Монстры. Начало и конец

      «Чёртовы крысы!», — пронеслась мысль в голове СССР сквозь марево сна. Он резко проснулся, шаря рукой по полу, в поисках палки или чего потяжелее. Но потом он вспомнил две вещи: он не дома и крыс тут не водится. Часто моргая, коммунист зевнул и сел вертикально. Источник звука оказался рядом: — С добрым утром. — И вам того же и туда же.       Рейх хмыкнул, продолжая резко, но при том чётко выводить штрихи. Советы улыбнулся: он выглядел изумительно. В одном нижнем белье, в позе какого-нибудь персидского падишаха, лицо сосредоточенное, но спокойное. Коммунист взглянул наружу: шёл ливень. Покачав головой, осмотрелся: его одежда была аккуратно стопочкой сложена рядом с ним. Также Германия притащил внутрь кирзачи и вязь хвороста, отчего места в палатке стало намного меньше. — Что калякаешь? — СССР бесцеремонно заглянул в альбом.       На белом листе был изображён спящий он. Идеально точно срисованы детали, вплоть до шрамов, штрихи вокруг фигуры передавали пространство в достоверном объёме. Рейх зарисовал его, когда Союз во сне перевернулся на спину, закинув одну руку за голову. — Все-таки нарисовал, — довольно промурлыкал Красный. — Только, мои «размеры» тут явно неточно переданы. — Головы? Да, пожалуй, я тебе польстил. — Ты вроде говоришь, а слышу только «ш-шшш-ш». — Не плюйся, работу испортишь. И не нарисовал, а написал. — Ага, в море ходят, а плавает говно.       Германия закатил глаза. Советы ещё раз передразнил звуки змеи и потянулся за своими галифе. — И почему я не сверху? — вдруг произнёс Рейх.       СССР даже воздухом подавился. — Потому что я больше и сильнее, — Советы надел белье. — Ты можешь быть сверху… Как очаровательная наездница.       Он уселся, сделав лихой жест натягивания поводьев, чуть двинув тазом вверх. — Мх-мм, только конь хромой и кривой.       СССР приблизился к нему, про свои брюки он напрочь забыл: — Ты меня провоцируешь.       Германия наклонился к нему и слабо укусил за губу. Рукой Советы потянулся к его бедрам. Нацист не отстранился, наоборот подался ближе и прижался лбом к его плечу. — Что у тебя в голове творится, — прошептал коммунист, осторожно откладывая альбом с угольком подальше. — Тебе это важно знать?       Его глаза. Этот взгляд, полный усталости, потухший, как свет умершей звезды. Советы обхватил ладонями его лицо, прижавшись лбом ко лбу. — Сколько мы уже тут? — произнёс коммунист, наклонив голову.       Ему хотелось видеть каждую эмоцию Рейха, каждую еле заметную морщинку или тень в зрачках. — Здесь время течёт по иному. В мире живущих — сложно сказать, со счета сбился. Лет шесть, может десять. А тут всего лишь год. — Сколько здесь был ты? — Достаточно, чтобы перестать считать. — Скажи, о чем ты думал все это время? Чем себя занимал?       Германия попытался отвернуться, но чужие пальцы крепко держали подбородок. — Расскажи мне.       Рейх лишь наклонился, целуя его в губы. СССР хотел отстраниться, продолжить допрос. Не смог. Он обхватил одной рукой его затылок, прижимая ещё ближе к себе. Губы нациста ещё отдавали привкусом вчерашнего граната, чуть обветренные и жёсткие. Советы не мог лгать сам себе: испытывал истинное наслаждение, терзая его пламенным поцелуем. — Ау, — прошептал Рейх, когда СССР с силой прикусил нижнюю губу.       Коммунист тут же стал слизывать набежавшие капельки крови, тихо усмехнувшись. Теперь ближайшие пару дней зубоскалить тому будет больно.       