенная женщина, осознавая, что это крах всей её жизни. — Но это ведь не так? — с надеждой произнесла Лена, желая услышать подтверждение. — Это какое-то безумие, — пропустив вопрос мимо ушей, Ольга накрыла лицо руками, пытаясь совладать с паническими мыслями. — Это не безумие. Это реальная угроза. Следствие может тебя обвинить. Я не хочу сомневаться в тебе, но, пойми, пока всё указывает на обратное. — Ещё одной проблемой больше, — обречённо вздохнув, Ольга облокотилась о стол, упёршись лбом о раскрытую ладонь. Нервный истеричный смех начал подниматься из воющих глубин, — одна за решеткой за вооружённое нападение, другая — за растление! Во парочка! Она хохотала безумным смехом на грани срыва, и слёзы катились по её щекам: — Хэппи энд по-русски! — Чёрт… — протянула Лена, наблюдая за истерикой подруги и злясь на себя, что сгоряча засомневалась в Ольге, поверив в правдивость обвинений. Она подошла сзади и сжала в крепком объятии трясущуюся то ли в смехе, то ли в рыдании подругу. — Мы разберёмся. Всё разрешится. Ты справишься. Я буду с тобой. Тёплые руки и слова поддержки помогли Ольге успокоиться, но после выхода эмоций она ощущала только опустошение. — Я сказала, что девчонка была в тебя влюблена, а ты, как благородная и отзывчивая женщина, посоветовавшись со мной, со школьным психологом, старалась уважительно относиться к чувству школьницы, не оскорбляя и не травмируя детскую психику, одновременно с тем — держась на расстоянии, чтобы не провоцировать. Ольга ахнула, уперев сердитый взгляд на сидящую напротив подругу. — Во-первых, — поторопилась пояснить Елена, — отрицать глупо, доказательства на лицо. Во-вторых, это выставляет тебя в лучшем свете. В-третьих, я ничего не выдумала. Ведь всё так и есть? Ольга стиснула зубы, сдерживая кричащее нутро, хоть она и понимала, что такая характеристика со стороны школьного психолога для следствия будет выглядеть убедительно, и, вероятно, они перестанут копать в этом направлении, что для Ольги неоспоримый плюс. Но почему тогда внутри рвёт чувство предательства и презрения к себе за то, что заставляет эту девчонку в одиночку проходить через унизительные обвинения. Если она сейчас ощущает себя, будто сверху вылили ушат дерьма, то, что тогда чувствует её Машка, запертая в тёмной, холодной камере, вынужденная оправдываться перед полчищем дознавателей? Елена с болью наблюдала за поникшей подругой — такой изломанной и с такой душераздирающей апатией в глазах, что, кажется, ещё немного, и она не справится с обрушившейся на неё действительностью. — Оль, всё будет нормально. Ты должна держаться! Она не для того жертвовала собой, чтобы ты падала духом. — Это всё из-за меня… Она это сделала, потому что я плохой педагог, потому что не смогла противостоять этому ублюдку. А он… Ты знала? Она говорила, что он вымогает деньги у детей, наркотики распространяет, избивает… — Ольга с ужасом подняла глаза на подругу, будто только сейчас до неё дошли сказанные тогда Машей слова, — Лен… она сказала про изнасилование… А что если он её… Если он… Лена схватила лежащие на столе дрожащие ладони Ольги в свои руки и крепко сжала их. — Тише. Тише, — зашептала она, опасаясь, что подруга вновь сорвётся в истерику. — Может, она оттого замкнулась в себе? Боже мой! Я сдуру подумала, что это последствие встречи с моей семьёй… Какая я идиотка! Ей нужна была помощь, а я отвернулась от неё, считая, что она должна сама справиться со своими чувствами. — Подожди. Подожди. Не накручивай! Она говорила про себя или в общем? — Что? — нахмуренно спросила Ольга, будто назойливый голос Лены, бесцеремонно ворвался в её мыслительный процесс. — Ты уверена, что она говорила о себе? — Не знаю. Но похоже на то. — Если знала Маша, значит, знает и Катя. Я выясню, о ком она говорила. А ты сейчас перестань надумывать. Лучше подумай, чем