Пленник Мохенджо-Даро

Колебания заняли несколько минут. Он был голоден — как и господин — и от того туго соображал. Динеш выглядел настолько увлечённым едой, что обезвредить его и выскочить в окно не составило бы труда. «Голым», — напомнил себе Санджив и, оглядевшись по сторонам, тут же отметил взглядом ещё одно покрывало, которое вполне могло сойти за одежду. Конечно, лазать по стенам и драться в нём было бы неудобно, зато никто из местных не обратил бы на него внимания. Ноги Санджива оставались крепко стянуты от щиколоток до коленей, и Санджив принялся по возможности незаметно освобождаться от этой части верёвок. Динеш продолжал есть. Один раз он поднял на пленника взгляд. Тот мгновенно убрал руки от щиколоток — ему оставалось уже чуть-чуть. — Что тебе оставить? — спросил Динеш. — Личи или инжир? — подумал и продолжил. — Инжир, наверное, слишком сладок для тебя. Санджив промолчал. Он воспринял вопрос Динеша как насмешку — кого интересует, что будет есть пленник или раб? Даже в монастыре никто не интересовался, что предпочитают ученики. Раджа снова сосредоточился на еде, а Санджив наконец покончил с верёвкой и стал торопливо разминать затёкшие мышцы ног. Он невольно оттягивал момент нападения — раджа совсем не выглядел врагом. С вечера под глазами его залегли тёмные круги, которые, впрочем, почти не портили красивое лицо. Мягкие губы придавали ему оттенок беззащитности, и Санджива заранее мучала совесть. «Я же не буду его убивать», — успокоил он себя и рванулся вперёд. Ровно в то мгновение, когда Динеш отодвинул поднос с едой и собирался встать. Опрокинуть Динеша на спину действительно оказалось легко, а вот потом что-то пошло не так. Санджив замер, оглушённый ворохом чувств, накрывшим его с головой: терпкий аромат ночных цветов с горьким привкусом ночного пота, чёрные и бездонные, как глубины горного озера зрачки. Огромные, затягивающие в себя. Пожар, в одно мгновение прокатившийся по всему телу. Шум крови в ушах. «Идиот», — только и успел подумать он, когда обнаружил, что раджа уже сидит на нём верхом. Динеш насмешливо качнул бёдрами, поддразнивая восставшее достоинство Санджива. — Нет, так не пойдёт, — озвучил он. — Если твоё тело так непослушно в каждой драке… то как ты надеялся выбраться из дворца живым? Динеш качнул бёдрами ещё раз. Санджив скрипнул зубами. — Или?.. — глаза Динеша стали ещё больше. — Оно так реагирует только на меня? Санджив стиснул зубы и молчал. — Если так, то я польщён. — Пусти! — выдохнул Санджив. — Чтобы ты снова попробовал сбежать? Ответа Динеш не ждал. Он перехватил запястья Санджива, завёл пленнику за голову и навис над ним так, что кончики кос касались обнажённых плеч раба. Динеш думал. Думал о том, что проверка не удалась. Санджив не успел толком себя показать, и виноват в этом был он сам — Динеш. Слишком раздразнил. Однако то, как мгновенно откликалось тело пленника на каждую его выходку, не могло не подкупать. Динеш снова качнул бёдрами, чтобы почувствовать, как с новой силой вжимается в его промежность отяжелевшая плоть. Сдвинул голову, позволяя волосам щекотать распалённое тело, и с удовольствием увидел, как Санджив задрожал. Наклонился и коснулся губами плеча, а затем стал спускаться вниз, насколько позволяла длина рук. Добравшись до левого соска, подцепил его зубами и потянул на себя. Санджив протяжно застонал. — О, это жуткая пытка, — произнёс Динеш, на мгновение отрываясь от своего дела, — даже плеть не жалит так больно, как мои губы. Впрочем… Я понял это ещё вчера. Динеш снова наклонился, намереваясь продолжить ласку, но Санджив, уязвлённый напоминанием о вчерашней порке, бешено задергался в его руках — так что Динеш едва сумел его удержать. — Уймись! — окликнул раджа и, поскольку Санджив мог ещё долго вырываться, сам выпустил его и отвесил не слишком болезненную, но чувствительную пощёчину. Выпрямился, позволяя ногам фиксировать тело противника на земле. Бессильная ярость врага не веселила его — только раздражала, потому что исход он знал заранее. Санджив попытался сбросить врага с себя, снова перекатить на спину, и ему даже удалось достаточно его раскачать, но Динеш тут же потянул его дальше, так что оба перекатились ещё раз, и раджа снова оказался наверху. — Я готов оставить решение на волю богов! — произнёс он громко, силясь привлечь внимание пленника к своим словам. Удалось. Санджив затих и с подозрением посмотрел на него. — Махараджа сказал, что я могу оставить тебя себе, если докажу, что могу справиться с тобой. Ты согласен, что он прав? Санджив не понимал до конца и потому молчал. — Я дам тебе ещё один шанс, — продолжил Динеш, — сейчас я встану и отойду к окну. Если сможешь выбраться из дома, минуя меня, уходи. Если нет — останешься моим рабом и больше не будешь пытаться меня обмануть. — Я тебя не обманывал!.. — возмутился Санджив. — Обманывал или нет, а