Рандеву с Жизнью

      — Это… — я с неверием вглядывалась в своё прошлое кибертронское тело, — как оно здесь оказалось?!       Он ведь не мог притащить его из другого измерения и с того света! Или мог?       — Оно? — Прайм будто бы насмехался надо мной. Хотя, почему «будто»?       — Да, оно. Тело, — я всё ещё не могла побороть иррациональное отвращение к бывшему вместилищу моего разума. Оно не было визуально некрасивым, нет, но всё равно оставалось запредельно мерзким.       — Белковый воссоздал его. По моим чертежам, — Прайм подошёл ещё ближе, протягивая свободный манипулятор к фейсплейту фемского корпуса. Провёл по аналогу скулы, почти интимно. — Это всего лишь подделка. Жалкая пародия из земных металлов. Но на первое время, до получения кибер-материи, этого хватит сполна. Потом ты получишь то, что заслуживаешь, — Прайм будто бы напевал, манерно растягивая слова. Игрался.       — И что же, — я подавила нервную усмешку. — Прямо сейчас засунешь меня в это? — а после добавила, будто пытаясь убедить его сделать это прямо сейчас. — Более удобного шанса может и не представиться. Я так часто избегала твоего… присутствия, что добровольно упускать меня из своих манипуляторов — это почти глупость, — пусть добьёт меня, и всё решится здесь и сейчас.       — Ещё не всё готово, — на удивление честно ответил мне Прайм. — В ином случае я бы не стал медлить, — а после посмотрел прямо на меня и замолчал. Я поёжилась, отвела взгляд в сторону, затихла. А потом вспылила.       — Какой реакции ты от меня ждёшь? Удивления от того, что ты или Оптимус… Или вы вместе сотрудничали с Сэмом? Так я знаю об этом. Не удивил, — я сложила руки на груди, — Самюэль многое мне рассказал.       — Но всё ли, или только то, что выгодно ему и его организации? — задал риторический вопрос Прайм.       — Уверена, вы все исходите исключительно из своих собственных интересов. Но ни ты, ни кто-либо другой не проведёт меня. Не теперь. Я… Я узнала кое-что очень интересное. Я бы даже сказала, это знание открыло мне понимание того, что происходит со мной, — я запустила ладонь в волосы, сжала, приводя себя в чувства.       Прайм с интересом склонил шлем набок, ожидая продолжения.       — Дефект у тебя тоже есть? — спросила я, и тут же оборвала себя где-то в конце фразы.       Прайм как-то странно дёрнулся, будто его ударили. Алая оптика вспыхнула ярче, злее. Но через мгновение от вспышки злости не осталось и следа: Прайм улыбнулся (улыбка была жуткой) и, в конце концов, рассмеялся.       — Что ты, моя Искра. Я безумен, а не болен, — возможно, мех действительно не видел логическую ошибку в своей речи. — Оттого моя любовь к тебе лучше того суррогата, что проявляет здешний Оптимус Прайм. Все его действия, слова и даже эмоции — это просто побочное следствие болезни. В этом нет искренности, но я тебя, Ева, люблю по-настоящему. Может быть не так, как любят люди, но точно так, как это делают на моём Кибертроне.       — Если ты не лжёшь, то это довольно иронично, не находишь? Тот, кто должен быть по всем канонам в здравом уме и твёрдой памяти, болеет. А тот, кто и без всяких заскоков безумен — здоров. Я будто бы попала в дурной анекдот. Но это всё не важно. Я никогда не поддамся вам. Я сделаю всё. Сбегу. Убью. Вас. Себя, — меня понесло. Опять начиналось то, что в простонародье звалось истерикой. — Скажи мне, что будет после того, как ты сделаешь меня своим Бондмейтом? Что ты от этого получишь? Я обычный человек. У меня нет секретной информации, — прозвучало иронично. — Нет каких-то сверхспособностей. Получив меня, ты получаешь себе бесполезный груз, который будет тянуть ко дну всю твою очень долгую жизнь. Я не стану тебе правой рукой, соратником, помощником, поддержкой. Неужели оно того стоит?       Прайм будто бы удивился, искренне.       — Ты стоишь всего этого мира, Ева. Мне жаль, что тебя посещают такие мысли. Они не совпадают с реальностью…       — Да неужели?! С какой реальностью?! Оценивай… те меня объективно! Мне наплевать, как вы это в своих больных процессорах объясняете, но не смейте смешивать свой бред с окружающей нас действительностью! — кричала я, и сама не понимала, что же меня так сильно задело в его словах.       Но Прайм больше ничего не говорил, аккуратно проводя краем ладони по моей спине. Теперь он выглядел умиротворённым: системы гудели мерно и совсем тихо, мерцание окуляров утихло. В какой-то момент замысловатые движения прекратились: манипулятор замер, оптика вспыхнула ярче.       — Может, в этом и проблема? Ни я, ни он не смогли до тебя донести, как бы не старались, то, как зависимы от тебя. Что же, это решаемая проблема. А сейчас я хочу получить то, что мне принадлежит по праву, — Прайм рванул футболку вниз, и ткань, не выдержав напряжения, разорвалась, огнём опалив мне кожу. Холод металла тут же остудил её.       — Не смей! — попытка прикрыться была жалкой: меху не нужно было прилагать усилий, чтобы удерживать мои руки между своих пальцев.       — Не сопротивляйся, Ева. Я не сделаю тебе больно, — обманчиво мягким тоном шептал мне Прайм, болезненно сжимая меня в странных объятьях. Сейчас он выглядел как-то по-особенному болезненно. Не так, как болели бы люди, но что-то в этом лихорадочном свете голубых (не красных!) окуляров было не так.       — Пожалуйста, я…       Но всё закончилось так же быстро, как и началось.       Прайм пошатнулся, схватился за голову. Оптика его несколько раз мигнула, грозясь выключиться, а от его корпуса стал исходить звук работающих на максимуме возможностей механизмов. Он простоял так какое-то время, пока я пыталась привести в норму лихорадочное дыхание.       — Шлак, — наконец, голос подал Прайм, — мы возвращаемся на базу, моя Искра.       — Ч… Что с тобой случилось? — прочистив горло, спросила я, хотя, на самом деле, это было не важно. Главное, что это помогло спасти меня.       — Скажем так, неприятные последствия деления одного корпуса на две сущности, — Прайм опасно прищурил оптограни, — мы не закончили этот разговор, Ева, и очень скоро мы к нему вернёмся.       Он начал трансформироваться. Меня дёрнуло, и через секунду я оказалась в кабине. Я обняла себя за плечи, пытаясь согреться. Футболка, что теперь являлась ошмётками ткани, осталась валяться где-то на полу пещеры. Я подавила рвотный позыв.       — Если я на базу заявлюсь в таком виде, то это вряд ли кто-то оценит, — я склонила голову, стараясь удержать слёзы в пределах своих глаз. Не хотелось бы разводить мокроту.       — Именно поэтому мы направляемся в Джаспер, — рыкнул Прайм, и в голосе его читалось бешенство.       — Я под домашним арестом, — слабо возразила я. Перспектива отправиться домой меня радовала, но потом появлялись иные проблемы в лице Оптимуса, который будет задавать вопросы. Много вопросов. А отвечать на них придётся не тёмному Прайму.       Тот цокнул, но больше ничего не ответил. Вся оставшаяся поездка продолжалась в тишине. Мерзкой тишине, наполненной страхами, омерзением и чем-то, что очень смахивало на ненависть.       И, вот, мы приехали. Прайм не спешил открывать двери, а я задумчиво глядела на город вокруг. Люди гуляли, общались, проходили мимо и ни о чём не догадывались. Они не знали, что в грузовике, припарковавшимся близ одного из домов, сижу я, пленница странного сюрреалистичного положения. Так же они не догадывались о том, что рядом с ними сидит их палач, которому не надо даже шевелить пальцем, чтобы его армада стёрла с лица Вселенной эту планету и каждого, кто на ней жил.       Я сползла вниз по креслу, чтобы люди на улице не заметили полуголую меня и не задались логичными вопросами.       — Уходи, — дверь с места пассажира отворилась настежь, выпуская меня прямиком к дорожке, ведущей к дому.       Я не стала медлить и задаваться вопросами. Лихо перескочив через коробку передач, я буквально свалилась с приличной высоты кабины грузовика и стремглав бросилась к входной двери. Не знаю, видели ли меня люди: до них мне уже было мало дела.       Дверь оказалась открыта. Про себя я дёрнулась: эта странная привычка американцев не закрывать входные двери меня бесила, но сейчас я была даже рада этому: окажись дверь заперта, в дом войти без ключей я бы не смогла и осталась стоять как дура на частном участке, без верхней одежды.       — Джек, это ты? — послышалось с кухни. Это была Джун.       Я проскочила в свою комнату, не спеша отвечать на вопрос. Первым делом нужно было одеваться: не хотелось бы объясняться перед Джун. Мой внешний вид говорил вовсе не о приятно проведённой ночи.       Из шкафа я выхватила первую попавшуюся одежду и через секунду уже напялила на себя. Тут же открылась дверь комнаты: на пороге стояла Джун.       — Ева? — женщина удивлённо приподняла брови, но тут же тепло улыбнулась. — Рада тебя видеть, — она в два шага пересекла расстояние между нами и крепко обняла, положив голову на плечо. — Как ты? Ты уже можешь вернуться сюда?       — Могу, — солгала я, обнимая Джун в ответ, — Джун, помоги мне.       Женщина отстранилась, удивлённо вглядываясь мне в лицо. Не знаю, что такое она там считала, но взгляд её стал внимательнее, беспокойнее. Она надавила мне на плечо, заставляя сесть на край кровати. После опустилась следом.       — Что тебя мучит? — серьёзно спросила Джун. В её тоне не было насмешки, равнодушия.       «Всё», — хотелось ответить мне, — «Я умерший человек из другого мира, на которого заявляют права два существа, одновременно те же, но разные. Я лгу: я лгу всегда и всюду, и даже тогда, когда в очередной раз я клянусь себе, что не буду лгать, я всё равно лгу. И моя же ложь меня душит. И мне всегда кажется, что я достигла дна, но жизнь показывает, что ещё есть куда падать. И мне страшно. Я — одна, а те, кто готовы оказать помощь — безумны. Помоги мне. Спаси меня».       — О чём вы говорили с Оптимусом, когда он забирал меня отсюда в последний раз? — я опустила лицо в ладони. Меня накрыла темнота. Стало спокойнее.       От Джун я услышала тяжёлый вздох. Она некоторое время не произносила ни слова, а потом, набравшись духа, начала:       — О вас. Это был довольно быстрый разговор, знаешь… Оптимус Прайм не был многословен, — я почувствовала тяжесть на своём плече: это Джун опустила голову. — Ева, всё хорошо.       — Значит, вот оно что. Я догадывалась, — я опустила голову ещё ниже, убрала ладони от лица, стала рассматривать свои кеды. — Тебя это не беспокоит?       — Почему должно? — Джун внимательно вгляделась в моё опущенное лицо, — удивление, конечно, есть, но если все всем довольны, то почему я должна протестовать?       — Ну, обычно матери заведомо сомнительно относятся к парням своих дочерей, — я улыбнулась этому стереотипу.       — Так оно бы и было, если бы твоим парнем не был Оптимус Прайм, — Джун поддержала мою улыбку, увидев, что я повеселела. — Но я всё же кое-что вижу, Ева, — женщина опустилась рядом со мной, положив тёплые руки мне на колени. — Ты сомневаешься.       — Это так заметно? — я попыталась придать себе невозмутимый вид, но тут же отпустила эти беспочвенные попытки.       — Да, это видно, но в этом нет ничего плохого. Сомнения зачастую лишь укрепляют наш выбор, когда мы понимаем, что они ложны.       — А что, если я его не люблю? — вырывалось у меня, и я тут же прикусила себе язык: Джун знать эту сторону ситуации не следовало.       — Между «не люблю» и «мне плохо с ним» есть большая разница, — Джун сказала это настолько уверенно, что у меня пробежали мурашки по коже. Суждение женщины было странным для меня. — Не грусти, всё будет хорошо. У тебя есть я, Джек, агент Фоулер и автоботы.       — А ты любила отца Джека? — спросила я и тут же смутилась.       Джун ответила не сразу, но когда заговорила, голос её был спокоен.       — Любовь — это не про серенады под окном в три часа ночи и не про громкие слова. И даже не про действия. Любовь — это твоё мироощущение. То, как ты относишься к другому. Это испытания, подчас очень тяжёлые для человека по-отдельности, но намного более простые, когда он с кем-то. И, да, отвечая на твой вопрос, — женщина подмигнула. — Конечно любила. Были причины, по которым любовь пришла не сразу, но со временем она появилась.       — Это было до зачатия Джека или позже? — ляпнула я, ожидая как минимум оплеухи за свой очевидно провокационный вопрос. Но Джун лишь рассмеялась.       — Позволь я умолчу об этом факте. Но пойми, Ева. Есть вещи, которые случились независимо от нас, но последствия мы ощущаем на себе. Это может показаться чем-то несправедливым, — глаза Джун будто застелила пелена. — Но это жизнь. От этого никуда не деться и не убежать.       — А что, если эта несправедливость однажды убьёт меня?       — Что ты такое говоришь? — женщина в ужасе посмотрела мне прямо в глаза, ища там отголоски смеха. — Нет, Ева, тебя ничто не убьёт. И никто. За тобой есть те, кто не позволят этому случиться.       В какой-то момент я позавидовала вере Джун в те слова, которые она произносила. Разговор этот стал меня тяготить. Я перевела взгляд на пол, где стояла лежанка Ориона. Орион… Орион!       — Джун, а где кот?       — Орион пропал, — женщина сконфуженно опустила глаза в пол, будто стыдясь того, что сказала.       — Что значит «пропал»? — не поняла я.       — Его нет уже больше суток или что-то около того. Последний раз я видела его позавчера, когда возвращалась с ночной смены.       Я цокнула языком, нахмурилась. Час от часу не легче. Пропажа кота меня взволновала. Мы в ответе за тех, кого приручили, но из меня хозяйка вышла дерьмовой: самовыгул был плохой идеей. Следовало не предаваться паранойе и взять Ориона на базу. Теперь же неизвестно, что с ним. Попал под машину? Загрызли собаки? Убили живодёры? Увезли в приют? Или он просто гуляет, что тоже было возможно.       — Ладно, не переживай, я сейчас распечатаю листовки, порасклею их по городу и параллельно поищу его.       Джун беспокоилась, стыдилась и, кажется, даже боялась, но я заверила её в том, что всё в порядке. И даже процитировала её:       — Всё будет хорошо, — и захлопнула дверь прямо перед носом женщины.       Пока я монтировала листовки в фотошопе, параллельно печатая текст, с каждой минутой меня всё больше и больше обуревали всё более и более мрачные мысли. Клетка почти что схлопнулась, а у меня нет даже малейшего представления о том, как спасти свою шкуру. И все вокруг твердят о том, что пора смириться. Пора ли?       Распечатав листовки, я поспешила на улицу.       Расклеивать листовки — дело, хоть и простое, но до жути скучное. Не на что отвлечься и мысли, всё такие же отвратные, продолжают лезть в голову.       Время от времени я осматривалась по сторонам, почему-то ожидая увидеть Прайма. Или Оптимуса. У обоих были причины вернуться за мной, но видеться ни с кем не хотелось.       Когда я в очередной раз аккуратно осмотрелась, на соседнем тротуаре я заметила знакомую рыжую макушку. Девушка стояла около столба со стопкой листов.       — Сиерра! — окликнула я девушку. Та растерянно осмотрелась, ища источник голоса, а после заметила меня.       — Да?.. — она послушно остановилась, удивлённо рассматривая меня. Я сконфуженно улыбнулась, понимая, что она меня не знает.       — Я Ева. Ева Дарби, сестра Джека, — я протянула девушке руку, не занятую листовками, для рукопожатия. Девушка с ещё большим удивлением посмотрела на меня.       — Сиерра, — она всё-таки приняла рукопожатие, — ты что-то хотела?       — Я просто заметила, что ты тоже расклеиваешь листовки, — я в неловком жесте провела рукой по волосам, зачёсывая их назад. — Меня не было в городе некоторое время, и я немного не в курсе последних событий, — конечно, Сиерра вряд ли что-то знала о пропаже Винса. Что она могла знать, если в тот роковой день они разошлись в разные стороны? Но если есть хоть что-то, любая зацепка, информация, то её нужно узнать.       — Винсент пропал, — Сиерра опустила глаза вниз, и я увидела, как одинокая слезинка скатилась по её щеке. — Мы с миссис Тёрнер продолжаем ходить по городу, развешивать листовки. Безрезультатно. Винс будто сквозь землю провалился.       — Неужели полиция ничего не нашла? — я в сочувствующем жесте положила руку на плечо Сиерре. Та не отстранилась, лишь сильнее прижала к груди стопку с листовками.       — Не поверишь, но, ничего. Опросили свидетелей, но те мало что дали делу. Кто-то видел его в черте города, а потом будто в воздухе растаял. А вот камеры, — лицо девушки исказилось в какой-то страшной гримасе. — Джаспер, может, ещё та глушь, но камер тут много. Знаешь, сколько видео нам показали? — она невесело хмыкнула. — Ноль.       — У всего этого, наверняка, есть какое-то разумное объяснение, — сама не веря в это, попыталась поддержать Сиерру я.       — Есть или нет, но человек пропал и никто — даже правоохранительные органы — не хотят его искать. А вдруг он… мёртв? — и Сиерра разрыдалась.       Я впала в ещё большую неловкость, не зная, что сказать. «Извини, Си, но мой парень, возможно, прикончил твоего. Ах, да, мой суженый — это многомиллионный правитель инопланетной цивилизации, так что если он правда прикончил Винса, то ты ничего не сможешь с этим сделать, потому что в тюрьму такого не посадить и даже самосуд не устроить»? Бред.       — Всё будет хорошо, — солгала я, — Винс обязательно найдётся живым и здоровым.       — Откуда ты знаешь? — сквозь рыдания спросила Сиерра, очевидно, не ожидая от меня ответа. Я лишь пожала плечами.       — Я не знаю, но хочу верить, — произнесла я, думая совсем о другом, и поспешила подальше от плачущей девушки продолжать расклеивать свои листовки. Вера в лучшее — это единственное, что мне оставалось, но даже она начинала подводить.

