Исчадие ада

Граф ушел, а Шастун мог лишь только лежать и терпеть эту пытку. Голова кружилась и все то, что находилось перед его глазами плыло из-за соленой пелены. Антон прикрыл их и попытался пальцами расчесать себе поясницу, чтобы отвлечь жжение болью, но, лежа на связанных руках, сделать это было сложно. Поэтому князь решил перевернуться. Однако, опустившись на грудь, он пожалел об этом, так как горящее место всего лишь переместилось и добавилось ощущение того, что веревка душит. Несмотря на невозможность нормально дышать, он скорее принялся за спину, но впивающиеся ногти в кожу, как бы сильно они не вонзались не отвлекали, жжение на груди приковывало все внимание. Вскоре понимая, что продолжать не в его силах, он возвращается на спину, глубоко вздыхая и чуть ли не рыдая от ожогов по всему телу. Крапива душила в своих объятиях, не желая отпускать или хотя бы дать немного отдохнуть парню. У Антона так были сжаты веки, что по голове, казалось бьют наковальным молотом. Ему хотелось отключиться от этого мира и просто переждать в небытие. Юноша жалел о том, что не напросился на нагайку, возможно граф ударил бы с такой силой, что это помогло бы ему вырубиться. Тогда бы не пришлось лежать неподвижно и дышать через раз, чтобы меньше навредить себе. Проходит время, молодой князь скулит подобно собаке, пытаясь хоть немного растянуть веревку и освободить себя, его лишние движения, от которых становилось только хуже ему самому, не помогли и в итоге разочаровали его. Он бросает эту идею, успокаивая себя чем только угодно, находя в закромах своего сознания какие-то хорошие воспоминания. Но резко к нему приходит мысль, как себя отключить, что казалось единственным верным выходом из ситуации. Шастун придвигается к стене и, несмотря на жгучую ядовитую боль, начинает биться о нее виском. Голова гудит от столкновения еще больше, крапива начала резать кожу, а через время весь в слезах он выравнивает голову, ненавидя все вокруг, так как опять все его усилия оказались напрасны. Он сделал только хуже. Однако бормоча и проклиная графа Попова, он не замечает как в какое-то из произнесенных ругательств, погружается в очень долгий сон.

***

Лай над головой раздался громко и неожиданно для спящего князя. Он заставил того подскочить и пожалеть об этом сразу же. Схватившись за макушку, он стал ругаться на псов проклиная и посылая их на все стороны. Шастун долго сидел в таком состоянии, пока не осознал, что веревки на нем нет. В это мгновение все чувства нахлынули и ударили в голову. Одни вторили оставаться на месте, так как за его спиной находятся бешеные собаки, которые могут напасть и разорвать всего его на куски в любую секунду, другие же твердили, что рискнуть жизненно необходимо. Тем более окно, которое ведет его к свободе может быть открыто. Антон подумал и решился, даже несмотря на то, что он находился на втором этаже. Сначала он думал медленно пробираться к выходу, но с каждым его мизерным движением, рычание одной из голов становилось громче, поэтому оставалось только броситься на произвол судьбы. Юноша выждал время, чтобы псы подумали, что он не собирается ничего делать, а после, не дав им и опомнится, подорвался и побежал вперед, готовясь либо к быстрому взлому окна либо к выбиванию его. Однако князь рухнул обратно в полуметре от окна спиной на землю, взвывая и хватаясь за всю ту же больную голову, которая теперь еще больше доставляла нестерпимые ощущения. Но еще сильнее после его попытки побега ныла шея, на которой все это время находилась цепь. Антон закатил глаза, не понимая того, как он мог ее не заметить. Схватясь за нее, принялся снимать, что вскоре оказалось невозможным. Тяжелая цепь была скована очень сильным человеком. Антон даже не представлял как с него это будут снимать. Если вообще будут. Поднявшись на локтях, князь оглянулся на собак, которые поднялись на все шесть лап и отошли в другой конец комнаты. Все псы синхронно опустились на огромное одеяло, даже та которая была перевязана. Шастуну даже показалось, что эта повязка на ней просто так. Отвернувшись от них, Антон вернулся на то место откуда несколько минут назад сбежал, замечая сухую траву. И она навела его на различные мысли. Во-первых, ему показалось странным, что крапива могла высохнуть так скоро, во-вторых, чувство зависти медленно, но верно подкрадывалось в голову. Ведь ему придется сидеть на этих сухих колючках, а тем трем чудовищах на мягкой перине. Встряхнув макушкой и тем самым отгоняя лишние мысли, ладонями более менее расчистил место и сел, опершись на стену. Все тело было измотанным: крапивой, полом, ударами, — а еще ужасно хотелось пить, есть, и вообще не помешало бы посещение уборной. Антон уткнулся в ладони, прикрывая глаза. Ему нужно искать выход из этого места, но даже на размышления не было сил, поэтому молодой