***
Тесс проснулась в кромешной темноте. Не совсем понимая, что происходит и почему так сильно болит голова и больно дышать, она протянула руку в ту сторону, где по идее должна была стоять настольная лампа. Пальцы захватили лишь пустоту, и Тесс внезапно вспомнила последние события. Звонок в дверь. Женщина, что с ней разговаривала в школе. Женщина говорит, что она, Тесс, арестована. Тесс просит ордер, но получает лишь выстрел в живот. А дальше была темнота. Сердце мигом пропустило удар, во рту резко пересохло. Тесс осторожно ощупала пространство вокруг себя: жесткий металл, едва прикрытый тонким одеялом. Она осторожно свесила ноги. Стопы коснулись холодного пола. Девочка вздрогнула. Осторожно слезла с импровизированной кровати и сделала шаг вперед, острая боль прострелила позвоночник. Тесс поспешила вернуться на койку. Кромешная темнота, окружающая ее, заставляла чувствовать себя незрячей. Тесс дрожащей рукой ощупала поясницу, ощущая синяк, легкое прикосновение к которому вызывало нестерпимую боль. Наверняка он уже черно-синего цвета. Тесс обхватила колени руками и спрятала в них лицо. Нервная дрожь сотрясала ее тело. Почему она здесь? За что ее арестовали? Почему ей даже не предъявили ордер? Неужели эти люди узнали, что она мутант? Что с ней будет дальше? Девочка прикрыла глаза. Некстати вспомнилась Ванда Максимова. Тесс видела тот выпуск новостей, корреспондент коротко объявил, что сторона Стива Роджерса: Ванда Максимова, Клинт Бартон, Сэм Уилсон и некий Скотт Лэнг были арестованы и помещены в Рафт. Сверхзащищенную тюрьму в океане. В той программе никто не углублялся какое отношение было к Ванде, владеющей сверхспособностями, но подтекст и личная неприязнь конкретно к Алой Ведьме присутствовали на государственном канале. А значит, велика вероятность того, что ее пытали. Ванда была старше ее на пару-тройку лет. И ее закрыли на консервной банке. Что же теперь ждет ее саму? Тесс вытащила из-под себя тоненькое одеяло, свернулась калачиком и укрылась одеялом. Страх — единственное, что она чувствовала. Темнота усиливала страх. Во тьме, когда неизвестно день сейчас или ночь, и когда подсознание играет злую шутку, выворачивая все, что она слышала, видела и читала до такой степени, что становится ужасно страшно. Она не могла задремать — стоило ей закрыть глаза, страх принимал форму различных кровавых картин. Наворчавшись, Тесс слезла с койки, чувствуя боль в области живота. Сильно болело место, куда пришелся выстрел. Тесс маленькими шажками двигалась по камере, боясь навернуться. Ее сила вполне могла обнаружить приближающиеся предметы, но она боялась об этом даже думать. Обойдя все предметы, она вернулась на жесткую койку под тонкое одеяло, чувствуя, как неприятно металл холодит кожу. Девочка прижималась щекой к стене, чувствуя холод. Эта камера вообще была полна страха, холода и тьмы. «Тетя Мэй и Питер даже не знают, что меня закрыли, — подумала Тесс. — А если меня никогда не выпустят?» Она судорожно сжала краешек одеяло. Тесс так и не смогла заснуть, проворочавшись еще несколько часов. Тяжелая поступь и громкий лязг замка заставили ее испуганно закусить губу. Распахнутые двери практически ослепили ее ярким светом. — Арестованная, лицом к стене. Тесс медленно слезла с койки, чувствуя как подкашиваются ноги. — Вытяни руки. Металл наручников ожёг холодом. — Пошла. Тесс развернули. Один из людей в форме шел впереди, второй — за ее спиной.***
Коридор, освещенный мерцающими светильниками, был бесконечно длинным. Тесс едва передвигала ноги, практически все время ощущая, как в спину упирается дуло пистолета. Очередной поворот за угол закончился комнатой с железной дверью. Человек в форме, идущий перед Тесс, остановился перед дверью и открыл ее, мужчина за спиной Тесс надавил ей на спину, заставляя шагнуть в дверной проем. Маленькая комнатка, как в самых плохих криминальных сериалах. Только два стула, стол и яркая лампа над головой. — Садись и давай руки. Тесс, ни жива ни мертва, села на железный стул. Мужчина в форме освободил одно запястье от наручника, а вторую часть наручника закрепил под столом. — Никуда не уходи, наш агент скоро придет. Девочка смерила конвоиров взглядом. Мысль о курсе издевательств над арестованными в плане подготовки этих агентов, затмила вся бедственность ее положения. Ее пристегнули так, что она могла поднять запястье лишь на пять несчастных сантиметров над столом. А яркая лампа после нескольких часов в полной темноте безбожно слепила. Бесшумно распахнулась дверь, и в помещение для дознания и допроса вошли двое. Светловолосая женщина в наглухо застегнутом форменном костюме одарила девочку торжествующей улыбкой да такой, что Тесс вздрогнула и испуганно вжала голову в плечи, боясь шелохнуться. Спутница женщины, девушка заурядной внешности, сразу же отошла вглубь помещения. — Ну, надо же, — рассматривая девочку, словно чудного зверька в зоопарке, протянула женщина. — Правы пословицы! На ловца и зверь бежит. Она заняла стул напротив Тесс, не скрывая злорадной усмешки, когда девочка вздрогнула и попыталась чуть отклониться, лишь бы не ощущать сканирующий взгляд. — Почему я здесь? — тихо спросила она. — Я ничего противозаконного не делала. — Почему?! — вскинулась женщина. — Сама не знаешь? Тесс молча покачала головой, молясь богам всех религий, чтобы это недоразумение, как можно скорее, разрешили и позволили ей вернуться домой. — Что ж я тебе расскажу! Начнем с простых вопросов. Полное имя и фамилия, — она открыла какой-то блокнот и положила рядом с ним ручку. «Она же знает, как меня зовут, — подумала Тесс. — Вчера она назвала меня „мисс Паркер“, зачем же ей все это сейчас?» — Зачем вам мои