Монстры. Начало и конец

       Да, для этой главы свои метки: Минет, Стимуляция руками, Управление оргазмом, Обездвиживание, Римминг, Афродизиаки, Марафонный секс.       Приятного чтения, не забудь включить гимн СССР       Союз нерешительно замер у красивой шторы из керамических бус. Наконец, собравшись с духом, отодвинул полог, ведущий в жилище Тибета. Его обоняния тут же коснулся аромат трав и специй, воздух внутри чуть дрожал от дыма благовоний. Независимый сидел в позе лотоса по центру своей обители. Коммунист чуть пригнулся: весь потолок был занят пучками всевозможных трав и ветвей кустарников. Свободную стену занимал шкаф со склянками, горелками, ступками и другой посудой для приготовления лекарств и мазей, пара расшитых гобеленов дополняла вид буддистской обители. — Добро пожаловать в мой дом, — вполголоса пропел Тибет, не открывая глаз. — Опять нога беспокоит, товарищ Союз? — А, нет, сегодня с ней все в порядке, — коммунист улыбнулся, хотя понимал, что тот на него не смотрит.       Советы неловко топтался на месте, не зная, с чего начать свою просьбу. Он ощущал себя старшеклассником, пришедшем впервые в жизни в аптеку за заветной черной упаковкой «Гусарских». Просто СССР слишком хорошо знал Рейха, чтобы не прибегнуть к некоторым ухищрениям. — Я так понимаю, — буддист приоткрыл один глаз, слегка лукаво улыбнувшись. — Дело у вас ко мне сугубо интимное.       Союз ошарашенно уставился на него: что говорить, иногда этот парень был слишком прозорлив. — Никакой мистики, — юноша сладко потянулся, отчего рубашка с коротким рукавом задралась, обнажив загорелый плоский живот. — Просто вы из той породы, кого трудно чем-то смутить. Но такие вещи есть и обычно они связаны… с чем-то экзотичным.       Удивление у Красного сменилось расслабленной улыбкой на лице. Он хмыкнул, невольно вспомнив, как давно, еще при жизни, громко орал на всю аптеку, как ему нужно такое слабительное, чтобы ребенка пулеметной очередью пронесло. Ох уж этот наивный Молдова и Эстония, посчитавший забавным скормить братцу пуговицы из железной коробки с чарующим названием «Печенье к чаю». — Так чем могу помочь? — Тибет поднял одну руку вверх, вторую как-то хитро изогнув, выгибаясь всем телом. — Понимаешь… как бы… моему другу…       Буддист хмыкнул, поднявшись на ноги. Союз нервно усмехнулся, понимая, как глупо это прозвучало. — Мне нужно что-то для кое-кого…       Снова смешок, юноша посмотрел на него с легким укором. — Прошу вас, товарищ Союз, — он развел руками. — Как я смогу вам помочь, если вы прямо рассказать мне не можете? — А ты… никому не расскажешь? — коммунист пригладил взмокшей пятерней волосы. — Я хоть и не врач, но соблюдаю некоторые правила. Первое — все должно оставаться сугубо между мной и моим гостем. — А к тебе часто ходят со… странными просьбами? — Не могу сказать.       СССР одобрительно закивал. Прокашлявшись, он продолжил: — В общем, мне надо такое средство, чтобы хотелось, но не моглось.       Он произнес фразу таким тоном, что и без уточнений Тибет догадался о сути. Глаза у юноши невольно округлились: — Ого, умеете вы удивить.       Советы сконфуженно поджал губу. Ему казалось, что рубашка уже насквозь мокрая, а ворот уже натурально душит. — Простите, это было бестактно, — Тибет сложил руки перед собой в примирительном жесте. — Чуть подробнее, если вам не трудно.       Союзу было трудно, мягко говоря. Горло сводило спазмом от смущения, он разом растерял все свое мастерство говорить. Сам себя загнал в такое положение и уже не имел возможности отступить. «Ни шагу назад!» — подбодрил он сам себя и продолжил: — Мазь какая-нибудь или масло, — слова давались с трудом. — Знаешь, чтобы разгорячить так, чтобы у-ух.       СССР еле сдержался, чтобы не дать самому себе по лбу. Как держался Независимый — он понять не мог. Тибет мало того, что не хихикал и не подтрунивал над ним, но вполне серьезно поинтересовался: — Я так понимаю, смазка? Чтобы было длительное возбуждение, но не было эякуляции? — Да… эвакуация нам тут не нужна…       Тибет задумчиво скользил взглядом по своим полкам, где стояли бутылочки с уже готовыми снадобьями. Постукивая босой ногой, произнес: — Готового ничего нет, но я могу сделать. Но есть пара моментов: такие вещи не игрушка, надеюсь, вы меня понимаете. Ваш партнер согласен на это? — Согласен, — не моргнув глазом соврал Союз.       Тибет одарил его строгим взглядом. — Почти, — коммунист виновато смотрел в сторону. — То есть, я его не спрашивал, и он не в курсе вообще. Но поверь мне, друг! Он будет в восторге.       Буддист глубоко вздохнул: — Одно применение. Технически не могу сделать мало эссенции, но вы должны брать ровно столько, сколько я скажу. Это понятно? — Да. — И второе: вам тоже понадобится стимулятор. Ваш партнер будет «разгорячен», а вы можете, мягко говоря, «не вытянуть». — Я то?       СССР почувствовал себя оскорбленным. — Не поймите превратно, — Независимый стал перебирать свои засушенные заготовки. — У вас возраст, хоть и отличные физические показатели. Двадцать минут фрикции, максимум сорок. Это больше нормы. Но со смазкой, что я сделаю, вам придется попотеть подольше. Что крайне изматывающе, ведь это считайте как кардио-упражнения с дополнительной нагрузкой. Будет крайне неловко, если у вас посередине пути попросту…       Он сделал жест рукой, сначала подняв ее, потом резко опустив. — Лучше перестраховаться. Такие вещи сильно влияют на потенцию, знаете ли.       