***
— С добрым утречком, братец! Советы вздрогнул, когда, выйдя из туманной стены, встретился почти лицом к лицу с Югославией. Тот курил немного в стороне от протоптанной дороги. — Меня караулишь? — полюбопытствовал Союз. — Тебя, тебя, — югослав бросил окурок на землю, тщательно его притаптывая. — Что-то случилось? — Случилось. ФНРЮ молчал, покачиваясь на мысках грубых ботинок. — Я тебя сейчас стукну, — ровным тоном заявил Союз. — Ишь ты! Я думал, ты в игривом настроении вернёшься, а вон злой, как росомаха. Не сложилось что? — Не твоего ума дело, — буркнул коммунист, направляясь в сторону города. — Да постой! — югослав обогнал его, идя на шаг впереди спиной вперёд. — Извини, не хотел давить на больное. — Забудь, — Красный добродушно махнул рукой. — Что случилось то? — Праздник скоро! Не хотел, чтобы как с предыдущей информацией было, и примчался рассказать. Союз удивлённо глянул на него. — И что за праздник такой? — Австро-Венгрия календарь ведёт, так что исходя из того, кто откуда и какое мировоззрение, было решено отмечать каждый новый год. Чтобы никому обидно не было, а собраться всем вместе лишний повод был. СССР одобрительно покивал. Новый год — действительно хороший и универсальный праздник. Его взгляд просветлел. — Когда? — Дня через три. Вот я и пришёл быстрее, Чехословакия на этот раз идёт на вылазку. Надо тебе по-любому чего? — Один что ли пойдёт? Всем что-то надо. — Он силится Речь Посполитую с собой взять, но старик упертый и совсем обленился. — Почему я до сих пор пойти не могу? Югославия пожал плечами. — Старший твой, Россия, никуда не ездит, остальные тоже. Своих проблем, видать, по горло. СССР покачал головой. ФНРЮ похлопал его по плечу: — Скоро, приятель, не переживай. Они неспешно шли к городу в тишине. Югославия начал насвистывать что-то народное. — Он, правда, странный, — вдруг сказал Союз, не отрывая взгляд от виднеющихся очертаний города. — А? Может быть ещё страннее? — Хуже, это не просто чудачества. Это безумный страх. Югославия покачал головой, вздохнув. — Тащи его в город. Просто в одиночестве маринуется, вот и плохо. А так под присмотром будет. Советы устало произнес: — Не пойдёт. Югослав развёл руки. — Упрямство — тяжёлая штука. СССР осталось только молча согласиться.***
Союз помахал рукой Чехословакии и Речи Посполитой, приближаясь к ним, спустившись с пригорка. Первый одарил его ленивой улыбкой, второй чуть прищурился, но смог пересилить себя и приветственно кивнул. Все-таки Корона был тот ещё сноб, но он старался вести себя лучше по отношению к другим. По крайней мере, прикладывал видимое усилие. — Приветствую, Ваше Княжество, — СССР присел в шуточном реверансе. — Внука Русского царства видно сразу, — Литовское княжество задрал подбородок, презрительно скривив губу. Из-за этого и без того высокий и тощий, как жердь, монарх стал еще больше походить на горделивую цаплю. От такой ассоциации, коммунист чуть не рассмеялся, но смог сохранить серьезную мину. Чехословакия перевел добродушный взгляд с Речи Посполитой на Союза. — Добре вам ссориться, — чехословак расплылся в улыбке, как тот самый кот из мультфильма. — Праздник уже завтра, пора свернуть знамена. — То верно, — Корона выдавил из себя примирительный тон. — Он зол, — Чехословакия опустил большой рюкзак на землю. — Потому что его родной внук не узнал. Лицом к лицу столкнулись. — Страшно! — монарх взмахнул руками. — Он вас просто без оперения и шлема не признал, — миролюбиво подметил Советы. Княжество Литовское покачал головой. В простой куртке и брюках он выглядел вполне как современный обыватель. Хотя и его возраст ничего не выдавало — пара седых прядей, да морщины на лбу. Со стороны даже казался ровесником Советов или Чехословакии. «Наверное, в крови