данные? — Зачем?! — повысила на нее голос агент. — Затем, чтобы в тюрьме, куда ты, как я надеюсь, отправишься, тебе их вышили на спине. — Тюрьме? Нет, это какая-то ошибка! Я ничего не делала, чтобы заслужить срок. В глазах женщины блеснула слабо прикрытая ярость. — Ничего не делала? Да за то, что ты сделала, тебя нужно напрямую отправить в камеру смертников с казнью через пару дней после твоего там заключения. И чтобы на твое содержание не попало ни цента от честных налогоплательщиков, или казнить тебя таким образом, чтобы страдания твоей жертвы показались легкой смертью. Как жаль, что под видом смертельной инъекции никто не додумался вводить вирус бешенства! — Тесс дернулась, бледная как смерть. — Ты знаешь, что происходит с человеком, зараженным бешенством, когда появляются первые симптомы? — Нет, — ответила Тесс. Она действительно не знала подробное течение бешенства, зато знала, что когда появляются первые симптомы болезни, гарантированно в скором времени организм умрет. — О, я расскажу тебе. Уверена, эта сказочка тебе понравится, — зло усмехнулась женщина. — Появляется светобоязнь, громкие звуки начинают вызывать судороги. Водобоязнь, аэрофобия, галлюцинации, бред и дикий ужас. Ужас — основное чувство, что сопровождает больного. Возникает буйство и агрессия. Чем дальше развивается болезнь — тем хуже. Начинает проявляться паралич глазных мышц, нижних конечностей, отвисает челюсть. Больной жрет, то, что здоровый никогда бы не взял в рот, — резиновые покрышки, бумагу, пластилин. Разрушение психики. И, наконец, удушье. Медленное мучительное. Больной чувствует, как его легкие разрываются от нехватки воздуха, но вдохнуть не может. Его настигает ужасно медленная и мучительная смерть. Тесс дрожала и ощущала, как женщина, сидящая напротив, получает садистское наслаждение пугать ее течением болезни, она просто смаковала строчки, наполненные ужасом и страданиями. — Так как тебя зовут, деточка? — нарочито ласково спросила дозновательница, когда Тесс не ответила, она со всей дури ударила кулаком по столу: — КАК ТЕБЯ ЗОВУТ, МЕРЗАВКА?! Тесс вздрогнула. — Тереза Э-Элизабет П-П-П-Паркер, — запинаясь, пролепетала девочка. Женщина записала в блокнот. — Нельзя было так с самого начала? Ну ничего, ты мне сейчас все расскажешь. Все что хочешь и что не хочешь тоже! Я узнаю все, что ты скрываешь, девчонка, — пробормотала женщина себе под нос, однако Тесс услышала. — Итак, вопрос первый… — Мне пятнадцать. Вы не имеете права меня допрашивать без присутствия опекуна или адвоката. Слова вырвались сами собой. Тесс не ожидала от самой себя такой отваги, но стоило ей осознать, что она только что сказала и кому, как девочка вжалась в спинку стула. Ярость исказила лицо женщины. — Не имею права?! Нет у тебя никаких прав! Ты — здесь никто! И это не я должна доказывать твою невиновность, а ты сама! — Но презумпция невиновности… — залепетала Тесс, сильнее вжимаясь в спинку кресла. Женщина расхохоталась ей в лицо. — Презумпция невиновности, ишь что удумала! На тебя, девчонка, действует презумпция виновности и на всех таких же, как ты! На убийц! Педофилов! Насильников! — С каждым словом она все выше повышала голос и слово «насильников» практически прокричала. — А теперь прекратим этот фарс и начнем говорить по делу. Отвечай, как ты убила Аманду Броун, чем и зачем! Тесс онемела. Убила Аманду Броун? Вспомнилось, что эта женщина-агент вчера обвинила ее в том же, только Тесс на эти слова не обратила особого внимания, слишком напуганная внезапными гостями. — Я никого не убивала, — тихо, но твердо сказала девочка. И боясь, что ее никто не услышит повторила громче. — Я никого не убивала! Повторила еще раз и еще, и еще, и еще. Тесс все больше тряслась, ее голос сильно дрожал, горло пересохло, а по спине тек холодный пот. — Ах, так… — начала было дозновательница, но ее перебили. — Агент Андервуд, — подала голос девушка, что до сего момента не проронила ни звука. — Боюсь, психологическое состояние мисс Паркер не позволяет продолжить допрос. Она просто не сможет сейчас ни на чем сосредоточиться и показания будут неточны. Лучше сейчас остановиться. Тесс посмотрела на девушку и сразу же столкнулась с ее сочувствующим взглядом. Агент Андервуд, сидящая напротив Тесс, смерила девочку презрительным взглядом и опустила руку под стол. Дверь распахнулась. В проем просунулся бывший конвоир Тесс. — Допрос окончен, — нехотя оповестила конвоира агент Андервуд. — Уведите задержанную. Конвоир кивнул и подошел к девочке. Тесс снова на автомате подчинялась коротким командам, стараясь оставаться невозмутимой. Чтобы всем своим видом показать присутствующим: она не при чем, она никого не убивала, это все досадная ошибка. Выходило откровенно скверно. Тесс никогда не могла подумать, что будет счастлива снова оказаться в темной камере с холодной койкой.***