СССР нехотя кивнул, в крайнем случае он может просто не употреблять «стимулятор». А в таком вопросе, как с патронами: лишним не будет. — Мне нужно время, пару часов, — Тибет начал толочь какие-то маленькие цветы в ступке. — Да, спасибо, ты меня прям очень выручаешь! — Союз одернул себя, тут же добавив. — Что я могу предложить взамен?       Независимый пожал плечами: — Будет мило, если вы дойдёте до Сиккима и передадите ему лекарства, да и подсобите по мелочи. — Тибет, обижаешь! Я это и за просто так сделать могу.       Юноша вздохнул, приложив ладонь к короткому ежику волос. Он очень редко что-то просил на обмен, всегда все давал безвозмездно. Такое у него было жизненное кредо. И Союз это прекрасно понимал, но также знал, что Независимый от подарков не отказывался. Оглядев буддистскую обитель, Красный, что-то решив для себя, произнес: — Давай лекарства. Я сам придумал, что тебе потом принесу. — Товарищ… — Ни слова, — Советы подмигнул ему. — Не отвертишься.       Буддисту осталось лишь улыбнуться. Присмотревшись к лицу Союза, осторожно спросил: — Может вам… — Не стоит! — СССР весело подмигнул повреждённым глазом.       И тут же пожалел об этом, ранка треснула и пара мелких капель побежала по лицу. — «Ни слова», — передразнил его буддист, доставая с полки пузырёк с прозрачной жидкостью и чистую ткань.        Сикким жил чуть выше по улице, очень близко от реки. Его дом был низким и совсем небольшим, вокруг старичок разбил крохотный садик. Союз не удержался и, наклонившись возле грядки, вдохнул ароматы пахучих трав для специй. Присмотревшись, хмыкнул: недавно пололи. Значит в гости забегал Чехословакия. Поправив промоченную лекарством повязку на глазу, разогнулся.       СССР постучался, услышав приглашение, чуть пригнувшись, вошёл. У буддистского государства был уютный дом: везде расстелены мягкие ковры, на стенах что-то похожее на макраме. Сам Сикким возлежал в кровати, укрывшись стеганым одеялом. Рядом с ним — прикроватный столик с книгами и резным деревянным кругом, на котором лежали всевозможные шнурки разных цветов и толщины. — Здравствуй, мальчик, — старик достал руку, приветственно помахав ему. — Какими судьбами? — Да к Вам в гости заглянуть решил, лекарства передать.       Союз осторожно пожал протянутую ладонь, одновременно ставя небольшую бутыль с белым порошком. — Надо гулять-петь, а не со стариком штаны просиживать, — нравоучительно произнес Сикким. — Да отгулял я уже свое, — СССР улыбнулся, потирая шею. — Брось ты, — старик вполне невинно добавил. — Вон у тебя друг молодой совсем, что бы вместе не гулять?       «Да как-то не до прогулок с этой острой задницей» — отводя взгляд, в мыслях ответил на вопрос Советы, а вслух сказал: — Чем могу помочь, старина? Просите, не стесняйтесь! — Ох, да что там! Сначала Югославия у меня тут ураганом пронёсся — все ковры выбил, потом Чехословакия в огороде хозяйничал, у меня дел то столько на вас нет, молодежь!       Коммунист рассмеялся, к старику разве что очередь из помощников не выстраивалась. — А что за боевое ранение? Война где? — прищурившись, поинтересовался Сикким. — Кутузовым прикинуться решил, — отшутился Союз. — Кем, прости? — Да это… Генерал-фельдмаршал такой был у нас. Повязку похожую носил.       Иногда СССР забывал, что старик жил очень уединенно и далек от всех более-менее крупных событий в мире. — Погоди-ка, вспомнил! — сухая рука указала на комод в дальнем углу. — Есть кое-что у меня. Прошу, подай там браслет красный.       Союз исполнил его просьбу, собираясь положить на старческую ладонь украшение, искусно сплетенное из верёвочек, но Сикким замотал головой: — Это Рейху передай, я слышал, он болеет чем-то. Этот браслет будет оберегать от хвори и дурного глаза.       Советы хмыкнул, повертел в руках подарок и послушно убрал в карман. Коснувшись кончиками пальцев платка, который до сих пор лежал там, грустно улыбнулся. — Всё в порядке? — осведомился Сикким. — Да… Бывает, взгрустнется что-то, — СССР постарался придать улыбке жизнерадостности. — Просто так грустно не бывает. Даже кувшинке нужен стебель, чтобы держаться на воде.       СССР кивнул: — Проницательно.       Затем его взгляд скользнул обратно к столу. По совету Тибета, Сикким занимался плетением кумихимо, чтобы развивать мелкую моторику. Шнурки были достаточно длинные и сравнительно не толстые. У Союза появилась идея, о которой он до этого даже не задумывался. Еле сдерживая нехорошую ухмылку, обернулся к старичку: — Простите, а можно у Вас один шнурочек одолжить? — Конечно, если тебе нужно.       Советы чуть напрягся, ждал расспросов. Но Сикким, добродушно улыбаясь, смотрел на него, даже не думая что-либо спрашивать. — Что хотите взамен? Может все же чем-то помогу? — Да ничего не нужно, мальчик мой. Если не торопишься… Почитай мне стихи какие-нибудь. Очень уж у тебя проникновенно выходит, за душу берет.       