У твоей заботы горький привкус яда. К сожалению, лишь ей бываю рада. И, поверь, не боль моя награда, А только твои тихие шаги. Я помню алый взор, манящий глубиною, Твой твёрдый голос, чувства, горящие звездою, Месть и злобу, не смытые слезою. И как всегда прошу: «Не уходи»…
[Иллюзия]
Срок миссии постепенно подходил к концу. Сакура провела здесь много времени, привыкла к здешним людям, даже климат уже так не пугал её, как с самого начала; она больше не тряслась ночами под тремя одеялами, не куталась вечерами в плед, ко всему можно привыкнуть. Единственное, что её беспокоило, это мысль о расставании с Мито-сан. Женщина любезно предложила ей свой дом в качестве крова, одарила материнской заботой и теплом, в этой холодной, будто застывшей на месте деревне, она была единственной отдушиной, единственным приятным человеком, который был ей действительно рад. С Изуной-куном девушка пересекалась всего несколько раз после того случая… Сакура стыдливо отводила глаза, но тут же брала себя в руки, напоминая себе, что нужно заняться делами, однако беспокойные мысли снова вгрызались ей в голову, не давая как следует сосредоточиться на работе. Она стала курить намного чаще, чем когда уходила из родной Конохи, это раздражало и неимоверно бесило, напоминало ей о её слабохарактерности, о том, что она не способна побороть такую слабость, как банальная никотиновая зависимость, что уж говорить об Учихе… Который был для неё как воздух, как смысл всего её существования. Кстати о нём. Саске стал гораздо более безумным, тревожным и беспокойным. Его красные, излишне воспалённые глаза подозрительно таращились и впивались в неё, от чего по спине всегда пробегали мурашки. Сакуре становилось всё страшнее находиться рядом с ним, она боялась, тряслась, как бедная овечка, которую настиг страшный, кровожадный и злой волк, у которого были до ужаса огромные, тяжёлые лапы, что могли переломить её рёбра вмиг, из пасти торчали смертоносные острые клыки, с них вязко стекала зловонная слюна, которая, безусловно, позволит без труда и особых усилий переварить её тёплую плоть. Он следовал за ней, как тень. Безмолвная тень её прошлого, настоящего и будущего. Он знал о ней всё, мог проникнуть в её сознание в любую минуту, заставить перерезать глотку кому-то или даже самой себе. От подобных мыслей ей становилось дурно, приступы настигали с головой, неожиданно, иногда это случалось прямо во время осмотра больных, что приносило определённые неудобства. Объяснять подобное перед персоналом становилось всё труднее, ведь становилось предельно ясно, что со здоровьем розоволосой не всё в порядке, а как кого-то может лечить больной врач, который не удосужился даже вылечить себя самого? Это было ещё одним проявлением слабости, которое Сакура не могла простить себе самой до сих пор, хоть и смирилась с ним. Странная простуда не давала ей никакого покоя, озноб пробирал до самых костей, а головная боль усиливалась к глубокой ночи, Сакура совсем потеряла сон. Силы покидали её изнеможённое тело, делая её разум ещё более уязвимым для Учихи, а тот, в свою очередь, атаковал её без зазрения совести. Видимо, понятие «лежачего не бьют» ему не было знакомо. Правда, ему самому не нравилось подобное положение дел. Сакура покорно сносила его нападки, не в силах как следует отразить их. Это было слишком скучно, ему нравилась его Харуно, которая боролась с плодом своей же больной фантазии так усердно и усиленно, что сама не замечала, как ломает себя саму, выедает чайной ложкой изнутри, выкручивает кости, расцарапывает обгрызенными ногтями нервные окончания. Куда она делась? Где те крупицы самообладания, которые позволяли ей вставать каждый день, идти в злосчастный госпиталь, общаться со всеми этими бесполезными людьми? Сакура передвигалась медленно, от усталости и недостатка сна, от морального и физического истощения, да и банальный голод давал о себе знать. А ещё погода была просто ужасной, холодные осколки снега били прямо