***
Забуза отослал Хаку обратно в мотель, велел держать ухо востро и до его возвращения никуда не высовываться. Обычно им не приходилось разделяться. И мальчишка заметно нервничал, когда Момочи передавал ему ключи от форда. — Что случилось? Почему ты отсылаешь меня? — Спросил Хаку, не сводя с лица Забузы требовательный взгляд, говорящий что-то вроде: «Я уже не ребёнок и не собираюсь отсиживаться в норке, пока ты рискуешь собой». Но Момочи видел перед собой как раз именно ребёнка, которого во что бы то ни стало, нужно было отослать подальше от надвигающейся угрозы. — Я расскажу тебе обо всём, как только вернусь. Жди меня в мотеле. Но если почувствуешь что-то неладное, уходи немедленно. Слышишь? — А вдруг тебе понадобится моя помощь?! И что тогда? Наемник нахмурился, взял Юки за плечи и сделал то, что делал всякий раз, когда Хаку вбивал себе в голову противиться его приказам: повторял свою просьбу ещё раз, но грубым отцовским голосом. В такие моменты Хаку быстро терялся, а на Забузу наваливалась странная волна неуклюжей нежности. И очень сильно хотелось прижать мальчонку к груди. Как будто ничего вокруг кроме него не существовало больше. — Мы не должны разделяться - твои слова… — Пробурчал Юки, стискивая руки в кулаки. — Я знаю, — выдохнул Забуза, придавая голосу как можно больше спокойствия, — делай, что говорю. Около минуты собеседники ещё испытывали друг друга, а потом мальчишка сдался: прыгнул в первое попавшееся такси и умчался прочь, ошпаривая Момочи быстрым взглядом. И в груди у мужчины всё зашевелилось, задёргало и защипало. Забуза остался один посредине расплавленной жарой улицы с правильным и всё-таки немного неловким чувством того, что своей заботой разрушает чей-то до конца ещё несформировавшейся хрупкий мир. Но для Хаку так будет лучше. И вовсе не обязательно ему крутиться рядом с убийцей двадцать четыре часа в сутки. Солнечные лучи больно кусали открытые участки кожи, наёмнику пришлось укрыться под первой попавшейся тенью. Там он закурил и принялся ожидать Шадо. Вообще-то времени было в обрез, отчаянная владелица ночлежки уже наверняка раздобыла запасной телефончик и вызвала копов. Забуза отмерил десять резервных минут, осматривая улицу и задерживая липкий дым во рту. Из-за угла длинного пятиэтажного здания выплыла ржавая чихающая машина, а сразу за ней чёрненький седан, кто-то из закусочной напротив разбил стакан с пивом, хозяин заведение громко забранился, мимо Забузы прощеголяла длинноногая блондинка в полосатой юбке. Забуза успел отметить, что колени у неё ничего. И подумал, что если чуть-чуть приподнять эту юбчонку будут ещё лучше. Подумал и тут же забыл. Выкинул сигарету и снова посмотрел на часы — шесть минут, а Шадо по-прежнему не видно. «Шевелись, сукин сын», — мысленно выругался Забуза, прежде чем обратил внимание, что чёрный седан обгоняет ржавое корыто и сбавляет скорость, приближается. Железная птичка остановилась едва ли не вплотную так, что кожей Момочи ощутил жар, исходящий от её поверхности. И интуитивно потянулся за пистолетом, но стекло со стороны водителя быстро скользнуло вниз, и за рулём оказался мексиканец. Наёмник стиснул зубы, а потом услышал до исступления привычный писк полицейских сирен где-то в дебрях Чикаго. — Садись. Эти гады уже совсем рядом… — велел вполголоса Шадо, упрямо избегая столкнуться с Момочи взглядом. Они ехали около десяти минут и молчали, словно вообще не знали имён друг друга. Тугое напряжение отяжелило воздух и набило тела свинцом. Забузе казалось, что если он или его так называемый «телохранитель» заговорит, то произойдёт неизбежный взрыв. И в тишине невольно приходилось прислушиваться к ласковому мурчанию двигателя. Такую частоту мог выдавать только новенький автомобиль буквально пару месяцев назад сошедший с конвейера. В салоне ещё не выветрился