Красный уселся прямо на ковёр. Поразмыслив, начал неспешно декламировать Маяковского, поглядывая в окно, на реку. Старик покачивая головой в такт внутреннему ритму стиха, прикрыл глаза, тихо улыбнувшись. При жизни ему никто никакой чести не оказывал, да и он по собственной воле жил аскетично. А сейчас, как король. Нет, как любимый в семье дедушка, вокруг которого вьются внуки. Просто потому, что хочется, а не ради богатого наследства или других корыстных целей. Сикким приоткрыл один глаз: хотя зрение его подводило, слух тоже был не ахти, но он прекрасно услышал в строках: «Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук.», — что обращение через слова поэта было к кому-то лично от души Союза. Кому именно, старику можно было лишь догадываться.       Спустя пару часов, Союз получил желаемое от Тибета. Две бутылочки, темно-зеленая и бесцветная, абсолютно прозрачная, с маслянистыми жидкостями. В первой — было всего на глоток, вторая была заполнена наполовину. Независимый очень старался напоследок вбить в голову СССР, что средство для потенции нужно выпить не более пяти капель, и, если спустя полчаса, ничего не произойдет — допить еще шесть, но никак не больше. Но коммунист слушал его вполуха, предаваясь фантазиям наяву. Когда, прижимая к груди свое «сокровище», Советы покинул жилище Тибета, тот проворчал себе под нос: «Надо подготовиться: либо его потом спасать, либо Рейха. Хорошо если не обоих». Буддист невольно посмеялся, надеясь, что зря переживает.       Оставив шнур и склянки дома, Советы направился на поиски Югославии. Решил начать непосредственно с его жилища, с чем не прогадал. ФНРЮ жил в доме, что стоял немного за другими зданиями, теряясь в их тени. На подходе, СССР услышал голос Австро-Венгрии: — Право слово, я просто сказал свое мнение!       Коммунист не смог побороть природное любопытство и перешел на тихую поступь, держась тени каменного забора. То что у его друга с аристократом очередная словесная перепалка, он не сомневался, но очень уж ему была интересна тема. — Ты учишь меня! — югослав явно был распален. — Ебем ти крваво! — Я… Вас не очень понял. Просто советую Вам как… Я… Боже, да за что Вы меня так ненавидите?       Тишина, видимо это очень сильно ошарашило славянина. — Ненавижу? — его голос стал тише. — Я — тебя? С чего ты взял? — Да Вы постоянно со мной спорите и выглядите так, словно хотите мне шею свернуть! — Брось ты! Ты меня бесишь, нет, даже не так: меня бесят твои манеры. Понял? — Нет, честное слово, я Вас совершенно не понимаю!       СССР решил, что хватит с него в шпиона играть, да и некрасиво как-то, и, нарочито громко потопал, прежде чем войти в небольшой дворик. — Брат, привет! —  радостно воскликнул Югославия. — Доброго Вам дня, — поздоровался и Австро-Венгрия, но очень тихо и старательно отворачиваясь. — Опять бычишь? — упрекнул друга Союз, хмуро глянув на него. — Я? — тот оскорбленно прижал руку к сердцу. — Да с чего бы?       Аристократ тут же вступился: — Вы не правильно все поняли, у нас просто был немного… спорный вопрос. И все. — А Вы его задницу не покрывайте, — коммунист сложил руки на груди. — Го-о-о, миротворец пришел, — фыркнул ФРНЮ. — Что-то еще в списке твоих добрых дел есть? — Добрых — нет, а дело к тебе есть. Поможешь мне кровать разобрать и вынести? — Решил с Тибета пример брать, на полу спать? — Не, мне нужно место для другой. Хотя для начала надо бы матрас что ли какой найти…       Югославия смотрел на друга, долго додумывая, к чему это вообще надо. Осознание пришло спустя пару мгновений: — Что, мегера твоя к тебе перебирается? — Ага. — А что на односпальной не спится? В палатке то ему вроде неплохо было!       СССР развел руками, мол, сказано — надо сделать. — Прошу прощения, что влезаю, — Австро-Венгрия потер предплечье. — Но у меня есть матрас ненужный. Как раз, на двухспальную кровать, не бог весть какой, но думаю вполне сгодится на первое время. — Мне сегодня сказочно везет! — коммунист хмыкнул. — Что на обмен хотите? — О… о, мне бы не помешал стол. Я дам Вам чертёж, а Вы как время будет — сделаете? — Гов… Не вопрос, вообще, — Союз протянул руку для рукопожатия.       Аристократ немного растеряно пожал его руку, обхватив только его пальцы. — А откуда у тебя матрас, да еще ненужный? — не удержался от расспросов югослав.       Австро-Венгрия обхватил себя руками, стараясь выпрямиться, но на его костлявые плечи словно давил резко потяжелевший воздух: — Я просто какое-то время жил со Шведским великодержавием. Точнее, он у меня. — А чего поссорились потом?       Союз очень сильно захотел ударить Югославию, но прекрасно понимал, что тот просто не осознает, как словами задевает больное. — Что-то сродни тому, — тихо ответил двоецарствие. — Плохо, но значит друг был так себе, — славянин кивнул своим словам, приняв крайне мудрый вид. — Друзья всегда мирятся, несмотря ни на что.       «Вот дурак», — подумал коммунист, сочувствуя Австро-Венгрии. ФНРЮ был иногда слишком недогадливым, как он прознал про «высоту» отношений Союза и Рейха? С чужой подачи, ни дать ни взять. — Да, Вы правы, — аристократ улыбнулся ему. — Значит, сначала кровать разберем, — Советы задумчиво посмотрел на небо. — Потом за матрасом. — А мне услугу за помощь окажешь? — славянин потер ладони, видимо, у него было заранее заготовлено, что при возможности просить. — А ты у меня за «фирменные фильмецы» отработаешь.       Югославия скорчил обиженную мину, но спорить не стал.       Союз еще раз придирчиво осмотрел вещь: Австро-Венгрия поскромничал — матрас был более чем приличным. По крайней мере, если сравнить с тем, на чем спал в девяностые СССР. Без пружин, но плотно набитый хлопком и обитый очень мягкой тканью. «Надо будет красивую резьбу сделать для стола ему», — подумал коммунист, присев на изделие и чуть поёрзав. В самый раз, не слишком мягко и не слишком жестко. Вздохнув, он похлопал себя по коленям, выглянув в окно: вечерело. СССР, кряхтя, поднялся и подошел к тумбочке: посмотрев на бутылочку, которая предназначалась для него, задумчиво взял ее в руку. Повертев, прикусил губу. «А, хуже не будет!», — пробурчал он и тут же задумался. Сколько же надо употребить? Тибет ему об этом точно говорил, но, кажется, он прослушал. Пожав плечами, хлопнул содержимое все залпом. «Это же как аскорбинка», — невинно подумал Советы, причмокнув.