ты можешь помочь своей драгоценной ученице. — Да, ты права. Раскисать нельзя. — Вот, так-то лучше, — с облегчением вздохнула Елена, с полуулыбкой поддержки глядя в дружеские глаза. — Ты, конечно, извини, но для меня жутко интересен этот вопрос. С профессиональной точки зрения. Ольга приподняла бровь в ожидании, что же так волнует её подругу. — У тебя к ней влечение? — аккуратно произнесла Лена, несмело выдерживая ответный взгляд. — Влечение? Да я люблю её! — выпалила Ольга настолько бурно, что сомневаться в её словах не приходилось. — Всей своей душой люблю! Я понимаю все возможные последствия своих чувств! О чём грозила ты недавно. Но как бы я себя не ломала, и как бы плохо мне не было, я никогда не наврежу ей. Так что перестань даже мысленно обвинять меня в том, чего я и так не допущу. Лена в ответ раскрыла ладони, давая понять, что этого не повторится. — Любишь так же, как и мужа? — она вновь задала вопрос после недолгого молчания. — Нет, — уверенно покачав головой, тихо проговорила Ольга. — Это совсем иначе. — Иначе? Насколько иначе? — Ну… это как упасть с велосипеда, разодрав колено, против того, как тебя сшибает на полном ходу фура. — Ого! То есть, в первом случае ты самостоятельно управляешь ситуацией, порой допуская ошибки и раня себя. А во втором случае просто не повезло оказаться не в том месте и не в то время, и тебя без шансов на спасение разметало на куски? — Примерно так, — усмехнулась Ольга озвученной подругой расшифровке. — Искренне сочувствую, — сердобольно покачала головой психолог. Вестник Бога Воронина Лариса, тихая, скромная ученица всегда нравилась Ольге. Она ответственно относилась к учёбе и определение «сложный подросток» было точно не про неё. Спустя пару дней после возобновления занятий в школе Лариса по окончании уроков застала Ольгу Николаевну одну. — Ольга Николаевна, я могу с вами поговорить? — девушка очень нервничала, мнясь у порога кабинета, — о произошедшем. — Конечно, Лариса, — понимающе кивнула учитель, — только, может, будет лучше с Еленой Владимировной это обсудить? Она как профессионал… — Нет, — выпалила Лариса резче, чем хотела, и уже спокойным голосом добавила, — её там не было. — Хорошо. Проходи, — Ольга приглашающим жестом предложила сесть напротив себя. — Я слушаю тебя. Школьница, накручивающая на палец прядь своих рыжеватых волос, долго не могла начать, а Ольга её не торопила. Она понимала, что побывать свидетелем и участником того, с чем они столкнулись, и выйти без последствий — невозможно. Стресс коснулся каждого. Вот только все по-разному из него выходят, разговор по душам — один из способов. — Моя бабушка была верующей, и дома всегда говорили о Боге, почитали его. В детстве она постоянно рассказывала мне о сотворении мира, о людском благословении, о грехах и покаяниях. Как только я научилась читать, я самостоятельно стала изучать Библию. Мне, правда, это было интересно. Сейчас уже меньше. Если честно, то совсем забросила. Но не в этом суть. Знаете, когда всё это происходило… — Лариса вдруг умолкла, ища в глазах учительницы понимание и поддержку. Ольга отзывчиво кивнула в ответ, внимательно слушая скованную девушку, и та продолжила: — Когда Маша стояла над Трифоновым и говорила… Говорила так, что внутри всё переворачивалось. Она мне напомнила одного библейского персонажа. Архангела Гавриила. Он вестник Бога, доносит до людей волю Божью. А также является ангелом смерти, посланником «верховного суда» за праведниками, — неловко усмехнувшись, будто боясь, что её воспримут неадекватно, Лариса сглотнула. — И когда Маша своей речью всколыхнула сердца одноклассников, а потом грозила наказать грешника смертью, но, процитировав Библию, дала ему шанс на искупление, тогда я уверовала. Уверовала, что действительно в этот момент в её воплощении перед нами стоял Архангел Гавриил. Ольга