больше не будешь! — настойчиво повторил Динеш. — Выбирай. Хотя выбор у тебя не такой уж большой. Будешь спорить — я попросту позову стражу. Мои люди свяжут тебя и оставят дожидаться вечера в той позе, в которой ты был, когда я пришёл вчера. Санджив молчал. Обдумывал перспективы. — Разве мне дадут выйти из сада? — Мои люди тебя задерживать не будут. А уж с людьми махараджи разбирайся сам. Санджив снова задумался. — Я не могу поставить на спор свою жизнь, — как мог убедительно произнёс он. — Я не могу клясться тем, что мне не принадлежит. Динеш поднял бровь. — Верно. Ты уже принадлежишь мне. И я не желаю слышать ни о каких других господах. Но, — Динеш улыбнулся краешком губ, — можешь считать, что так твои боги рассудят нас. Меня и твоего бывшего господина. Если помогут ему и позволят тебе сбежать — значит и правда хотят, чтобы ты принадлежал ему. Если же поддержат меня… понимаешь сам. — Хорошо! — Последний аргумент не столько убедил Санджива, сколько успокоил. Решение, таким образом, не зависело от него. Он должен был просто делать всё, что мог. Динеш легко вскочил на ноги и отошёл к окну. Он не сомневался в себе. Санджив тоже не сомневался. Может раджа и был хорошим воином, но его самого всю жизнь, с раннего детства, учили владеть телом и энергией души. Тоже поднявшись на ноги, он сделал несколько шагов назад, стараясь отвлечь внимание противника, а потом резко ринулся вперёд. Атака провалилась, когда Динеш обхватил его руками, будто обнимая, и тем лишил возможности использовать привычные приёмы. С точки зрения Санджива, Динеш бился не по правилам — но Санджив знал, что не стоит ждать честной борьбы от врага. Некоторое время он пытался вывернуться и нанести удар по лицу или в корпус. Пару раз ему это почти удалось, а затем он, наконец, смог замахнуться. Рука его дрогнула, не в силах нанести удар, и Динеш тут же перехватил запястье. Оба рухнули в бассейн. Тучи брызг разлетелись по купальне. — Господин! — послышался перепуганный голос со стороны спальни и, улучив момент, Динеш высунул голову из-под воды, чтобы ответить: — Всё хорошо! Выйди вон! Лаид засопел, но послушался приказа. Сжимая кулаки, он решительно направился к двери, ведущей в сад. Раб был полностью уверен, что господин решил наутро заняться тем, на что ему не хватило сил вечером. Хитросплетения дворов и аллей были Лаиду знакомы не слишком хорошо — но всё же, знакомы были. Он провёл во дворце махараджи шесть недель, прежде чем попался ему на глаза, вызывал недолгий интерес — и тут же оказался передарен Динешу. Не говоря о том, что подобная перемена судьбы стала для него существенным и нежеланным понижением статуса, за эти недели Лаид успел нафантазировать немало замечательных вещей о своём будущем. Теперь, спущенный с небес на землю, он вынужден был напомнить себе, что махараджа никогда не увлекался мальчиками всерьёз. У царя царей было четверо детей от старших жён, и он с удовольствием продолжал проводить время на женской половине. С Динешем дело обстояло иначе. Слухи о том, что молодой и успешный полководец абсолютно равнодушен к женскому полу, расползались как змеи в лесу после дождя. Лаид был одновременно удивлён и не удивлен, когда на подходе к павильону с картинами, услышал слова, звучавшие в унисон его собственным мыслям: — Не может быть, Вишну, чтобы отец назначил шенапати* этого мужеложца! — Никого не волнует с кем он проводит ночи, Кишен, кроме тебя. Оба голоса были Лаиду хорошо знакомы. Первый принадлежал Кишену, среднему сыну махараджи. Второй — одному из его младших сыновей. Самому махарадже было уже почти сорок лет. Он был вдвое старше своей сестры и трое его детей достигли того возраста, когда их начинают интересовать политика и посты. — Только потому, что он любимчик Ришимы! Поверить не могу. — Конечно, — покладисто согласился голос Вишну, мягкий и бархатистый, — шесть удачных походов тут абсолютно ни при чём. — Он побеждает несчастных дикарей! Как будто бы я не смог их победить! — Но ты не смог, Кишен, — певуче протянул Вишну. — Как бы то ни было, сейчас вся любовь твоего отца достанется этому… — Вишну хмыкнул, как будто сам понимал нелепость последнего аргумента, — мужеложцу. Если, конечно, ты не придумаешь, как это изменить. Внутри павильона послышались шаги, и Лаид поспешно распластался по земле в надежде, что никто из принцев, выглядывая в окно, не заметит его. Кишен остановился, глядя на сад. Он в эти минуты не заметил бы даже направленного ему в сердце ножа — так глубоко ушёл в свою печаль. — На моём счету тоже пять побед, — упрямо сказал он. — К тому же, ни один махараджа не стал бы назначать своим шенапати чужака! Вишну за его спиной глубоко вздохнул. — Пустые слова… — ответил он, но договорить не успел, потому что за спиной обоих хлопнула дверь и раздался любопытный женский голос: — Вот вы где! Почему замолкли, стоило нам войти?