***

      Ночь подкралась незаметно, СССР успел скурить несколько самокруток, пытаясь расслабиться. Томящее ожидание бередило нутро, словно внутри, мягко ступая лапами, ходила шелковая кошка. Вздохнув, он уже было решил, что Рейх попросту не придет, когда с порога донеслось: — Что-то не наблюдаю кровати.       Союз обернулся. Комнату освещала небольшая свеча в специальном углублении в стене, отчего Рейх казался призраком, окутанным сумраком. — Я не волшебник, — СССР ухмыльнулся. — Но кровать тебе будет. Просто позже.       Нацист фыркнул, разуваясь, и прошел к нему. В руках у него был альбом да угольки. — А палатку что бросил? — поинтересовался Советы, неспешно подходя. — Зачем мне её тащить? Да и хорошо иметь местечко, куда можно скрыться от тебя.       Коммунист хмыкнул, гостеприимно разводя руками: — Мой дом — твой дом. Обустраивайся.       Рейх скептически изогнул бровь, положив свой скарб на тумбочку. Его взгляд задержался на подозрительной склянке. Пожав плечами, придирчиво осмотрел матрас: не так уж и плохо. Германия вздрогнул, когда советские руки легли на его талию, требовательно прижимая: — Даже чаю не предложишь? — он чуть обернулся. — Настало время расплаты, — прошептал ему в ухо, разворачивая к себе, СССР. — За что, прошу прощения? — нацист прищурился, чуть откинув голову и оскалившись. — За рану. — Советы хмыкнул. — Я же сказал, что ты у меня мой гимн петь будешь. — И как же ты меня заставишь? — Рейх уже прекрасно догадался, как, но вопрос сам сорвался с губ. — Очень… очень, — коммунист опустил руки ниже, с силой сжав его жесткие ягодицы. -…Медленно и сладко буду тебя пытать. — Пытать? — Рейх попытался отстраниться, но хватка была крепкой. — О-о-о-о, тебе понравится.       Германия прикусил губу, ощущая, как становится жарко в том месте, которым старый враг прижимался к нему. Он огладил его ладони, чуть прогнувшись, нежно потерся: — Ты прав, я вел себя неподобающе, — ласково протянул нацист.       СССР от удивления ослабил хватку. Рейх потянулся к нему, еле-еле касаясь его подбородка, перешел выше: — Мне так жаль, — шептал он, покусывая его нижнюю губу, пока рука невесомо скользила по ширинке галифе. — Я такой неблагодарный. Но я буду очень стараться…       Рейх поцеловал его, ласкаясь всем телом. Советы разомлел, руки безвольно разжались и опустились. — М-мм-м, как мило, — прошептал СССР, прикрыв глаза.       Германия расстегнул ему брюки, медленно стащив их до колен и не прекращая соприкасаться с ним. — Даже слишком мило для тебя… — вдруг осенило стреноженного коммуниста.       Когда он спохватился, Рейх уже спешно обувался. — А ну, стоять! — только и успел крикнуть Советы.       Нацист ринулся наружу. Матерясь, путаясь в спущенных штанах, Союз кинулся к матрасу, подхватил заготовленный шнурок, поддернул брюки и помчался за ним.       Югославия, потирая спину, шел в сторону своего дома. Перемещая во рту самокрутку, ворчал на свою судьбу тяжкую. Кровать была хоть и не из самого тяжелого дерева и не массивная, но потели они с ней долго, распиливая на детали. Услышав быстрый топот в сумраке, славянин малость струсил. Сердце неприятно кольнуло. — Задержи его! Отплачу потом, чем смогу! — крикнул ему Рейх, задыхаясь.       Нацист пробежал мимо него, чуть поскользнувшись, едва не упав, коснувшись рукой земли, рванулся всем телом, удержал равновесие и унесся куда-то за угол. Следом из темноты выскочил злой Советы: — Стоять! Стоять, мать твою! Поймаю — хуже будет!       Коммунист побежал дальше, явно сокращая дистанцию. ФРНЮ удивленно смотрел им вслед, почесывая макушку под кепкой. Ему стало интересно, чем это кончится и он также предположил, что придется успокаивать друга. Его «мегера» явно бегал быстро. — Привет, чего замер тут? — с другого конца улицы появился Чехословакия, видимо, тоже двигавшийся к дому.       Югославия поднял руку, открыл и закрыл рот, пытаясь подобрать описание тому, что его так удивило. — Доброго вечера, парни, — Советы, пыхтя, убрал упавшие волосы со лба.       На его плече дергался и сыпал проклятиями нацист, руки которого были аккуратно, но жестко связаны за спиной. Он пытался брыкаться, но коммунист крепко держал его под коленки. — Доброго, — растерянно произнес Чехословакия. — Извините, — СССР показал подбородком на свою ношу. — Дела.       Те ему кивнули, провожая взглядом. Рейх успел злобно зыркнуть на ФНРЮ, отчего тот лишь развел руками. — Знаешь, — югослав сжал окурок, бросив его куда-то в канаву. — Пойдем-ка ко мне. — Зачем это? И на кой он Рейха связал… пытать будет?       