Дверь с лязгом захлопнулась, оставляя Тесс в кромешной темноте, только теперь ее темнота не пугала. Прошедший допрос был намного ужаснее любых темноты и мрака. Тесс вспомнила торжествующую улыбку агента Андервуд, то с каким удовольствием она рассказывала про бешенство и казни, и внутренне содрогнулась. Эта женщина — настоящее чудовище! А ведь в школе, в аудитории, она ей показалась миловидной. Стройная блондинка с голубыми глазами — эталон ангельской внешности. Вот только по какому-то стечению обстоятельств внешность не оказала влияния на полностью черное черствое сердце. Тесс опустилась на пол, прижавшись спиной к двери. «У нее что-то есть на меня, иначе она не вела бы себя так уверенно, — подумала Тесс. — Нужно что-то делать, не хотелось бы повторять подвиг Джорджа Стинни ». Она встала с пола и прошлась по темной камере, надеясь ни во что не врезаться. Нужно что-то делать… Легко поставить это главной целью, но как исполнить? Эта женщина незаконно ее арестовала, сейчас предъявляет абсурдные обвинения наверняка никак не связалась с тетей Мэй (иначе она бы присутствовала при утреннем подобии допроса), ничего не сказала об имеющихся правах, только стала орать, что Тесс здесь никто, звать ее никак и она, разумеется, во всем сто раз виновата. «Какая у них хорошая работа. Хватай любого беззащитного человека с улицы: подросток ли это, инвалид без ног, умственно отсталый или бабушка с клюкой, подтасовывай факты и вуаля — преступник пойман, посажен уже, возможно, на электрический стул, дело закрыто, а настоящий убийца продолжит убивать!» Она присела на жесткую койку. Какие же жуткие были глаза у этой Андервуд. Тесс вспомнила ярость, вспыхнувшую, подобно искрам на палочке «бенгальского огня», в ангельски голубых глазах агента Андервуд на заявление Тесс, что она никого не убивала. Девочка не сомневалась, что «белобрысая ведьма», как она окрестила мысленно Андервуд, собиралась многое сказать и многое сделать, но ее вовремя остановили. Та девушка-агент… Тесс видела ее краем глаза и не смогла особо рассмотреть. Но ее вмешательство, вполне вероятно, спасло ей если не жизнь, то психику точно. Похоже, она единственный нормальный человек среди пира стервятников и полных чудовищ. Час проходил за часом, и голод ничего неевшей с прошлой ночи Тесс только рос. Живот начал урчать еще тогда, когда ее кинули в камеру, а сейчас к голоду присоединилась сильная жажда. Она потихоньку слезла с кровати и пошлепала ногами в махровых носках — обувь ей так никто и не дал — к двери. Постучала сначала осторожно, потом громче, одновременно крича, насколько позволяла сухость в горле. — Эй, начальник! Решетчатое окошко в двери опустилось. — Чего орешь? — Я есть хочу. Когда у вас тут ужин? Мужчина за той стороной двери усмехнулся. — Тебя кормить не положено. А лично у меня ужин через десять минут. «Не положено кормить? Они что меня голодом решили заморить?» — А пить можно? Я очень хочу пить. За дверью о чем-то зашушукались. Послышались шаги — мужчина куда-то отошел. Тесс терпеливо ждала, когда он вернется. Снова раздались шаги, открылась пищевая камера в двери, и в нее мужская рука поместила небольшую бутылку с водой. — Пей на здоровье. Тесс ничего не ответила, только распахнула дверцу камеры, выхватила оттуда бутылку, отчего-то дрожащими пальцами стала отвинчивать крышку, а после сделала большой жадный глоток. Горькая от соли жидкость моментально оказалась на полу камеры, Тесс согнулась в кашле, отфыркиваясь и отплевываясь. По ту сторону камеры раздался громкий мужской смех, тут же захлопнулось окошко с решеткой. Девочка держала в руках бутылку жутко соленого раствора, который только усилил жажду, и старалась не заплакать. Ее положение дел было ниже плинтуса — кто-то запретил ее кормить и приказал поить исключительно соленой водой. «Меня решили заморить голодом, а перед этим хорошенько попытать жаждой, давая только соленую воду. Уж лучше бы пристрелили из пистолета, чем обрекать на медленную мучительную смерть». Тесс вернула бутылку в пищевую камеру, а сама поплелась, шатаясь, как пьяная, в постель. Сон у нее никто из этих ублюдков отнять не может. Она заснула практически сразу, но долго спать ей не дали. Спустя пятнадцать минут в камере включился свет, а один из ее бывших конвоиров стучал ложкой по металлической крышке кастрюли. — Заключенная! — проорали ей над ухом. — Встать лицом к стене. Бывший конвоир сорвал одеяло с постели, тщательно осматривая постель, в то время как другой самым грубым образом досматривал Тесс. Пару раз он ее, как бы невзначай, задел по налитому синяку на животе — месту, куда пришёлся выстрел в упор. Вскоре они ушли, Тесс, напуганная всем этим, вернулась в постель и снова попыталась уснуть. Досмотр повторился и во второй, и в третий раз. Когда конвоиры пришли в четвертый раз, Тесс проснулась лишь, когда ей за шиворот вылили бутылку соленой воды и за волосы стащили с кровати. Когда это все закончилось, и Тесс в очередной раз смогла вернуться в постель, она долго ворочалась, боясь, что конвоиры еще придут, но усталость брала свое, и сон ее сморил. Снег. Толстый слой снега, кое-где он становился тоньше, а где-то и вовсе выглядывал блестящий прозрачный лед. Холод. Повсюду холод. Тесс обхватила себя руками, прикрытыми лишь рукавами розовой водолазки, ноги болели, словно в них воткнули тысячу иголок, они были абсолютно босые. В руках девочка сжимала маленький футляр. «Лишь бы не потерять. Только бы донести». Позади послышался пугающий звук, и Тесс сорвалась с места. Побежала. Босиком. По снегу и льду. Она глубоко дышала, ощущая, как морозный воздух выжигает холодом все внутри. Ноги болели, но еще что-то чувствовали. Тесс продолжала бежать. Падала, поднималась, давилась криком, но бежала. Боль в ногах усиливалась, но она бежала. Пустошь со снегом, лежащим слоем на замерзшей реке, сменилась редкими деревьями и видневшимся вдали домиком. Боль в ногах начала притупляться, а сами ноги неметь. Тесс ускорилась, как спортсмен, увидевший черту финиша. В груди все разрывалось от морозного воздуха. Ноги начали терять чувствительность. На последнем издыхании она ускорилась, добежала до дома и упала на самом его пороге, зайдясь в мучительном кашле. Кровь окрасила губы и наполнила рот. Но она только ее сплюнула, с трудом встала и медленно, едва шевеля ногами, проникла в дом и упала на колени около лежащего на полу светловолосого юноши со смазанными чертами лица. Дрожащими руками вскрыла футляр, чувствуя, как начинает кружиться голова, вытащила шприц, наполненный лекарством, и с оставшейся у нее силой воткнула юноше в бедро, вдавила поршень до конца и свалилась на пол рядом с юношей. Ее ступни и лодыжки были синими, а ногти на них практически фиолетовыми. Тесс тяжело дышала. — Заключенная. Тесс открыла глаза. Снова включился свет в камере, кто-то потряс ее за плечо. — Лицом к стене. На этот раз на руках застегнулись наручники. — Агента Андервуд лучше не злить.***