князь отпустил ситуацию и стал рассматривать свою клетку. В итоге заметил несколько вещей, но не знал насколько они важны. Цепь длинная, однако не подпускает ни к окну, ни к дверям, зато прекрасно достает до лежанки псов, как и псы сами достают его, правда они в отличие от него только в ошейниках. Следовательно юноша решил, что именно их цепка на нем. Также обнаружилась возможность обыскать комод, на что Антон долго не решался, не зная почему. После даже пожалел, что встал и потратил на это время. Все ящики оказались пусты и могли впечатлить его только своей резьбой. Шастун сидел, лежал, бродил по комнате, позабыв о псах, которые поступили точно так же с ним и занимались своими делами, а время шло очень медленно и утомительно. Он уговаривал сам себя придумать гениальный план побега и сам себе отвечал, что это точно не тот день для мозгового штурма. Антон чуть ли не выл от скуки, бездействия и безысходности, от пустой головы, пока дверь не распахнулась. В комнату зашел граф. — Ты… очнулся? — лицо Попова выражало странное удивление. Он резко приблизился к комоду, отодвигая его и хватаясь за цепь. Шастун, вздрагивая от неожиданности, проследил за мужчиной, который стал наматывать ее на руку, вскоре доходя до него самого и со злостью дергая на себя. — Что т-ты…! — Антона потянули на выход, и он не знал, как на это реагировать. Страх стал зарождаться в нем и подкидывать в мысли различные последствия всего происходящего. Именно боязнь того, что произойдет с ним дальше, заставляло упираться и хвататься за все, что попадалось на пути, оттягивая момент неведомой расправы. Князю все-таки пришлось успокоиться из-за гневных взглядов Арсения и, торопясь, последовать за ним. Спустя время они вышли на улицу. Почувствовать почву под ногами оказалось самым приятным за весь день, и хотя они практически бежали неизвестно куда, трава растущая под ногами и свежесть летнего дня принесло какую-то легкость и одухотворенность, ровно до того момента пока они не остановились у огромной ямы. Именно она заставила позабыть обо всем. Юноша стоял рядом с ней и смотрел в дно, складывая мысли и приходя к страшному. Выдернула его из думы лопата, которая врезалась в его тело вместе с рукой графа. — Это должна была быть твоя могила, — Арсений отпустил рукоять, а Шастуну пришлось ее вовремя поймать, не дав упасть ей наконечником на его ноги, — но раз ты очнулся, то больше она не нужна. Можешь закопать ее, — мужчина похлопал его по плечу и обошел. Антон замер в ступоре, переваривая все то, что он услышал, пока не был дернут за цепь. — Ты глухой, закапывай, — раздался голос и цепь снова потянула его назад. — Да как я буду закапывать, если я не дотягиваюсь до нее, — князь разозлился, за что получил звонкую пощечину. — Это твои проблемы, — больше Попов ничего не говорил, он ушел в тень и опустился на траву, вновь подтягивая на себя Антона и заставляя его вставать на колени. Засыпать яму лопатой, стоя на коленях оказалось не самой простой задачей. Граф постоянно смеялся с того, как Шастун сопротивлялся цепи, как тянул ее на себя, несмотря на боль в шее, а после с того, как отпускал ее и тот падал в землю. Прошло время, лопата давно была откинута в сторону и князь своими руками сгребал последний слой земли на бывшей могиле. Утро сменилось днем и жара обжигала светлую кожу, покрывая ее испариной. Но даже солнцепек не мешал его делу. Он хотел поскорее закончить с этим, тем более чем больше он концентрировался на работе, тем меньше его волновало поведение Попова, который только и хохотал с него. Хотя что именно смешило его в нем, Антону понятным не было. Поэтому решил остановиться на том, что граф — псих. Наконец-таки справившись Шастун собирался встать, так как цепь давно была в спокойном состоянии и не донимала его, однако вместо того, чтобы подняться, склонился к земле еще ниже. Попов оседлал его, давя одной рукой на затылок и приклоняя его взмокший лоб к рыхлой земле. — Ешь, — произнес граф и сильнее прижал юношу. Молодой князь, упираясь ладонями, стал сопротивляться и пытаться скинуть себя уже совсем обнаглевшее чудовище, которое поменяло позу, пересев ближе к лопаткам боком. — Сам жри, — выплюнул Шастун, извиваясь и дергаясь во все стороны. — То есть не хочешь есть? — голос и тон раздражал, он не собирался отвечать, — ладно, а я думал, покормить тебя… тогда поем сам. Шастун замер, все-таки удивляясь тому какой граф сумасшедший. Сначала заставляет есть сырую землю, потом ест ее сам. Однако ожидания и предположения по поводу обеда мужчины были ошибочными, ведь его потащили за всю туже цепь по направлению обратно в дом, да еще так неожиданно, что ему пришлось проехать некоторое расстояние на животе, пока он не поднялся и не поспешил за Арсением. В доме было прохладно и Антон почувствовал расслабляющую слабость, но понежиться в