Югославия удивленно посмотрел на друга, внутренне перенимая состояние Советов до этого. — Карать будет, — хохоча ответил он. — Громко скорей всего, долго и с чувством!       Чехословакия задумался, покраснел и вздохнув прошептал: — Ох… — Не охай, будешь спать на моей кровати, а я на полу расположусь. Тибет говорит — очень полезно!       Похлопав друга по плечу, ФНРЮ уже заготавливал партию шуток про эту ситуацию на будущее.       Советы осторожно уложил брыкающегося-извивающегося Рейха на матрас, и заглянул ему в лицо, многообещающе усмехаясь. — Ты себе жизнь не умеешь упрощать, — произнес СССР, стирая капли пота со лба.       Нацист злобно смотрел на него исподлобья, нервно дергая руками. Но как ни старался, коммунист связал его на совесть. Германия, в порыве бессмысленной ярости, попытался от души лягнуть нахала. Но Советы, довольно хохотнув, ловко перехватил его ноги, зафиксировав на весу, и одной рукой стащил с него сапоги. Погладив напрягшиеся ступни, внимательно оглядел партнёра. Связанный, он казался таким беспомощным, и это выражение бессильной злобы — Союз уже был готов все простить и молча отыметь его. Но это был вопрос принципа, в конце концов. Рейх оскалился, но молчал. «Что за котик», — с насмешкой подумал Красный, протягивая руку к ширинке брюк нациста. Тот выгнулся дугой, пытаясь хоть как-то увернуться. — Лежи смирно, — СССР нагнулся к нему, обхватив рукой под челюстью. — Не отвертишься.       Молчание со стороны нациста немного напрягало. «Бойкот? — подумал Союз, стягивая штаны с того. — Давай, давай, молчать долго не сможешь. Я уж постараюсь». Он скользнул рукой к рубашке, неспешно расстегивая её на худощавом теле. Пока руки нациста связаны, ее можно только распахнуть, о чем жалел коммунист. Советы поднялся, сверху смотря на чудесную картину: Рейх растрепанный и обездвиженный, упорно поджал ноги к животу, думая что так убережет себя. Это было по-своему мило. СССР стянул через голову свою рубашку, с наслаждением поглядывая на свою «жертву». Делай с ним, что хочешь, от такой свободы действий Советы ощущал даже легкую растерянность. Опустившись на матрас, коснулся напряжённого бедра Германии. Тот дёрнулся, что вызвало поднимающуюся ярость в груди коммуниста. К итальянцу он был нежен и открыт. А кому жарко отдавался среди поля ветрениц — брезгует? Такая вопиющая несправедливость распалила Союза, он жадно вцепился губами Рейху в плечо, сжимая до синяка кожу под рукой. Вдруг явственно ощутил приятную влагу языком, носа коснулся чуть притупленный личный аромат нациста. «Знал, значит, на что шёл и готовился, — довольно подумал СССР, покусывая кожу. — Решил просто сцену разыграть, змеюка». Нацист лежал, не шевелясь, и даже дышал ровно, не выказывая никак признаков возбуждения. Это возмутило Союза, он решил сначала своими силами разогреть упрямца.       Оставив напоследок засос на острой косточке плеча, обхватил тощие ноги, с силой, но в меру, раздвигая их. Рейх упрямо попытался их свести, но смирился, ведь СССР был сильнее. Германия демонстративно отвернулся, расслабившись в его руках. Он не думал, что Союз чем-нибудь его удивит: живот послюнявит, может грудь погладит. Уже приевшаяся ласка, которую можно игнорировать. Красный думал о том же, размышляя, что б такого вытворить, заставляя молить о продолжении. Он скептически прикусил губу, опускаясь ниже. СССР не был принципиален в вопросах ласки, просто обычно не доходило до таких прелюдий. Поглаживая впалый живот, легко коснулся губами ещё не эрегированного члена Рейха. Тот от неожиданности даже вскрикнул, пытаясь отодвинуться. Это было действительно внезапно, одновременно приятное и обескураживающее чувство молнией пронеслось по позвоночнику. Он прикусил губу, пытаясь вернуть хладнокровие и отрешенность своему виду. Но выходило из рук вон плохо. Союз с силой вжимал его рукой в матрас, лаская пока только поцелуями, совсем невесомыми, но оттого ещё более чувственными. Каждое касание словно жглось, добираясь до нутра, разрасталось огнями истомы. Рейх еле сдержал пошлый стон, когда к поцелуям добавился язык. Он запрокинул голову, ощущая, как предательски подрагивают мышцы.       СССР попытался взять в рот, но понял, что его природа талантами в этом вопросе не наградила — к горлу тут же поступил вязкий ком. Хотя, судя по тому, что живот под его рукой был горячим, как буржуйка, того, что он делал, вполне было достаточно. Отстранившись ненадолго, взглянул в лицо Рейха. Поджав губу, тот ошалело смотрел в потолок, борясь со своими эмоциями. Союз хищно облизнулся: только пытается казаться из себя таким фригидным. Довести его оказалось не так уж и сложно, но недостаточно. Рот упрямец держал на замке и старательно выравнивал дыхание. СССР снова приопустился, не сводя взгляда с его лица, чуть дунул на уже вставший, подрагивающий член нациста. Рейх сжал зубы, жмурясь. Хмыкнув, коммунист медленно лизнул сверху-вниз, потом так же обратно и с силой прижавшись губами к основанию. Опалив дыханием, обхватил дрожащие ноги и запрокинул. Подмигнув Германии, поцеловал внутреннюю часть бедра, прикусил нежную кожу. Раздвинув бедра, ещё сильнее опустил ноги, заставив почти упереться коленями в матрас над головой. Рейх удивлённо взглянул, поведя плечами. Глаза влажно поблескивали, он постарался придать своему лицу самый невинный вид: — Мой дорогой, может развяжешь руки? Мне больно… — Хорошая попытка, — СССР провел рукой по его члену, заставив спешно отвернуться. — Но дважды я не куплюсь.       