«Я так устал. Мне стало всё равно. Ко мне всего на три часа из суток приходит сон, томителен и чуток, и в сон желанье смерти вселено.»
(«Сними с меня усталость». Борис Чичибабин)
[Иллюзия]
Сакура осела под ближайшим деревом, запахивая полы плаща таким образом, чтобы он полностью скрывал её стопы. Оставаться вместе с теми двумя в одном душном и тесном помещении у неё не было никакого желания. Карин вновь выражала по отношению к ней какую-то непонятную враждебность, которую Сакура не заслужила никоим образом. Наоборот, после той перепалки в убежище у них больше не проскальзывало конфликтов. Они даже откровенно поговорили совсем недавно на, казалось, очень важные и щепетильные, как для юных женщин, темы. И всё равно Узумаки напустила на себя маску стервозности, внося свою лепту в ухудшение их нестабильных взаимоотношений. Что ж, скоро она их покинет, поэтому Сакура могла только запастись терпением, чтобы его хватило и на Саске, и на Карин. Её всё ещё немного потрясывало от случившегося в подземелье. Она будет видеть его бездушные глаза во снах всю оставшуюся жизнь. То есть ещё год или меньше. Потому что Сакура для себя точно решила, что не хочет жить в этом мире, где для её счастливого существования нет никаких шансов. На её место придёт кто-нибудь другой; более талантливый медик, хорошая и чуткая подруга. А Саске помочь уже невозможно, ведь даже он сам в это не верит. Она сделает всё, что может для него. Но только, пожалуй, в плане физической боли. Но душевные травмы и расшатанную психику уже не залечить ни таблетками, ни даже наркотиками. Хотя её иногда посещали мысли о том, что можно было бы уйти в подполье. Просто пропасть с радаров и оборвать все связи. Начать новую жизнь как обычный гражданский, работать лекарем в малюсеньком поселении, потом взять на воспитание какого-нибудь сиротку и научить всему, что умеет и знает. Так может закончиться эра Харуно Сакуры. Она уже представляла эту относительно беззаботную жизнь с одной-единственной целью. Так же как Цунаде скитаться много лет по миру, чтобы потом осесть в одном месте и принести хоть какую-нибудь пользу следующему поколению Ирьёнинов. Это бы звучало даже благородно, если бы не являлось вынужденным решением, которое стояло на одном уровне со смертью на чаше весов её судьбы. Пальцы бегали по шершавому пергаменту, не решившись его развернуть. Сакура пробежалась по содержимому лишь вскользь, чтобы понять, то ли это. Был велик шанс неутешительных прогнозов. Например, что без жертвы никак не обойтись. А чтобы воскресить того, от кого и тела то не осталось, требовалось массовое жертвоприношение. На такие безжалостные убийства Коноха пойти никак не могла. Но если грядёт война, как и говорит Цунаде, человеческих жертв всё равно не избежать. Страна Огня всегда преподносила себя как одна из сильнейших, соперничая с ближайшими странами. На границах происходило всё больше стычек между шиноби разных деревень, из-за вспышек страдали мирные поселения, сельское хозяйство несло убытки от налётов и грабежей. Кто-то должен был прекратить всё это безумие. И пусть лучше Коноха начнёт стягивать свои силы вокруг того, что ей дорого. Являясь тем, кто всегда стоит на пороге жизни и смерти, кто может оборвать скальпелем нить судьбы, Сакура не могла оставаться слепой оптимисткой. Медик всегда должен был быть реалистом, руководствоваться логикой и ничем больше. Поэтому, она уже обсуждала со своей наставницей возможные варианты. Жертвами для ритуала могли стать заключённые, Нукенины. Они не приносили пользы родине или обществу, только вредили и разрушали. И сколько бы сочувствия Сакура не испытывала к этим людям, если ей отдадут прямой приказ, она без колебаний лишит жизни того, на кого укажет костлявая рука власти. Она подняла глаза к чёрно-синему небу. Все звёзды куда-то пропали с призрачного полотна, делая неполный месяц луны слишком одиноким. Где-то там, далеко-далеко от неё был Наруто. От воспоминаний об этом полном решительности и жизненной энергии парне сердце забилось чаще. Перед тем, как она на что-либо решится, нужно сделать что-нибудь