***

      — Ты помнишь того парня, которого мы повстречали на трассе? — осторожно начала я. На базу я пришла чуть более часа назад, но Оптимуса не было: пришлось ждать, и ожидание убивало.       Я ждала реакции. Реакции хотя бы на тот временной промежуток, когда корпус Оптимуса захватил тёмный Прайм, но... Её не последовало. Он ни словом, ни жестом не выдал того, что его что-то смущает.       Оптимус же, если и напрягся от моих слов, ничем не выдал этого.       — Так вот, он ведь пропал не так давно. И мне недавно позвонила его мать… Нашли его труп. Меня позвали на похороны, так что…       — Ты не пойдёшь, — тут же отрезал Оптимус. Я удивилась. Искренне.       — Почему? Отказываться попросту неприлично. Меня не на праздник приглашают, — попыталась воззвать к моральной стороне вопроса, но тщетно.       — Ты не пойдёшь, потому что так сказал я, — в тоне Прайма послышались леденящие душу нотки. С ним будто на секунду стало что-то не так… Будто маска нейтральной доброжелательности слетела на миг. Я испугалась, подумав, что другой Прайм вновь захватил над ним контроль, но, нет. Не было в окулярах Оптимуса алых всполохов.       — У этого решения есть… причина? — я подошла к Оптимусу ещё ближе, всё пытаясь поймать его взгляд. — Я не понимаю. Возможно, если ты объяснишь мне его, то я послушаю тебя.       — Этот белковый… Его дезактив был насильственен, верно? — резкость из его слов никуда не пропала, но появилась усталость. — У меня есть основания полагать, что его убили из-за тебя, Ева.       Я ошалело посмотрела на Прайма, пытаясь понять, то ли сошёл он с ума сильнее, чем было, то ли я.       — Что? Ты… — «признаёшься»? Хотелось добавить мне, но я поспешно прикусила язык, давая меху продолжить.       — Это могли сделать как и М.Е.Х., так и десептиконы. Второе более вероятно. Их медик видел Винсента во время уличных гонок, в которых участвовал Джек. Возможно, он передал неверную информацию Мегатрону, и тот лично или через своих офицеров отдал приказ об устранении человека, полагая, что один из наших земных друзей, — Оптимус осторожно взял меня на ладонь. — Теперь ты понимаешь, почему я ещё в самом начале настаивал на том, чтобы ты, Джексон, Мико и Рафаэль остались с нами? Десептиконы беспринципны. Они готовы дезактивировать, даже не зная, точно ли нужны такие меры.       — Я… Как ты к этому пришёл? — в несколько широких шагов оказалась на плечевом сегменте Оптимуса. Схватилась за его аудиосенсор, наклонилась ближе. — И что заставило тебя думать, что во время похорон десептиконы или кто-либо ещё нападут на меня? Зачем им вообще убивать нас, людей? Хотели бы, так давно скинули парочку бомб на Джаспер. У меня нет сомнений, что наши адреса известны каждому на Немезиде. Не кажется ли тебе, — я уже откровенно шептала Оптимусу на аудиосенсор, не отрывая взгляда от его непроницаемого фейсплейта, — что ты всё это только что выдумал?       — Аудиосенсоры кибертронцев крайне чувствительны, моя Искра. Пожалуйста, не сжимай так сильно, — Оптимус лёгким движением руки оторвал меня от своего многострадального аудиосенсора. — Хорошо, если этот обряд так важен для тебя, то я согласен отпустить тебя, но лишь с тем условием, что отправлюсь с тобой.       — С этого нужно было начинать, — я попыталась скрыть нервную улыбку, но вышло из рук вон плохо, — я не знаю, сколько это займёт времени, но какую-то часть дня — точно, так что можешь смело откладывать все свои лидерские дела.       В Джаспере редко была плохая погода и этот день не стал исключением. Кладбище освещалось ярким солнцем, которому, по всей видимости, было наплевать на чужое горе. Оно светило, озаряло город и пригород, слепило глаза. Людей было не то чтобы много, а если сказать честно, даже мало: миссис Тёрнер, Сиерра, несколько взрослых, по всей видимости, родственники Сиерры и парочка подростков из постоянной компании парня.       Что в церкви, что тут, гроб не вскрывался. Как украдкой успел сообщить мне один знакомый Винса, когда мы сидели на молитве, в гробу смотреть было не на что. Остались в буквальном смысле ошмётки человека. То есть Винсент, конечно, был опознан… с помощью ДНК теста. Патологоанатомы, как ни пытались, но так и не смогли установить точную причину смерти. Да, очевидно, это была насильственная смерть: просто так такие травмы не получают, но всё же что-то было не так. В какой-то момент врачи просто пожали плечами: есть в этом мире вещи, которые навсегда остаются тайной за семью печатями. Я слушала и кивала, с каждым мигом всё больше убеждаясь в вине Оптимуса. Не мог он знать о состоянии тела Винса. Просто не мог. Даже приблизительно.       — Значит, труп был изувечен до неузнаваемости? — повторила я.       — Хуже, — подтвердил парень, имя которого я так и не потрудилась узнать. — Я сам не видел, но, скажу честно, желанием не горю. У меня брат патологоанатомом в нашей джасперской больнице работает, так что информация проверена. Он сам, когда мне это рассказывал, бледнее покойника был. Говорит, что никакое известное ему физическое воздействие на тело человека не оставит таких последствий. Разве что каток, которым лёд укладывают на стадионах.       — Где же его нашли? И… кто?       — А чёрт его знает, кто. Вроде как какие-то диггеры — любители полазать по пустынным пещерам близ Джаспера. Ты не знаешь, но у нас каждый год по несколько десяток человек без следа пропадают. Куда? Всё просто: решили залезть в очередную пещеру, а там умереть легче, чем выжить. Вот такие и нашли Винса в одной из пещер. Причём, как оказалось, его труп лежал даже не в глубине, а едва ли на территории самой пещеры. Они входят, радостные такие, готовые к приключениям, а перед ними… А перед ними что-то красное, сбитое чуть ли не в кучку, как если бы кто-то подметал, а вынести забыл. Они присмотрелись, видят, зубы. Кости. Черепушка. Человеческая.       — Винсент, помимо гонок, увлекался посещением пещер? — не поняла я, вспоминая сериальный прототип парня.       — Он любитель экстрима, а не ебанутый самоубийца, так что, нет, ему эти пещеры были не нужны. Он даже ни разу в них не был, и в жизни бы не согласился на встречу в таком сомнительном месте. Он парень толковый был, знал, что идти в малолюдные места — это смерти подобно. Так что, может, труп его принесли уже после убийства. Хотя, как можно принести тело в таком состоянии, не оставив следов? Только если телепортом. Или прям там и прикончили; я, знаешь ли, протоколы дела не читал, а связей у меня у копов нет.       — Тёмное это дело, да?       — Хуже. С другой стороны, если в Джаспере завёлся маньяк, то вскоре нас можно будет увидеть в какой-нибудь криминальной программе, — парень поднялся, я за ним. Процессия медленно двинулась в сторону кладбища.       Процесс опускания гроба в могилу прошёл быстро, наверное, быстрее всего из сегодняшнего дня. Я кинула одну горсть земли в могилу и, не выдержав, зарыдала. Не от жалости к Винсу, а от понимания того, что парень мёртв по моей вине, как и говорил Прайм. И сейчас я стою рядом с безутешной матерью и девушкой почившего, и не могу заставить себя посмотреть им прямо в глаза.       — Извините, но мне надо успокоиться, — я поспешно вытерла лицо чёрным платком, отступая дальше от людей, — ещё раз извините.       Я отошла дальше от похоронной процессии, успокаивая дыхание. Нет, Ева, твоей прямой вины в этом нет, — твердила я себе. Никто бы и подумать не мог, что Оптимус убьёт Винса так жестоко только из-за глупого десятиминутного разговора. Нет ничьей вины в чужом безумстве.       Джасперское кладбище было маленьким: обойти его мне удалось за десять минут медленного шага. Чаще встречались надгробные плиты, чуть реже — кресты. Одинаковые, сероватого оттенка — кладбище само по себе напоминало всем живущим о конечности жизни, напоминало людям, что каждый из нас — это мимолётный гость на теле мира. Наверняка и моё первое тело давным-давно сгнило.       Я уже успокоилась и провела скучающим взглядом по одной из свежих могил. И вздрогнула. Доктор.       Я подошла к скромному надгробию, положив руку на него.       — Пусть мы с вами и не были знакомы достаточно для того, чтобы я по-настоящему горевала, но мне искренне жаль, что вас забрала из этого мира роковая случайность. Хотя, как знать, может, вы перенеслись обратно оттуда, откуда пришли? Что же, доктор, в таком случае, пришлите весточку. Надеюсь, на том свете вы получите ответы на все свои вопросы, — я ещё немного постояла, отдавая дань умершему. Знала бы молитвы — помолилась бы, хотя не была до конца уверена, что Бог услышал бы хоть слово из них. Наверное, нет.       — Слишком много смертей, да?       Я резко обернулась на знакомый голос, но за спиной никого не было.       — Где ты?! — взревела я, оглядывая кладбище. Вот вдалеке стоят пришедшие похоронить Винса. Они не реагируют меня, будто находятся где-то очень далеко. И всё. Пусто.       — Там же, где и всегда была — в твоей голове, — девочка рассмеялась. — Зачем ты убиваешь невинных, Ева? Откуда в тебе столько пустой жестокости? Разве виноват доктор в том, что ты пошла ва-банк? А несчастный Винсент?       — Я никого не убивала, — я в отчаянии затрясла головой, закрывая уши руками. — Это всё Прайм. Ты и Прайм.       — Как ты смеешь стоять у могил тех, кто умер по твоей вине, и говорить, что ты тут не при чём? — бестелесный голос наполнился притворным возмущением. — А это ведь только две могилы… из семи миллиардов, — девочка расхохоталась и затихла.       — Что?.. — одними губами произнесла я, не веря в услышанное, — я не смогу остановить киберформирование Земли?       Ответом мне стала тишина.       — Эй… Постой. Ты знаешь будущее? — тщетно.       Возможно, это было запугиванием. Девочка могла продолжать смеяться надо мной, водить за нос, но… А если нет? Существо, способное воскрешать, перемещать во времени и пространстве — оно не может не знать будущего. Или это блеф? Игра одного актёра для одного зрителя.       Я рванула к Прайму, но тут же себя отдёрнула: уходить так резко с похорон — это было ужасно. Ещё ужаснее было привести на похороны жертвы убийцу.       Я медленно направилась к свежей могиле Винса, окружённой скорбящими.       — … поэтому, друзья, любовь к ближнему — это то, что делает нас ближе к Богу, — пастор захлопнул Библию и обвёл всех собравшихся внимательным взглядом сострадательных глаз. Из собравшейся толпы его мало кто слушал: все были так заняты своим горем, что едва ли замечали священника. Он ещё немного постоял, а после двинулся по направлению к церкви.       Я проводила взглядом его спину, задумалась. Стоило ли пойти исповедоваться? Что такого мог рассказать мне этот священник? Отрывки из Библии? Отпустить мои грехи, рассказав о всепрощении Бога?       Ещё немного постояв, я отвернулась. Беспокоить человека своими проблемами, едва ли понятными святому Отцу, не хотелось. За его спиной стоял Бог. За моей — Дьявол, и наши пути не должны были пересекаться.       — Миссис Тёрнер, — я подошла к женщине, стоящей около свежей могилы. Глаза её — глаза полные пустоты. Пустоты страшной, всепоглощающей. Она перевела взгляд на меня, и, неожиданно, улыбнулась. Улыбка не излучала добро. В ней виделось что-то безумное, дикое, и на миг я подумала, что миссис Тёрнер всё узнала. Узнала, что я повинна в смерти его сына, и сейчас она меня убьёт. Но этого не произошло. Жуткая улыбка потухла, оставив после себя скорбную складку где-то в районе щёк.       — Иди, Ева, — она сжала моё плечо, сжала сильно, почти что больно. — Я вижу, тебе не нравится это место. Уходи.       — Нет, я… — женщина взмахнула рукой, безмолвно прося умолкнуть. Отпустила плечо и отошла от могилы. Медленно направилась прочь. За ней поспешили остальные: уход родителя, потерявшего ребёнка, стал знаком конца церемонии.       И я тоже поспешила уйти прочь. В моей голове зрел план. План, который мог расставить всё по местам. Хотя, нет, не всё. Но хотя бы что-то.       Я забралась в кабину к Оптимусу, положив руки на руль. Сжала сильно — по человеческим меркам — а после чётко спросила.       — Кто-нибудь умирал по твоей вине? — вопрос был на грани разоблачения, но выбирать не приходилось.       Оптимус медленно выехал с парковки кладбища, медленно набирая скорость.       — Ева, я — Прайм. Из-за меня стали дезактивами бесчисленное множество солдат Кибертрона. Я был одним из тех, кто уничтожал собственный дом, хотя не хотел этого, — я не слышала в голосе меха сострадания, но в нём была усталость.       — И как ты оправдываешь себя за это?       — Я не оправдываю. Я знаю, что есть вещи, которые нужно сделать, даже если потом будет плохо не только мне, но и всем остальным.       — Зачем? — искренне не поняла я, а потом догадалась: это была именно та логика, которой придерживалась я. Но была ли у нас общая цель?       — Потому что есть цель. Цель, которая оправдает средства. На Земле бы сказали так, — и Оптимус умолк, давая мне обдумать всё сказанное. И о, Боже, какая ирония. У нас совпадало всё. Может, мы были куда ближе по духу, чем я думала?       Я умолкла, готовая сегодня же ночью приводить план в исполнение.