Все повторялось: Тесс завели в ту же комнату для допроса, что и вчера, пристегнули к столу и оставили наедине со своими страхами, голодом и безумной жаждой. Единственное отличие — агента Андервуд на сей раз ждать не пришлось, женщина заблаговременно заняла свое место в комнате дознания. — С добрым утром, мисс Паркер. — Она блеснула зубами в улыбке, словно и не было вчерашнего допроса и ее личного предложения вводить смертникам вирус бешенства. — Надеюсь, вам хорошо спалось? — Спалось бы лучше, если бы мне дали пресной воды, — буркнула Тесс. В глазах агента Андервуд сверкнул недобрый огонек. Она встала из-за стола, распахнула дверь и отдала приказ конвоирам Тесс. — Принесите воды, нельзя же мучить девочку жаждой. Вскоре воду действительно принесли. Высокая железная кружка опустилась на стол рядом с Тесс. — Пей, — скомандовала Андервуд, — и привыкай к металлической посуде, в тюрьме другой не будет. Тесс вздрогнула. Лучше ей будет говорить, только когда спрашивают, и не выказывать никакого возмущения. Она послушно припала к воде и тут же начала плеваться мерзкой жидкостью. Горькая от соли и с примесью соды вода (если можно так назвать этот раствор) жажду точно не могла утолить. Девочка поспешила отодвинуть от себя кружку. — Пей! — рявкнула Андервуд. Когда Тесс не шелохнулась, она бахнула кулаком по столу. — Живо пей, мерзавка! Под тяжелым суровым взглядом Тесс снова сделала глоток, мерзкая смесь соды, соли и воды заставила желудок скрутиться восьмеркой. Девочка едва смогла проглотить эту гадость. — Пей! — повторила приказ Андервуд, как только Тесс снова отодвинула кружку. Девочка двинула ее еще дальше. — Ни за что! — Немедленно взяла кружку и осушила ее! Стоило Тесс покачать головой, как ей в лоб уперлось серебристо-белое дуло, угрожающе щелкнул снимаемый предохранитель. Руки сами дернулись к кружке с гадостью, из глаз брызнули слезы бессилия, подавляя рвотный рефлекс, Тесс допила эту жижу, которую и водой-то трудно назвать. — Напилась, солнышко? — необычайно мягким голосом заговорила Андервуд. Заряженный пистолет ставить на предохранитель она не спешила, а просто положила рядом с собой на стол. — Ну, тогда можем начинать. Тесс тяжело сглотнула, ее мучили страх неизвестности и ужасная жажда. Солено-содовый раствор все только усугубил. Андервуд что-то вытащила из висящего за ее стулом кожаного портфеля и поспешила разложить перед Тесс. Девочка опустила глаза и содрогнулась от вида, по меньшей мере, дюжины глянцевых фотографий. — Полюбуйся на то, что сделала, — пропела Андервуд. — А когда насмотришься, ответь мне на один простой вопрос: «Зачем?». Тесс, не скрывая своего ужаса, смотрела на фотографии тела. Глубокая кривоватая полоска, пересекала шею, на месте грудной клетки дыра, одна грудь отрезана, на руках не хватало пальцев, лицо страшно изуродовано. На последней фотографии из дюжины были изображены органы, вырезанные кем-то из грудной полости несчастной женщины. Само тело было синюшным с размытыми чертами лица. Девочка подняла глаза на агента Андервуд, едва обладая способностью говорить. — Мы нашли ее на берегу Ист-Ривер. Ты пыталась избавиться от тела? Конечно, пыталась! Все пытаются! Но у тебя, дрянь, ничего не вышло. Тесс почувствовала, как ее едва не парализует страх. Что с этой женщиной не так? Почему только ее одну подозревают в таких ужасных вещах? Неужели непонятно, что она чисто физически никуда бы не смогла перетащить труп? — Я этого не делала, — тихо сказала девочка. — Не понимаю, почему вообще должна доказывать вам, что я не убийца и никогда никого не убивала. Меня вообще… — …не было на Манхеттене? — договорила Андервуд. Ее губы исказила злорадная усмешка. — Ну, уж с этим ты меня, девчонка, не проведешь. Доказательства у меня есть! И она снова выложила фотографии. Тесс не могла поверить своим глазам: Андервуд фактически преследовала ее. Фотографии из Центрального Парка, из «Адского логова», фотограф запечатлел ее прощание с Бетти и уход после тренировки в Адской кухне, и многие другие фотографии, захватившие ее в объектив, когда она, так или иначе, находилась на Манхеттене. Тесс осторожно взяла не пристегнутой к столу рукой одну из фотографий: ярко-красный мустанг остановился у многоэтажки, Бетти Брант сжимала Тесс в объятиях. Девочка видела свое безмятежное лицо — тогда она просто хорошо провела время с подругой, не догадываясь, в какое дерьмо уже успела вляпаться. Не подозревая, что Большой Брат уже взял ее на карандаш. — Советую тебе во всем честно признаться, — проникновенным голосом заговорила агент Андервуд. — Получишь сорок лет вместо вышки. Футболка прилипла к спине Тесс, девочка была готова поклясться, что и по лицу у нее пот так же стекает, просто из-за всей этой ужасной ситуации она практически ничего не может ощутить, кроме гулко колотящегося сердца. — Мне не в чем признаваться. Я не виновата, — еле вымолвила девочка. — Да, я не сказала всей правды: я изредка бывала на Манхеттене, но только когда мне звали друзья или брат. 24/7 я там не живу. Пока Тесс размышляла можно ли Карателя назвать другом, Андервуд что-то спешно обдумывала. Тесс очень хотелось, чтобы эта женщина, наконец, ей поверила и отпустила домой. — Брат, значит. — Агент Андервуд хищно