для него. Как когда-то Наруто пожертвовал ради неё всем и бросился вслед за их товарищем. И он не думал о своей жизни, о том, что силы изначально были неравными. По одной её нелепо-сладкой просьбе отдал голову на отсечение. Сакуре было стыдно. А ещё больше боли она ощущала, когда вспоминала о той откровенной лжи. Сказала прямо в эти небесно-чистые глаза самые сокровенные слова, на которые только была способна. — Я люблю тебя. И соврала. И если ей придётся пополнить то самое число жертв для исполнения техники, она это сделает. Потому что так поступил бы Наруто. Потому что он всегда так поступал. Сакура надеялась только на то, что ей удастся завершить все свои дела до того, как Наруто вернётся в деревню. Иначе он обязательно возглавит её поиски вместе с Анбу. А быть тем, кто столкнёт его с Саске лбом, ей бы ни в коем случае не хотелось. Обычно её выходки и так служили яблоком раздора. Учитывая нынешнее состояние Учихи, он даже не поймёт, кто перед ним. Просто слепо начнёт атаковать, воспринимая как угрозу и помеху на своём пути. Всё, чего она могла просить у Бога, это не увидеть смерть близких. Не увидеть смерть этих двоих раньше, чем свою собственную. Однажды Сакура уже была готова больше никогда не встретиться с Саске и хотела покончить с ним и своими чувствами собственными руками. Но вряд ли у неё ещё раз хватит смелости и сил на нечто подобное. Потому что даже в тот раз она была точно уверена, что больше не вернётся с моста. И если бы она знала, через что ей придётся пройти после, она бы трижды прокляла Какаши за то, что спас её от неминуемой смерти. Она питала так много чувств к своим сокомандникам, если бы только ей кто-нибудь позволил заботиться о них в должной мере, оберегать от душевной боли и потерь. Нельзя было сказать, кто важнее её сердцу. Она определённо любила каждого из них, но по-своему. Саске, конечно же, удостоился романтических чувств в свой адрес, а Наруто в полной мере мог ощутить её материнскую заботу лишь тогда, когда пребывал без сознания на больничной койке. И он совсем не видел, как она прижимала его забинтованные кисти рук к своим губам и гладила исцарапанные щёки. Что ещё Сакура могла предложить им, кроме как свою бесполезную жалость и трепетную заботу? Выросшие без семьи, они хоть и нуждались в тепле, но умели обходиться и без него. Так зачем же им сейчас её сопли и зарёванное лицо? Спустя года её мальчики оставались внутри всё такими же. И даже в Саске она всё ещё видела того обиженного на весь мир мальчишку, в которого влюбилась с первого взгляда. Поэтому она не имела права на ошибку. И должна была избавить Учиху хоть от одной из его проблем. В таких вещах как додзюцу Сакура мало разбиралась, но примерно понимала специфику работы. И если Саске позволит ей провести хотя бы короткое исследование своего Шарингана, она сможет ему помочь, даже если придётся расшибиться об стену. Главной преградой всё ещё оставалось недоверие самого Саске. Шаринган — это смысл всего его существования, с этими глазами связано многое в его жизни, и прикоснуться к чему-то настолько уникальному удаётся не каждому. — Ладно, с мертвецами разберусь чуть позже. Сейчас нужно помочь Саске. Сакура несколько остыла за время своих размышлений. Пусть и не совсем приятных. На первом месте всё ещё оставалась забота о Наруто и Саске. Коноха может подождать, а они — нет. Дверь жалостливо скрипнула на ржавых петлях и накренилась вбок, впуская Сакуру внутрь старой мельницы. По сравнению с улицей, запах здесь стоял странноватый, но больше отдавал сыростью. Через маленькое отверстие в стене с неровными краями развалившейся каменной кладки пробивался незначительный луч холодного света. Сакура видела, как в воздухе летают частички пыли, рассыпаясь в хаотичном порядке. Карин сидела где-то в углу, прислонившись плечом к ящику, и тревожно спала, то и дело хмурив красные брови. Её выражение лица было столь несчастным, что невольно становилось жаль девушку. Исхудалыми руками она стягивала накидку у груди, пытаясь согреться. Хотя от ледяных каменных стен исходило мало тепла. И было ли оно