Германия вздыхал под ним, ворочаясь, как уж на раскалённых камнях. Советы морщился от пробирающего до самых кончиков пальцев возбуждения и желания войти в него резко, до самого конца. Времени с прошлого раза прошло порядочно, да и как-то начали они без особых прелюдий. Рейх болезненно взвыл, с силой прикусил губу, когда коммунист продвинулся ещё на сантиметр. — Терпи, казак, — почти ласково пробормотал Советы, делая плавные движения бёдрами.       Тело Рейха в его руках, было горячим, он с удовольствием скользил ладонями по вздымающейся груди. Коммунист подрагивал от нетерпения, сдерживая животный порыв. Оглаживал подтянутые бедра, всматриваясь в лицо. Германия отводил взгляд, отворачивался, пытался смахнуть тыльной стороной руки прилипшие ко лбу пряди. Советы нагнулся, одной рукой перехватил его кисти, и с силой сжав, другой обхватив шею. — Смотри на меня, — произнёс он, делая ещё один толчок внутрь.       Рейх повиновался, в его глазах поблескивала истома, смешанная с горделивым вызовом. Он дышал глубоко и часто, приоткрыв рот. Нижняя губа чуть опухла от укуса коммуниста. Советы нагнулся, широко лизнув её, ловя вздох. Союз отпустил его шею, переместив руку на свой член. Пытаясь хоть как-то сбросить избыток сексуального напряжения, ласкал себя у самого основания, посасывая и прикусывая губы Рейха. Тот же растерянно отвечал, выгибаясь и осторожно двигая бёдрами. Советы приподнялся, обхватил руками его ягодицы, поднял почти до уровня головы. Под наклоном, ему удалось войти ещё на сантиметр. Германия выгнулся дугой, лоб покрылся испариной. СССР придерживая его в таком положении, наклонился к нему, размеренно двигаясь. Когда ноги Рейха цепко обхватили его поясницу, он почти лег на него. Упираясь на локти, старался двигаться аккуратно и не сильно. Германия тихо постанывал ему в плечо, зажмурившись. Тяжело дыша, Советы приподнял голову. Глаза зацепились за альбом, Рейх, отложив его, видимо, сдвинул страницы. Продолжая плавно двигать бёдрами, он пытался рассмотреть, что нарисовано на следующей странице. Среди резких линий виднелось что-то мрачное и настораживающее. Так мог выглядеть доисторический страх, скрывающийся во тьме лесов и гор. Но что именно, СССР разобрать не мог. Он решил протянуть руку, чтобы убрать верхний листок и рассмотреть что же там. Но не рассчитал особенности позы и потерял опору. Его секундное желание сбылось: член вошёл до упора. Рейх поперхнулся воздухом и с силой пнул его ногой. Советы осел на пятую точку, лягнул он его безжалостно сильно. Охая и морщась, Германия коснулся себя, проверяя не повреждён ли и не кровит. — Осторожнее! — зло прорычал он. — Я тебе не доярка на стоге сена!       Советы посмотрел на него и в уме пронёсся комментарий Югославии про жену. У него болел бок от сильного удара, а все равно хотелось вернуться и брать эту зубастую дрянь —  грубо и страстно. Тут он захохотал. То ли воображение услужливо обрисовало Рейх в фате и с букетом ромашек, то ли в платье доярки на стоге сена, с задранным к верху задом. И то, и то на его вкус было уморительно. — Как у вас говорят? — Германия продолжал хмуро смотреть в его лицо. — Смеётся просто так дурак? — Не старайся, — Советы фыркая, смахнул набежавшие слезинки. — Смысл я уловил. — Что смешного? Ты меня чуть не покалечил. — Прости, милая, виноват! До свадьбы заживёт.       СССР зашёлся очередной порцией хохота. Нацист смотрел на него и тоже начал посмеиваться, силясь себя остановить. Но коммунист так заразительно смеялся, что невозможно было сдержаться.       Вволю насмеявшись, Советы и Рейх почти синхронно посмотрели друг на друга. — Ливень ещё идёт, — задумчиво произнёс Германия. — Чем займёмся? — Красный посмотрел на себя. — Настроение, конечно, потеряно. — Сам виноват, мой дорогой. — Знаю, клыкастый.       