Из лошков в котёночки

POV Антона       Я в машине. Понятия не имею, кому она принадлежит, какой марки или цвета, но она абсолютно точно мне знакома. Более того, я сижу в ней не первый раз; не первый раз вдыхаю носом запах потёртой ткани сидения и тонкий аромат ёлочки, весящей на зеркале заднего вида. Я не управляю ситуацией, не отвечаю за свои действия, но при этом не сопротивляюсь – я здесь, потому что явно сам последовал за ним. Он же сидит рядом и непрерывно смотрит за моими движениями. Собственное сознание, видимо, запоздало подключилось к данному процессу, ибо оба главных героя уже давным-давно идут по распланированному их же интуицией и настроением сценарию, на который никто не в силах повлиять. А нам же уготована участь наблюдателей. Я одновременно с ним тянусь за тем единственным, за чем пришёл – и получаю. Жар его губ сначала чувствуется на расстоянии, но через мгновение я уже дотрагиваюсь до розовой чувствительной кожи. Моя верхняя губа попадает к нему в полное владение, и он сразу же начинает её нежно посасывать, одновременно облизывая, что я, в свою очередь, проделываю с его нижней. Но мягкий поцелуй – это не то, чего мы оба хотим, так что, уловив мой поток мыслей, он чуть приоткрывает рот и проталкивает свой язык. Я не теряю настроя, всё больше распаляясь, и отвечаю на эти танцы с тем же азартом, сплетаю наши языки и шумно вдыхаю, потому что воздуха в лёгких неимоверно мало. Повинуясь каким-то инстинктам, не прерывая поцелуй, я начинаю стягивать с себя куртку и, уперевшись о спинку сидения партнёра, одним махом оказываюсь у него на коленях. Сзади чувствую руль, так что я придвигаюсь к его телу ещё ближе, совсем не оставляя расстояния между животами. Страстный поцелуй стимулирует чувствительные рецепторы, что позволяет мне открыть доступ к ранее неизвестной стороне того, на ком я сижу. Я, сам того не осознавая, начинаю медленно тереться своим детородным органом об него, ощущая твёрдый и горячий член, хорошо прощупывающийся даже через одежду. После такой стимуляции кровь приливает уже теперь не только к ушам и щекам, но и к нижней части моего организма, так что я начинаю всё более усердно тереться, дабы достичь разрядки. Однако чего-то не хватает. Я понимаю, что лишь стимуляции члена мне будет недостаточно. Прервав поцелуй, заглядываю в его лицо. Оно красное, глаза застланы неким туманом, а нос и рот шумно втягивают воздух. Я беру через одежду его член, ставлю его в положение под углом, медленно присаживаюсь и начинаю тереться. Прерванный поцелуй позволяет мне любоваться его возбуждённым лицом, капельками пота на лбу и услышать еле заметные стоны, проскальзывающие между шумными вздохами. Я кайфую от воздействия на колечко мышц вокруг анального прохода, и мой кайф стократно усиливается от мысли, что это воздействие оказывается его твёрдым и горячим членом. Он берёт мой оставшийся без внимания пенис в свою ладонь и медленно проходится от головки до основания. От неожиданности и накатившей волны удовольствия я издаю глухой стон… …и просыпаюсь. «Чего?..» Глаза начали медленно елозить по окружающим вещам, опознавая в них комнату. К телу постепенно стали возвращаться привычные ощущения нахождения в кровати, однако из скопы знакомых чувств появились и для данной ситуации неестественные. Я проследил за положением правой руки, начав от плеча, и закончил свои поиски, упёршись в резинку пижамных штанов. Дальше обзор закрыт, а ладонь так и не найдена. Оттянув одежду и заглянув под ткань, так и обомлел. И был бы на этом конец сей истории, позорной, но не смертельно – с этим клубом, учёбой и постоянным волнением забываешься порой, руку сам никуда не тянешь, а организм требует, вот и возникают такого рода конфузы… Так нет же! Это не конец, а самое начало. В своём стопроцентном эротическом сне я был не один! И я точно знаю, кто был со мной! Его распалённое лицо, влага губ, капельки пот на лбу… Твою мать! Даже жар его пениса (да простит меня моя гетеросексуальность)... Я запомнил всё! Но что самое главное…Мой мозг, видимо, тот ещё массовик-затейник, в подробностях показал все прелести анальной стимуляции (во сне этот процесс показался особенно приятным), а я от этого… кончил. В реальной жизни. Абзац. И, в общем-то, ничего хорошего придумать я не смог, кроме как положить эти ужасно смущающие, и, чего таить, откровенно пугающие мысли в долгий ящик своего подсознания, чтобы не отвлекаться от учёбы и подготовки к выступлению. Неделя пронеслась настолько быстро, что я не успел даже настроиться на скорое выступление. Очухался, когда стоял в кабинете с разрисованным лицом. Слава Всевышнему (кем бы от там ни был), разрисовывать я уже закончил, так что мне очухавшемуся оставалось лишь выступить – и жизнь снова войдёт в своё привычное русло. Но не тут-то было.       