Рейх что-то прошипел нелестное в его адрес, невольно подавшись в такт движению. Советы старался как можно ласковее касаться его, понимая, что его ладони и пальцы действительно не самые приятные на ощупь. Но нацисту, видимо, уже было все равно, он уже начинал сбивчиво, с придыханием, постанывать. Скалился, прикусывал губы и старательно отворачивался. «Сейчас глянем, как ты запоешь», — Советы убрал руку, крепко перехватил его под поясницу. Он опустился к кольцу мышц, сначала широко лизнув. Рейх мелко задрожал, широко раскрыв глаза. Он дёрнулся, ещё и ещё, стараясь отодвинуться или хоть как-то не дать ему продолжить. Но Союз лишь усмехнулся, вжавшись губами, стал влажно ублажать его. Язык скользил взад-вперёд, по кругу, ровное дыхание пригревало, смешиваясь со слюной. Нацист завертелся в его руках, ноги сильно дрожали, от усилий сдержать стоны, начал задыхаться. СССР победоносно улыбнулся: тело в его руках становилось разгоряченным и влажным. Но останавливаться коммунист не собирался, наоборот решил, что доведёт его до ручки. Или хотя бы до оргазмического крика. Одно другому не помешает. Он стал медленнее водить языком, чуть отстранившись, резко вжимался губами, опускался ниже, целуя позвонки, возвращался с удвоенной силой. Свободной рукой изредка касался подрагивающего члена Рейха. Союз так увлёкся процессом, что достиг своего уровня удовольствия. Язык стал проскальзывать внутрь, толкаясь и резко извиваясь, дразня и без того доведенное до сладких спазмов тело. Советы даже не сразу расслышал голос Рейха: — Прошу, хватит! Хватит! — отчаянно задыхаясь, шептал он срывающимся голосом.       Союз сделал ещё пару толчков, влажно присасываясь. Наконец, отстранившись, вытер тыльной стороной ладони губы. Внутри у него словно взорвался шар солнца: Рейх был изумительно разгорячен. Губы искусаны до припухлостей, глаза сверкают тёмным влажным блеском, грудь так и ходит ходуном, идеально зачесанные волосы растрепались и паутинкой лежали на мокром лице. — О, мой дорогой, — СССР облизнулся. — Повторяй за мной: Союз нерушимый республик свободных. И старайся, тут нужно с душой петь. — Ни за что, — прошипел нацист.       Всю истому с него как ветром сдуло. В глазах загорелись огни ярости. — Хорошо, — Советы хлопнул себя по коленям, поднимаясь. — Так даже интереснее.       Он подхватил бутылочку с маслом. Рейх внимательно следил за ним. Коммунист щедро вылил масло себе на руку. Приопустившись чистой рукой наклонил склянку, позволив тонкой прохладной струйке растечься между ягодиц внутрь. Комнату наполнил запах чего-то сладкого с ноткой цитруса, Германия мелко задрожал. Сама жидкость была холодной, но внутри стало припекать. — Давай, — Союз мягко провел пальцем по подрагивающим мышцам кольца. — Легко же? Союз нерушимый… — Ты не посмеешь, — Рейх зажмурился.       Странное средство словно ещё больше нагревалось внутри, в животе стал собираться тугой тёплый узел. — Республик свободных, — он осторожно, почти трепетно ввёл один палец. — Сплотила навеки Великая Русь.       Нацист тихо всхлипнул, изогнувшись буквой «s». — Ох, тебе так неудобно, — коммунист подхватил его, укладывая на живот.       Он звучно шлепнул жёсткое бедро, вызвав недовольное, угрожающее: — Не смей так делать! — Я думал, тебе такое по нраву. — Нет! — А остальное, что я делаю? — Союз ввел уже два пальца.       Ответом ему было ворчание куда-то в ткань матраса, но по внутренней дрожи Союз понял — очень даже нравится. — Да здравствует, созданный волей народов, — продолжил Советы, покрывая тому спину поцелуями и подбираясь к пылающему уху. — Единый, могучий Советский Союз…       Он выдохнул слова и облизал хрящик. Рейх жарко задышал, прогнувшись в пояснице навстречу руке. — А, вот где у нас особо слабое место, — шептал довольно СССР. — Кто бы сомневался.       Он обхватил губами мочку, мягко посасывая. Нарочно громко причмокнув, горячо выдохнул. Нацист дёрнул руками, вцепившись зубами в матрас. Пока пальцы неторопливо толкались в него сзади, Советы самым кончиком языка мокро скользил по ушной раковине. Рейх застонал, мелко дрожа. Глаза у него помутнели, но сдаваться он не собирался. Пускай только его развяжет, он ему голыми руками глаза выцарапает. — Давай, повторяй за мной, — настаивал Советы.       Он пропел куплет, сопровождал каждое слово медленным и глубоким толчком. Рейх только сдавленно скулил. Внутри него был пожар, огненное цунами, а само желание только росло, как оголодавший зверь. «Убью, только отпусти, я тебя убью», — как мантру повторял в голове нацист, хватаясь за остатки самообладания.       Союз тяжело сглатывал, с силой двигая пальцами внутри Рейха. Он уже успел скинуть галифе, его член стоял плотно прижимаясь к напряжённому животу и болел от прихлынувшей крови. Но Рейх не сдавался: сначала стоически отмалчивался, а теперь тяжело и с хрипотцой выстанывал проклятья в его адрес. Тело нациста было мокрым, бока тяжело вздымались. Союз уже хотел плюнуть на всю эту затею, потому что ему казалось, что-либо у него член отвалится, либо Рейх умрёт от собственного упрямства. Тем более его собственное желание становилось удушающим. Он уже сам порядком устал повторять один и тот же куплет, который казался уже каким-то чужеродным.       