Из лошков в котёночки

POV Алексея       Уж не знаю, порно ли я в период полового созревания пересмотрел аль сам по себе такой развращённый, но обыденное нанесение грима на лицо товарища мой разум воспринял как начало фильма для взрослых; причём фильма не противно пошлого, на который даже не встаёт – настолько он безобразен и примитивен, а красивого, полного эротизма и изящества, показывающего настоящие значения слов «возбуждение» и «страсть». На самом деле, когда мы учились наносить грим, будучи ещё неопытными первокурсниками (коим сейчас, например, является Антон), нам рекомендовали практиковаться друг на друге, так что я наносил грим минимум пятерым (и это не учитывая нанесение грима в лагерных поездках в качестве ребёнка и вожатого). Короче, чего греха таить, много лиц я перекрасил, но ни одно из них не было настолько мягким и чарующим, как его. Странно, но не было ни намёка на пошлость, члены, поцелуи, прикосновения к интимным местам. Я касался только его лица – лишь на несколько секунд мои руки задержались на его подбородке, но эти мгновения возбуждали не своей откровенностью. То, как податливо он наклонял свою голову, открывал рот, повинуясь моим словам и движением пальцев. Эти несколько секунд, что он полностью находился в моей власти, когда я мог не попросить – приказать ему приоткрыть рот и он выполнит – вот, что заставило мой внутренний вулкан разверзнуться. Конечно, я и виду не подал – всё выглядело очень натурально и по-дружески, но щёки предательски заполыхали. Находился я в некой прострации до того, как дошёл до репетиционного зала. Там Наталья Витальевна уже давала рекомендации ребятам по поводу громкости голоса, настроения, сохранения дружеского посыла праздника.       Эту женщину я знал далеко не три года, как могло показаться читателю с самого начала. Моя мама имела весьма полезную привычку заводить многочисленные знакомства, в каком бы месте мы ни жили и где бы она ни работала. Уж не знаю, как ей удавалось в очередной раз заболтать новую жертву её ненасытной экстравертированности, но однажды одним из знакомств оказалась Наталья Витальевна. Матушка вообще любила меня посылать в детские лагеря, так как считала, что мне необходимо поднимать уровень общения и способность правильно преподнести себя в компании. Она, конечно, очень расстроилась, узнав, что возраст вхождения в клуб, где преподавала Наталья Витальевна, был выше моего лет на пять, так что моя мама не без корыстных целей продолжала общаться с «Натусей», дабы меня туда точно и без всяких конкурсов взяли. Так, конечно, мне казалось, но, с другой стороны, я не отрицаю и того факта, что моя мама действительно смогла найти в Наталье Витальевне надёжную подругу (эта гипотеза ещё подтверждается тем, что последняя имела не только педагогическое, но и психологическое образование, так что могла помочь в сложившейся ситуации, выслушать, дать совет, что моя мама, вероятно, и ценила в ней). Матушка не прекращала общаться с Натусиком, даже когда мне уже исполнилось двенадцать и я смог пойти в клуб (но этого не сделал, так как в том возрасте посещал другие многочисленные занятия); и так же не прекращала, когда в клуб я пошёл и уже окончил его и теперь помогал освоиться первому курсу.       Мораль сей басни такова: Наталью Витальевну я знал лучше, чем кто бы то ни было из клуба, и отлично был осведомлён об её изменчивой натуре. Когда ты приходишь на первое занятие, твои мысли всегда только об одном: какая же эта женщина понимающая и добрая! Никогда не кричит, не ругает, логично рассуждает, всегда «в тренде». Но нужно лишь дождаться, например, первой репетиции – вы ужаснётесь. Вы можете сколько угодно тупить на локальных занятиях, где начальство не просит сделать всё идеально, но если мы говорим о празднике, который готовится для детей из других секций и где твою работу будут оценивать, поблажек не жди.       Обычно всё начинается тихо, как сейчас, например: все ребята, не предвещая беды, встают на заранее обговоренные места и начинают по листку читать текст. Да, все всегда начинают текст ЧИТАТЬ. И тогда это очень Наталью Витальевну раздражает: – У нас генеральная репетиция, мы этот текст столько раз уже читали, почему вы до сих пор его не выучили? – вот и слетела масочка, не выдержав воздушного потока, выдыхаемого ртом преподавательницы и сопровождающегося начинающимся ором. Я поймал взглядом явное недоумение Антона. Ну, нас ждёт как минимум ещё часа три полного разрыва шаблона.       