запах новья. Забуза не знал точно, но, кажется, это был мерседес ограниченной серией выпуска в США. Он прикинул, во сколько такое чудо могло обойтись мексиканцу. И на кой чёрт вообще понадобилось приобретать что-то настолько броское. — Твоя? — спросил Момочи, решив, что тишины с него всё-таки более чем достаточно. И единственное, что может сейчас лопнуть - это только его уши. — Шутишь что ли?! — Шадо попытался улыбнуться, вышло немного натянуто. — Я угнал её только что. Момочи почувствовал припрятанный пистолет за своим поясом и искоса глянул на собеседника. — Куда едем? — Едем туда, где нас никто не побеспокоит, и мы спокойно сможем посекретничать с глазу на глаз. — Интересно… — Забуза вспомнил, в каком кармане лежит нож на тот случай, если потеряется пистолет и обороняться будет нечем. — Знаешь, ты нравишься мне всё меньше, Шадо. Секретничать с человеком, которого я знаю всего лишь пару часов - не моя стихия. Мексиканец притормозил на светофоре, отбил быструю дробь пальцами по ребру руля, проехал под мостом, обогнал ползущий впереди грузовик с мусором. — Я и не стремлюсь тебе понравиться, Забуза. Но не торопись обвинять меня во всех смертных грехах. Мы можем быть полезны друг другу. Я хочу рассказать тебе немного о твоём боссе. А потом ты решишь, стоит мне доверять или нет. — Да что одиночка, вроде тебя, может знать о Гато?! — Это информация касается твоей жизни… Интересует?***
Забравшись практически в пригород, в глухой и бедный райончик, Шадо остановил машину и заглушил мотор. Вокруг простирались бесконечные вереницы железных дорог, песочных насыпей, стареньких давным-давно заброшенных вагонов и ничего больше. — Знаю, о чём думаешь, — признался мексиканец, отправляя в рот тонкую сигарету и прикуривая от затёртой зажигалки. — бога ради, дай мне маленький шанс! Выстрелишь в меня чуть позже. Идёт? — Кончай пиздеть не по существу, — выдохнул Забуза, чувствуя, как недоверие к Шадо буквально распирает грудь. — к делу или получишь пулю в голову прямо сейчас. Мексиканец качнул головой и опустил боковое стекло, оставив узкий зазорчик, чтобы выдохнуть дым. — Легче, гринго, не нервничай и давай по порядку. Может, выйдем? — Что с Гато? Шадо потёр висок, задумчиво прищуриваясь и хмурясь, как будто ему было больно. Забуза только сейчас вспомнил, что его «телохранитель» подстрелен. И, наконец, заметил маленькое пятнышко крови на рубашке мексиканца. «С такой раной толком ничего не сделаешь. — подумал Момочи. — Как он вообще вёл машину?». — Гато скользкий и мерзкий тип, — прошипел Шадо, стискивая зубы. — акула с бездонным желудком и крепкими нервами. Ходит по головам и разрушает чужие жизни, при этом ухитряется сладко спать по ночам. Когда я впервые его увидел, то подумал, как такой коротышка смог подмять под себя весь рынок Чикаго и попасть в список самых добропорядочных людей Америки. Абсурд! Правда? В семидесятые, когда Гато только начинал строить свой бизнес, он частенько прибегал к помощи «школьных» друзей. Ты ведь знаешь об этом? Связи у него были крепкие и надёжные, в мэрии, ФБР. Да где угодно. Он всегда выходил сухим из воды, — Шадо выкинул сигарету и поморщился, потирая разболевшееся плечо, — коротышка воротил бизнес скромно. Но когда как следует развернулся, был вынужден обезопасить себя. В начале девяностых его наёмники перестреляли кучу людей. Он боялся, что в конечном итоге его могут скомпрометировать и посадить. Доверие стало непозволительной роскошью. Даже наёмников коротышка менял как перчатки. К слову сказать, последнего из них убил ты. Помнишь человека по имени Томми Ред? Забуза с трудом выудил из памяти затёртый образ человека: краснощёкий немец с белёсыми волосами забился в угол между двумя бочками с нефтью, громко дышит и зажимает ладонью кровоточащую рану в правом боку. Ему больно и страшно, но он