этих прохладных объятиях не дал брюнет. Они прошли к столу с двумя порциями еды, и граф сел за него. Она была все еще теплая, как понял Шастун от исходящего пара. Это на самом деле удивило его, ведь если еда стояла все то время, что он закапывал яму, она должна была давно остыть, но нет. Тарелка со второй порцией манила его. И после недолгого ступора он решил сесть за стул и все-таки утолить свой голод. — О, нет, — Попов дернул на себя юношу, сваливая его со стула и пригвождая к полу, — во-первых, животным за стол нельзя, а, во-вторых, ты, как я помню, отказался от еды. — Что?! Ты заставлял есть меня землю! И я не животное! — князь отпихнул от себя руки, пятясь назад, чувствуя как злость начала переполнять его. — Я ничего не говорил про землю, — в ход снова пошли волосы, — поэтому будь послушным щенком и подожди пока твой хозяин поест, — Арсений отпустил его, возвращаясь к еде и добавляя, — возможно тогда тебе перепадет что-нибудь. Теперь настала очередь тянуть цепь юноши, рука которая держала вилку и также которая была обмотана цепью по локоть рванулась к князю. Оскорблять так его достоинство не позволялось никому, тем более психопатам. — Тогда, — несмотря на свою усталость и ненависть к личности напротив, он гадко улыбается ему, отвечая теми же методами, — я как верный пес изгажу весь твой дорогой ковер, — почему-то он был уверен в том, что это заденет его, так как граф явно похож на того, кто дорожит теми вещами, что у него есть. Хотя доказательств очевидных нет. Сказанные слова повисли в тишине, Арсений смотрел на свою руку, а Шастун ждал ответа, уже сомневаясь в своей тактике. Он точно знал, что демон не оставит это воздухе и что-нибудь да скажет, но что именно вряд ли можно угадать. В следующее мгновенье Попов встал и рассмеялся во весь голос, что точно не было ни в одном из его вариантов. — Давай, прямо здесь, давай, — голос казалось одарил его пощечиной, что заставило юношу пятиться и сотню раз пожалеть о своей вспыльчивости, вспоминая ко всему прочему то, что его могли сегодня похоронить, — что же ты притих, — Попов казался еще более сумасшедшим чем обычно, князь нервно сглотнул, — увы, хочу тебя разочаровать, привязанности к вещам у меня нет, — Арсений взял вторую тарелку, и все ее содержимое повалилось прямо под ноги на дорогой ковер, — хотя… соглашусь, что по мне этого не скажешь, — Арсений переступил еду и, медленно наматывая цепь, шагнул в его сторону, останавливаясь у лица, — Так и быть эта еда твоя. И да, в следующий раз если ты нарочно оставишь себя без сознания, то уже больше никогда не очнешься, я был слишком добр к тебе, пока ты «спал», ухаживая за тобой, на четвертый день даже решил придать земле, а ты… — информация донесенная до Антона удивила, но теперь некоторые вещи стали понятны. Граф опустился на корточки и свободной рукой дотронулся до шеи юноши, переходя на затылок, — Ладно, не суть, только запомни вот что: моя забота дорого стоит. Поэтому думай, прежде чем калечить себя. А будешь ли ты это есть — мне все равно, изгадишь — тоже, просто потом тебе придется на этом спать, — тонкие пальцы зачерпнули содержимое на ковре и приблизили к чужому лицу. — Я лучше сдохну от голода, — прорычав это, Антон оттолкнул руку с едой и отвернулся. — Так и думал, — улыбка сразу же исчезла с чужого лица, а кусочек еды был размазан по груди парня, за что следом Попов получил плевок, который остался им проигнорирован, — на словах все вы Шастуны короли, а на деле… — Антон подорвался и схватил того за ворот рубашки, сжимая тряпку в кулаке что есть мочи, замечая за собой уже рефлекс реагировать так на любое нечестное слово про его семью. — Не смей нести чушь. Если ты думаешь, что мой отец не отвечал за свои слова, то я проклинаю тебя. Ты. Не. Прав. Слово для него дороже всего, ты жалкий… — Закрой свой рот, — тяжелая грубая рука оказалась на шее, — мерзкую жалость вызываешь здесь только ты, да и вообще, что ты можешь знать обо мне и своем отце, — брюнет навалился на него, сдавливая кожу, — Напомню тебе, что очень долго Шастун-младший жил вдали от дома. Очень долго. За все то время, пока он учился за границей все могло поменяться. Вот скажи мне, — короткие ногти прошли по макушке, царапая, — откуда тебе знать, что скульптуры, которые ты видел в последний раз, помогал делать мне не он? — схватившие волосы пальцы стали тянуть их, и князь был готов поклясться, что на этот раз, эта тварь точно выдернет клок, — как ты можешь так восхвалять его, мстить за него и любить, опираясь на первые восемь лет своей жизни? — рука на шее перекрывала кислород, юноша стал тарабанить руками по всему до чего мог дотянуться. В этот момент промелькнула мысль, что он напрасно закопал свою могилу, ведь этот монстр прямо сейчас делает все для того, чтобы ее рыть снова, — Время меняет все, запомни это, Антоша.