вообще? Саске нашёлся не сразу. Вокруг него будто специально выстроилась «стена» из отсыревшего сена, которое было растаскано по всему полу. Тёмные волосы удачно сливались с мраком, делая их обладателя незаметным. Однако он не спал, просто неподвижно сидел, устремив взгляд в какую-то одну точку. Его лицо как всегда не выражало ничего, только усталость от всего происходящего в его неспокойной жизни отшельника. Сон даже не пытался осесть на его веки, чтобы они медленно и плавно прикрылись, заставляя ресницы коснуться бледных щёк. Ничто в мире не сможет заставить его заснуть сейчас. Только если ему насильно скормят дюжину пилюль со снотворным эффектом. А на такое была способна лишь Сакура, которая тут же лишится рук за подобную вольность. Девушка мялась у порога, боясь потревожить Учиху. Всё его тело было напряжено и сгорблено. Саске буквально мог взорваться, если бы его кто-нибудь коснулся. Но этого не произойдёт, потому что никто в этом помещении не посмеет подойти к нему ближе, чем на три метра без предупреждения и видимой на то причины. — Саске? — Сакура старалась говорить как можно тише, чтобы не разбудить Карин. Она по себе знала, как сложно давался сон в самом центре вражеской территории. И эта неглубокая дрёма была лишь вознаграждением за терпение и покорность судьбе. Саске сделал неловкое движение рукой, подзывая девушку к себе. Он всё никак не мог сосредоточиться на какой-то одной мысли, чтобы скоротать время, и сделал лишь хуже себе, теперь вообще не осознавая, существует ли он на самом деле, или это какой-нибудь Мадара издевается над ним в гендзюцу. — Всё, что нам осталось, — это попытаться понять принцип работы твоих глаз. И исследования — единственный вариант, — она не решилась приближаться вплотную и продолжала нависать над ним пусть и со своего не очень высокого роста. Так у неё всегда оставалась возможность к бегству, если вдруг на ней решат выместить злобу. Пол под её ногами бугрился, делая поверхность неустойчивой. А у Сакуры как назло кружилась голова. — Что конкретно ты будешь делать? — Саске ненавидел, когда ему объясняют что-то в общих чертах. А тех, кто умел говорить настолько завуалировано и длинно, что для ясности мысли можно было оставить всего два слова из десяти, считал промыслами дьявола. — Мне нужно просканировать твой мозг в обычном состоянии, с активированным Шаринганом и Шаринганом в действии. Ему хотелось сказать что-то по поводу того, что у неё многовато запросов, однако в этом действительно была своя логика. Сакура хочет попытаться понять, в какой момент действия или бездействия его глаза наносят вред сами себе. Если первые два пункта он может гарантировать, то что делать с последним? Самое безвредное, что он мог делать Шаринганом — это Аматэрасу. Но огонь — это вещь неконтролируемая, а если разгорится пожарище, то они себя обнаружат, да ещё и оставят без временного крова. — Когда в последний раз ты использовал глаза? — Ты, может, ещё метров на десять от меня отойдёшь? Сядь уже, — в этом дне его раздражало абсолютно всё. И эти две бестолковые женщины, которые оказались чересчур крикливыми, и эта Карин, которая его даже не провоцировала, а он сорвался. В этой темноте он едва различал её силуэт, прищурившись. Перед глазами то и дело плыло. Сакура вздрогнула от резкости в его голосе, но всё же послушно села рядом, стягивая плащ и расстилая его под собою. — Около двух часов назад. — Ты не ощущаешь дискомфорта во время использования Шарингана? — Это всегда было не особо приятно. После перенапряжения голова раскалывается. Саске плохо умел описывать свои собственные ощущения. Оттого отношения с врачами у него не задались с самого детства. До шести лет, когда в его дом приходил врач, всегда мать выпытывала из него очаги возгорания боли, и то, Саске просто тыкал пальцем в какие-то определённые части своего тела. Сейчас же Сакура просила его описать именно симптомы, что значительно усложняло задачу. — Когда ты понял, что зрение начало садиться? — Спустя месяц после пересадки. Это случилось резко. — И тогда ты начал поиски? — Нет, сначала я не придал