оскалилась, разбивая все надежды Тесс вдребезги. — Интересно, как его будущий работодатель посмотрит на его досье, если оно будит запятнано красной отметкой «родная сестра осуждена за убийство, совершенное с особой жестокостью». Я могу сказать как. — Тесс закусила губу так, что ощутила вкус крови. — Питер Бенджамин Паркер никогда не устроится на более-менее хорошо оплачиваемую работу, он даже в университет не поступит. Я это тебе гарантирую. Женщина самодовольно взглянула на сгорбившуюся девочку-подозреваемую и решила окончательно ее добить. — Ах, да, если ты не будешь сотрудничать со следствием, Мэй Рэйли Паркер, медсестра Центральной больницы Куинса, лишится работы и никогда больше не сможет работать по лицензии. Я сделаю все, чтобы ни она, ни твой брат не получили того, что хотят. Тесс оторопела, она и до этого была не в восторге от этого допроса, но сейчас не могла вымолвить ни слова. Краем сознания она понимала, что эта женщина-агент ничего не сможет сделать с тетей и Питером, но ее самонадеянный вид, ехидная усмешка и взгляд свысока заставляли сомневаться. — Ну, так что, мисс Паркер? — Андервуд стерла хищную усмешку и снова приняла вид доброй, ласковой тетушки, что заботится о дюжине своих любимых племянников. Тесс уперлась взглядом в стол, не решаясь поднимать на нее глаза. — Я думаю, вы умная девочка и решите признаться во всех своих грехах. «Меня прямо сейчас пытаются склонить к конкретному тюремному сроку просто ни за что, — с ужасом подумала девочка. — Нет, нет и еще раз нет!» Тесс резко выпрямилась и подняла подбородок. Уперев взгляд в агента, она четко и твердо произнесла: — Мне не в чем признаваться. Я не виновата. Андервуд переменилась в лице, добрая тетушка мигом сменилась на злющую мигеру. Она с силой вдавила кнопку под столом, смерила девочку убийственным взглядом и, подобно змее, зашипела: — Не думай, что я не выясню всю правду. Посмотрим, как ты запоешь завтра. Тесс достойно выдержала ее взгляд и даже не скосила глаза в сторону. — Я не виновата и вы это знаете, — парировала она. — И я больше не буду отвечать на ваши вопросы в отсутствие соцработника, моей тети или адвоката. Андервуд скрипнула зубами, но вошедшим в комнату допроса агентам дала отмашку. — Уведите. Тесс только рада была покинуть эту ненормальную. Перспектива снова оказаться в камере была, если не хорошей, то уж получше, чем перспектива снова и снова рассказывать сказку про белого бычка этой психованной, пытаясь убедить ее в невиновности.***
Это больше смахивало на замкнутый круг: ее вызывают на допрос к Андервуд, Андервуд грозит тюрьмой, и Тесс возвращают в камеру. Снова с громким лязгом захлопнулась тяжелая дверь, на этот раз девочка не стала садиться на холодный пол и прижиматься спиной к двери — так недолго почки отморозить и поясницу застудить, она уверенно прошла по камере и заняла место на ставшей родной жесткой койке. Кромешная темнота камеры уже стала практически привычной, еще пару дней и она станет обязательным атрибутом любой камеры временного содержания в воображении Тесс. Тесс уже не чувствовала былого страха, ей было просто интересно до какой абсурдности дойдет Андервуд в своих идиотских попытках заставить ее написать чистосердечное признание: пригрозит вышвырнуть Питера и Мэй из снимаемой ими квартиры? Заморозит счета? Отправит Питера в приют, обвинив Мэй в истязаниях и безответственном поведении? Последнее предположение вызвало легкую тревогу, но Тесс быстро ее прогнала, убедив себя, что в ювеналке заседают далеко не идиоты, и из нормальных семей детей не забирают. Андервуд просто пошлют далеко и надолго за такие необоснованные обвинения. А вот что будет с самой Тесс, девочке очень бы хотелось знать. Понятное дело, что бесконечно ее держать здесь не будут, но что сделает Андервуд, не добившись ее признательных показаний и не доказав вину? Будь Андервуд хоть немного адекватной, Тесс могла бы предположить, что ее отправили бы домой под расписку, но адекватностью и умом Андервуд не отличалась. Громко заурчал живот, Тесс поморщилась. Разумеется, кормить и поить ее никто не собирался, как не собирались включать свет в камере. Интересно, она может обратиться в Европейский суд по правам человека? Тесс с сожалением вспомнила про отношения к ней тюремщиков, про соленую воду и отсутствие еды, про оставленный в квартиры и наверняка уже разряженный телефон, хотя, судя по личному отношению к ней Андервуд, связаться с ЕСПЧ ей бы и так не дали бы. Девочка растянулась на кровати, укрылась тонким одеялом и закрыла глаза — стоит поспать, пока эти полоумные опять не решили устраивать каждый час досмотры. Тесс не могла понять успела она заснуть или нет, но яркий свет, сам собой включившийся в камере, точно ее разбудил. Пока она сонно озиралась по сторонам: ее точно не на допрос вызывают, Андервуд обещала пытать ее только завтра, в камеру вошли трое — один с подносом в руках, два других с автоматами. Девочка, не дожидаясь приказа, соскочила с койки, отошла к стене и уткнулась в нее носом. Люди за ее спиной что-то делали, а после вышли из камеры, захлопнув за собой дверь. Тесс отлипла от стены, с удивлением отмечая, что свет так и не погас. За этим удивительным открытием следовало другое: на ее кровати стоял поднос с несколькими лотками еды и двумя бутылками воды. Наученная горьким опытом, Тесс сделала первый глоток очень осторожно, готовая отплевываться и отфыркиваться, но вода оказалась пресной. До прихода тех агентов девочка едва могла сглатывать, настолько велика была жажда, поэтому сейчас она жадно пила воду, пока бутылка не опустела. Откинув пустую бутылку, она занялась едой и быстро ее прикончила: растянуть небольшой