К выступлению, казалось, я был совершенно не готов. Всё эту неделю я прорабатывал текст, репетировал нужную интонацию, и доработал все сценки до автоматизма. Но, дорогой читатель, это был вовсе не я, а мой двойник, который всегда спасал меня от критических ситуаций. Он, слово автопилот, управлял моим телом, а я в это время лечился от психологических повреждений, оставаясь в подсознательном анабиозе. Иначе я бы просто не смог нормально общаться с героем моего недавнего сна, который сейчас позвал меня. Всю неделю мы не виделись, не переписывались, занимались личными делами, и поэтому у меня не было причин выходить из самодельного анабиоза. Я даже как-то сумел с ним на автомате поздороваться, хотя, честно, не помню, пожали мы друг другу руки или обнялись, но очнулся я лишь сейчас. Очнулся и был атакован мыслями, из-за которых всю эту неделю как раз в себе и заперся.       Он выжидающе смотрел, своим серьёзным видом показывая, что мы скоро начнём и времени на раздумья у меня нет. А я смотрел на него, вспоминая красное от возбуждения лицо, горячий пот, медленно стекающий по вискам, мокрые от его и моих слюней губы, и ничего не мог ответить. Автопилот так же, как и включился, сам по себе отключился, и я был застигнут врасплох. – Антон, помочь тебе, может? – обеспокоенно обратился Лёша. – А?..А, нет, я сейчас…– еле выдавил из себя. – Ладно, давай быстрее, начинаем через 15 минут, – известил он рабочим тоном и удалился.       Отмер я минут через пять и судорожно начал повторять текст. Всю эту неделю я, можно сказать, отсутствовал, пытаясь не сойти с ума от мысли о прошедшем сне и его содержании, так что в голове было совершенно пусто, хотя можно было бы ещё понадеяться на мой автопилот, который, как неделю назад, мог вдруг включиться и спасти меня. Тут пришла Аня и сказала срочно выходить, ибо дети уже собрались. Что ж, мне, видимо, сделали поблажку, позволив побыть в кабинете почти до начала. Бесполезно было откладывать неизбежное, и я вышел из кабинета, направляясь в большой зал. Мы заняли исходные позиции. Дети встали в большой круг, ожидая хорошего представления и некого интерактива. Родители, в свою очередь, к общему веселью решили не присоединяться, оставшись позади своих чад, кроме тех, кто решил помочь совсем маленьким.       Первым начинал Лёша, задавая выступлению определённую атмосферу – наша задача состояла в том, чтобы её поддерживать. Он как бы невзначай обозначал ситуацию, в которой находились главные герои, попутно знакомя ребят со своим персонажем – заводной и весёлой собачкой Кубиком (имена мы придумывали себе сами, и ему показалось крайне забавным назваться не Шариком, а Кубиком). Затем слово переходило мне. По сценарию собачка Кубик вместе с котом Пушистиком должны преодолеть вместе с ребятами все препятствия злого Дождя, который из-за бесконечной обиды на весь мир решил испортить Сбор урожая. Конечно же, потом мы говорим с Дождём, убеждаем его в том, что он хороший и очень полезный, дарим ему подарок, а затем вместе водим хороводы и поём песни. Короче, праздник максимально упрощён сценарно для самых маленьких и наполнен кучей интересных заданий для самых больших. И сейчас я должен что-то произнести, заранее заученную реплику, которую, наверное, много раз за эту неделю успел повторить, но я молчу.       Лёша продолжает смотреть мне в глаза, ожидая какой-то реакции на его реплику, но получает лишь тупое молчание в ответ. В голове всё смешалось, я совершенно ничего не могу сказать. Вся неделя прошла впустую лишь потому, что я боюсь признаться самому себе в чувствах, которые пугают, которые, кажется, я никогда не испытывал, тем более к парню, к тебе, а единственное, что ты от меня ждёшь, лишь очередной выученной реплики. Я так облажался, боже, как всегда. Видимо, он расценил моё молчание как крайнюю степень волнения и решил взять мой текст на себя, переиначивая всё так, будто моё «задумчивое» состояние прописано в сценарии.       