в лицо, застилая зону видимости, она шла практически на ощупь, даже не передвигалась по массивным веткам елей и пушистых ёлок, подумать только, даже такие гиганты раскачивались из стороны в сторону от порывистого ветра. Природа учинила эту бурю как назло, Сакуре оставалось преодолеть пару жалких километров, как вдруг начался буран. Следы человеческих стоп и лап животных заметало буквально за считанные секунды, было сложно ориентироваться. Благо Харуно имела самые заурядные задатки сенсора, поэтому просто доверилась своим ощущениям и слабым сигналам чакры, что исходили с юго-восточной стороны. Её чутьё её не обмануло, это и правда была та деревня, в которой девушка планировала остановиться, чтобы переночевать. Селение было больше портовым, рядом прилегала водная гладь бушующих холодных вод, а жилые дома не превышали десятка, в основном здесь располагались гостиницы, мотели, таверны и всякие мелкие магазинчики, которые могли предложить всё, что только могло понадобиться путнику: оружие, снаряжение, травы, которые считались диковинными, ведь росли только в таком климате, как северная граница. Свободная комнатка нашлась только на окраине, все остальные пристанища были забиты. Заведующий данного заведения оказался сальным, толстым мужиком, с грубыми чертами лица и пробивающейся сединой. Он имел дурную манеру чавкать и скалился каждый раз, когда чувствовал себя хозяином положения, а подобное происходило довольно часто. Чёртов несчастный ключ достался Сакуре с трудом, ведь было очень сложно отказаться от предложения мужчины её «отогреть». Вид у девушки был мягко говоря «так себе», поэтому мужчина посчитал, что у такой бедняжки и нужной суммы-то не найдётся. — Малышка, я могу предложить тебе больше, чем просто комнату. Оплачу ужин, если хочешь, да и бар у нас неплохой. Тебе нужно всего лишь… — мужицкая, грубая лапа буквально чуть не переломила Сакуру пополам. Этот недоумок обхватил её талию с такой силой, будто от этого действия зависела вся его жизнь. Остальной сброд, включающий в себя мелкие шайки бандитов, беглых шиноби и прочих хулиганов, которые располагались за липкими, грязными столами по всему периметру и без того тесного помещения, громко засвистели и начали улюлюкать, послышались мерзкие смешки, а некоторые довольно разинули гнилую пасть. Видимо, им было не достаточно и тех официанток, которые одновременно совмещали в себе обслуживающий персонал и девушек для утех. У розоволосой буквально скрутило живот от той тошноты, что подкатывала к горлу, как только она замечала новое искривлённое лицо, обращённое в её сторону. — Спасибо, но мне нужен только ключ. Устраивать скандал или учинять драку не было никакого смысла, потому что ночлежка ей нужна была в любом случае, а ссора с хозяином сего заведения не пошла бы на пользу никому. Ещё он предлагал ей какой-то смутного вида чай, который отдавал запахом трав, но там явно пробивалось что-то ещё, а розоволосая, как человек, разбирающийся в ядах и травах, ясно понимала, чем подобное чаепитие может для неё обернуться, поэтому скромно отказалась и на дрожащих ногах взбежала по хлипкой, гнилой лестнице на второй этаж мотеля. Честно, она не совсем понимала, почему на неё обращают внимание мужчины, ведь, кроме цвета волос и большого лба, она совсем ничем не выделялась. Однако Наруто, дурак Рок Ли, Изуна-кун… Все они почему-то находили её… Привлекательной? Ей было трудно описать себя в глазах окружающих, ведь только мнение Ино ей было когда-то важно, а сейчас их общение было трудно назвать доверительным. Да, блондинка продолжала давать ей советы, часто заходила в госпиталь, чтобы как-то занять розоволосую во время обеда. Но сколько фальши там было? Наученная опытом, проникшаяся мнительностью, Сакура не верила ни одному комплименту в свою сторону. Даже если бы ей сказали, что у неё ровные ноги, которые и правда являлись таковыми, она бы скорее начала осматривать себя со всех сторон на предмет шутки, ведь с какой это