Рейх пригладил волосы, без воска они лежали в абсолютном хаосе. Он раздражённо взглянул на Советы: у того всегда выглядели опрятно и без ухищрений. — Дай альбом посмотреть, вижу много нарисовал, — СССР приподнялся, потянувшись за злополучным объектом его интереса. — Я только тебя и написал за сегодня.       Советы посмотрел в его глаза. Скрывает что-то, давить на него бесполезно. — Давай тогда я пальцы разомну, зарисую лик твой.       Рейх иронично изогнул бровь, но, перелистнув подальше, протянул альбом чистым листом.       Советы от стараний даже язык чуть высунул. Германия старался не шевелиться и молчать, хотя так и подмывало сказать что-то едкое и колкое. Но ситуация была абсурдная, со стороны расскажешь и не поверит никто. Но в абсурдности этого момента было что-то успокаивающее и приятное. Даже домашнее. — Что скажешь? — наконец-то коммунист закончил. — Мило, но певец и оратор из тебя явно лучше.       На рисунке был портрет из числа тех, что похож, но видно кривую линий, асимметрию и нарушение пропорций. Когда самоучка рисует — как видит, отбросив основы. — Художника обидеть может каждый, — Советы театрально вздохнул. — Ты не знаешь основ. — Разве это так важно? — Очень, даже самый авангардный художник всегда начинает с классического натюрморта. — Ну, так покажи как надо.       Рейх взглянул на вещмешок в углу палатки. — Еще что притащил из фруктов? — Гранат ещё один. — Достань и положи где светлее всего.       Советы достал фрукт, уложив его почти снаружи палатки. — Бери уголёк, — Германия усадил его и сам сел за спину. — Подними на уровень глаз. Видишь? По нему определяешь пропорции…       Советы старательно повторял действиями его слова. Он не испытывал особого интереса к художественному мастерству, все же проза и стихи его больше привлекали. Но ему нравился процесс обучения. Рейх был рядом, спокойный и даже дружелюбный. Можно немножко подыграть и притвориться, что действительно интересное дело. Тем более, когда утонченные пальцы осторожно касаются рук коммуниста, направляя капризную черную линию.

***

— Что ж, уже вполне неплохо, — одобрительно заключил Рейх. — Признай, что я талантлив во всем.       СССР обернулся к нему. На листке был нарисован гранат с тенями и в объеме, пара лишних линий и разводы немного портили картину. — При желании, можно и обезьяну обучить письму, — Германия иронично улыбнулся.       Советы цокнул языком, взглянул на свои руки. Кончики пальцев были испачканы черным. Подавляя хитрую улыбку, он состроил самое серьезное лицо, какое мог: — Что это у тебя на лице? — Где? — Да ну вот же!       СССР провел указательным пальцем по коже Рейха, чуть выше тонкой брови. — Ох, какой я глупый! — Советы пожал плечами. — Сторону попутал, справа же.       И провел еще раз с другой стороны. Германия с невозмутимым лицом спросил: — Ты мне только что нарисовал злобные брови? — Ага.       Коммунист прыснул со смеха. На удивление, вышло идеально. Комично скошенные злобные линии очень шли хищно-острому лицу. — У тебя тут тоже грязь, — Рейх провел пальцами, которые тоже были в угольке у того над губой.       Советы закатил глаза, подвигав губами из стороны в сторону: — Мне идет? — Детский сад.       Советы засмеялся, снова громким и заразительным смехом. Рейх покачал головой, выходя из палатки. — Эй! Застудишь себе чего! — Союз направился за ним.       Германия, ежась от бьющих капель ливня, быстро шел к озеру. Присев, зачерпнул воды и стал тщательно оттирать «художества» со своего лица. СССР последовал его примеру. — Дай, — Рейх, когда закончил, посмотрел в его сторону.       