бургер и маленькую порцию салата никак не получилось. Пустые контейнеры отправились на пол рядом с кроватью, туда же полетела пустая бутылка воды, а вторую, полную бутылку, Тесс прижала к себе, забираясь под одеяло и растягиваясь на кровати. После долгожданного завтрака самое время поспать. Ей снился холод тюремных решеток, тяжелая солдатская поступь нагнетала страх, а вид черного черепа с пентаклями, висящего как эмблема на всех стенах, вызывал ужас. Протяжно заскрипела, открываясь дверь, и кто-то ломанулся в угол холодной камеры, спасаясь от протянутых рук. Чья-то теплая рука слегка потрясла ее за плечо, вырывая из мрачного сна. Тесс ожидала, когда ее стащат за волосы с койки и приставят к затылку дуло пистолета, но стаскивать ее никто не торопился. Девочка открыла глаза и встретилась с серо-зелеными глазами девушки-агента, что сопровождала на Андервуд на всех допросах. — Вставай, у нас мало времени! — Девушка с легкостью стащила Тесс с кровати. — Обувайся. Перед девочкой появились закрытые теплые тапочки. Тесс быстро засунула в них замерзшие ноги, и безымянная девушка накинула ей на плечи кофту. — Уходим. Девушка потянула ее к раскрытой настежь двери камеры, Тесс даже не пыталась упираться, что-то ей подсказывало, что сейчас лучше молча подчиниться.***
Лив не могла ни на что жаловаться — все шло без сучка, без задоринки. Девчушка, которой еще пару дней назад она желала всех небесных кар, сейчас ей и слова поперек не смела сказать, даже свою тоненькую ручонку не выпускала из ее руки. Лив не возражала, цель ее миссии на этой базе — вытащить жертву тупоумия Андервуд. Держа руку Паркер (так же девочку зовут?), ее легче вытащить с базы, не дав заплутать в запутанных коридорах, больше смахивающие на улочки Шанхая. Так легче исполнить приказ. В том, что слова наставницы в Беламаре были приказом, Лив не сомневалась. Н.О. не обязательно только и делать, что отдавать приказы, кураторы могли просто заботиться о своих протеже или что-то просить сделать. Но в случае этой задержанной девочки это был именно приказ. И Лив его с удовольствием исполнит. Это не более чем договор со своей совестью. Она с небывалой прытью предаст Андервуд, чтобы исполнить приказ Н.О. и людей, с которыми ее куратор сотрудничает. И уж если они говорят Лив вытаскивать девицу, значит она делает все, чтобы исполнить этот приказ, отвергая прочие протоколы. Если ее раскроют — она сильно не пострадает. Уровень допуска Андервуд и ее людей намного ниже, чем уровень допуска Марии Хилл или Фила Коулсона. Максимум, что грозит Лив — выдворение за пределы этой базы, но и без раскрытия Лив бы недолго здесь задержалась: после выполнения задания ей не нужно больше находиться на базе. Темные коридоры, подсвеченные красным аварийным светом, не позволяли рассмотреть все, что навешано на стены. Лив лично позаботилась о создании такой аварийной ситуации, которая заблокировала бы научное крыло базы и несколько других отсеков, в которые заблаговременно были отосланы бойцы Альфы. Она удачно расчистила себе дорогу. На руке запиликали часы. Красным высветились цифры на таймере. — Мало времени. Нужно бежать, — скорее для себя, нежели для девочки сообщила Лив и сорвалась с места. Паркер снова ничего не ответила, только побежала так быстро, как могла. Лив искусно вела ее по оставшейся сети коридоров вплоть до винтовой лестницы. — Бегом! Она указала на лестницу, и девчушка, отцепившись от нее, начала подниматься. Какой бы изможденной, благодаря Андервуд, она ни была, по лестнице взлетела в два счета. Лив, наступающая ей на пятки, с силой вдавила кнопку, открывая потайную дверь наружу. Прохладный осенний воздух ворвался в открытое пространство, О’Коннелл нажала на еще одну кнопку, заставляя дверь пару минут оставаться открытой. Она нащупала в кармане пару долларов и вышла из дверей «подвала» следом за Паркер, если ее расчеты верны, то совсем скоро должно подъехать такси. — Я вызвала такси, — спокойно сообщила она бывшей пленнице, обеспокоенно озирающейся по сторонам. — Ты сможешь уехать домой и забыть все это как дурной сон. Оливия кивнула в сторону открытой двери на базу. — Почему вы мне помогли? — тихо спросила девочка. — У вас будут проблемы, агент Андервуд вас уволит! О’Коннелл тихо фыркнула, но ничего не ответила. Яркий свет фар осветил двор, такси приехало. — Хорошей дороги. — Она сунула в ладонь Паркер две купюры. Лив проводила садящуюся в машину Терезу Паркер глазами, а после и саму машину, уезжающую со двора, слегка улыбнулась и набрала короткое сообщение, прежде чем прошмыгнуть на базу. В комнате для допроса распластавшись на полу без чувств, лежала Эва Андервуд, рядом с ней — разбитый на крупные осколки граненный стакан. Белый холодный свет, сменивший аварийное, красное освещение, подчеркивал мертвенно бледный цвет кожи агента Андервуд. — Нужно заставить мерзавку заговорить! Андервуд ходила из стороны в сторону по комнате дознания и то и дело брюзжала слюной. Двое агентов Альфы кивали на каждое ее слово. — Значит так! — Она подняла указательный палец. — Воду, если и давать, то добавлять в нее соль или соду, а то и все сразу. Еды не давать. Посмотрим, как на такой диете она запоет. Лив сидела на своем стуле, в самом темном уголке комнаты дознания, и на нее никто не обращал никакого внимания. Агенты Альфы кивали, как китайские болванчики, не придавая никакого значения жестокости приказа. — Будет исполнено. Агенты Альфы покинули камеру допроса. — Девчонка, — грубо позвала Андервуд Оливию. — Иди, принеси мне воды, хоть какой-то прок будет от тебя, агент. Слово «агент» она произнесла с таким издевательством, что у Лив появилось острое желание ей ответить, но