стати ей говорят подобные вещи просто так? Комната, которую и собачьей конурой назвать стыдно, была насквозь простывшая, дыхание Сакуры образовывало облака пара, зато содрал этот ублюдок с неё как за полноценное, прогретое камином жилище. Ложиться в ледяную постель с таким окоченевшим телом попросту не было никакого смысла. В добавок ко всему она ещё и болела, поэтому для полноты картины ей не хватало только застывших почек. Она благодарила всевышнего только за то, что к номеру всё же прилагалась ванная комната, поэтому, не медля ни секунды, зеленоглазая заткнула сливное отверстие и включила горячую воду, практически кипяток. Прозрачную кожу обжигал пар, она начала краснеть, приобретая «живой» оттенок. Она знала, что это неправильно, что после холодной улицы следует лишь постепенно прибавлять температуру, но желания ждать попросту не было. Из-под водной глади торчали лишь острые порозовевшие колени, такие же плечи и розоволосая макушка. В голове едва проскальзывали мысли о том, чтобы утопиться, окунуться под воду полностью и больше не вдыхать этот горький воздух. Именно это она и сделала. Толща воды создавала резонанс, все колебания звука снаружи: вьюга, хруст веток и снега под ногами, казались приглушёнными и будто отдавались эхом в голове, Сакура медленно прикрыла глаза и зажмурилась, когда около носа стали появляться последние пузыри воздуха, её вдруг резко схватили за волосы на затылке, выдёргивая из-под воды. — Что это ты удумала? Мы, кажется, договаривались. Она бы удивилась, если бы это оказался кто-то кроме Учихи. Всё же к нему она как-никак привыкла, а вот вломись к ней какой-нибудь «герой», он бы непременно получил по первое число. А, учитывая то, что к ней приставал хозяин заведения, второго такого раза мужчина бы попросту не пережил, ведь особым терпением и снисходительностью Сакура не отличалась никогда. — Почему ты появляешься каждый раз, когда я хочу наконец-то от тебя избавиться? Голос был убитым и ужасно севшим, видимо, удушье стало частичкой её жизни, потому что задыхалась она постоянно, что странно, ведь никаких проблем с дыханием она не имела. Это всегда были люди или какой-то конкретный человек, иногда она сама. Протерев лицо от капель воды, она пригладила волосы назад, прочёсывая пальцами. С розовых прядей обильно стекала вода, продолжая свой путь куда-то по натянутой, как струна, спине вниз. Уже чуть прохладные капли влаги огибали изгибы позвоночника, каждую косточку и лопатки, успокаивали многочисленные царапины и раны, пару ожогов они тоже не пропустили. — Ты снова обрезала волосы. Он не собирался отвечать на столь предсказуемый и банальный вопрос. Сакура и так знала ответ, а ему просто было лень повторять одно и то же раз за разом, вбивая это в её больную голову, выцарапывая на таком уязвимом для него сознании заветные насмешливые слова: «Ты раздражаешь, Сакура». Усевшись полубоком на скользкий бортик ванны, Саске протянул руку к тыльной стороне её шеи. Кожа там хоть и была местами истерзана, оставалась всё такой же мягкой и приятной на ощупь, ему хотелось её касаться, особенно сейчас, когда ей одиноко, больно, она в совершенно чужом для неё месте, вокруг лишь только пьяные постояльцы и такой же мерзкий хозяин. Учиха для неё сейчас самая подходящая компания, потому она не посмеет прогнать его, даже если ей очень сильно этого захочется. В его лице эта дуреха наивно, на каком-то подсознательном уровне, продолжает видеть спасение, за его спиной ей комфортно и тепло, она чувствует безопасность, знает, что может прикрыть глаза, когда он рядом. Вся та боль, которую он ей причиняет, заставляет жить, карабкаться изо всех сил вверх из этой гнилой ямы, в которую превратились её мысли. И давно. — Они мне мешали. Подняв голову вверх, она наткнулась на спокойный холодный взгляд, который девушка уже и не ожидала сегодня увидеть. Он был всё ещё зол на неё за тот случай с Изуной-куном, был зол на её беспечность, за отсутствие самоконтроля, хоть