Тюрьма

POV Ваня Так продолжается почти неделю. Он приходит каждый раз с новыми следами: засосы, укусы, ожоги от сигарет, порезы или даже глубокие раны, и с неизменно хромающей походкой. Мог бы уже давно попросить прощение и всё закончилось бы. Но гордый, видите ли. Странное понятие гордости, учитывая, что тебя каждый раз унижают и берут силой, при этом уродуя. Но когда увидел эти издевательства сдержаться не смог. Трое подошли к нему в душе, прижимая к стенке и пристраиваясь сзади. Глеб даже не сопротивлялся, понимая, что бесполезно. Смотреть на это не хотелось. Подлетаю, с размаху ударяя по лицу самому здоровому. — Ты че, блять, творишь? — вытирая кровь с лица, спрашивает здоровяк. — Это моя сучка, ясно? — Ты ведь отказался от прав на него, — отозвался второй, не прекращая лапать парня. — Руки убрал быстро, или тоже по ебалу хочешь? Не твоё, блять, дело, отказался или нет. Мой, что, непонятно? — Да ладно, твой так твой. Чего же ссориться? — мужчина разводит руками и отходит в сторону, а затем удаляясь из душевой вовсе. Глеб вытирается неспешно, надевает белье и тянется до формы. Резко перехватываю его руку и тяну на себя, отчего блондин поскальзывается и летит прямо в мои объятия. — А отблагодарить, тебя не учили? Глеб не пытается рыпаться или просто сопротивляться. От чего даже мне перехотелось что-либо делать. — Тебе отсосать или дать выебать себя? — отвечает Глеб. Сказать, что я был в шоке — ничего не сказать. Моя хватка ослабла, а он резко отошел. — Сказать спасибо, блять. — Нет смысла говорить тебе спасибо, — я уже закипаю, а он с непринуждённым видом дальше продолжает испытывать моё терпение. — Не зли меня, сука, — я снова хватаю парня, но теперь уже прижимая. — А мне нечего терять, — хоть голос совершенно ровный и безразличный, чувствуются нотки безысходности. Неужели я его сломал? За одну неделю? — Так, все, ладно, одевайся и пошли в камеру, — отпускаю, замечая на шее и плечах несколько следов от моих пальцев. Но они легко скрываются за кучей чужих укусов и засосов. Зря я так с ним поступил, он, наверное, теперь меня ненавидит. Еще и непонятно, что он мог подхватить, уверен, что трахали с презервативом не многие. Некоторые даже специально так делают, зная, что больны. Почему-то всю неделю я об этом не думал, да и вообще было все равно на то, что происходит с Глебом, а тут откуда не возьмись совесть начала мучать. — Пожалел сломанную игрушку? Зачем? Можно ведь новую взять, все равно через день наиграешься и снова выбросишь, — бормочет Глеб, пока я пытаюсь привести его лицо в более менее божеский вид. — Хорош умничать, ничего не выброшу. Ты мой, и это не обсуждается. Глеб отреагировал совершенно спокойно, и его спокойствие, честно говоря, напрягало. Может, потому что он никогда не был таким похуистом по отношению ко мне, или он просто понимал, что сопротивление бесполезно. До камеры мы шли не проронив ни слова, здоровые мужики прожигали нас взглядом, точнее даже не меня, а Глеба. Они смотрели с презрением, злобой и завистью. Была бы у меня возможность вырвать им глаза, я бы это сделал. Потому что Глеб – мой. Он лег на кровать повернувшись к стене, оставив для меня достаточно много места, Глеб наверное думал, что таким образом я не буду нарушать его личное пространство, которого, к слову, у него не осталось. Я лег к нему максимально близко и прислушался к его дыханию. Парень тихо сопел, что значило, что он заснул. Осторожно и не спеша я положил ему руку на талию, приобнимая. Глеб глубоко вздохнул и прижался ко мне.