этому значения. Но с каждым разом становится всё хуже. При том, что Шаринганом я вижу как и раньше, но моё собственное зрение продолжает падать. Сакура слышала нечто подобное впервые. Не было сомнений в том, что именно додзюцу виновно в снижении остроты зрения. Ведь до момента, когда Саске впервые смог использовать проклятые глаза, его зрение не сдвигалось в минус. Можно было подумать о том, что сила воздействия Вечного Мангекё на хозяина настолько тяжела для органов зрения, что начинает пожирать ресурсы, не предназначенные для него. — То есть, если ты не будешь видеть своими глазами, то это не распространяется на Шаринган? — Скорее всего да, — если же и додзюцу начнёт его подводить, можно будет готовить верёвку и мыло. Потому что постыдная беспомощность обрубит ему все пути для бегства. — Но я не смогу использовать Шаринган на постоянной основе. Это будет забирать слишком много чакры. — Времени остаётся всё меньше. Нужно успеть до… — возвращения Наруто. Иначе случится непоправимое. — До чего? — Это не имеет значения, — Сакура постаралась отвлечь Саске от неосторожно брошенной фразы, но это плохо сработало. Он всё ещё оставался подозрительным по отношению к ней, даже если она чисто физически не смогла бы нанести ему смертельный вред. Но Учиха всё ещё допускал то, что она могла передавать данные Конохе, поэтому, пока она прохлаждалась на открытом воздухе, следил за колебанием её чакры и любыми подозрительными звуками. — Если ты что-то провернёшь за моей спиной… — Саске показательно провёл большим пальцем по лезвию катаны, как бы говоря, что перережет ей глотку первым делом. — Я вроде бы дала понять, что не хочу возвращаться в Коноху, — она не обратила особого внимания на угрозу. Он пытался напугать её смертью? Человека, который сам хотел расстаться жизнью уже несколько раз на своём веку? Саске не хотел даже думать о том, что такая как Сакура была способна на суицид. Можно доверить это дело кому-нибудь другому, но поднимать на себя руку — это против природы человека, против его инстинктов. И чтобы отречься от них, нужно конкретно поехать головой, что, собственно, и случилось. Но он всё ещё мог использовать в качестве наказания пытки. Случай с Карин некоторое время назад являлся показательным. Подарить долгожданную смерть и покой — это подарок для шиноби. А вот терпеть боль — это совсем другое. И Саске обязательно позаботился бы о том, чтобы все ощущения оставались максимально острыми всё время, чтобы девушка была в сознании и могла наблюдать, как от неё убывает по кусочку. Мысли о взмокшей и изнывающей от боли и горя Сакуры вызывали в нём чувство удовлетворения. Будто ему было за что её наказывать и пытать. Для начала сойдёт и то, что можно надругаться над ней как над женщиной. Пусть он и убил насильника в переулке, всё равно пополнил их ряды. А теперь мысленно готовится и ко второму покушению. Наверное, его просто возбуждало то, что было для него недоступно. Если бы Сакура покорно лежала под ним, стонала от удовольствия, Саске бы быстро потерял к этому всякий интерес. Получить чисто физическое удовлетворение он может и от дрочки, а вот поиздеваться над этой маленькой дрянью и потешить тем самым своё нездоровое сознание было куда более привлекательной деятельностью. Теперь, когда он настолько сильно погрузился в свои грязные фантазии, лишённые всякого уважения к женскому полу и Сакуре в частности, ему бы действительно хотелось, чтобы она как-то крупно перед ним провинилась. Сейчас он слишком устал, чтобы анализировать свои мысли с точки зрения морали, но утром-то до него дойдёт, что в нём умер серийный убийца. Наваждение спало так же быстро, как и пришло. Сейчас не время для подобного. — Ты уже решила, что будешь делать с техникой? — он заметил, как она как-то холодно отложила в сторону свиток, будто что-то ненужное. — Даже не читала, — её голова была полна и пуста одновременно. Тысячелетняя усталость свалилась на её маленькие, хрупкие плечи тяжкой ношей. Нужно было решать проблемы постепенно, но от неё требовалось совсем другое. Она не могла больше оттягивать момент с