не издаёт ни единого звука. Ждёт. Перед тем как убить Реда, Забуза подумал, что стрельба всё-таки не его призвание и палить по пустым банкам из-под любимого папашиного пива, разумеется, пока тот ничего не видит, куда проще. — Ты пристрелил его в рождественскую ночь, примерно в час сорок. Потом пошёл в первый попавшийся бар и проторчал там до шести утра, потому что домой пойти не мог. Его у тебя просто не было. — Сказал Шадо, упрямо избегая встретиться взглядом с Забузой. Момочи задержал дыхание, и какая-то неведомая сила перекинула его на восемь лет назад. И вместо летней духоты он снова почувствовал нежный запах рождественского мороза, мандарин и отвратительный вкус разбавленного виски. Вспомнил, как мелко в ту ночь подрагивали его руки, когда он нажимал на спусковой крючок. — Откуда, чёрт подери, ты знаешь всё это? — Гато рассказал… Томми Ред был его наёмником до тебя. Прослужил года два, убил пару влиятельных личностей и, как следственно, стал помехой. Убийство Томми было чем-то вроде экзамена. А ты думал, он действительно украл у коротышки какие-то важные документы? Забуза ничего не ответил, зато отчётливо вспомнил, как Гато поручал ему это нехитрое задание. «Если убьёшь мерзавца, у тебя появится хорошо оплачиваемая работа», — Обещал магнат, медленно разрезая на кусочки бифштекс с золотистой корочкой. А Забуза подумал тогда: «Не плохо бы иметь в кармане хотя бы пару долларов и позволять себе ложиться спать таким же сытым». О, каким же он был в те годы! Противно вспоминать. Случайные заработки, бестолковые связи. За спиной бесконечный шлейф проблем, поганых воспоминаний о доме и скитаний из штата в штат: Вашингтон, Массачусетс, Мичиган — везде грязные номера в холодных мотелях, безвкусная еда в дешевых забегаловках и паскудное чувство одиночества. — Допустим… — Момочи грубо усмехнулся. — И что с того? Убирать свидетелей - это со стороны Гато, по крайней мере, предусмотрительно. И вполне логично, что человек избавляется от тех, кому больше не может доверять. — Неужели думаешь, что ты для него какой-то особенный? — Знаешь, Шадо, — Забуза смежил веки и ещё раз окинул собеседника липким взглядом. — я вот что думаю: я проработал у Гато больше семи лет. За это время убил достаточно людей, крутых и не очень. Я не трещу на каждом углу о своей работе. Не брезглив, берусь практически за любой заказ, если плата достойная. Но дело тут даже не в деньгах, а в принципах. И Гато это знает. Если бы он захотел устранить меня, то давным-давно сделал бы это. — Восемь лет для наёмника солидный срок. Наверное, никому ещё не удавалось продержаться у Гато так долго. И всё-таки подонок заказал тебя. Прячет концы в воду. Он прагматик… Нанял меня и дал срок на твоё устранение - месяц. Снабдил всей необходимой информацией, оплатил расходы. К несчастью у меня осталось меньше двух недель, а если не справлюсь, найдутся другие люди, желающие пострелять в тебя. Молодые дурачки, недавно взявшие в руки оружие, — Шадо поморщился. — ты со своими принципами, Забуза, стал Гато не нужен. Как Томми Ред когда-то. — Пиздишь, — фыркнул Момочи, — ты припёр меня сюда, говоришь, в сущности, без констатации фактов и надеешься, что я поверю? У тебя, Шадо, странный акцент для мексиканца и слишком броская для наёмника машина. В нашем тесном мирке я тебя прежде никогда не видел и даже не слышал твоего имени. Вряд ли оно вообще настоящее. У меня больше причин доверять Гато, нежели такому типу, как ты. — Ладно, — мексиканец неловко улыбнулся и опустил чернильные ресницы. — Я, похоже, просто не с того начал. Открой бардачок, там лежат кое-какие документы. Прочти их… Сначала Забуза хотел послать мексиканца к чёрту, но потом решительно последовал его просьбе и взял в руки бледно-серую папку. Видел её впервые, а открыв, замер со смешанными чувствами в груди. Это