Белая дорога через черный лес

*** Дороги не было. Гай, следуя за Локсли, пошел по своим же следам — и не нашел ее. Белые плиты исчезли. Растворились, будто сахар в вине. Протоптанная тропинка петляла между деревьями, заворачивала и кружилась, и вела куда-то далеко-далеко. Они прошли мимо поваленного дуба, цепляющегося вывернутыми корнями за воздух. Гай попытался вспомнить: видел ли он дуб? Не получилось. Может, видел, а может, и нет. Он смотрел на Локсли. А тот, видимо, на свою призрачную жену. Когда вытоптанная тропинка привела их к берегу озера, Локсли остановился. — Ты это помнишь? Озеро было небольшое, с рыжей стоячей водой. От него несло тиной и гнилой травой — как от компостной кучи. Гай покачал головой. Он мог не обратить внимания на дерево. Забыть о цветущем кусте. Но не заметить озеро, пусть и размером с выгребную яму? Это было невозможно. — Может, вернемся? — идея была не слишком умной, но ничего другого в голову не приходило. — Зачем? — Может, ты спутал след. Вместо ответа Локсли встал на отпечаток сапога в рыхлой земле. Края совпали. — Не спутал. — Дьявол. И что будем делать? Локсли посмотрел на багровое солнце, сползающее в кроны деревьев. — Собирать хворост. Не стоит встречать эту ночь без огня. В озере булькнуло. Мутная вода пошла рябью. Волны шли от центра к берегу — круглые, будто от упавшего камня. Вот только камень никто не швырял. Опять булькнуло. Вода плеснула на берег. Редкие камыши затрепетали, дробно кивая метелками. Их шелест напоминал горячечный шепот. — Эй, Локсли, ты такое видел? — Да. Когда камень в ведро бросишь — то же самое. — Ага. Или когда в бадью с головой нырнешь — а потом выныриваешь. — Думаешь, там кто-то есть? — Не знаю. Кто? Сом? — Я проверять не хочу. Пошли отсюда. В другом месте костер разведем. Удивительно, но спорить Локсли не стал. Он торопливо отошел в сторону и спиной к озеру не поворачивался — держался боком. Гай спешить не стал. Развернулся зашагал к лесу — прочь по тропе. Камыши все шептали и шептали, будто уговаривая обернуться. Гай напряг мышцы, заставляя себя не поворачиваться. Снова булькнуло. А потом все стихло. Гай облизал пот над верхней губой. — Вы, саксы, чертовски суеверные. — А вы, норманны, тупые. У всех свои недостатки. Хворост был сыроват. Костер стрелял искрами, они взлетали вверх и гасли, осыпаясь легким белым пеплом. Гай лег на траву. Все, что было вне крохотного круга света, казалось черным. Будто весь мир утонул в густой, как чернила, тьме. Гай знал, что это не так. Там, за границей света — луна и звезды, и крохотные мерцающие светлячки, и ночь на самом деле не черная, а темно-серая, как старинное серебро. Знал. Но не чувствовал. Сейчас, в этом странном лесу, тьма была абсолютной. И хрупкая граница, очерченная трепещущим пламенем, была единственной защитой от этой тьмы. Гай покосился на кучу хвороста. До утра должно хватить. Если оно, конечно, будет, это утро. Локсли спал. Он лежал на спине, полуоткрыв рот, и тихонько похрапывал. Гай сел, поднял ветку и потыкал ею в костер. Искры с треском взлетели вверх, и седой пепел, мягко кружась, лег Локсли на физиономию. Гай фыркнул и потыкал веткой еще раз. Локсли что-то пробормотал, перевернулся на бок и закрыл рот. Гай отложил ветку. Темнота вокруг шевелилась. Конечно, это были просто тени от костра. А что еще? Когда Гай поворачивался, он видел только дрожащие, трепещущие тени. А вот когда смотрел на костер… Тогда начиналось движение. Гай видел его боковым зрением. Тени становились темными фигурами — длинными, гротескно вытянутыми. Они кружились вокруг костра, на самой границе бокового зрения. Это походило на детскую игру в «замри». Когда-то, много лет назад, Гаю она нравилась. Замереть неподвижно, застыть глиняным истуканом среди десятка таких же неподвижных фигур. А когда водящий отвернется — сделать шаг. Или два. Или три. Незаметных, тихих, текучих шага. И снова застыть. И снова. Пока не хлопнешь водящего по спине. И ты выиграл. Гай чувствовал движение за спиной. Бесшумное, вкрадчивое скольжение. Волосы на загривке поднимались дыбом, и воздух касался их, как холодные нежные пальцы. Гай не знал, есть ли тут кто-нибудь. Гай не знал, играют ли с ним. Но Гай не хотел проиграть.