Живым не брать

      При других обстоятельствах Шадо никогда бы не ломанулся бежать с простреленным плечом через весь город, рискуя загнуться уже на полпути в какой-нибудь грязной и вонючей подворотне. Он предпочёл бы закинуться болеутоляющими средствами, отключить все телефоны и проваляться в постели до тех самых пор, пока как следует ни встал бы на ноги. Но сейчас он попросту не мог отлёживаться. И дело тут было даже не в Гато с его маниакальным желанием убрать Забузу. Мексиканец спал плохо, потому что плечо ныло до самого утра. И гадские ощущения были такими, словно мышцы попросту намотало на тупое сверло и теперь одна за другой они постепенно лопались — врагу не пожелаешь таких мучений. Как только рассвело, Хаку осмотрел рану. Ещё раз обработал и перебинтовал по новой. Шадо, наверное, за всю свою жизнь не встречал более аккуратных и лёгких рук, чем у этого мальчонки. — Чёрт подери, тебе бы врачом быть, а не по мотелям с убийцей шарахаться, — не выдержав, пробормотал мексиканец без всяких видимых причин для насмешек. Хаку недоверчиво глянул на мужчину, о чём-то подумал и ответил: — Я не хочу работать на государство. Снайпер целых полминуты наблюдал за серьёзным выражением лица собеседника — такой весь чересчур молодой, чтобы рационально взвешивать ситуацию и принимать верное решение. Такого убивать будет тяжело — всё равно что слепого котёнка топить. Шадо помолчал, но потом всё-таки умилённо улыбнулся, отвернулся и пробормотал себе под нос: — Глупый ты ещё.       До Чайна-таун добрались втроём, а разделились уже на месте. У мексиканца были свои планы, и в них не входила слежка за Момочи. Как только снайпер слился с толпой, а Забуза окончательно потерял его из вида, мексиканец поймал такси и покинул приделы китайского квартала. Ровно в десять у него была назначена встреча, на которую Шадо даже при всём своём желании просто не имел права опаздывать. В уютном баре на углу улицы Сен-Луи его ожидал человек весьма приятной наружности, но от одного его вида у мексиканца внутри всё вверх дном переворачивалось. И непреодолимо сильно хотелось сделать всего одну вещь — врезать этому типу как следует, а потом, может быть, пропустить с ним по стаканчику «Camino». Но это только в том случае если ни первый, ни второй не решат и дальше выяснять свои отношения. Его звали Итачи Учиха. Он был родственником того самого Таджимы Учиха, папы японской мафии. Занимал весьма неплохой пост, был назначен капореджиме и с недавних пор заправлял всеми японскими делами в Чикаго. Они с Шадо познакомились около двенадцати лет назад, когда мексиканец только вступил в японскую сетку. Можно сказать, с Итачи вместе росли и познавали, как устроен мир на самом деле. Но за всё время так и не смогли сдружиться. А вообще говоря, между ними происходило что-то не поддающиеся осмыслению, то они впадали в кипучую ненависть, то вдруг наоборот — ради друг друга готовы были перегрызть глотку кому угодно. «Ревность и бешеная молодость», — выносили вердикт старые мафиози.       В баре играл умеренный джаз, сильно пахло корицей, и было довольно пусто. За стойкой торчало всего четверо посетителей. И все как один глотали свой американо, пытаясь очнуться от ночной спячки. Деловито поправляли тугие галстуки и настраивались на продуктивный рабочий день. Итачи сидел в самом углу заведения за столиком в тени. Вместо кофе пил чай со льдом и читал свежий номер «Chicago Tribune». Шадо направился в его сторону, сел напротив, но Учиха даже и ухом не повёл. Дочитывал статью с невообразимо спокойным лицом, будто вокруг него вообще ничего не происходило. Высокомерие Итачи всегда подбешивало мексиканца, но он никогда открыто не заявлял об этом. — Зачем звал? — спросил Шадо. Итачи молчал. Наверное, просто испытывал терпение. К таким выкидонам снайпер давным-давно привык, всего-то и нужно было: глубоко вдохнуть и перетерпеть чуть-чуть. — У нас проблемы. Мексиканец спокойно кивнул, нащупал в кармане пачку сигарет, вытащил одну, прикурил. — У нас всегда