и понимал, что всё произошедшее тогда было полностью с подачи его самого, что он сам заставил Сакуру пойти на это, и ему определённо льстило, что эта ненормальная настолько погрузилась в ощущения, что не слышала даже его голос. Однако это никак не оправдывало её. Учиху, конечно, немного отпустило после «наказания», но посягательство на её тело было свежо в памяти, а то, что эта дрянь ещё и сожалеет о случившемся больше, чем он сам, только распаляет его больные мысли. — Я не разрешал тебе разговаривать. Потянув Сакуру за подбородок вверх, он посмотрел ей прямо в глаза, отсутствие блеска в зелёных омутах ему совсем не понравилось. Та живость и задор — то, что всегда привлекало, это притягивало к ней людей, как магнит (или пятёрочка). Она смотрела прямо на него, даже не отрывала взгляда, не пыталась отвернуться, шея в таком положении соблазнительно выгнулась, розоватые от горячей воды плечи были обращены в его сторону. Его всегда бесила её дурная привычка закусывать нижнюю губу, отчего она вся была в ранках, но, тем не менее, болезненно-красный цвет наоборот привлекал к себе. Коснувшись нижней губы большим пальцем, он мягко провел по ней и услышал рваный вздох. Вся её податливость рухнула в один момент, когда она слегка провела кончиком языка по пальцу, а затем несильно прикусила. В ней взыграла злоба и капля обиды на него за то, что в последние дни Саске с ней так плохо обращался, а сейчас, когда этот ублюдок хочет загладить вину и умаслить её… Сакура была готова огреть его чем-нибудь по голове, лишь бы не включал добренького. Она привыкла ожидать от него боли и жесткости, а когда он начинает проявлять к ней заботу, становится душно и тошно. Её подозрительность вступает в свои полные права и начинает атаковать его ласку и излишнее внимание колючестью характера. Однако подобных касаний было слишком мало, розоволосой частенько не хватало человеческого тепла и банальной нежности, внимание с мужской стороны её совсем не интересовало, однако это не значило, что Саске это не позволялось. Как и любая другая женщина, она противилась, но только поначалу, а потом таяла и полноценно наслаждалась минутами такой редкой ласки со стороны чёрноглазого палача. На подобную дерзость он никак не отреагировал, да и зачем? Нужно же ей когда-нибудь повыделываться, а ему до неё подомогаться. Когда Учиха коснулся ладонью её щеки, Сакура медленно прикрыла глаза, ей было особенно приятно, когда он так делал, это было очень нежно и осторожно. Обхватив её голову другой рукой сбоку, он зарылся пальцами в мокрые пряди, слегка массируя кожу, после этого розоволосая сама потянулась к нему, прижимаясь головой к его бедру. Из-за неё его рубашка значительно промокла сбоку, поэтому она специально коснулась рукой его колена, поглаживающими движениями достигая бедра, теперь и чёрная ткань штанов постепенно намокала, на что Сакура тихо хихикнула. Саске же ждал, когда она наиграется, но его терпение уже было на исходе: — Вылезай, вода уже остыла. У тебя поднимется температура. — Тогда помоги. Вылезать из ванны было совсем неудобно, ноги затекли и не хотели слушаться, а голова немного кружилась из-за лёгкого голода и жара, что подступал к вискам с каждой секундой. Насухо вытеревшись полотенцем, Сакура приняла в руки второе, чтобы обмотать его вокруг тела. — Завтра ты никуда не пойдёшь. Саске проследовал в комнату прямо за ней, наблюдая за тем, как она достаёт из дорожной небольшой сумки пачку сигарет. У него в печёнках сидела эта её пагубная привычка, но так просто от неё нельзя было избавиться, да и после них Харуно становилась спокойнее, реже билась в истерике, не рыдала в подушку и не била мебель. — У меня уже намечен маршрут, я не могу сбиваться с пути и оставаться в этом захолустье ещё на один день или больше. Пол с местами истёртым ковровым покрытием был ужасно твёрдым и холодным, так что стоять на нём босыми ногами, которые только недавно нежились в горячей воде, не совсем