девственниц купался», — подумал коммунист, оглядев его. Монарх был худ, он с легкостью держал большие холщовые сумки, наполненные невесть чем, но явно тяжелым. — Вас проводить? — Чехословакия потер поясницу, обращаясь к Короне. — До Индианолы путь долгий. — Меня встречают уже, — монарх кивнул куда-то на горизонт. С приличной скоростью к ним приближался всадник. Красный не удержался от удивленного вздоха: настоящая лошадь. А верхом — Монгольская империя. Когда тот приблизился, коммунист не мог отвести взгляда от животного. Роскошный вороной конь явно был из плоти и крови. — Как так… — удивленно произнес СССР. — Как и Казахское ханство, некоторые уходят вместе с самым дорогим, что для них есть. Верный конь — их сокровище, как твой вещмешок и ушанка, — пояснил Чехословакия. Монгольская империя ухмыльнулся, но сохранял молчание. Лишь приветственно кивнул путникам. Может дело было в гордости, но скорей всего в том, что кочевник привык коротать время в одиночном пути, отчего прилично растерял навык общения. Как свезло завязать дружбу с высокомерным монархом — загадка, хранимая между ними. Монгол спешился, принимая ношу. Он взглянул на коммуниста, озадаченно осматривая. Видимо, ему не часто попадались более-менее молодые обитатели этого мира и ему казался диковинным их вид. Советы улыбнулся: — Позволишь коняшку приласкать? Кочевник удивленно изогнул брови, поправляя войлочную шапку. Но кивнул. Союз осторожно коснулся морды коня или кобылы, он не решался уточнять. Зверь слегка мотнул головой, фыркнув. — Хорош, — с восхищением произнес СССР. — На Абсента похож. Монгольская империя пожал плечами, закрепив сумки по бокам от седла. Жестом предложил монарху садиться. Тот благодарно кивнул, ловко оседлав коня. Взяв зверя под уздцы, кочевник помахал рукой Советам и Чехословакии. — Рад был познакомиться, — крикнул вслед коммунист. Покачал головой, с усмешкой добавил: — Что еще сюда можно притащить? Может кур кто разводит… — А разводит, — чехословак протянул свой рюкзак. — Если не ошибаюсь, Мексиканская республика разводит. — Хм, вот бы парочку у нее выменять. Мяса хочется ужас как. — Курица не мясо. — Вот не начинай мне тут, ты меня прекрасно понял. Чехословакия посмеялся, подставив лицо солнцу. Он был низким, немного полноватым, одетый в мужской летний костюм с пуловером. Простой и бесхитростный, чем определенно подкупал Советы. В отличии от Югославии не любил шуметь и пытаться подцепить острым словечком, и, тем более, споить всех вокруг. Но что-то в них было общее, неуловимое, свойственное только тем, кто жил на западе Европы. Возможно, какая-то особенная душевность, из-за которой прощалось все. Советы озадаченно посмотрел на незнакомцев. На небольшой площади в центре города, вблизи от его жилища стояли трое и Германская империя. По серому мундиру самого высокого из пришедших, Союз догадался, что Веймарская республика пришел в гости к «старушке-матери». Но кто его спутники? Больно знакомые силуэты, особенно второй в скромном сером комбинезоне. — Приветствую, Вас! — учтиво поздоровался со всеми СССР, чуть склонив голову. Он держал в руках увесистые свертки для матушки и себя. Чехословакия помахал ему рукой, направляясь дальше по улице разносить привезенное. — Здоров, дядь, — протянул один из незнакомцев нахальным тонким голосом. Точнее незнакомка. Миниатюрная, худая и невысокая, совсем подросток. Одетая в куртку-олимпийку со знаменитым спортивным лейблом и широкие штаны на мужской манер, волосы убраны в неряшливые хвосты — все в ней говорило о бунтарской, даже немного бандитской философии жизни. — Здравствуйте, товарищ Советский Союз, — робко ответила вторая незнакомка, почти идентичная той. Коммунист озадаченно уставился на нее — как же он не мог