Размышляя, Советы продолжал двигать рукой с разной амплитудой. Он не заметил, что нацист сам уже насаживался на его пальцы, изгибаясь и подрагивая. Взгляд потерял злобу, осталось только неконтролируемое желание, поглотившее целиком и полностью: — С… Союз нерушимый — срывающимся голосом пропел он, сбиваясь и постанывая — Республик свободных… Сплотила… ааа…       У Советов просто сорвало чеку. Он убрал руку, резко перевернул его, смял губы в удушающем и глубоком поцелуе. — Я же… — попытался съязвить нацист. — Просто молчи. Молчи, понял? — сквозь поцелуи рычал ему в горло СССР, спешно пристраиваясь.       Чертыхаясь, он перевернул Рейха на бок. Одним движением сорвал шнур, вторым уже рубашку. Нацист, охая, поднял руки, ощущая как покалывает кисти и пальцы. Советы взял склянку, выливая остатки на уже багровевший член. Он вошёл грубо, одновременно выдыхая и утробно рыча. Нацист ощутив новый прилив жара, с силой сжал руками матрас, заходясь стонами. Он неосознанно стал подмахивать задом, пытаясь поспеть за бешеным ритмом, с которым Союз двигался в нем. От звука шлепков и тяжёлого дыхания в самое ухо, Рейх ощущал, что уже просто растворился в приступе похоти и желания.       Нацистская Германия просто не знал, какими словами назвать Союза, когда сменив уже пятую позицию, скакал на нем сверху. Двигая бёдрами, как наездник на лихом коне, он пытался понять: какого черта он не может кончить? Счёт уже шёл на часы, Советы под ним уже хрипел и морщился. Тела лоснились от пота, дрожали почти синхронно, но долгожданную разрядку никто так и не получил. У Германии закрались подозрения насчёт смазки, только и этот то дурень тоже был на пределе своих возможностей. — Не могу уже, — Рейх с силой сделал последний толчок. — Задница болит. — Ага, я уже ног не чувствую, — пыхтя, коммунист продолжал движение, оглаживая влажную грудь партнёра. — Давай… Я ртом. — Уверен?       Нацист кивнул, все, что угодно, лишь бы не ощущать внутри изнывающего нутра горячий здоровенный орган. Может и отляжет в процессе. — Я… — СССР игриво подвигал бровями. — Как раз одну позу опробовать хотел. — Очень надеюсь, что это не какая-нибудь «полустойка на голове» или «тачка». — Понятия не имею, но тебе надо лечь на спину.       Рейх вздохнул, смахивая волосы с глаз. Что тот примерно хочет, он понял. — Ракурс… Конечно не очень, — проворчал нацист, но начал укладываться.       Хоть отдышится и спина отдохнёт. — А я тебе не запорожец, чтобы мое днище рассматривать.       Рейх послушно открыл рот, позволяя Советам плавно протолкнуться. Захрипев, СССР двигался мягко и не на всю длину. Он чуть прогнулся в спине, осторожно нагибаясь, чтобы ласкать грудь Германии языком, покусывая соски и оглаживая изгибы талии. Нацист старался двигать головой, вбирая как можно больше, обхватил поплотнее губами. Союз благодарно что-то шептал ему в район живота. Рейх попробовал двигаться быстрее, но большой член Советов больно упирался в стенку глотки. Тогда немец попытался чуть приподняться, но вместо этого съехал на пол, больно приложившись затылком. — Живой? — ехидно поинтересовался СССР, осторожно переступая через него, чтобы развернуться и подать ему руку.       Рейх вместо того чтобы встать, потянул его на себя. Ухнув вниз, Советы удивлённо замер над ним. Нацист прогнулся, потерся об него, словно загульная кошка, и похабно простонал: — Я хочу обратно, мне не кончить без твоего члена внутри.       СССР ощутил, как от смущения у него запылали уши до самых кончиков. Этот паршивец ещё извернулся так и игриво скалится, облизывая влажно блестящие уста. — Мало тебе? — прорычал Советы, чуть укусив его губу. — Мало, — руки обхватили его плечи, когти впились в кожу. — Давай… Так, чтобы искры из глаз сыпались. — Вот бы так всегда.       Колено нациста осторожно, но угрожающе сильно коснулось советского паха. — Я не знаю, что ты сделал, — прошипел он, одновременно раздвигая ноги. — Но ты у меня ещё пожалеешь… — Да? Мне фраза про искры больше понравилась, — Союз подхватил его, усаживая сверху, когда удобно устроился задом на краю матраса. — Ненавижу тебя, просто ненавижу, — прошептал Рейх, прогибаясь и жмурясь. — Я тебя тоже, — СССР нежно поцеловал его в губы.       Он начал вновь двигаться, набирая бешеный темп. «Не аскорбинка», — с досадой думал Союз, надеясь, что сердечный ритм успокоится, когда они закончат.       У Красного мутнело в глазах, но он мощно входил сзади в уже срывающегося на крик нациста. Он почти всем весом лежал сверху на нем, сжимая одной рукой изгиб талии, второй до синяков — излюбленное бедро. Повязка спала с глаза, рана вновь открылась, капли крови смешиваясь с потом. Но Союзу было все равно, он уже совсем отключился от мыслей: был только Рейх, его тело и жар внутри него. Нацист вдруг протяжно вскрикнул, изогнувшись и зайдясь дрожью. Тяжело дыша, он снова лёг, продолжая уже более вяло подмахивать. Затем обернулся, сглатывая и облизывая губы, наблюдал, как коммунист делал короткие, быстрые и очень сильные толчки в него. СССР задрожал, на лбу запульсировала жилка, а член внутри стал совершенно нестерпимо горячим. — Весело будем пить неделю мы, И весело будем мы гулять!