приятно, поэтому она смешно поморщила носик и вытащила из пачки одну сигарету. Зажав сверток зубами, Сакура отыскала в маленьком отделении сумки зажигалку и подожгла сигарету. Едкий дым начал медленно впитываться в сырые волосы, с которых ещё капали крупные капли воды, оттого что кто-то их плохо вытер. А вообще, это проблема Саске, а не Сакуры, ведь это ему не всё равно на её здоровье, а её пока что всё устраивает. — Ты слаба, устала. И ты так ничего и не съела, я видел. Эта его скрупулезность в отношении к ней все убивала. Он дотошно докапывался до её совести, капал на мозг своими укорами, следил за каждым её шагом. Это неимоверно бесило. Да, Саске был прав, состояние её здоровья было за отметкой «удовлетворительно»: жуткие синяки под глазами, слишком выраженные скулы, бледное лицо, отдающее серостью, и полностью потухший взгляд. Всё это определённо отталкивало посторонних, а в её работе как-никак важен внешний вид, ведь пациенты вряд ли доверят свою жизнь медику, который сам еле дышит, да и в лечении нуждается куда больше, чем сам больной. — Я знаю. К чему эта упёртость? Она сама не имела ни малейшего понятия, какая-то неведомая ей сила заставляла огрызаться и перечить, чего можно было бы и избежать. Было странно осознавать, что человек, погубивший её, проявляет к ней куда больше внимания и заботы, чем все её друзья и родные, которые сейчас находились далеко отсюда и даже представления не имели о том, что каждую ночь их подруга мечется в агонии по кровати, ревёт навзрыд и умоляет всевышнего забрать её душу, вырвать с корнем, чтобы истерзанное тело больше не страдало. — Ты знаешь, что всё будет так, как хочу я. Конечно же знает. Казалось, что иначе и быть не может, что её давно лишили воли. — Саске. Зачем ты говоришь мне это? Зачем настаиваешь? Это очень лицемерно, учитывая то, что до такого состояния меня довёл именно ты! Она сорвалась на крик. Это было выше её сил. Сколько можно терпеть его издевательства? Эти дотошные упрёки не давали спокойно жить, перекрывали такой драгоценный для неё кислород. Весь корень её проблем был именно в нём. Эта несчастная и до жути больная любовь не приносила в её жизнь ничего светлого, она наоборот пожирала её изнутри, точила, как камень, впивалась в сердце, которое и без того обливалось кровью. — Подойди. Я помогу тебе уснуть. На негнущихся ногах она осторожно подошла к этому воплощению самого дьявола, который жадно впивался взглядом в её измученное лицо. Потянувшись рукой к тумбочке, Саске взял оттуда стеклянный пузырек со снотворным, недавно приготовленным Сакурой. Проследив за всеми его слишком уж осторожными движениями, она судорожно выдохнула, поняв, что он собирался сделать. — Саске, я не хочу снова это пить. На вкус отвратительно. Она прошептала это так тихо, как только могла. Любой другой даже не уловил бы еле заметные движения губ, но вот от Учихи не укроется ни одна деталь, ни один взмах ресниц, ни один вздох или взгляд. Сейчас розоволосая была больше похожа на ребёнка, она поджимала губы, иногда прикусывая нижнюю, отводила обиженный взгляд в сторону, да даже готова была топнуть ногой в знак протеста. Очень забавная картина. Саске гоняется за этой непослушной девчонкой, только чтобы поскорее уложить её в постель, хотя ему было всё равно, куда она ляжет. Он бы запросто мог взять её на руки и усесться в кресле, стоящем у стены. Но Сакура всё противилась, смотря себе под ноги и теребя махровую ткань полотенца в руках. Да, пожалуй, с ней было чуть труднее, чем с ребёнком. Детям можно пообещать сладости или развлечения, и они уже готовы сделать всё, что ты попросишь, однако с этой розоволосой бестией стоит быть чуть осторожнее, ведь взять её можно лишь страхом или лаской. Сегодня у Саске было паршивое настроение, но, как ни странно, проявлялось оно именно в заботе, ведь её она ненавидела больше всего, потому что эти мимолетные нежные касания пьянили, затуманивали рассудок и не давали свободно мыслить, беря в плен её