молчала, пытаясь осмыслить слова школьницы, открывшей ей свои сокровенные мысли. — Вы, наверно, думаете, что я сбрендила? Но я и вправду считаю, что Господь передал нам послание. — Нет, Лариса, не думаю, — едва заметно улыбнулась учительница, пребывая в недоумении от услышанной интерпретации событий. Она успокаивающим жестом погладила взволнованную девушку по руке. — Всё возможно… — Мне почему-то показалось важным рассказать вам это, — расслабляясь от мягкого прикосновения, произнесла Лариса, заметив, как сильно переживает за Машу учительница. — Спасибо, — вновь тихая улыбка коснулась губ Ольги Николаевны. — Раз Господь помнит и беспокоится о нас, то и нам нужно помочь нашему ангелу. — Скажите, что нужно делать? Я готова, — беспрекословно закивала девушка. — Маша говорила о распространении наркотиков, вымогательствах, избиениях и даже изнасиловании, — стоило проговорить это, как по телу Ольги пробежалась неприятная липкая волна ужаса. — Ты не знаешь, о ком она говорила? Об изнасиловании? — Нет, — замотала головой Лариса. — Я тоже удивилась. — В общем. Нужно помочь ребятам пересилить свой страх и озвучить полиции весь криминал, совершённый с ними. Не может быть, что не найдутся те, кто захочет наказать преступника. Справишься? Поговоришь с учениками? — Да. Думаю, получится. В классе многие высказываются негативно о Трифонове. А там, глядишь, вся школа подтянется, — согласилась школьница. Министерство образования Миниатюрная женщина средних лет аккуратно приоткрыла тяжёлую дверь и заглянула внутрь большого кабинета. — Валерий Игнатьевич, — извиняющимся голоском отвлекала она от работы седовласого мужчину, сосредоточенно делающего пометки в документах. — Да? — оторвал он глаза от стопки бумаг и поверх очков взглянул на секретаря. Она прикрыла за собой дверь и зажато, стараясь подобрать слова, неловко произнесла: — Там опять эта женщина пришла, — и на вопросительный взгляд министра добавила, — учительница из той школы… Он понятливо кивнул, недовольно вздыхая. — Я уж ей и так и этак, что, мол, вы заняты, у вас совещания, планёрки, выезды. Но она говорит «подожду» и который день приходит и сидит в приёмной. Я уже не знаю, что делать, — каясь перед начальником, секретарь в беспомощности развела руки. — Ладно, — уныло протянул министр, вынужденный всё же принять настойчивую учительницу. — Пригласи её. Он долго избегал этой встречи. Вооружённое нападение в школе доставило массу проблем, пришлось побегать и поклониться в ноги не одному вышестоящему начальнику. Экстренный вызов в Москву, где состоялся неприятный разговор, сократил существенное количество нервных клеток. Благо, обошлось без жертв, иначе полетели бы шапки, и он бы наверняка не удержался на своём тёпленьком месте. Молодая и привлекательная, но бледная и уставшая женщина с тёмными синяками под глазами тихо вошла в кабинет и поспешно заговорила: — Большое спасибо, Валерий Игнатьевич, что нашли время меня принять, — почтительно склоняя голову, она не отрывала своих зелёных глаз от мужчины, сидящего за большим столом в глубоком кресле. Справа от него стоял флаг — российский триколор, а над головой висел портрет президента. Ольга поёжилась под спокойным и величественным взором мужчины с портрета. — Здравствуйте, — безэмоционально прозвучал голос мужчины, — присаживайтесь. — Да, здравствуйте, — опомнилась она, что так и не поприветствовала принявшего её министра образования, и торопливо села на один из десятков стульев, стоящих вокруг продолговатого стола. — Слушаю вас, — сухо бросил он, снимая с носа очки. — Валерий Игнатьевич, я пришла просить за исключённую из школы ученицу. Виноградову Марию. Министр поморщился от прозвучавшего имени, но не прервал женщину, хотя ему совершенно не хотелось снова вникать в это дело, баламутить только недавно осевший осадок