Пленник Мохенджо-Даро

Санджив проснулся посреди ночи от ощущения чьего-то взгляда на своём затылке. Он не шевельнулся, понимая, что в таких ситуациях не следует привлекать внимания противника раньше времени. В голове постепенно всплывали воспоминания о минувшем вечере. Никогда ещё хозяев Санджива не заботили его раны. Пускай Динеш и объяснил своё решение дать рабу отдых довольно разумно, Санджив прекрасно знал, что хозяевам вовсе не требуется такая разумность. Обычно раба просто гонят в бой, пока от него может быть хоть какая-то польза, а потом выбрасывают и заводят другого. Тем более странным было через некоторое время ощутить на плече лёгкое прикосновением невесомых пальцев. — Санджив… — окликнул его голос Динеша со спины. — Мой господин?.. — так же шёпотом отозвался Санджив. — Разденься. От этого приказа у Санджива мурашки пробежали по животу и мгновенно пониже пупка прилила кровь. — Господин?.. — слегка растеряно переспросил он, открыв глаза, но не решившись обернуться через плечо. — Разденься, — также негромко повторил Динеш. — Я хочу на тебя посмотреть. Не бойся, Хаята глубоко спит. Присутствие служанки всё усложняло, Санджив с удовольствием выполнил бы этот приказ в любом месте и в любое время, если б они находились наедине. Но и сейчас ослушаться не мог. Он и без того выше пояса был гол, а теперь потянулся к завязкам штанов, но, потянув их вниз, замешкался, понимая, что придётся встать. А рука Динеша всё ещё играла с его плечом и ни за что на свете Санджив не оттолкнул бы её от себя. — На четвереньки, — то ли посоветовал, то ли приказал хозяин. — И можешь снимать не до конца. Снова по паху пронеслась волна огня. Санджив молча выполнил приказ и застыл почти в той же унизительной позе, в которой его связали для господина в первую ночь. Тогда он ненавидел себя и всеми фибрами души мечтал, чтобы ему развязали руки. Теперь они были свободны, но Санджив всё равно не смел шевельнуться. Застыл, чувствуя себя невозможно раскрытым и беззащитным под взглядом господина. Динеш пошевелился у него за спиной и сел на колени позади. Санджив как наяву увидел, как тот достаёт из штанов затвердевшую, набухшую плоть. И, подтверждая его мысли, через мгновение что-то горячее и влажное прошлось по ложбинке между ног. — Подготовь себя для меня, — шёпотом приказал Динеш и отстранился. Санджив сглотнул. — Господин… — потеряно прошептал он. — Я… не знаю… как. Динеш молча взял его руку и поднёс пальцы Санджива к его же губам. Санджив понял, что делать, и послушно их облизал. Затем Динеш завёл его руку за спину и велел: — Давай. Отстранившись, шенапати замер неподвижно, беззастенчиво и жадно наблюдая, как пальцы Санджива раз за разом всё глубже входят в узкое отверстие. Когда их стало три, он взял Санджива за бёдра, растягивая сильнее. — Разведи бёдра, — приказал охрипшим голосом и тут же увидел, как затвердевший член любовника ударился о траву. Динеш прошёлся ладонью по обнажённой пояснице. Большим пальцем проследил дорожку к раскрытому входу и скользнул внутрь, туда, где уже находились пальцы Санджива. — Господин… — протяжно простонал Санджив. — Не останавливайся, — приказал Динеш. — Продолжай. Их пальцы встретились внутри, и Динеш заставил Санджива чуть изменить направление ласк. Санджив издал шумное: — Ох… — Чувствуешь это? — спросил Динеш, наклоняясь над ним, почти вжимаясь в волосы. — Да… — Сможешь кончить так для меня? Санджив задрожал. Попытался повернуться, чтобы заглянуть хозяину в глаза, но Динеш опустился ещё ниже и запечатлел на основании шеи, поверх спутанных волос, короткий чувственный поцелуй. По позвоночнику пробежала молния и Санджив понял: — Да. Что бы ни приказал ему сейчас Динеш, он бы это смог. — Хорошо, — Динеш резко отстранился. — Давай, я посмотрю. Его пальцы снова принялись гулять по расставленным бёдрам, иногда пробираясь между ними и почти касаясь члена. Прикосновения были лёгкими и невесомыми, едва ощутимыми, и Санджив дрожал от одной мысли, что его господин касается его так. Упершись лбом о траву, чувствуя, как струйки пота бегут по вискам, Санджив продолжал всё яростней проникать в себя, пока Динеш вдруг резко не отодвинул его руку и не вошёл сам, на всю длину. Сандживу пришлось впиться зубами в предплечье, чтобы не застонать — таким острым и сильным было заполнившее его чувство. Динеш был там, глубоко в нём, много глубже, чем могли добраться любые пальцы. И, не дожидаясь приказа, Санджив яростно двинулся навстречу, уже и сам мечтая, чтобы у него получилось выполнить волю хозяина. Нарушить её ему бы и в голову не пришло. Плавными сильными толчками двинувшись навстречу, Динеш наклонился над рабом и принялся целовать. Вспотевшие волосы мешали ему добраться до столь желанной кожи, Динеш отбросил их в сторону и просто впился зубами в горячее тело. Санджив отрывисто выдохнул. Тело его запульсировало на плоти Динеша, струя семени ударила в траву. Поймав момент, Динеш резко дёрнул раба на себя, усаживая на колени. Принялся шарить по обнажённым животу и груди, мощными быстрыми толчками проталкиваясь в него. Санджив продолжал двигаться