самоконтроль и самообладание. У неё не было ни шанса выбраться из этой клетки, в которую её заключили добровольно. Коснувшись её подбородка, он приподнял её голову вверх. — Посмотри на меня, — проигнорировала, — Сакура, — мельком взглянула на него из-под ресниц. — Я сказал: «Посмотри на меня», — в голосе было чуть больше стали, чем обычно. Но что поделать, если только приказы она и понимает? Не умеет она по-другому. — Почему я должен постоянно кричать на тебя, чтобы ты хоть что-то поняла? Саске не стал задавать этот вопрос вслух, да и зачем? Это просто был ещё один вывод, которые он сделал за всё это время. Правда, поначалу он мог возыметь над ней куда больший эффект, в первый месяц после того случая на мосту… Ему было достаточно просто посмотреть на неё кровожадным взглядом, чтобы земля ушла у неё из-под ног. А сейчас эта дрянь слишком разбаловалась, возможно, он сам тому виной. Но у него тоже есть совесть! Да, она целиком и полностью работает на него, подчиняется только его морали и нравам, однако в её обязанности также входит и контроль. Учиха не всегда знает, когда нужно остановиться, поэтому шипящий голос каждый раз останавливает его, когда есть вероятность, что он вдруг пресечёт черту. Только вот что считается чертой? Той самой точкой невозврата, когда пути назад уже нет, когда все грани стёрты, и уже нет возможности остановиться. Этот порог изменялся ими двумя раз за разом. Предел определялся желанием Саске наказать её и возможностями Сакуры вытерпеть всё это. Эти американские горки продолжались день за днем. Сегодня она могла стерпеть всё, что он ей уготовит, а завтра расплачется от одного косого взгляда. А в таком случае придётся её успокаивать, а это — наказание для самого Саске. Хотя было бы сущей ложью, если бы он сказал, что ему не было приятно хоть иногда заботиться о ней, ведь тогда её контроль и неприступность разбивались вдребезги, заставляя бездумно ронять слёзы, обнажая душу. Это ещё раз подтверждало её зависимость от него: от его рук, от его голоса, от дыхания, от взгляда. Он был центром её существования и знал это, как никто другой. Даже сама Сакура не была настолько в этом убеждена, потому что была ведомой им, всеми его прихотями и желаниями. Прознай она обо всех его возможностях влияния на неё, тут же попыталась бы избавиться, чтобы, наконец, вздохнуть полной грудью. — Не буду. Противная девчонка. Вобрав жидкость в рот, он притянул её к себе, практически невесомо касаясь сухих губ. Вязкая жидкость консистенции сиропа тут же потекла по губам, а одна капля устремилась вниз по подбородку. Сакура слишком плотно сжала челюсть, чтобы ему не удалось совершить задуманное, поэтому Саске пришлось надавить на её скулы, чтобы она приоткрыла рот. — М-м-мн… Не…хоч-чу… — розоволосая продолжала сопротивляться, вцепившись пальцами в его плечи, чтобы отстранить от себя. Однако Учиха приподнял её голову повыше, чтобы она рефлекторно всё проглотила. — Этого слишком много, я просплю до обеда, если, конечно, ты снова не захочешь поиздеваться, — закашлявшись, она коснулась губ рукой, стирая жидкость с подбородка. Это был их первый поцелуй. И на что он его истратил? На то, чтобы просто усыпить её? Какой хреновый повод. Сакура была даже разочарована, ведь он мог устроить какую-нибудь пакость и получше. Однако даже эти мимолетные касания вызвали в ней трепет. Его губы оказались нежными и мягкими, жаль только, имели привкус этого мерзкого снотворного, которое она сама не удосужилась подсластить. — Это упрёк, Сакура? Под пронзительным, серьёзным взглядом она заметно оробела. Вся спесь ушла будто по щелчку пальцев. Как она могла так забыться? Это всё его влияние, она ведёт себя так только тогда, когда он это позволяет, а случается такое, увы, не часто. Ответа он так и не дождался, потому что пушистые ресницы мягко опустились к щекам, а корпус накренился вперед. Не удержавшись на ногах, Сакура упала прямо в его объятия, безмолвно повиснув на сильных руках.