Советы приподнял голову, вода стекала с него ручьем. Нацист приблизился к нему, мягко проводя пальцами по оставшимся следам от уголька, стирая их. Союз поймал его ладонь, поцеловав кончики пальцев. Конечно, в перчатках эти руки настоящего аристократа выглядели намного эротичнее. Но целовать обнаженную кожу, ощущая ее теплоту и мягкость было в разы лучше. Советы покрывал поцелуями ладонь, прикрыв глаза. Голос нациста мягким шелком скользнул по слуху: — Только не здесь.       СССР подошел ближе, обхватив его. Холодная вода не могла остудить его вновь проснувшееся желание. — У тебя проблемы, мой дорогой. Тебе вечно нужно заниматься «этим», где угодно, только не в тепле и удобствах. — Так скучно, — признался коммунист, наклоняясь за поцелуем.       Германия грубо толкнул его, отчего тот упал в озеро. Фыркая и ежась, Советы крикнул: — Не больно то и хотелось!       Рейх засмеялся, вид у того был, как у обиженной собаки. Той самой, что тянется к запретному кусочку курицы и получает газетой по морде вместо лакомства. Посмеиваясь, он направился к палатке. Коммунист продолжал сидеть в воде. Германия обернулся, фыркнув, смахнул воду с лица, застилавшую глаза: — Снова нога? — крикнул он. — Нет!       Нацист запрокинул голову: небеса не могут дать ответ, как можно игнорировать такого умилительного балбеса. — Поднимайся, — он подошел к нему и протянул руку. — Пока у тебя… настроение не пропало. — Уже, — буркнул коммунист, принимая помощь.       Германия прижался к его груди, заглядывая в глаза. Он попытался улыбнуться во всю ширь клыков, но прокушенная губа тут же дала о себе знать. Нацист чуть поморщился, прижимая пальцы к ней. Советы удовлетворенно хмыкнул, поглаживая его спину. Тела лоснились от ледяной воды, Рейх дрожал от холода, а коммунисту было все равно, он и в лютый мороз мог ходить с обнаженным торсом. Но он бережно подтолкнул того внутрь палатки: — Дрожащие змеи меня точно не возбуждают. — А обычные змеи? Даже спрашивать боюсь, откуда такие сексуальные пристрастия.       Советы воспользовался моментом, пока тот опускался спиной к нему и звучно шлёпнул его по ягодице. — Под дождем останешься, — рыкнул Германия, разворачиваясь к нему лицом.       Советы примирительно поднял руки, фыркая. Дождь набирал силу, где-то громыхнул гром.       Рейх неодобрительно цокнул языком: воды с них набежало много, придется разбирать палатку и сушить. Советы приподнял голову, щурясь: — Я тебе не мешаю? — Ты чем-то занят? — Германия приподнялся на локтях.       Советы лежал между его раздвинутых ног, закинув их себе на плечи. Кожа живота и груди под его руками была покрыта небольшими засосами и краснеющими укусами. Союз приподнялся, зловеще нависнув над ним: — Возбуждай меня, а не беси, — произнес он, наклоняясь к губам.       Германия потерся бедрами о его пресс, извернувшись от поцелуя. СССР грубо схватил его подбородок, фиксируя на месте. Он впился удушающим поцелуем, не дав тому даже вдохнуть. Пока руки ласкали, Красный целовал с юношеским вдохновением: влажно и горячо. Рейх явно был не силен в таких вещах, и после попыток как-то отзываться, просто расслабился, позволяя делать, что тому вздумается. Советы посасывал раскрасневшуюся кожу губ, с влажным причмокиванием отрывался и с новой силой вжимался поцелуем, язык скользил и извивался, почти доставая до самой глубины. Нацист жадно хватал воздух, когда коммунист позволял ему вдохнуть. Голова у него шла кругом, от прилившей крови шумело в ушах. Рейх прислушался к ощущениям: СССР лежал грудью на нем и отчетливо чувствовалось, с какой силой билось чужое сердце. Это ощущение было почему-то привлекательнее всего. Германия опустил руку, коснувшись груди Красного. Как молот о наковальню. Это от него так сердце билось или это была старческая тахикардия? Советы