проблемы. Что конкретно? — Это касается Гато. Шадо задержал липкий дым в лёгких, просмаковал и медленно выдохнул, не отводя от собеседника внимательного взгляда. Откуда-то из глубин бара донесся красивый женский голос: «Эй, у нас не курят!». Шадо краем глаза заметил стройную девчонку в строгой чёрной юбке. И прежде чем потушить сигарету прямо о подставку из-под салфеток сделал ещё одну затяжку. — Что опять не так с этим типом? — Мы проверили базу данных, Гато работает в одной упряжке с американцами[1]. Около трёх месяцев назад заключил с ними сделку, получил доступ к японскому рынку и прибрал к рукам часть наших акций. Таджима недоволен. Шадо нахмурился и тяжело вздохнул, плечо противно заломило, словно рану только что обдали кипятком. Он вспомнил вчерашнюю перестрелку в клубе гольфистов и почувствовал, как от скопившейся злости буквально распирает грудину. — Послушай, Итачи, — мексиканец стиснул руку в кулак, уже ощущая соприкосновение с самоуверенной физиономией собеседника, — прежде чем ты сейчас начнёшь мне что-то вещать, объясни сперва одну вещь, какого чёрта наши люди вчера стреляли в меня? Итачи кинул сосредоточенный взгляд в дебри зала, опасаясь, что их разговор с Шадо могут услышать. Следовало назначить встречу в другом месте, и ведь хотел же, да только времени совершенно нет, чтобы мотаться по Чикаго. Жаль, что у проклятого мексиканца мгновенно закипает кровь, и тип просто не может держать себя в руках двадцать четыре часа в сутки. — Говори тише… — Проклятье, — мексиканец сухо усмехнулся, резко подался вперёд только для того, чтобы заглянуть собеседнику в бездушные глаза и попытаться отыскать в них что-то человеческое, — у меня дыра в плече размером с грецкий орех. Эти кретины всерьёз думали завалить меня. Осознаешь ты хоть что-нибудь? Итачи не шелохнулся. И от такого бесстрастия у Шадо по коже поползли ледяные мурашки. Снайпер вспомнил день, когда отец Итачи, Фугаку, подобрал мексиканца на улицах Лиона и ввёл в новую семью. Показал Итачи и сказал им обоим: «Отныне вы считаетесь некровными братьями. Заботьтесь друг о друге». И ведь тогда они действительно дали клятву, ну, а что же теперь? Теперь Шадо готов был хлестануть Учиху по лицу и от всего «братского» сердца послать их узы в адово пекло. Но это всего лишь эмоции, мексиканец понимал, пройдёт ещё пару дней и он окончательно остынет. Итачи, наконец, соизволил обратить внимание на замученный вид собеседника. — Это лишь недоразумение. Пойми, люди ещё новые. Снайпер нахмурился и стиснул зубы, было видно, что до срыва ему остаётся последняя капля, а Учиха оставался поразительно спокойным и продолжал говорить: — Неудачное стечение обстоятельств. Ты оказался не в том месте и не в то время. Хотя обычно с тобой это случается чуть реже. А теперь перейдём… Шадо фыркнул и поспешил вставить своё слово: — Сукин сын, вот ты кто! Итачи глянул мексиканцу строго в глаза и помрачнел. Учиха умел высказать в отместку, но был слишком хорошо воспитан, чтобы опускаться до уличных ругательств. И Шадо всегда считал эту черту его характера скорее высокомерием, нежели хорошим тоном. — Ты прошёл подготовку, показал лучшие результаты. Простые наёмники тебе и в подмётки не годятся. Поправь меня, если я в чём-то ошибся… Мексиканец отвёл взгляд за окно, обратив внимание на оживлённую улицу. Вспомнил как Фугаку, будучи ещё живым, готовил их с Итачи к той самой жизни, которую они ведут сейчас. Роли были определены с самого начала: Итачи суждено было стать «капо», а Шадо простым «солдатом». При этом совершенно неважно насколько Шадо превосходил Итачи. Просто в мафии всё заведомо определенно. И с этим приходится мириться.  — Да и хрен с тобой, Итачи. Но хоть бы извинился… Учиха снова молчал, испытывал собеседника, или боролся с собственной гордостью. Однако потом всё-таки прозвучало тихое и уверенное «Извини». И Шадо мгновенно повернулся в сторону собеседника, оба встретились осторожными взглядами. Почувствовали себя немного неловко, но сделали вид, будто простили друг друга.  — Ладно, что там с Гато? Чего Папа хочет? — Спросил мексиканец. Итачи незаметно вытащил из внутреннего кармана небольшой конверт и передал его собеседнику. Бумага пахла японской мятой и совсем чуть-чуть тростником. Шадо насторожился, предположив, какое секретное дерьмо может быть изложено в этом письме. Он мельком глянул на Учиху и принялся читать. К его изумлению в послании было написано всего лишь одно предложение: «Устранить в течение тридцати шести дней». Шадо какое-то время просто смотрел в пустоту перед собой и представлял, как вышибает известнейшему магнату мозги, а после вся Америка гоняется за убийцей и требует справедливой кары. Снайпер нахмурился и решительно помотал головой. — У нас с Таджимой был уговор установить с Гато контакт, собрать кое-какой компромат и баста! — мексиканец поморщил нос и швырнул конверт на стол. — Не я должен заниматься этим дерьмом. Итачи проникновенно посмотрел собеседнику прямо в глаза. — Это приказ Таджимы. Не мой… Шадо задержал дыхание и, стиснув зубы, замолчал. Если Итачи можно было отказать, то с Таджимой такой фокус уже не прокатит. Когда Папа отдаёт приказ, это означает, что приказ нужно выполнить любой ценой. — Ты подобрался достаточно близко к Гато, и потому имеешь преимущество. Воспользуешься положением, он ничего не успеет заподозрить. — У старого хрена дюжина охранников, связи в мэрии и нюх на всякого рода облавы, — мексиканец отклонился на спинку стула и вовсе не выглядел расслабленным. — У этого старого хрена, — подхватил Итачи без тени улыбок. — Подписан контракт на тридцать лет с нашими американскими приятелями. Колумбийские партнёры снабжают его товаром круглый год, а местные федералы закрывают глаза. Сейчас Гато драгоценная жила, и наши противники понимают это. Магнат скупит большую часть акций, правительство перекинется на сторону наших конкурентов, и тогда Доны прекратят вести с нами дела. Ситуация в штатах выходит из-под контроля. Ты обязан сделать то, о чём просят. Шадо фыркнул. — И по сценарию, я опять должен проворачивать дело в одиночку? Итачи промолчал. Надо думать, ответ положительный. За барной стойкой кто-то звонко засмеялся, из музыкального проигрывателя поползли знакомые нотки Sammy Price, и кто-то догадался прибавить громкость. Учиха отставил стакан чая, лёд в нём практически растаял, и последние осколки глухо звякнули о запотелые стенки. — Да. Если справишься, Таджима повысит тебя до капо. Будешь вести дела в Мексике. Шадо скептично усмехнулся и хмуро глянул в сторону. Люди по-прежнему их не замечали, допивали свой кофе, закусывали помасленными ореховой пастой тостами и галдели, галдели, как тупорылы голуби. — Хреновый из меня руководитель выйдет, я не бывал в Мексике больше десяти лет. Не знаю чем теперь улицы пахнут. Итачи задержал на собеседнике взгляд и, кажется, откапал в себе капельку сочувствия. Опустил чёрно-угольные ресницы и понял, что сам скучает по родной Японии. А ведь не был там всего-то полгода. — По крайней мере, это твой шанс вернуться обратно на родину. К тому же в твоём распоряжении будет целый месяц. Времени предостаточно, ты сможешь хорошо подготовиться. — А если я откажусь? — Тогда сам знаешь… Мексиканец замер, ощущая, как в жилах под горячей кожей вместо крови течёт ледяная вода. В мафии он занимал самую обыкновенную должность, потому признавал, что перед обязательствами совершенно бессилен. В конце концов, не может взять и отказать Таджиме только потому, что не хочет рисковать собственной шкурой. На кону стоит благополучие всей семьи Учиха и отказ равносилен предательству. Ситуация с Гато с самого начала загнала его в угол. Шадо мельком осмотрел бар, это местечко показалось ему слишком тесным и душным. Захотелось выйти на свежей воздух, закурить. Ещё раз всё обдумать и потом просто оттянуть время принятия решений. — Мы рассчитываем на тебя, Шадо. Снайпер лениво отмахнулся и качнул головой. — Давай-ка без сантиментов. Всё это я уже слышал тысячу раз. Прибереги свои пряники для новичков. Им эта дрянь нужнее. — Как хочешь. — Холодно согласился Итачи. — Передай Папе пусть не тревожиться. Я разберусь. Но у меня есть условие. Итачи поднял взгляд. Ждал. — Хочу в отпуск. Год или два. Чертовски устал. — Договорились…