признать приемную дочь — ГДР? — Здравствуй, — его взгляд просиял. Первая фыркнула, зло смерив того взглядом. ФРГ, к неудовольствию коммуниста, явно была воспитанницей США. И по ее мнению, у нее было много поводов его ненавидеть даже после ухода из мира живущих. — Рад видеть Вас, Советский Союз, — тихий голос Германского государства был еле слышим. Сам он был серый, невзрачный и весь его вид говорил о хронической усталости. — Взаимно, — вполне честно ответил СССР. У него не было никаких претензий или ненависти к нему, тот вел свои дела где-то далеко и у них не было острых конфликтов друг с другом. — Дед, пошли уже! — простонала Западная Германия. — Юная фрейлейн, Вам бы стоило поучится манерам, — ровным, но жестким тоном приструнила ее Германская империя. Та лишь фыркнула, выудив из кармана пластинку жвачки, закинула в рот. Её тихая сестра лишь оправила простую футболку с длинным рукавом, отводя взгляд от дерзкой своей близняшки. «Как небо и земля», — подумал Советы, глядя на нее. Восточная Германия всегда была тихой и старалась при жизни совсем не привлекать его внимания. Может поэтому он ее совсем не упомнил? У него было слишком много подопечным, в каждого он вкладывал душу и частичку любви, но родные дети были ближе, как ни крути. Задумавшись, Союз фыркнул: выходило у них с Рейхом есть общая дочь. Действительно, та еще «женушка». Его осенило. — Уважаемые, — он хлопнул Веймарскую республику по плечу, отчего тот вздрогнул. — А вы на застолье в честь праздника придете? — Уважаемый Советский Союз, мы это обсуждали к моменту вашего появления, — императрица германская вздохнула. — Девушки изъявили желание присутствовать спустя столько времени. — Не я, а она, — перебила Германскую империю ФРГ, ткнув пальцем в плечо сестру. — Как только прослышала, что Совок пришел. Коммунист наклонился к ней, мило улыбаясь: — Детка, ты не зазнавайся, хорошо? — его глаза прямо смотрели в ее зрачки. Внутри его передернуло: такой же взгляд поблескивал из-за пижонских солнцезащитных очков моложавого США. Этот взгляд, гордый и самозабвенный, ни с чем нельзя перепутать. — А то что? — она вскинула подбородок. — В ГУЛАГ отправишь? — Хватит, сестрица, — ГДР дернула ее за рукав куртки. — Ты обещала. Западная Германия пренебрежительно фыркнула, подбоченилась, убрав руки в карманы. Коммунисту очень хотелось дать воспитательную оплеуху этой нахалке. Но его настроение заметно улучшилось от мысли, что наконец-то сможет заманить Рейх в город. От встречи с дочками он точно не откажется. — Извольте, откланяюсь, — обратился он к монархии и республике. — Дела ждут. — Позвольте! — Германская империя протянула руку, чтобы его остановить. Но Советы уже бодро шагал к дому матушки, насвистывая «Если у вас нету тёти». — По нему видно, что он тот еще задница, — бросила ФРГ. — Дед, а он папашу нашего не притащит? — Об этом я желала его спросить, — вздохнув, произнесла Германская империя. — Надеюсь, — произнес Германская республика. — Хотел бы с ним свидеться. — Не хочу видеться с папой, — тихо произнесла ГДР. — Он… жуткий. — Брось, — ее сестра ободряюще хлопнула ее по спине. — Он просто маньячный придурок. Ему тут никто не рад будет. Даже этому коммуняке мозгов хватит понять это. Императрица германская смолчала. Она то прекрасно понимала, что Советский Союз думал сердцем, а не головой. — Матушка, привет! Советы осторожно положил свертки на табуретку, подхватив мать в объятия и чуть закружив. — Полегче, гусар! — она засмеялась, держа руки подальше от него, ладони и пальцы были белые от муки. Коммунист чувствовал прилив хорошего настроения. Ему хотелось петь и делиться радостью со всеми, хотя спроси, в чем причина такого буйства — внятного ответа дать не смог бы. — Матушка, пироги