отстранился, посмотрев на него. Снаружи сверкнула молния. Рейх нахмурился: что это был за отблеск в глазах крестьянина? Так сверкали огни кораблей в дымке моря или галька на берегу реки. Чарующий блеск. СССР погладил его грудь одной рукой, второй обильно смочив пальцы слюной. — Что ты затеял? — нацист чуть дернулся. — Пытаюсь не поранить тебя, — коммунист опустил руку вниз. — Вот уж нет! — Германия отстранился. — Ты свои пальцы видел? — А что не так то? — Советы озадаченно смотрел на свою руку. — У тебя грубые крестьянские руки. Я сам.       Коммунист отстранился. В его лице читалась легкая обида. Рейх вздохнул, поднимаясь. Он устроился на четвереньки, лицом к СССР. Обхватив его руку, сначала слегка лизнул тыльную сторону ладони, потом чуть сильнее прижался губами, переходя к пальцам. Он мягко ласкал их языком, иногда вбирая в рот, покусывая. Советы коснулся другой ладонью его лица, проведя по щеке. Запустив руку в волосы, с силой сжал их на затылке. Затем направил его лицо к эрегированному члену. — Подожди, — прошептал Рейх.       Он смочил слюной указательный и средний палец своей руки, отводя руку за спину. Одновременно с введением пальца, медленно лизнул полувставший член коммуниста от начала до конца. Водя языком туда-обратно, осторожно растягивал себя. От неосторожного действия Советов немного побаливало, но он скоро отвлекся от этого. Взяв в рот целиком орган партнера, медленно и с чувством двигал головой, посасывая и лаская языком. Постепенно набирая темп, он ввел второй и уже активнее растягивал себя. СССР поглаживал его челюсть пальцами, чуть запрокинув голову. У Рейха на этот раз было больше свободы в действиях, и он решил, что заставит этого чурбана стонать. Он отдавался всем телом в процесс, не замечая как начали побаливать косточки кистей рук и колени от резких и цикличных манипуляций. Он брал член коммуниста глубоко и с изобретательностью, вытворяя сложные движения. Не забывая о себе, от чего в действиях было больше искры и огня. В конце-концов, так увлекся, что обхватил руками бедра коммуниста двигаясь глубже, до самых возможностей своей глотки. — Ох, едрить твою, что творишь то, — прохрипел Советы.       Рейх внутри ликовал. Союз отстранился, обхватив ладонями его лицо. Губы Рейха была мокрые, на подбородке поблескивали дорожки слюны. Он присел, снова целуя его, одновременно укладывая на спину. — Мокро, мой дорогой, — прошептал в его губы Германия. — У тебя от меня? Я в курсе. — Пол мокрый, балбес.       Советы уселся и усадил его сверху на свои колени. Касаясь губами шеи и ключиц, обхватил руками бедра, раздвигая и сжимая их до синяков. Мягко покусывая кожу, поднял взгляд на лицо Германии. Он сжимал губы, недовольно ерзая. — Скажи, что ненавидишь меня, — довольно улыбаясь, произнес в ухо нацисту Союз. — Твои губы так соблазнительно складываются, что можно представить… — Я готов свернуть тебе шею при первой же возможности, — тихо прорычал куда-то ему в плечо тот.       Коммунист псевдо-горестно вздохнул, осторожно прижимаясь членом к нему внизу. Рейх впился зубами в его плечо, когда он сразу вошел на несколько сантиметров. Поглаживая напряженную, как натянутая тетива линию позвонков, СССР медленно продвигался. Германия вздыхал, обхватил руками его массивную спину. Советы прижался губами к ямочке между острых крыльев ключиц, наконец, дойдя до конца. Рейх вздрогнул, оцарапав его и вцепившись пальцами в загривок. Коммунист начал плавно двигаться, ощущая как тепло волнами цунами исходит от его нутра к сердцу. Зажмурился от удовольствия и резкого контраста: в первый раз он двигался, как чистый животный импульс, даже, наверное не осознавал