Я перевёл взгляд на остальных и увидел в их глазах обеспокоенность. Наталья Витальевна между тем не выражала никаких эмоций, и непросвещённый мог бы подумать, что ей и вовсе всё равно, но я знал, что скоро мне устроят разнос. Лёша начал плавно, будто бы так и было задумано, подходить ко мне, и пока дети отвлеклись на нового персонажа – белочку, которая рассказывала им, как Дождь испортил весь её урожай, и проводила первый небольшой конкурс, начал расспрашивать: – Антон, ты так сильно волнуешься? – Лёша говорил тихо и почти на ухо, чтобы никто не отвлёкся на нас. – Я…забыл всё, - оставался лишь один выход из этой ситуации – честно признаться. – Антон, не нужно по тексту, если не помнишь, импровизируй. Не переживай, ребята подхватят. – А Наталья Витальевна? Она надеется на нас! – я был в истерике. Подвести ребят и преподавательницу – я старался этого избежать любой ценой. – Лёш, я не могу, не готов, давай я сейчас уйду, а ты без меня проведёшь. – И куда ты уйдёшь? – Лёша показался напуганным. – Домой, блин, куда. Я уйду из клуба, я только подвожу, прости, - решение, которое мелькало периодически в мыслях, было озвучено. Лёша недолго постоял, но затем сделал нечто необдуманное, но что показалось его сердцу лучшим решением: он обнял меня. – Ты ведь носишь то, что я тебе подарил? – он оттянул цепочку на моей шее. – Там вся моя уверенность, помнишь? Если ты уйдёшь, то я стану трусом, который ничего не сможет сказать. Эти дети будут рады всему, что ты скажешь. А остальные взрослые – это их родители, которые здесь за тем, чтобы развлечь своего ребёнка, и мы, твои друзья. Всё будет хорошо. Просто веселись, а я подхвачу.       Его тепло, его слова, то, что он делал для меня и продолжает делать. Я так благодарен ему за это. Не знаю, что на меня нашло, но я чуть слышно сказал: – Хах, я даже с этой цепочкой не могу тебе сказать… – О чём? – он взглянул мне в глаза, и тут оказалось, что белочка обратилась к нам. К нам, двум парням, которые стоят в обнимку в костюмах кота и пса. Сюр какой-то. Лёша, видимо, был настолько не готов к обращению, что если бы не моя фантазия, мы весь праздник так и простояли бы. Но тут я неожиданно для всех начал громко плакать (не по-настоящему, конечно) и жаловаться своему другу Кубику, как же этот Дождь всем надоел. Мой громкий плач подействовал на кого-то малыша как хороший анекдот, так что его громкий смех заразил остальной зал. Неловкость была побеждена, и мы продолжили в том же духе полного абсурда и веселья. Волнение, конечно, осталось, но я изо всех сил старался не смотреть на Наталью Витальевну.       Часа через два наш праздник подошёл к концу: все конкурсы нашли своих победителей, все запланированные песни были спеты. Мы отфотографировались с детьми и с чистой совестью ушли переодеваться и смывать грим. Стоит сказать: слова я в точности, как было написано в сценарии, не вспомнил, однако умело импровизировал, оставляя лишь нужный смысл, но в остальном придумывая совершенно новый текст. Пришло время анализа.       Такого рода «рефлексией» мы особо не занимались, хотя нас пытались приучить. Главным условием каждого анализа являлся запрет на реакцию «мне всё понравилось». Ты должен, по крайней мере, обратить внимание на плюсы и указать на минусы. Ваня с Андреем об этом правиле напрочь забыли. На вопрос о своей работе сказали, что каждый из них очень старался и претензий к ним вообще быть не может. Затем настала моя очередь всех анализировать. Я чистосердечно признался, что забыл все слова и что пытался выбраться из выгребной ямы, в которую попал, с помощью импровизации. Остальных же похвалил за чёткое следование сценарию. Предпоследним наше выступление анализировал Лёша. Он начал с меня. Если настроение после прошедшего праздника, с которым я, кстати, справился, было неплохим, даже хорошим, то он полностью меня от него избавил. «Мы же не зря настраивались перед выступлением. Я ведь не зря у всех спрашивал, нужно ли с кем-то поговорить, кому-то помочь. И тут я узнаю, что