диагностикой Шарингана, но и бросить исследования, когда Цунаде-сама ожидала от неё результатов… Нельзя было предать оказанное ей доверие и вверенную ответственность. — Всё ещё? — Саске даже почувствовал лёгкий укол злости. Зачем тогда, спрашивается, они проделали все эти телодвижения до этого, ворвавшись в эпицентр раздора целой страны, покинутой навсегда Орочимару? Да, он желал убедиться в том, что Кабуто отошёл в мир иной, не воспользовался какой-нибудь техникой подмены или ещё чего-нибудь. Но медик в принципе не являлся для него большой угрозой. Даже Конохе нужно было бояться больше такого соседа, как Страна Рисовых полей под руководством Кабуто. — Боюсь увидеть то, что там написано, — отчасти это было правдой. Сакура действительно не имела понятия, как подступиться к этому деликатному вопросу. И как она будет проверять свои гипотезы практически? Пока она доведёт технику до нужного уровня, ей придётся положить как минимум с десяток людей к ногам Смерти, чтобы отработать всё наверняка. — Для воскрешения в любом случае нужна будет жертва, — Саске был точно уверен в этом. — Коноха даже на это пойдёт… Сакура понимала, что он меж строк как бы говорит о тех жертвах, которые Коноха принесла ранее и всё ещё продолжает. И, конечно же, целый клан Учиха был тому ярким примером. Из-за амбиций и одержимости какого-то старика умерло столько невинных людей. В клане оставались женщины и дети. Не пощадили никого. Кроме одного маленького мальчика, который теперь не знал, куда податься и на какую развилку ступить. — Я пытаюсь понять, что можно будет сделать с этим. Мы не должны хоронить одних, чтобы другие восстали, — больше всего она ценила жизни невинных или непричастных к обстоятельствам. От Наруто ей передалось глубокое чувство справедливости, а от Цунаде — гуманность и настойчивость. Она бы по собственной воле ничего такого не совершила бы. Однако она всего лишь пушечное мясо и ещё одна марионетка, которой приказы поступают свыше. И чтобы сопротивляться у Сакуры попросту не хватает полномочий. — Это баланс. Возможно, и пытаться не надо. Саске говорил это с завидной лёгкостью. И только лишь потому, что в Конохе более не осталось дорогих ему людей. Наруто он считал соперником, а Сакура и вовсе находилась под боком. Да и вряд ли нынешняя Хокаге позволит пустить в расходники свою любимую ученицу, а Наруто — слишком ценный актив, да и за его смертью последует высвобождение Девятихвостого. Он очень сомневался, что Коноха переживёт ещё одно нападение, ведь защититься от напасти уже будет нельзя. — Госпожа Цунаде поставила передо мной конкретную задачу. Не имеет значения, каково будет моё мнение на этот счёт, — Сакура говорила как любой шиноби, служащий на благо своей деревни и страны. — Тогда скорее верни мне зрение и можешь валить к своей Хокаге, — Саске поднялся на ноги, прихватывая с собой оружие. Он был доволен тем фактом, что хотя бы немного имеет представление о происходящем в Конохе. Сейчас его поимкой, скорее всего, мало озабочены, раз Сенджу практически объявила военное положение. Нужно будет заиметь в Листе кого-нибудь надёжного, чтобы в один момент его не застали врасплох отряды Анбу. — Куда ты? — Сакура нахмурилась, когда он направился к выходу. Зачем выходить наружу, когда там так опасно? Хотя, именно это она и сделала чуть ранее. Сакура мысленно хлопнула себя по лбу. Раздосадованная перепалкой с Саске, а затем скверным настроением Карин, она совершенно наплевала на собственную безопасность. К тому же, Саске более, чем вероятно, сможет положить любого, кто к ним приблизится, в то время как она — нет. — Хоть кто-то должен дежурить. Или снова хочешь проснуться в том подвале? — Саске бы попридержал язык, если бы знал о том, что с ней там на самом деле произошло. Конечно, она вскользь сказала ему что-то о том, что чья-то рука уже побывала в её трусах, однако он и понятия не имел о масштабах проблемы. Сакура сдержалась, чтобы не кинуть ему вслед что-нибудь неприятное. Но она мысленно себя успокаивала тем, что собственноручно наказала насильника. И теперь они встретятся только в аду.