было что-то вроде досье. На вроде тех, которые заводят агенты ФБР в дешёвеньких многосерийных фильмах. В потрёпанной папке, пропахшей затхлым духом, хранилась вся его жизнь: координаты тайных убежищ, телефонные номера, фотографии, сделанные кем-то впопыхах и даже адреса случайных женщин, с которыми Забуза спал. Было здесь немного и о Хаку — всего два-три листка. У Забузы пересохло в горле. Жизнь только что промчались у него перед глазами. И что-то противно сдавило грудь, будто кто-то наступил на неё. Документы вполне могли принадлежать Гато. Но что такая вещь делала в руках Шадо — непонятно! Нет-нет Забуза, конечно, думал о том, что Гато может следить за ним. Но, чтобы прикончить — для этого, по крайней мере, требовалось пошатнуть доверие, чего Момочи за все семь лет не допускал. Да и сам Гато, в конце концов, не дурак, чтобы избавляться от человека, который не раз доказывал свою верность. Забуза встряхнул папку и поднял провокационный взгляд на мексиканца, сухо улыбнулся. — Любые документы легко можно украсть или подделать. Не держи меня за идиота! — Момочи швырнул папку прямо в лицо собеседнику. И часть фотографий, как искры от костра, высыпалась наружу. В воздухе повисла острая тишина. Кажется, в ушах даже зазвенело. Шадо был готов развязать крупномасштабный спор, но почему-то упрямо молчал и смотрел вниз, будто нарочно ждал выстрела в голову. Забуза не сразу понял, что мексиканец сжимает в руке выпавшее фото и рассматривал Хаку. Картинка была немного смазана, наверняка, кто-то щёлкнул мальца прямо на ходу из машины. Момочи пригляделся чуть лучше и вспомнил тот день: январь девяносто седьмого, лёгкий мороз и бесконечно длинная набережная, день в самом разгаре. Они с Хаку только-только выбрались из тёплого кафе на холод, Забуза отдал ему свой клетчатый шарф. На фото Юки смущён, и Момочи понял это только сейчас, спустя годы. Вдруг подумал, что Гато действительно мог заказать у Шадо это убийство. И если Забуза исчезнет, тогда у Хаку никого не останется. Один он не выживет. И вот тут-то по-настоящему стало страшно. Неведомая сила бросила Забузу в жар, стоило мужчине только представить, как Юки мотается по всему Чикаго в поисках работы и соглашается на любую, даже самую тяжелую и грязную. Спит в сырых подвалах, ест что попало, болеет… У Юки ведь за плечами ничего, только девять классов и липовое удостоверение личности. Никто не пустит такого человека в приличное общество. Мексиканец покривил губы в какой-то болезненной улыбке и отдал фото Забузе. — Тогда как насчёт твоего отца? — А Тетсуо здесь при чём? Шадо обвёл линию горизонта каким-то отстранённым и неловким взглядом, и по выражению его глаз наёмник догадался, что мексиканцу откуда-то известно о его тёмном прошлом. В груди мерзко сдавило, а в нос безошибочно ударил призрачный запах папашиного одеколона, перегара и машинного масла. На долю секунды Забуза увидел даже ту самую тесную прихожую в Сиэтле с вечно мигающей лампочкой под облупленным потолком и, наконец, крепкие обожжённые кипятком руки, хватающие его за воротник, а дальше только темнота и звуки бешеной возни. — Ты и твой старик вечно цапались. Он сутками напролёт работал, домой возвращался под ночь хмурый и усталый. Брал банку пива и включал телевизор. Он болел за «Boston Red Sox», но говорил, что чулки давным-давно разучились играть и теперь выходят на поле только для того, чтобы опозориться. Общих тем у вас с отцом не было. Бейсбол, в отличие от него, ты не любил, — мексиканец закинул в папку все выпавшие фото. — Когда тебе стукнуло одиннадцать лет, твоя мать, не говоря никому ни слова, сбежала с другим мужиком. Тетсуо винил в этом тебя. Говорил, что ты у них был случайным. Ваши отношения усложнялись по мере твоего взросления. Кое-что ты начал понимать: Тетсуо не был примерным родителем, откровенно