— почти чистым тенором пропел Рейх, с силой двинув бёдрами. — Ат… Сукин сын… — застонал Советы, и тут же, хрипя и дрожа, кончил.       Содрогнувшись и ослабев, хотел уже лечь и отдышаться, но смотря как хитро и победоносно ухмыляется нацист, отстранился, приподнявшись. Обхватил крепко обе ноги Рейха, поднимая до уровня своего лица. Германия вяло пытался протестовать, но силы его совсем покинули. Советы нагнулся и с силой цапнул зубами его за ягодицу, услышав вскрик, укусил ещё раз, чуть подальше. Слизнув капли крови, отпустил свою «жертву» и тяжело рухнул на спину. Рейх хмуро смотрел на него, морщась от подступающей боли. За окном дрожал рассвет. Союз с опаской прислушивался к сердцу, которое слишком тяжело ухало в груди. Он прижал ладонь, отсчитывая удары и пытаясь заметить — не колет ли. — Что, сердечко шалит? — прошептал нацист и, сглотнув, откашлялся.       Он непривычно много стонал и кричал в оргазме, горло ужасно саднило. — Работает как часы, не дождешься. Но повторять я бы такое не стал. — Хорошо, что сказал. Я теперь думаю, что ты вконец на старости лет поехал. Я чуть не умер! — Но… Понравилось?       Рейх раздраженно спрятал лицо в ладонях. — Что, с итальяшкой лучше было? — проворчал Союз.       Германия устало взглянул на него, раздумывая. Он же не обязан отчитываться о каждом своем партнере в жизни, верно? Но этот тон, этот ревностный взгляд — очень льстило горделивой немецкой душе. — Он мой друг, — Рейх, смакуя ощущения, еле сдерживал надменную улыбку. — Да в прошлом у нас было пару раз… Хотя может и не пару — итальянцы народ знойный. Мы могли и два раза на дню предаваться утехам и больше. Кажется, в один свежий весенний вечер мы дошли до пяти.       Хоть лицо у коммуниста было более спокойное, чем когда нацист рассказывал о США, немец ощущал как в воздухе нагнеталось, словно перед грозой. Внутри решив, что еще немного «подстегнет» нахала, но сведет на «нет» всю его ревность: — Но, в первую очередь Италия — друг и соратник. Я испытываю к нему нежность, но не более. Куда мне после тебя, ещё его вывозить? Нет, спасибо, ты меня и так буквально… Затрахал.       СССР захохотал и тут же поморщился, болело все. Прав был Тибет — те ещё физические нагрузки не по его весовой категории. Но оно того стоило, все годы воздержания с лихвой окупились этим моментом. — Дурень, — почти беззлобно бросил нацист. — Пять раз… Хм, а может ещё разок? Не годится, чтобы я итальянцу в установлении «олимпийских» рекордов проигрывал!       Рейх зарядил ему локтем промеж рёбер. Он успокаивал себя, что у него есть место, куда можно сбежать, если захочется. Нацист закрыл глаза, слушая матюки Союза. И зачем он только согласился? Ему же прекрасно жилось там у озера, в полном одиночестве. Он чуть обернулся, СССР фыркал, потирая ушибленное место. — У тебя кровь, — Рейх осторожно коснулся его лица. — Все твои проделки, — коммунист нехотя поднялся.       Добредя до своих галифе, порылся в кармане. — Лови!       Германия удивленно хлопнул в ладони, перехватывая подарок. — Что это? — он изучал переплетение алых и красных шнурков. — От Сиккима, — Союз открыл тумбочку, выудив небольшой глиняный кувшин с водой. — От хвори и сглаза. Носи, большая честь, между прочим! — Носитесь с ним, как с писаной торбой, — Рейх продел руку в браслет, затянув шнурки.       Выглядело симпатично, ему вдруг показалось, что он увидел свастику. Его словно коснулись звуки марша, крики толпы и залпы орудий. Германия мотнул головой.       Союз громко отпил из кувшина и, осторожно усевшись, передал воду Рейху. Сердце наконец-то угомонилось и билось как надо: но как-то по-другому. Он смотрел в лицо бывшего врага и ощущал, как внутри словно расцвел одуванчик. Затхлый, пробивающийся сквозь асфальт, но переполненный теплом и светом в своем молодом бутоне. Рейх передал ему сосуд, остатки Советы вылил на платок, обтирая лицо. — Хранишь, как дорогую память? — иронично бросил нацист, узнав свою вещь. — Как военный трофей.       Германия закатил глаза, укладываясь на бок. Все ужасно болело, особенно зад. Кажется, ему ближайшее время даже стоять будет не очень комфортно. — Постельного белья кстати тоже нет. — Позже у Османа выменяю, — буркнул Союз. — А говоришь, что все обещания держишь. — Сдержу, просто как пятилетка — в свое время. Не пили, не женаты, слава богу.       Рейх молча поджал губу и вдруг рассмеялся. — Ты иногда такие глупости несешь!       Союз нахмурился и тоже рассмеялся, придвинувшись к нему поближе: — Видишь… а так могло быть с самого начала.       Рейх вздрогнул, заглянув ему в глаза. Он улыбался, краски золотого и алого преломлялись в чистоте его взора. — Нет, ты же знаешь, не могло. И сейчас… не так. Союз закрыл глаза, печально вздохнув: — Надо тебе… все своей философией испоганить. — Я говорю правду. — Правда бывает разной.       Германия вздохнул. Он понимал, что если останется с ним, эти вопросы будут раз за разом подниматься. Рейх закрыл глаза, решив, что просто насладится чистотой этого момента.       Отблеск рассвета окрасил две фигуры золотыми сатиновыми волнами. Рейх спал на самом краю, свернувшись в защитной позе. Союз лежал лицом к нему с открытыми глазами, осторожно закинув руку ему на плечо, не решаясь прижаться всем телом. Он рассматривал растрепанные пряди, а в голове гуляло насмешливым эхом:       «Сначала в своих чувствах разберитесь…»