навстречу и, хотя его собственная плоть уже обмякла, последние капли наслаждения оказались не менее сладкими, чем всё то, что он уже успел получить. … — Господин… — прошептал он через какое-то время. Оба сидели неподвижно, и руки Динеша всё ещё оплетали его живот. Голова шенапати уткнулась Сандживу в плечо, так, что если бы не сила его объятий, Санджив мог бы подумать, что тот спит. — Да… — прошептал Динеш, не поднимая головы. — Пожалуйста, господин… Вы приказали говорить вам, если что-то… — Санджив запнулся и потеряно закончил. — Иначе я никогда не решился бы. Динеш резко выпрямился, сладкую негу как рукой сняло. Но руки его остались там же, где были до сих пор. — Попросил, — как можно мягче постарался исправить он. — Я сделал что-то не так? Санджив торопливо замотал головой. — Просто хотел попросить вас, господин… — Санджив помолчал, собираясь с духом. Оказалось, что сказать некоторые вещи вслух страшнее, чем молча принять позорную смерть. — Пожалуйста, не показывайте… другим… Что вы делаете со мной и что я делаю для вас. Динеша настолько удивила эта просьба, что он выскользнул из размякшего тела и чуть развернул Санджива, заглядывая ему в глаза. Лаид и другие рабы много раз ласкали его у придворных на глазах. — Тебе не нравится? — тихо и немного потерянно спросил он. Понимание того, что он принуждает другого к тому, чего так хочет сам, болезненным уколом прошило грудь. — Мне нравится, — Санджив окончательно развернулся в его руках и, забыв о своём месте, поймал в ладони лицо господина, такое ранимое и молодое сейчас. — Мне очень нравится, и я этого боюсь. Санджив хотел было сказать ещё, о чём он подумал, когда увидел Динеша в первый раз, чего на самом деле пожелал в тот момент… Но вовремя одёрнул себя. Только рук так и не убрал. — Хорошо, — коротко откликнулся Динеш. Мгновение пристально смотрел ему в глаза, а потом поймал его губы своими губами и втянул в жадный, нетерпеливый поцелуй. Когда утром все трое продолжили прорубаться сквозь джунгли, и Санджив занял место впередиидущего, Динеш никак не мог перестать смотреть на него и думать о том, что произошло ночью. Его желание разгоралось с новой силой каждый раз, когда, почувствовав его взгляд, Санджив оборачивался, и их глаза ненадолго встречались. Движения невольника становились более резкими, Динеш чувствовал, как его смущает происходящее — но видел и то, как напрягается под одеждой его тело, явно желая продолжения. И в то же время, Динеш хорошо запомнил сказанные Сандживом напоследок слова. Динеш никогда бы не обманул доверие того, кто отдал себя ему в руки. И сейчас, при мысли об этой просьбе, Динеш невольно задумывался о том, что между ними происходит. Он понимал, что наравне с горячим желанием, продолжающим обжигать чресла, у него зарождается какое-то новое чувство к невольнику. Тот становится для него человеком, и беззащитная открытость этого человека, его доверие, вызывает желание оберегать. Спустя два часа они поменялись местами. Динеш шёл впереди, нарочито не оборачиваясь, заставляя себя не думать о том, как после долгого плена спутника должен был утомить этот переход, и не разглядывать его усталое лицо. Только когда солнце уже основательно перекатилось через зенит, и они с Сандживом сменили друг друга ещё два раза, Динеш уже не смог не обращать на это внимания. Тяжело было всем, но сам он чувствовал себя с утра на пике сил, после лёгкого победоносного похода Динеш провёл несколько дней, отдыхая и восстанавливая энергию, которая теперь переливалась в нём упругим потоком. Хаята хоть и была девушкой, но была молода и к тому же просто шла, в то время как они с Сандживом постоянно прилагали немалые усилия в борьбе с растительностью. Хаята всё равно давно уже вытирала пот с лица, но это волновало Динеша куда меньше чем то, что, когда они в очередной раз передавали друг другу фалькату, руки Санджива подрагивали так, что он едва не уронил оружие. Динешу было почти стыдно за то, что он не дал невольнику выспаться, и он пообещал себе, что следующей ночью не будет устраивать никаких игр. А сам, тем временем, повернулся к Хаяте и спросил: — Долго ещё? Пора искать место для лагеря, чтобы успеть поохотиться. — Чуть-чуть, — откликнулась девушка, тяжело дыша и ткнула пальцем куда-то в гущу джунглей. Поскольку никто не смог разглядеть ничего за густой листвой, она подошла ближе, отобрала у Динеша фалькату и, ударив по веткам несколько раз, прорубила окно, через которое в глаза идущим тут же ударил солнечный свет. Солнце замерло в пальце от вершины пирамиды, прилепившейся к склону горы. — Дойдём до темноты? — спросила Хаята, с надеждой оглянувшись на него. И Динеш быстро кивнул. Близость цели придала всем троим сил и, в первую очередь, шенапати, который продолжал прокладывать дорогу вперёд с удвоенной энергией. Когда через пару часов пришло время меняться, он так и не отдал Сандживу фалькату, только покачал головой и подал знак держаться позади. А ещё через полчаса путники, наконец, оказались на просторном склоне горы и к закату стояли у входа в поросший лианами, полуразрушенный зиккурат.