она смолчала и просто покинула камеру. Граненый стакан воды с растворенной малюсенькой белой таблеткой сильного снотворного, способной в качестве побочного эффекта вызвать судороги, девушка принесла только через два часа, покончив с более значимыми делами, вроде снабжения девочки-заключенной едой (понадобилось все красноречие Лив) и почти созданная аварийная ситуация. — Тебя только за смертью посылать, — пробурчала Андервуд, выхватывая из ее рук стакан воды. Лив спокойно смотрела, как она осушала стакан. Девушка ничего не сделала, когда граненный стакан выпал из рук женщины-агента и разбился, а сама женщина упал на пол, как подкошенная. Лишь когда дыхание Андервуд стало ровным и размеренным, а сама она погрузилась в глубокую фазу сна, Оливия вытащила из ее кармана пейджер и отправила короткое сообщение всем бойцам Альфы. Лив осторожно коснулась шеи женщины, прощупывая пульс. Ощутив неслабые толчки, она выдохнула. Покровители покровителями, но за тяжелое состояние агента-оперативника, что еще и старше ее по уровню допуска, ее точно даже Н.О. по головке не погладит. «Простите, агент Андервуд, — подумала Лив, вставая на ноги. — Но вы в своих подозрениях в корне неверны. И я никогда не была вам предана. Наши с вами цели различны». В кармане запиликал телефон — пришел ответ на сообщение. «Можешь убираться из Бронкса. Буду тебе признательна, если вся твоя миссия останется не раскрыта». Лив кинула последний взгляд на бесчувственного агента на полу, прежде чем с силой вдавить кнопку вызова под столом. Сбежавшие агенты Альфы застали ее за попыткой оказания помощи Эве Андервуд. — Нужен врач! — с отчаянием в голосе крикнула Лив.***
Когда машина остановилась в освещенном фонарями дворе, Тесс сунула водителю деньги, вылезла из такси и сломя голову понеслась к родному подъезду, ощущая, как гулко бьется в груди сердце. В том же темпе она взлетела на седьмой этаж, боясь, что в лифте ее подкараулят люди в сине-черной формой с шестью белыми заглавными буквами на спинах и снова, как фольклорные монстры, утащат в настоящий кошмар, где царит только страх, мрак и беззаконие. Дверь квартиры была закрыта, но заперта, разумеется, не была. Похищая ее, агенты и не думали о сохранности имущества Паркеров, ведь все и так было предрешено: повесить на нее убийство и оставить семью без гроша за душой. Зато преступник жестоко наказан! Тесс плотно закрыла дверь и заперлась на все возможные замки, прежде чем привалиться к ней спиной и съехать на пол — пробежка через двор к подъезду и с первого на седьмой этаж брали не так уж и мало энергии, особенно если питаться и спать из рук вон плохо. Громко заурчал живот, а в горле резко стало сухо. Тесс встала на ноги и, покачиваясь, пошла по коридору. Поесть и попить она сможет позже, сейчас очень хотелось снять пропитавшуюся ужасом и негативом темной камеры одежды и хорошенько вымыться, чтобы не чувствовать мерзкую соль на коже и не менее мерзкие прикосновения обыскивающих ее агентов. Хотелось прийти в себя после того кошмара. Вода в душе практически обжигала, а мочалка с пахнущим ванилью гелем до яркой красноты натирала тело. Тесс провела в душе добрый час и, когда вышла, пахла гелем для душа и шампунем. Вся ее одежда, в которой ее выкрали из безопасного дома, полетели в корзину для грязного белья. Девочка очень хотела избавиться от любого запаха того места. Первое, что она проверила, выйдя из ванной комнаты, — документы под матрасом. К счастью, листки бумаги лежали там, куда Тесс их изначально положила. А вот телефон, оставшийся лежать на столе, разрядился и отключился. Девочка, особо не мудрствуя, поставила его на зарядку и вышла из комнаты — есть и пить она все еще хотела. Пара бутербродов с арахисовой пастой и стакан воды. Тесс взяла стакан в руки и вдруг ни с того ни с сего зашлась хохотом. Она не чувствовала веселье, но тем не менее смеялась. Смеялась до того, что из глаз брызнули слезы, а стол, на котором стояла тарелка с бутербродами чуть приподнялся над полом — телекинез выплеснулся без ее ведома. Она задерживала дыхание, делала большие глотки воды, стараясь прогнать этот непонятный нездоровый хохот. Неясный приступ смеха исчез так же незаметно, как и появился. Тесс смогла доесть бутерброды и уйти в комнату проверить телефон: ее наверняка потеряли. Старенький, весь покоцанный смартфон медленно включался, Тесс отошла расстилать постель лишь бы не сгорать от нетерпения, ожидая увидеть количество непрочитанных сообщений и пропущенных звонков. Непрочитанные сообщения и пропущенные звонки действительно были: два сообщения от Питера, пять от Мишель, восемь сообщений и звонков от Бетти и под сотню — от Романа. Губы Тесс тронула улыбка: Ро беспокоился о ней. Ему она первому и позвонит и все-все расскажет — про агентов, ворвавшихся в ее дом, про эту гадкую Андервуд, ее угрозы и то, как с ней обходились на той базе. Тесс представила, каким голосом Роман будет ее учить слать глубокой ночью всех далеко и надолго, и снова улыбнулась. Ужас пережитого постепенно начал угасать. Она нажала кнопку вызова, прижала телефон к уху с улыбкой на губах, ожидая услышать любимый голос. Роман трубку не взял. На звонок ответила мертвым голосом Гэйл Рассел. И в следующий же миг Тесс выпустила из рук телефон, а ее саму утянула в свои объятия новая истерика. Роман в реанимации. Состояние тяжелое.***