чье тело в его руках. Сейчас же чувствовал каждую клеточку разгоряченной кожи нациста, тяжелое дыхание над ухом, и бьющееся сердце в сумасшедшем ритме. Советы коротко рыкнул, усиливая толчки. Он хотел слышать голос Рейха, его мольбу и похабные стоны. Германия, как специально, подавлял свой стон. Союз немного разозлился, обхватив двумя руками его покрепче, начал с силой входить, но медленно. Нацист попытался оказать сопротивление, но крепкие мозолистые руки сжимали его, фиксируя неподвижно. Рейх жмурился, покусывал губы, упираясь ладонями в широкие плечи. Союз не сводил с него взгляда, слегка покачивая бедрами из стороны в сторону во время движения вверх. Германия тяжело задышал, глаза влажно блестели, тело заходилось мелкой судорогой. Советы облизнулся — прекрасное зрелище. — Ненавижу тебя, — прошептал нацист, встретившись с ним взглядом.       Красный хмыкнул, убрав руку, положил на его шею. Поцелуй в губы, мягкий и легкий, еще и еще, как капли дождя снаружи. Ловя каждый вздох и туманный шепот. Коммунист начал двигаться быстрее, с упоением проглатывая чужие жаркие стоны.       Рейх сидел на нем, сжавшись в руках и пытаясь отдышаться. СССР дышал глубоко и ровно, хотя тело ломило от мощного оргазма. Это было намного лучше, чем в первый раз. Точнее было совершенно по-другому. Германия прижался щекой к его плечу. — Завтра я уйду, — произнес Советы, смотря куда-то вдаль. — Я тебя не держу. — Если ты попросишь, я могу остаться.       Рейх посмеялся. — Да, — СССР тоже посмеялся. — Глупость сморозил. Но ты можешь пойти со мной. — Зачем?       Коммунист приободрился. Это было не «нет», значит, есть шанс все-таки уломать его. — У меня чудесные хоромы. Целая кровать. Сухая и мягкая. Тебе понравится вжиматься в нее лопатками, пока я буду драть твой наглый зад. — Как-то мало.       СССР вздохнул, огладив его растрепанные волосы. — Больше ничего предложить не могу. — Нужно ли?       Советы закрыл глаза, прижавшись щекой к его шее. От него исходил аромат, тонкий и еле уловимый. Отголоски одеколона? Нет, столько времени прошло и столько воды пролито на тело. Он глубоко вдохнул, прижавшись носом к коже. Рейх вздрогнул. Пахло порохом и чем-то острым, как черный перец. Его запах. — Что ты делаешь? — немец фыркнул, когда нос Союза слегка щекотнул кожу. — Ты интересно пахнешь. — Чудак.       Советы улыбнулся, чуть сжав зубами его кожу и тут же поцеловав. — Как нам спать? — нацист недовольно посмотрел на большие влажные пятна по центру палатки. — Тебе придется спать на мне, — довольно проворковал СССР.       Германия лишь устало фыркнул.       Рейх спал, уткнувшись куда-то Советам в шею лицом. Дышал он неровно, во сне подрагивал. Коммунист не мог уснуть. Во-первых, Рейх был ужасно костлявым. Хоть веса в нем было немного, но его кости больно упирались во все места. Наутро по-любому будут синяки, и они станут болеть. Во-вторых, Красный думал о рисунке, словах матушки и Германской империи. Германия выглядел вполне здоровым, даже ласковее стал, в условиях своего характера. Может, они были предвзяты?       Рейх дернулся во сне, сжавшись. Его прошиб пот, мелкая дрожь и нервные подрагивания прошли по всему телу. СССР вздрогнул от резкого движения и, наклонив голову, попытался заглянуть ему в лицо. Поняв, что так только его разбудит, обхватил руками, обнимая. Нацист притих. Советы коснулся его волос, закрывая глаза. «Что с тобой не так?», — подумал он, прижавшись подбородком к его макушке.       Как долго будет длиться такая нежная и трогательная часть их отношений — даже небо не ведало. Но Союз надеялся, что как можно дольше, ведь сердце так приятно млело от подобных мелочей.