проблем. — Просьба восстановить её… Министр не дал договорить и, вспылив, упёрся серыми бесцветными глазами в напряжённую фигуру учительницы, которая слишком сильно сжимала папку в своих руках: — Вы хотите подвергнуть опасности детей? Вам одного случая мало? Ждёте, когда она принесёт в школу бомбу и тогда жертв не миновать?! — Нет, нет! Что вы? Такого не случится. То, что произошло, было большой ошибкой. Она хорошая девочка, училась на четыре и пять, неоднократно выступала на соревнованиях и олимпиадах за школу, участвовала в спектаклях и концертах. Её характеризуют только с положительной стороны, вот, у меня здесь целая стопка личных характеристик Виноградовой. И петиция с двумястами подписями учеников и учителей в её поддержку, — Ольга, сбиваясь от переполняющих эмоций вынужденной защиты, дрожащими пальцами подвинула ближе к министру синюю папку с исписанными листами внутри. — Вы разве не понимаете, чем может грозить её появление в школе? — даже не взглянув на папку с документами, гнул свою линию утомлённый от всяческого рода просьб министр. — Она преступница, принёсшая в учебное заведение оружие, угрожавшая своим одноклассникам и, насколько знаю, вам тоже. Я слышал ту аудиозапись с её пылкой речью и видел, какой ажиотаж в социальных сетях это произвело. Дети сделали из этого культ! Они воспринимают это не как страшный проступок, а как призыв к действию. Давай, возьмём вилы и пойдём вершить правосудие! Вы представляете, к каким бедам это может привести? — Суд вынес оправдательный приговор. Она уже поплатилась за то, что сделала. И с её помощью удалось в школе прикрыть распространение наркотиков. У следствия больше десятка заявлений от пострадавших, которые бы самостоятельно не решились к открытым действиям. А это уже на десять спасённых детских жизней больше, — не отступала взволнованная женщина, решившая биться до конца. — Валерий Игнатьевич, я лишь прошу дать ей шанс сдать экзамены и получить аттестат. Дать шанс стать хорошим человеком, добропорядочным гражданином своей страны, а не разрушать жизнь оступившемуся подростку. Прошу вас. Мужчина, поджав губы, хмуро мотал головой. Ему всё это не нравилось. Ой, как не нравилось. Хоть волком вой. Он поднял свой умудрённый возрастом взор на молодую женщину, страстно защищающую девочку, словно её собственная жизнь зависит от принятого им решения. И с горечью отметил, что, возможно, на таких людях, как эта хрупкая учительница, и держится наше общество, что пока существуют эти неравнодушные, отчаянно борющиеся за благополучие других, страна будет жить. — Я посмотрю, что можно сделать, — нерушимой надеждой зазвенело в ушах Ольги. Квартира. Настоящее время Глаза уже давно высохли от пролитых слёз. Она сидела на табурете за кухонным столом, укутавшись в большое пушистое полотенце. Мягкие ворсинки нежно укрывали влажное тело, даря обманчивое чувство защищённости. На столе дымилась чашка горячего чая, остывающая с каждой минутой. Была высока вероятность, что она так и останется стоять нетронутой. За окном уже начало светать, тёмное небо окрашивалось в фиолетово-розовые оттенки, рождая новый день. Предрассветная тишина давила грузом предстоящей неизвестности. 22 июня. Сегодня была самая короткая и самая тяжёлая ночь. Ночь, разделившая жизнь Ольги на до и после. Ей предстоит научиться жить по-новому, оставив позади трепет ожидания школьных встреч. Тех дополнительных занятий по каллиграфии, когда одним своим молчаливым присутствием девчонка одаривала радостью умиротворения. Только рядом с ней пропадало постоянно сопровождающее еле заметное ощущение беспокойства, дискомфорта, будто что-то не так или чего-то не хватает. Как? Как избавиться теперь от этого гложущего чувства, глубоко вросшего в душу цепкими корнями, Ольга не знала.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.