говоря, он плевать на тебя хотел. Забуза искоса посмотрел на собеседника и почувствовал, как всё его тело пронзают импульсы и мышцы рук и ног напрягаются, как перед хорошей дракой. — В школе, как и дома, дела тоже не шли. Отец колотил тебя. Сначала за плохую успеваемость, потом, чтобы выбить из тебя упрямство и сделать послушным, — продолжал Шадо. — его многое не устраивало в тебе и в первую очередь твой круг общения. Он знал, что ты и твои друзья по лестничной клетке грабите квартиры и перепродаёте всякий хлам на улицах. Но каждый раз, когда ты попадался копам, Тетсуо почему-то выплачивал штраф. И сгорал со стыда, когда соседи говорили, что его единственный сын малолетний преступник, а он размазня. В семнадцать лет после очередной такой передряги, вашу шайку заподозрили в распространении наркотиков, Тетсуо каким-то чудом отмазал тебя, а дома разошёлся и избил. Хотел, наверное, привить тебе немного моральных качеств. Ты две недели провёл в постели. А летом восемьдесят пятого впервые направил оружие на человека. И это был твой отец. Целился в голову, но попал в живот, — Шадо выдержал долгую паузу, — врачи вынули пулю. Тетсуо остался в живых, через полтора месяца написал заявление. Дома ты, конечно же, не появлялся, и отец разыскал твой номер. Позвонил как-то вечером и сказал: «С этим заявлением я пойду в полицию, если ты сейчас же не вернёшься и не попросишь у меня прощения». А ты назвал его старым мешком с дерьмом и ответил, что через полчаса улетаешь в Массачусетс. Забуза снова и снова прогонял в мыслях слова мексиканца, чувствуя, как в желудке растёт ледяная глыба, тает и посылает по венам ледяные ручейки. Становится холодно и одновременно жарко. Он никому не рассказывал о своём прошлом и даже Хаку ничего толком не знал о его семье. О его прошлом знал лишь Гато. Момочи доверился ему, сам не зная, почему. Может быть потому, что Гато протянул ему руку помощи, когда тот особо остро в этом нуждался, а может быть от того, что сам Забуза уже не мог хранить весь этот шлак в себе. — Гато? — Угу… Когда нанимал меня, Харрпер был ещё жив. Мы ждали, пока ты убьёшь его. И для болтовни времени было предостаточно. Гато выдумал личность Доусена, чтобы отвлечь тебя и облегчить мне задачу. Настоящий Доусен мёртв. Забуза задумчиво потёр виски, вспоминая, как сильно Гато нервничал при их последней встрече. Тогда это не вызвало никаких подозрений. И Момочи было подумал, что магнат просто заболел и чувствует себя неважно. — Ну и зачем ты всё это мне рассказываешь? — У меня, как и у тебя, тоже есть свои боссы, Забуза. И с недавних пор Гато начал мешать им вести бизнес. Ты прав, моего имени нет в списках, поскольку я не работаю в Иллинойсе. Случай с Гато - исключение. Изначально в мои обязанности входил лишь сбор компрометирующих данных. Но мне поручили заказ на его устранение. Однако одному мне с такой акулой тяжело управиться. — И ты решил, что я тебе непременно помогу? — Забуза усмехнулся. — Вообще-то нет, но… Момочи достал пачку сигарет и выбрался из машины. Сухой ветер тут же бросился ему в лицо, мужчина уловил запах пыли и подступающего дождя. На горизонте по-прежнему было чисто, ни единого облачка. Забуза выудил сигарету и чиркнул спичкой о коробок. Честно сказать, курить не хотелось, но он понял это слишком поздно, когда дым уже заполз его лёгкие. Мог ли Гато заказать его? Или этот Шадо так ловко всё обставляет? Наёмник глянул на мексиканца, который прислонился к капоту машины и, отвернув голову, буравил взглядом горизонт. Доверия этот тип не внушал. — На кого работаешь? — На судоходную компанию в Нью-Йорке. Гато со своими «Надёжными Перевозками» переманил всех экспортёров из Индии. Бьёт по карманам. Босс недоволен. Билли Харрис, старый кретин! Забуза смежил веки. Это имя было хорошо ему известно. Гато не раз упоминал