печешь? — удивленно протянул он, взглянув на стол, покрытый грубой мукой и раскатанным тестом. — Да, решила по старой памяти левашники испечь. Было очень мило со стороны Британской империи поделиться джемом из фиников. Он хмыкнул, хитро подмигнув: — Баночку облизать дашь? — Уж до завтра подождешь! — Российская империя тихо посмеялась. — Смотрю, ты в хорошем расположении духа. Приятно видеть тебя таким! — Ага, — он не удержался и запустил палец в одну из стоявших на столе стеклянных баночек с темной желеобразной субстанцией. Облизнув, зажмурился. Не малиновое конечно, но вкусное лакомство. — Иди отсюда, пройдоха, — императрица замахнулась полотенцем, которое было у нее вместо фартука. Хохоча, Советы увернулся и показал ей язык. Подхватив свой бумажный сверток, послал воздушный поцелуй и поспешил к себе домой. Императрица вернулась к тесту, тихо улыбаясь. Но улыбка на ее лице медленно гасла, нехорошее предчувствие скребло противными коготками ее материнское сердце.***
СССР смотрел на ночное небо, сидя на краю подоконника. Дым от самокрутки вился тонкой лентой, растворяясь в сумраке ночи. Коммунист сделал глубокую затяжку, немного подержав дым в легких, выдохнул через нос. Его взгляд опустился на туман, выделявшийся среди окутанных тьмой окрестностей молочной стеной. Снова затяжка — не в то горло. Он с силой закашлял, стуча себе по обнаженной груди. — Легче, брат, куда торопишься? Советы чуть не умер от испуга. Сердце подскочило к самому горлу, нервный спазм мышц заставил многострадальную ногу снова разныться. — Югославия, епт твою душу, мать через колено во все щели! — скороговоркой выпалил коммунист. — Ты меня доведешь, помяни мое слово! — Извини, — зеленый камуфляжный костюм виднелся где-то внизу рядом со стеной. — Чего не спишь? — А ты? Тишина. СССР приложил ладонь ко лбу, с досадой обнаружив что выронил наполовину скуренную самокрутку. — Потерял? — донеслось снизу. — Да. — Лови новую. Советы хлопнул ладонями, перехватив ловко подброшенную сигарету. Нагнувшись в обратную сторону, подцепил с изголовья кровати коробок спичек. Закурив, немного успокоился. — Тебе нужду что ли негде справить было? — опустив голову поинтересовался Красный. — Чего у меня тут отираешься? — Я просто от озера вернулся. У СССР нехорошо засосало под ложечкой. — Хотел кое-что посмотреть, — продолжил югослав, — Да может с твоей шваброй зубастой перетереть мирно. Только не дошел. — Не тяни кота за яйца. — Увидел я его, еще издалека подумал, что неладно что-то. Сидел скрючившись, как если в живот сильно ударить. Побежал к нему, а он бредит. В общем… жутко. Я последний раз такое видел, когда парня гангрена поразила. Успокоил вроде, отпоил и… у меня в общем, дома лежит. Красный вздрогнул. Он напрочь забыл про сигарету, которая наполовину стлела и пепел ссыпался ему на колени. Ругаясь, он отбросил прочь ее и произнес вниз: — Сейчас спущусь! Не уходи! — Да куда тут уйдешь. Рейх выглядел очень бледным и измученным. Закрытые веки дрожали, сам он лежал сжавшись и время от времени его сотрясала крупная дрожь. Он лежал одетый поверх цветастого покрывала, только китель расстегнут. Советы подошел к кровати Югославии, не решаясь коснуться нациста. — Спасибо, — сказал он югославу, осторожно беря Рейха на руки. — Я поступил, как должно. Утром схожу до Тибета, глядишь у него травка какая лечебная на этот случай есть. Красный кивнул, обхватив свою ношу покрепче и прижав к груди. Он хотел чтобы Германия пришел в город. Но не так, совсем не так. Он с ужасом ощущал пульс на тонкой кисти: бешеный, словно сейчас разорвется артерия. — Я рядом, — зачем-то произнес коммунист, выходя в сумрак ночи. Рейх снова дернулся, тихо взвыв. Воровато оглядываясь, Советы поспешил к себе. Ночь обещала быть долгой.