Все тупили в рамках своей неподготовленности к публичным выступлениям, забывали слова, играли не так, слишком громко орали или слишком тихо шептали. И с каждым разом Наталья Витальевна давала понять, что лучше бы такому больше не повторяться, ибо «выступление уже на носу, а вы ещё сырые». И всё было бы привычно и обыденно, если бы не его движения, с каждым разом всё больше неуверенные, его голос, с каждым разом всё больше дрожащий и его глаза, с каждый разом всё больше разочарованные. Тут главное обрести понимание: есть люди, которые лучше работают, если их вывести на агрессию, взять на слабо – тогда их злость, словно двигатель, толкает вперёд к цели. А есть как Антон: лучше начинают работать, если их подбодрить, похвалить. И со вторым типом Наталье Витальевне в режиме сжатых сроков работать было крайне неудобно.       Репетиция заняла четыре часа. После, наверное, сотого прогона я, вымотанный, и первокурсники, очень вымотанные, пошли в кабинет переодеваться. Никто друг с другом особо ничего не обсуждал, не шутил, не смеялся – все просто переодевались и смывали с себя грим. Обсуждение будет завтра или начнётся, как только будут покинуты стены Дворца культуры – не раньше. Антон выглядел крайне поникшим – на него орали не громче и не тише остальных, но эмоционально он явно пострадал больше. Он переодевался будто на автомате, стирал влажными салфетками грим тоже на автомате и даже, наверное, не заметил, что почти всё время я смотрел на него.       Наконец, дав некоторые рекомендации, Наталья Витальевна всех отпустила домой. Обсуждение всего, что пришлось ребятам пережить сегодня, началось чуть раньше, чем я ожидал: на лестнице у входа. По возмущённым голосам девочек и матам мальчиков было ясно, что строгая преподавательница им очень уж не нравится. Антон вышел молча, говорил только прощания и только тогда, когда к нему обращались, и был не как обычно тих (то есть молчание это было неспокойное, тревожное, вызванное тяжёлой думой, а не душевной безмятежностью). – Не переживай, она со всеми так. Поначалу сложно – непривычно слышать её повышенный тон, но ты привыкнешь, – обратился я к нему. – Разве мне обязательно к этому привыкать? Быть здесь – это не моя обязанность, – его слова больно ударили по сердцу. Неужели задумал уйти? – Антон, я понимаю, что ты расстроен, но она же не всегда так себя ведёт! Уходить, потому что не смог выдержать четыре часа строгого тона?! – Лёш, – он посмотрел на меня, – сегодня я приносил одни проблемы. Я вообще ни разу не актёр. И придумывать я горазд, только когда из меня мысль клещами вытянешь. Нахера это вообще всё? В пизду… – непривычно агрессивно ответил Антон, заканчивая фразу с толикой апатии. – Если все, бля, будут говорить «в пизду», у нас великих людей не останется. Успокойся, ты хорошо сыграл. Не хуже, чем я два года назад так уж точно. Я понимаю – это трудно, но, типо, кому вообще легко? Пожалуйста, не сдавайся, окей? Хочешь, помолимся Сатане за здравие?.. – я протянул ему сжатый кулак. Интерес, вызванный тем, что находится у меня в руке, немного приободрил Антона. Он протянул ладонь, чтобы я смог туда вложить загадочную вещицу. Я вложил её ему в руку и начал ждать реакции. – Хахахаха, серьёзно? Мне кажется, если я её надену, меня из дома выгонят, – он рассмеялся. – Да не выгонят, если аккуратно носить. Повернись-ка. Антон послушно повернулся ко мне спиной и передал цепочку. Я аккуратно надел её ему на шею и застегнул застёжку. Когда парень повернулся ко мне лицом, на его груди красовалась перевёрнутая звезда в круге – знак сатанинской церкви. – Я вложил туда всю свою уверенность. Перед выступлением ещё онлайн свечку поставлю. – Окей, только предупреди, когда свечку будешь ставить – я хоть кулон сниму, – Антон снова рассмеялся.       Вот так за разговором мы не заметили, как дошли до остановки и как приехала нужная маршрутка. На прощание я обнял его, и он быстро забежал в транспорт. Я ещё немного проводил машину взглядом, а затем направился домой.