своего давнего конкурента и зарекался, что однажды терпение его лопнет, и он непременно закажет Харриса. — Сколько? — Уже около двух лет. Ты мне не веришь? — Ещё бы я верил тебе! — Забуза едва ли не обезумел от простоты выражения лица собеседника. Шадо помотал головой. — У меня на руках твоё лично дело и все данные, известные Гато. Этого мало? По-твоему, такие вещи коротышка хранит в почтовом ящике и рассылает каждому встречному? Забуза молчал. Он знал, что Гато тот ещё маразматик и все провокационные бумаги привык держать в банковских сейфах. Мексиканец, каким-бы скользким ни был, просто не мог выкрасть их. Только если кто-нибудь ни посодействовал ему в этом. Множество людей сегодня мечтает прикончить Гато. А этот разговор про отца… Момочи стиснул зубы и проглотил терпкий дым, лёгкие зажгло как при первой нелепой затяжки. «Этот разговор, в конце концов, — подумал наёмник. — просто разговор. В нём нет ничего провокационного». И всё-таки Гато не стал бы откровенничать с Шадо просто так. Забуза отчётливей понимал что нужно возвращаться. Хватать Хаку и бежать. Необходимо обезопасить себя и мальчишку. — Харрпер был последним, кто мог скомпрометировать коротышку, — Шадо скрестил на груди руки, морщась от боли в плече. — Гато теперь практически неуязвим. Для полного иммунитета ему не хватает только избавиться от тебя. Рано или поздно он сделает это пусть и не моими руками, так чьими-нибудь другими. Его наёмники придут и выпустят вам с Хаку по пули в висок. Подумай, речь ведь заходит уже не только о тебе… Момочи передёрнуло, он выкинул сигарету и даже обжег пальцы. — Умолкни. Жизнь Хаку тебя никак образом не касается! И не тебе о нём беспокоиться! Мексиканец приподнял ладони, как-бы только демонстрируя, что безоружен. — Я просто предлагаю помощь. Мы могли бы объединиться и решить сразу две проблемы. Забуза двинулся на Шадо, бесцеремонно вторгся в личное пространство собеседника и заглянул в синие, как чёртов океан, глаза. — Не вижу причин присоединяться к человеку, который однажды уже выстрелил в меня. Обрабатывай кого-нибудь другого, а я справлюсь со своими проблемами и без твоей помощи. — Момочи сжал руку в кулак и грубо пихнул мексиканца в грудь так, что тот даже пошатнулся. И приложи Забуза чуть больше усилий, опрокинулся бы на капот своего дорогостоящего седанчика. Шадо сглотнул и нервно улыбнулся одними только уголками губ. Улыбка, впрочем, была такой же враждебной. — Не будь верным псом такого ублюдка, как Гато. — Прошипел собеседник и что-то во взгляде его поменялось. Посмотрел он так, что по коже зашагали ледяные мурашки. Забуза почувствовал, как напрягается его спина, его шея, ноги и руки, волосяные луковицы на затылке и зубы, и ресницы. Потом ему невыносимо сильно захотелось сплюнуть. Он достал пистолет из-за пояса и выстрелил в правое колесо автомобиля. Громкий хлопок сменился тончайшим звоном в ушах и рассерженным воплем мексиканца: — Кретин?! Что ты делаешь?! Момочи заметил, как глубоко Шадо задышал, но конечности его нисколько не дрожали. Он был спокоен. И окажись у него оружие тоже бы выстрелил, ни капельки не раздумывая. — Наш разговор закончен. — То есть как? Пробил колесо и думаешь уйти?! — Не хочу иметь с тобой никаких общих дел, ты слышишь? — Процедил сквозь зубы наёмник, сталкиваясь с протестующим взглядом собеседника. Забуза уловил запах, исходящий от его кожи. Мексиканец чуть-чуть пах цитрусом, чуть-чуть лавандой, недорогими сигаретами и совсем немного морской солью. Странно пах, приятно… Шадо мазнул взглядом по фигуре Забузы, похоже, ему стало неловко из-за столь мелкой дистанции между собой и Момочи. — Упрямый гринго, — прошипел едва слышно, — одумайся! Наёмники Гато доберутся до тебя прежде, чем ты успеешь скрыться. — Посмотрим… А если вдруг выясню, что ты соврал - я разыщу тебя и убью.