***

      Чайна-таун, насквозь провонявший соевым соусом, сырой рыбой и жженым пластиком, буквально травил своим угаром, и Забуза хотел как можно скорее отыскать домик на Буш-стрит, разведать что там и как, если посчастливится, скрутить Доусена прямо на месте, а потом убраться подальше от всех этих кислотных запахов. Время от времени он думал о мексиканце, вспоминал вчерашнюю заварушку и не представлял себе, как выбирался бы из клуба, не окажись Шадо рядом. Можно сказать, им с Хаку круто повезло. Должно быть, проклятые мафии вконец потеряли края, раз устраивают перестрелку днём, да ещё и в Чикаго-Луп у копав прямо под носом. Одно из двух: или верх кретинизма, или у «Чёрных Правителей» настали тяжелые времена. Забуза свернул на длинную узкую улочку, в конце неё торчал старый дом с драконами на крыше. — Мы на месте, — шептун он Юки. В ночлежке было тихо, вся китайская братва сейчас бродила по улицам и потела под жарким солнцем, честным трудом зарабатывая на свой кусок хлеба. Одна лишь хозяйка заведения, довольно пухлая и представительная бабёнка, попивала кофе и читала какой-то модный журнал. Завидев потенциальных клиентов она, вместо того, чтобы вежливо улыбнуться и пригласить выбрать комнату, нахмурилась и положила свой журнальчик поверх гостевой книги. — Сдаём только азиатам, — буркнула с забавным акцентом и всерьёз приготовилась держать оборону. Забуза помотал головой и спросил о Доусене. Владелица захлопнула журнал вместе с книжкой. — Нет здесь ни одного Доусена. Американцев не принимаем! Момочи терпеливо вздохнул и подумал, что совершенно не хочет тянуть время за бесполезными уговорами, он достал из-за пояса пистолет и направил оружие прямо на женщину. Естественно блефовал точно так же, как блефовал в Чикаго-Луп, но бабёнка поверила и затряслась всеми конечностями. — Бога ради! Он сдал ключи две недели назад. Уехал. — Куда? — Клянусь, я ничего не знаю, — бабёнка что-то проскулила, не спуская глаз с оружия, побелела. — Пожалуйста! Американец снял комнату на втором этаже, её не убирали. Доусен сказал, что возможно вернётся. Забуза искоса глянул на Хаку, наклонился к его уху и прошептал: — Пригляди за ней, я схожу проверить. Юки кивнул. — Отдай ему свой мобильный, женщина, — велел Момочи, не спуская глаз с хозяйки. — Где стационарный? — Там… — Пересохшим губами выпалила заложница, дрожащими руками отдала Хаку новенький «Sony Ericsson». А уже через минуту она поняла, что Забуза перерезал провода телефонной линии и теперь она точно не сможет вызвать полицию. И всё, что ей остаётся — сидеть и помалкивать до тех пор, пока кто-нибудь из жильцов не явится сюда. Она судорожно поправила выбившуюся прядь волос за ухо. Хаку спрятал руку в карман и сел прямо напротив неё. — Без глупостей, — сказал он и хмуро улыбнулся. Женщина поняла, что в кармане у парнишки оружие, и он держит её на мушке.       В комнате Доусена скопилась пыль, испортился недоеденный хот-дог и запах стоял такой же сногсшибательный, как под любым мостом в любой точке мира, где есть бездомные. Забуза даже не подумал закрыть за собой дверь. Он отдёрнул штору и в окно ворвался ослепительный дневной свет. На полу было натоптано грязными сапогами. Кое-где валялись просроченные купоны со скидками в аквапарк, журналы с голыми красотками на обложках, пустые бутылки из-под содовой. Забуза вытряхнул все ящики в столе, перевернул матрац, проверил шкаф — ничего. Комната чиста. И когда он заканчивал свой обыск, ему позвонили. Номер был не определён. Момочи ответил. По голосу на другой линии узнал Шадо. И что-то между ними уже было не так. Забуза почувствовал перемену всеми фибрами своей душу, далеко неприятную перемену. Мексиканец сказал: — Выбирайся. Поговорить нужно. Мальчишку отправь домой. Только ты и я.