Поспешно покидать базу в Бронксе, пока там все носятся, словно обезумев, — не лучшая идея. По крайней мере, так для себя решила Лив. Об этом своем решении она не забыла сообщить в коротком сообщении Н.О., но ответа так еще и не получила. Прошли ровно сутки с того момента, как она спровоцировала небольшую аварию и вытащила незаконно арестованную, и все это время бойцы Альфы, ученые, с подачки Андервуд, просматривают каждый сантиметр базы, дабы разобраться, как «мышь сбежала из мышеловки». Лив к этому прочесыванию не привлекали. Ее вообще после исчезновения Терезы Паркер не трогали. То ли считали слишком глупой для самой элементарной работы, то ли в чем-то подозревали. Сама девушка больше склонялась именно ко второму варианту, поэтому заблаговременно собрала вещи. В двери комнаты громко постучали. Лив закатила глаза, спустила с колен ноутбук и пошла открывать дверь. На пороге стояли, как этого и следовало ожидать, двое агентов Альфы. — Что-то нужно, мальчики? — невинно поинтересовалась девушка. — Агент Оливия О’Коннелл, вы должны пройти с нами, — чинно ответил один из агентов, второй же чуть отвел глаза. Лив чуть прищурилась. — А если откажусь? — Тогда мы будем вынуждены применить все разрешенные нам меры, — все так же ответил первый. Девушка хмыкнула. Когда Н.О. оповестит Центр какие «разрешенные меры» здесь применяют к несовершеннолетним задержанным, чья преступная деятельность под большим жирным знаком вопроса, Андервуд и ее людей выметут с этой базы позорной метлой. — Ведите, — холодно ответила Лив своим конвоирам. Двое агентов Альфы не стали надевать на нее наручники, видимо, количество нулей в штрафе за превышение полномочий и клевету им видеть все-таки не хотелось, но вели они ее, как обычно конвоиры ведут преступника: один — спереди, другой — сзади. До боли знакомые двери комнаты допроса едва не вызвали у Лив приступ истерического смеха. У Андервуд все в порядке с чувством юмора. Это же надо было додуматься приказать привести ее именно в ту комнату допроса, куда она ходила в те дни, когда Эва допрашивала девчушку. Первый конвоир распахнул дверь, и пропустил Лив в помещение. Андервуд уже была там. — Ну, здравствуй, Оливия, — по-змеиному зашипела она. — Не хочешь ни в чем признаться? Лив заняла место за столом напротив Андервуд. — О чем это вы? В чем я должна признаться? Девушка выглядела абсолютно расслабленной. Первое чему ее научили в ЩИТе — прятать свои эмоции. Лив ничем не показала своего внутреннего волнения: вдруг действительно где-то умудрилась раскрыться. — Она еще спрашивает! — взъелась Андервуд. — Кто недоглядел за девицей ты или я?! Лив удивленно распахнула глаза. Ее же и близко к камере не подпускали, а сейчас она и виновата? — Не смотри на меня так! — рявкнула женщина. — Ты виновата, девчонка! Ты и только ты! Поэтому ты и понесешь за это наказание. — Она повернулась к агенту Альфы. — Уилл, за свой феерический провал, в котором она даже не желает признавать свою вину, агенту O’Коннелл присуждаются пятнадцать нарядов вне очереди. Всю самую грязную работу присудить агенту O’Коннелл. Оливия резко встала из-за стола. — Я не буду отрабатывать ни один из нарядов, — заявила она. — При всем уважении, агент Андервуд, но вы мне не начальство… — Что ты там вякнула?! — начала заводиться Андервуд. — Молоко на губах не обсохло! Центр прислал тебя сюда… — …для проверки вашей работы на ее законность, — договорила Лив. — И вы эту проверку не прошли. У меня есть все записи допросов незаконно задержанной Терезы Паркер, подростка пятнадцати лет, в отчете я уже написала, что задержанной было отказано в питьевой воде, еде и адвокате; и что все допросы проходили без присутствия социального работника или ее опекуна. Воцарилась тишина. Агенты Альфы переглядывались между собой, посматривали на Лив и практически не шевелились. Редко какой молодой агент, вчерашний зеленый курсант, мог заявлять старшим и опытным прямо в лицо. Агенты Альфы замерли, подобно каменным изваяниям, в ожидании расправы над этой дерзкой девчонкой. — ОБЫЩИТЕ ЕЕ!!! — не своим голосом заорала Андервуд. Лив схватили за руки, залезли в карманы форменной куртки, проверили карманы брюк. Девушка не пыталась отбиваться, если Андервуд ей что-то посмеет сделать или что-то сделает с ее личным имуществом, Эва сделает хуже только себе. Во время не самого мягкого обыска Лив оставалась невозмутима, словно так и должно быть. Диктофон вырвали из кармана брюк вместе с карманом и бросили на металлический стол. Агент Андервуд церемониться не стала: сняла пистолет с предохранителя и выстрелила в прибор. Кусок пластика и микросхем задымился. Лив смотрела на все это со скучающим выражением лица. — Отчеты уже переданы в Центр, — все так же спокойно оповестила она Андервуд. — Уверяю вас, совсем скоро Центр пришлет кого-то проверить эту шарашкину контору, будьте уверены. Андервуд на нее глядела волком. Агенты Альфы едва не облизывались, как голодные коты над рыбой, ожидая, что теперь уж их обожаемая начальница раздавит девчонку, что смеет так всем угрожать в свои смехотворные восемнадцать лет. Эва Андервуд ничего не сказала, и Лив решила забить последний гвоздь в гробовую доску. — Если вы будете преследовать девочку или, упаси вас Бог, снова решите ее арестовать, узнаете, почем фунт лиха. В Центре такие вещи не приветствуются. Андервуд сжимала кулаки до побеления костяшек пальцев. Приказ о поимке беглянки она почти успела отдать. И теперь какая-то соплячка, что говорит словами той, что ее фактически вырастила и обучила, смеет рушить все ее планы. — Убирайся отсюда, — хрипло приказала она, а после заорала: — УБИРАЙСЯ!!! ЧТОБЫ ДУХУ ТВОЕГО ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО!!! Лив была только рада подчиниться этому приказу. Она степенно вышла из комнаты допроса, под контролем агентов Альфы собрала те свои вещи, что были не собраны, и с вещами наперевес, так же степенно, направилась к винтовой лестнице. Когда она покидала базу, в спину ей неслись проклятия.