Белая дорога через черный лес

*** Локлси шел медленно, будто нехотя. Гай несколько раз его обгонял, а потом останавливался и ждал, неторопливо притопывая ногой. — Ты можешь двигаться быстрее? — Зачем? — Потому что это адский лес с монстрами? По-моему, очень веская причина. — Если это ад, мы все равно отсюда не выберемся. Какая разница? — Я все же попытаюсь. Слушай, Локсли. Если тебе все равно, сожрут тебя или нет, может, отдашь мне меч? Тебе без пользы, а мне пригодится. Локсли остановился, сосредоточенно нахмурился — а потом начал расстегивать перевязь. Гай, не ожидавший легкого успеха, растерялся. — Вот. Держи, — протянул ему ножны Локсли. Гай взял меч, стиснул рукоять. Мир сразу стал чуть-чуть лучше. Правильнее. — Правильно. Я все равно обращаюсь с клинком лучше, чем ты. — Да. Пожалуй. Локсли снова двинулся вперед, загребая ногами прелую листву. Гай, затянув ремень, догнал его в несколько шагов. — Жрать хочется. И дичи не видно. Ты следов не заметил? — Нет. — Локсли даже не обернулся. Смотрел под ноги так пристально, будто грибы искал. Гай помолчал, подыскивая следующую реплику. — Как думаешь, тут вообще что-то водится? — Да. Головы на деревьях. — Я имею в виду, съедобное. — Головы. Поймай — студень сварим. Шутка это была или нет, Гай так и не понял. Лес молчал — ни звука, ни движения. Идти в этой тишине было так же странно, как пускать ветры в храме. Гай оглянулся. Хрупкие, прозрачные, как ноябрьский снег, цветы были везде. От приторного запаха кружилась голова. Если это ад, то святые отцы сильно преувеличивают. Не самое уютное место, конечно — но все же. Ни серы, ни огня, ни дьяволов с вилами. Правда, в кишках бурчит, но это не страшно. Пока, во всяком случае. Может, грешники должны умирать от истощения? Или нет, они должны вечно терзаться муками голода. Гай представил себе ад, полный тощими, слюнявыми, трясущимися грешниками. Не впечатляло. Если бы Гай был богом, придумал бы что-то поэффектнее. — Гизборн, что будет с Марион? — Ты о чем? — Гай, погруженный в размышления, не сразу понял, при чем тут Марион и что с ней должно быть. — Если мы умерли… — Эй! Не мы, а ты! — Хорошо. Если я умер, то что будет с Марион? — Ты имеешь в виду, будет ли она вечно горевать о тебе? И не мечтай, Локсли. — Думаешь? — Знаю. В лесу твоя Марион не задержится. Соберет вещички и пойдет к папочке. Лифорд был дружен с Ричардом Львиное Сердце, он сумеет выхлопотать для дочери прощение. Короли часто милуют смазливых девиц. — Постарайся обойтись без намеков. — Это не намеки. Это факты. Король Джон очень снисходителен к невинным оступившимся девицам — если, конечно, девицы хороши собой. Так что у Марион все шансы выйти сухой из воды. Она поедет к папочке, потоскует о тебе месяцок-другой, потом перестанет. Потом отец найдет ей подходящего мужа — старого, смирного и с деньгами. Марион сначала поупирается, потом согласится. И заживет спокойно. Детишек нарожает. Вряд ли они будут похожи на старичка-мужа, но тут уж ничего не поделаешь. — Не смей так говорить о Марион! — Как — так? Честно? — Если ты общался только со шлюхами, держи свой опыт при себе. — Если ты ничего не знаешь о женщинах, не трезвонь об этом. Глядишь, кто-то и поверит, что ты — не круглый идиот. Локсли сжал кулаки. — Да что ты себе позволяешь? — Правду. Если она тебе не нравится — заткни уши. — Не смей оскорблять Марион, или я… — Что — ты? Лука у тебя нет, помощников — тоже. А без лука и помощников ты пшик, а не боец. Гай не хотел драться. Сейчас — нет. С отстраненной досадой он смотрел, как Локсли делает шаг вперед, замахивается… Локсли застыл, так и не опустив руку, глаза у него округлились. — Г-гляди… Если бы бил Гай — это было бы уловкой. Смотри, что у тебя за спиной! Оглянись! Ну же! Детский фокус, бессмысленный и никчемный, как и все, что делают дети. Вот только бил не Гай. И они были в лесу. В этом проклятом, тихом, пропахшем медом лесу. Локсли медленно опустил руку. — Гизборн, оглянись. Гай оглянулся. На поляне спиной к ним стоял человек. Ростом он был с двухэтажный дом. Костлявая фигура тянулась и тянулась ввысь, подол белой рубахи полоскался на ветру, как парус. Она что-то напоминала, что-то знакомое и забытое — и Гай никак не мог сообразить, что именно. — Боже. Валим. — Погоди. Это человек. С ним можно разговаривать. Спрашивать. — Ты рехнулся? Это не человек, это великан. — И что? Какая разница? — и прежде, чем Гай успел возразить, Локсли пошел вперед. — Господин! Эй, уважаемый! Фигура дрогнула, переступила с ноги на ногу. — Простите за беспокойство, господин! Мы сбились с дороги и блуждаем здесь второй день. Вы не могли бы… Великан начал оборачиваться — медленно и неуверенно, растопырив локти, будто его с перепою шатало. — Локсли! Стой! Стой, мать твою! Но Локсли шел вперед, прямо к этой тощей, будто слепленной из веток фигуре. Гай понял, на что был похож великан. На куклу. Такие делали крестьянские дети. Палка — туловище, две ветки — ноги, и две — руки. И все обернуто грязной тряпицей. Палочный человек топтался на месте, раскачиваясь и подергиваясь, будто забыл, как нужно двигаться. — Уважаемый, нам просто нужно выйти на дорогу. Если вы подскажете, где она… — Локсли! Палочный человек обернулся. У него не было лица. Застыв, Гай таращился на белую, гладкую, как куриное яйцо, маску. Кукольный человек стоял, покачиваясь, и шарил перед собой руками. Ладони у него были большие и плоские, с длинными гибкими пальцами. Они походили на огромных белесых пауков, прядущих невидимую паутину. Палочный человек сделал один неуверенный шаг, потом второй… Гай завороженно смотрел, как он приближается. Теперь было видно, что лицо у него не цельное, а будто составлено из отдельных фрагментов. Белую маску расчертила сеть трещин. Яйцо. Куриное яйцо. Но не сырое, а вареное — когда его покатали по столу, перед тем как чистить. — Гизборн! Бежим! — Локсли рванул его за плечо и Гай побежал.