человек настолько волнуется, что забывает все слова!» – так он начал свой анализ. Все свои минусы я честно выслушал, на плюсах уже мало что воспринимал. То есть он обнял меня, говорил все эти красивые слова, что он всегда рядом, потому что это такая инструкция по успокоению коллеги? И подвеску сатанинскую он мне подарил, чтобы её можно было в корыстных целях использовать? Он, наверное, всем такие же подарил, чтобы всех контролировать, играть их чувствами. Твою мать, а я чуть было не признался! Я сидел злой, совершенно не обращая внимания на его похвалу, на то, как он хорошо отзывался о моих импровизации и умении быстро приходить в себя в экстренной ситуации.       А затем Лёша начал анализ работы остальных. На Ване я понял, что мне не стоит жаловаться на грубость со стороны парня – оказывается, он может хуже. Наталья Витальевна во плоти. Последняя, кстати, сказала, что Лёша большинство её мыслей уже выразил, и ей осталось лишь раздать советы. Она попросила меня поработать над своим волнением и не заучивать текст, ибо заучивание реплик на автопилоте никогда ещё не помогало людям хорошо донести свою мысль.       Так или иначе, я вышел из здания ни жив ни мёртв. Мне пришлось за короткий промежуток времени пережить столько эмоциональных взлётов и падений, что на большее, чем оставшийся день поддерживать своё хлюпкое тельце на ногах, у меня сил не было. – Ну как ты себя чувствуешь? – Лёша быстро подбежал сзади и положил свою руку мне на плечо. – Неплохо, но…а ты всем даришь подвески? – я был уставшим, однако по моей интонации можно было подумать, что я зол. – Чего?.. Нет, не всем. К чему ты спрашиваешь? – Лёша был немного удивлён моим вопросом, но честно (надеюсь) на него ответил. – Просто ты меня успокоил тем, что со мной подвеска, в которой заключена вся твоя смелость. А если бы разволновался какой-нибудь Андрей? – Если бы Андрей начал волноваться, я бы сказал, что он должен собрать всю свою волю в кулак и показать пример младшему брату, который пришёл на наше выступление. Я в любом случае нашёл бы к нему подход, не волнуйся. Ты ревнуешь? – он улыбнулся. Но, как я уже сказал, у меня не было абсолютно никакого желания увиливать, так что я, даже не задумываясь, ответил: – Да, – ну и, в общем-то, всё. Лёша опешил. Он явно не ожидал такого прямого ответа и повернулся ко мне. Я, в свою очередь, заглянул ему в глаза и равнодушно спросил: – А ты? – я выжидающе уставился на него, но подождав несколько секунд и так и не услышав ответа, продолжил идти. – Ладно, спасибо большое. Ты мне помог собраться. Хотя я не ожидал, что ты можешь быть таким жёстким, когда дело касается анализа. – Прости, я был груб? Это привычка, которая мне от Натальи Витальевны досталась. Ты поэтому сердишься? – он начал оправдываться, хотя я, конечно, понимал, что это лишь придирки к его строгой манере речи, когда он, по сути, говорил правильные вещи. – Нет, всё хорошо. Мы уже дошли, кстати. Мы стояли у остановки. Табло извещало, что скоро должна была приехать моя маршрутка. – Антон, – тихо начал Лёша, – ты молодец. Я очень горжусь тем, что затащил тебя на этот праздник. Спасибо за сегодня. Было круто. Знаешь… у меня экзамены в этом году, и мама хочет, чтобы я больше времени уделял учёбе, так что я, скорее всего, буду нечасто ходить в клуб. Обещай, что ты пойдёшь на новогодние массовки.       На массовках ребята из нашего клуба помогали ученикам местного актёрского кружка провести для детей новогоднее представление: привести в зал и отвести в другое помещение, где уже организованно провести собственное выступление, следить за дисциплиной. Это мероприятие проводилось ежегодно и занимало важное место в жизни клуба. И я, в общем-то, собирался на него пойти, но такой серьёзный Лёшин настрой меня пугал: – Почему ты говоришь так, будто прощаешься? – Я не прощаюсь, просто понимаю, что мы долго не увидимся, - его отвлекла прибывшая маршрутка. – Пока, Антон. Обещай писать мне. Он потянулся за объятиями. – Ладно, Лёш, отправлю тебе пару писем голубями, не переживай. Мои слова заставили его немного улыбнуться, что меня обрадовало, хотя в воздухе витала общая атмосфера некой тоски.       Знал бы я, что меня ждёт дальше, сегодняшние переживания показались бы детским лепетом.