***

      Копать было тяжело. Сырая земля свежей могилы, смешанная с песком, тянула вниз. Руки и спина сильно ныли.       Я сомневалась в том, что собираюсь сделать с каждой секундой всё больше. Вдруг, кто увидит, или, что ещё хуже, увидит Оптимус. Меня обуревала жуткая паранойя. Он не мог знать, что я здесь. Не мог же?       Хотелось верить, что россказни друга Винса — это байки. Что миссис Тёрнер хоронила своего сына в закрытом гробу не из-за того, что он был изувечен, а из-за того, что попросту не могла видеть его мёртвым. Или могла, но не хотела, чтобы другие видели. Не важно.       Дело шло медленно. Я жутко боялась не успеть до рассвета. Когда вокруг станет светло, любой проезжающий мимо зевака сможет увидеть кого-то с лопатой на кладбище. И вызовет копов. Агент Фоулер меня, конечно, скорее всего вытащит, но наверняка усомнится в моей адекватности.       Минуты тянулись, куча земли по бокам от могилы росла, но, вот, лопата упёрлась в крышку гроба. Бинго. Ещё с десяток минут, и я стою на полностью очищенной крышке гроба.       — Итак, Винсент, — я взяла лом. — Не разочаруй меня. Скажи, что тебя прикончили кто-то из твоих сомнительный дружков. Или что ты напился палёным алкоголем. Или хоть пусть сам чёрт тебя прикончил, — я наклонилась, готовая применять лом.       Гвозди были забиты добротно. Мне не удалось с первого раза вытащить почти никакой из них, но, уперевшись по бокам от гроба и намотав ткань одежды на лом, чтобы не скользили мокрые руки, я приложила все усилия, не обращая на резь в ладонях.       Всего шесть гвоздей. Когда последний из них упал куда-то в сторону, я замерла. Мне послышался неприятный сладковатый запах, которого, я готова была поклясться жизнью, минуту назад не было.       Вся моя бравада куда-то исчезла. Стало не просто страшно. Стало дурно до такой степени, что я не могла позволить себе сдвинуться с места. Если в гробу лежит просто труп, то ничего страшного. А если кровавое месиво? Кровавое месиво, напичканное формалином, гадко пахнущее и абсолютно неадекватно выглядящее.       Я дрогнула. Нет, Ева, ты не можешь сдаться. Подумаешь, изувеченный труп. Может, патологоанатомы смогли исправить такое плачевное положение… Я не могу отступить. Мёртвый мне ничего не сделает, в каком виде он бы не лежал. Нужно бояться живых.       Я расправила плечи, откинув лом в сторону. Хрустнула костяшками пальцев, взялась за крышку гроба и резко откинула, зажмурив глаза.       Сладковатый запах плоти не ударил мне в нос, сшибая с ног, наоборот, казалось, пропал. Я аккуратно приоткрыла один глаз, а после, уже смелее, и второй.       В гробу не было трупа ни в каком из его состояний: ни изувеченный, ни целый. Внутри лежал контейнер.       Я рассмеялась, взяла в руки контейнер, открыла. Чуть не высыпала серый пепел — настолько сильно дрожали мои руки.       Чёрт, миссис Тёрнер, какой идиот надоумил вас хоронить прах своего сына в большом гробу?! И какого чёрта дружки Винса рассказывают страшные истории?       Я с довольным видом закрыла контейнер с прахом обратно, аккуратно убирая его туда, откуда взяла.       — Извини, Винс, — я похлопала по карманам, ища, что можно было бы положить в гроб от себя, но ничего не нашла. — Извини, что на гонки не пошла с тобой. И, наверное, за твою смерть. И за осквернение могилы. Я сейчас всё верну на место, — обратный процесс пошёл быстрее. Я с большим энтузиазмом заколачивала гвозди в гроб, и уж тем более резко закидывала крышку гроба землёй и песком.       Стоило признать, что мои худшие подозрения не подтвердились, но это не означало, что Винс мёртв не из-за Прайма. Возможно, труп парня был настолько изувечен, что миссис Тёрнер решила его сжечь? Звучало логично. Но стоит ли напрямую спрашивать о таком безутешную мать? А, может, не прах Винса лежал в контейнере? Или он изначально был в таком состоянии, когда Оптимус, чисто гипотетически, пальнул в него из бластера, не оставив и следа. Нет, Ева, пожалуйста, хватит думать об этом…       Я встала над могилой, скрестив руки на груди. Всё ли на месте? Земля и так выглядела свежей, надгробный камень не пострадал, а то, что внутри могилы проверять уже никто, надеюсь, не полезет. Я хлопнула в ладоши. Нервы подводили.       — Что ты, ради Праймуса, делала? — сзади меня зажёгся яркий белый свет и прозвучал голос Рэтчета с нечитаемой интонацией.       Я заорала, резко оборачиваясь. Что-то неразборчиво, но явно обвинительно, прокричали вдалеке птицы, испуганные моим криком. Сзади, на трассе, действительно стоял Рэтчет в своей альт-форме.       — Садись внутрь салона. Живо, — дверь распахнулась, но отнюдь не приветливо. На миг мне показалось, что Рэтчет к чертям оторвёт себе свою же дверь.       — И как много ты успел увидеть? — я нервно сглотнула, садясь в салон меха.       — Всё, — мрачно ответил Рэтчет. — Если ты не обоснуешь то, чему я только что стал свидетелем, то мы направимся в психиатрическую лечебницу. И я не шучу, Ева.       — Давай я попробую разрушить твои представления о моём психическом состоянии: я не вандал, не некрофил и даже не городская сумасшедшая. Всё это из-за Оптимуса, — я хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.       — Как Оптимус может быть повинен в том, что я застал тебя в могиле у умершего белкового? — ехидно поинтересовался Рэтчет.       — У меня есть основания полагать, что Винсента убил Оптимус, — чётко произнесла я, стараясь вложить в фразу весь свой ужас.       — Какие основания? — голос дока зазвучал серьёзнее.       — Косвенные. У меня нет прямых доказательств, но… Чёрт, — я спрятала лицо в ладони.       — Ты полезла в могилу к своему сородичу только из-за косвенных доказательств того, что Оптимус убил его? Ева… — голос Рэтчета надломился. В нём прозвучало что-то больно похожее на жалость.       — Когда ты говоришь об этом в таком тоне, оно звучит ужасно, но, в конечном итоге, узнать правду — это вопрос моей безопасности. Если Оптимус действительно убил Винсента, случайно или специально, то…       — То, что? — значок Автобота точно в такт мигал речи Рэтчета на руле. — Опять уйдёшь? В полицию заявишь? — Рэтчет беспощадно насмехался надо мной.       — Мне некуда бежать, — я поджала губы. — Не издевайся. Этот разговор ни к чему не приведёт. Зачем ты вообще за мной проследил?       — Потому что когда ты идёшь куда-то одна, то точно наживаешь нам всем проблем. И я не ошибся, — Рэтчет на минуту умолк, а потом продолжил неожиданно тихим голосом: — Даже если Оптимус причастен к этому, то ты ничего не сделаешь, Ева.       За окном быстро мелькал однообразный пейзаж. Я поёжилась, осмотрев свою одежду: она была очень грязной, вся в сырой земле.       — Почему… Почему ты ничего не рассказал? Ещё тогда, в самом начале, — я сжала руку в кулак, наблюдая, как напряглась вена. — Этого можно было избежать, если бы я всё знала с самого начала. И сейчас я спрашиваю: почему? Неужели Дефект — это настолько огромная тайна, что её нужно скрыть ото всех?       — Ты считаешь, что об этом должны знать все?       — Нет, не все, но уж точно те, кто являются «целью» болезни. Я не понимаю, почему ты скрывал это, почему не объяснил всё сразу. Я смотрю, но не вижу логики.       — Ты права, у этого нет качественного объяснения. Иногда роковая ошибка — это просто роковая ошибка.       — Это же просто идиотское оправдание! — вскричала я, уперев руки в бока, — как можно?..       Рэтчет ускорился, и я вжалась в кресло. Умолкла.       — Я совершил ошибку, не рассказав тебе о Дефекте сразу. И у этого нет достойного оправдания, — мех говорил тихо, но слова его очень чётко доходили до меня. — Но я говорил тебе о том, что не нужно заигрываться. Скажи, чем ты оправдываешь своё поведение? Любопытством? Это тоже не достойное оправдание, Ева, — мурлыкнул Рэтчет, после замолчал.       — Да… — медленно начала я, активно вспоминая ту мотивацию, которой оправдывала в самом начале свои заигрывания с Праймом. — Действительно, моя вина в этом есть. И не маленькая. Но всё же… — я схватилась за голову. — Я не могла знать! Я не знаю, о чём тогда думала, может, у меня вместо мозгов в голове был ветер, но предположить, что странное поведение Оптимуса — это болезнь, я не могла.       — Не знание не освобождает от ответственности. Так вы, люди, говорите?       Я ничего не ответила. Занимался рассвет, а на следующий день меня ждало ещё одно испытание.

***

      — Ты пришла, — констатировала фемка, свысока, во всех смыслах, глядя на меня.       — Конечно, пришла, — тут же ответила я. — Эта встреча — моя инициатива. Не прийти бы сюда было странно.       — Я не это имела ввиду. Обычно Оптимус, — фемма осеклась, будто чего-то испугавшись. — Он не любит, когда его Бондмейт долго находится вне его присмотра.       — Так и я не его Бондмейт. Пока что, — я выделила последние два слова. — Скажу коротко: от тебя мне нужна информация, и… Посильная помощь.       — Тебе не кажется, что ты уже просишь слишком много? — сперва я не могла понять, что за эмоцию выражала нежно-голубая оптика Элиты, а теперь догадалась. Брезгливость.       — Ну, если я прошу много, то, думаю, Оптимус сможет урезать мои хотелки, если решит вопрос с тобой лично, — я активно продолжала культивировать страх фемки перед Праймом. — Ты ведь и убить меня не можешь. Знаешь, что за это последует наказание, страшнее смерти.       — Продолжаешь запугивать меня, органика? — оптика Элиты опасно сузилась, да и сама она будто стала ещё опаснее. Я подавила внутреннюю дрожь. Что бы не произошло, игра должна продолжаться. Если я сейчас пасану, то буду выглядеть глупо.       — Для тебя я — Ева. Запомни это имя, ведь только его носитель может спасти тебя, — я опустилась на землю и села, закинув ногу на ногу. — Давай поговорим. Если сочтёшь, что моя просьба слишком сложна для тебя, то я не стану настаивать на невозможном. Но информацию ты дать мне в силах, не так ли? — быть беспристрастной, когда внутри меня всё кипело от ужаса, было трудно.       Элита ещё несколько секунд посмотрела на меня, а после опустилась напротив. Было видно, что ей неудобно сидеть, низко нагибаясь ко мне, но возразить она не смела.       — Скажи мне, с чего всё началось? Между тобой и Оптимусом.       — Не произноси это имя в моём присутствии, — я буквально слышала, как денты феммы заскрипели друг о друга. — В этой истории нет ничего необычного, но если ты желаешь услышать о манипуляциях, то они были. Слово — это его главное оружие.       — Отчего же тогда не ушла?       — Потому что полюбила. Слилась с ним Искрами, а потом, шлак… — фемка в бессильной злобе ударила кулаком по земле. — Даже вопросом не задалась, почему он читает меня, как открытый датапад, а я его не могу. Знаешь, почему? — она горько рассмеялась. — Квинтов Дефект блокирует связь, делая её односторонней.       Я замерла. Односторонней? Но разве Рэтчет не говорил, что это Элита из-за измен смогла закрыть себя от Оптимуса? Он намеренно лгал? Или не знал?       — Но потом что-то произошло, верно? Орион Пакс стал Оптимусом Праймом, и…       — И всё стало очевидно. Когда некому рядом постоянно лгать, то враньё постепенно становится всё более видимым. Но и не только оно! Ты думаешь, ему чуждо насилие? — речь фемки стала бессвязной, и на секунду мне подумалось, что Рэтчет не врал, когда говорил, что она не в себе.       — Я знаю, на что способен Оптим… Прайм. Но это не ответ на мой вопрос.       — А зачем тебе знать всё? Эта информация не поможет тебе, — Элита вздёрнула уголок губ вверх, будто насмехаясь. Теперь она вела себя так, будто я напрямую завишу от неё. В любом случае, это было правдой ровно настолько же, насколько её жизнь зависела от меня.       — Позволь мне это решать, — возразила я, но Элита лишь отмахнулась.       — Нет, задай другой вопрос. Вопрос, который действительно может тебе помочь. А говорить о прошлом я больше не стану. Однажды этот разговор станет ему известным, а я очень не хочу оказаться в автоботских плавильнях.       — Хорошо, — медленно протянула я, не совсем понимая причины отказа. Что же делал Орион Пакс с Элитой, что она даже спустя миллионы лет не может об этом нормально говорить? Или, если Элита любила Ориона, то делал уже Оптимус?.. Но резон молчать у Элиты был.       — Как вылечить Дефект? — тут же спросила я, отчего-то понимая, что времени осталось мало.       — Вероятно, с помощью мнемохирурга, — Элита усмехнулась, будто услышала весёлую шутку.       — А вот теперь просьба. Ты сможешь, если я дам тебе корабль, найти мнемохирурга и направить его на Землю?       Фемка вдруг напряглась, и вся её лёгкость куда-то подевалась.       — Это невозможно, — чётко произнесла она, как отрезала.       — Почему же? — на самом деле, причины были не важны. Если Элита говорит правду, то выхода действительно нет.       — Потому что медиков этого класса осталось мало. Они разбросаны по всей Вселенной, и я не знаю ни одного адреса. А даже если их удастся найти, то никто не согласится пойти против Прайма. Многие всё ещё планируют вернуться на Кибертрон, и вступать в такие сильные конфронтации с одним из возможных лидеров — это дезактиву подобно. Очевидно, такая операция должна будет проводиться без его согласия.       — Не знаю, как на Кибертроне, но на Земле буйных больных не спрашивают, хотят ли они лечиться или нет. Их ставят перед фактом и надевают смирительные рубашки, — в моей голове появился фантастический образ Прайма, закованного в огромную смирительную рубашку. Я непроизвольно хихикнула, но смешного было мало.       — Пусть так, но Прайм — это не все. Его нельзя просто схватить. Не без последствий для актива.       — Что мне делать? — тихо прошептала я, обращаясь скорее в пустоту, чем к Элите.       — Бежать, — не колеблясь, ответила она.       — Куда, боюсь спросить? На Земле нет такого места, где он меня не найдёт. А там, — я кивнула наверх, усмехнулась. — Там меня никто не ждёт. Ни на том свете, ни на этом.       — Если я найду для тебя убежище, то ты предоставишь мне корабль в кратчайшие сроки. Мы улетим вместе. Идёт? — Элита приободрилась, по всей видимости посчитав, что мои размышления о космосе оказались планом побега.       Я нахмурилась, активно покачала головой. Стало страшно.       — Ты в своём уме? Да как это, в космос, на другую планету? Я ничего не знаю о межгалактической жизни. И денег у меня нет. И языков не знаю. И мой вид будет привлекать внимание… Да всеобщее внимание! Меня в рабство могут продать, как экзотическую игрушку. Да и просто уйти я не могу, у меня тут ещё есть те, кто переживает за меня, — страх обуревал мою душу. Оказаться одной за тысячи световых лет от Земли, без малейшей поддержки. Внутренний ребёнок в ужасе сжался.       — В таком случае, выбора у тебя и правда нет, — Элита осталась недовольна моей тирадой. — Будешь оттягивать до последнего, но толку от этого? Однажды ты не сможешь сказать «нет» и уже будет не важна причина. А потом ты станешь киберлисой на привязи, которая только и будет делать, что различные команды выполнять, да в энергоприёмник своему хозяину смотреть.       — Значит, бесполезное дело, — я развела руками в стороны, устало прикрыла глаза. — Но я всё же ещё поборюсь. Если, конечно, уже не проиграла.       Мы умолкли. Вдалеке на разные лады переигрывались сверчки, волны бились об скалы.       — Пригнись! — неожиданно воскликнула Элита, дёрнулась в сторону, трансформируя манипулятор в бластер. Около нас упало несколько плазменных зарядов, опалив мою кожу жаром. Я вскрикнула, в ужасе вглядываясь в ночное небо. Лазербик! Чёртова металлическая птица кружила над нами, как стервятник над трупом, готовый в любой момент кинуться, чтобы разодрать. Стрелял он, правда, не совсем по нам, а рядом, как если бы не хотел ранить, а только показать своё присутствие.       Фемка рыкнула что-то невразумительное и подхватила меня к себе на плечо, больно сжала, не рассчитав силы.       — Держись! — приказала она, прицельно стреляя по кассетнику Саундвейва. Лазербик издал громкий противный и протяжный писк, который заставил меня и Элиту схватиться за голову. — Мы не отобьёмся! Если здесь есть он, то и десептиконский связной на подходе, — Элита рванула в сторону, но было поздно: прямо перед нами возник портал, откуда, как по заказу, вышел Саундвейв.       — Вот чёрт, — я мрачно посмотрела на десептикона. Из моста он вышел один. Лазербик плавно спикировал на плечевой сегмент меха. На минуту воцарилось напряжённое молчание.       — Приказ: следовать за мной. Совет: без глупостей. Предупреждение: огонь на поражение, — цифровой голос Саундвейва пугал куда хлеще, чем любой раскатистый бас. Да и сам этот десептикон внушал ужас: лица у него не было, и прочитать мимику не представлялось возможным.       — Мы пойдём с ним? — спросила я, с каждой секундой всё больше осознавая, в какую передрягу попала.       — Если есть идеи получше, то озвучивай, второго шанса не будет, — Элита подняла манипуляторы вверх, а после громко сказала: — Мы идём.       Саундвейв махнул правым манипулятором в сторону портала, мол, идите первые. И Элита послушно пошла.

***

      Немезида не изменилась ни на грамм с тех пор, как я здесь была в последний раз. Всё такой же фиолетовый дизайн, вехиконы, стоящие на каждом шагу… И неприветливый владелец корабля.       — Лорд Мегатрон, — в полупочтительном полушутливом поклоне склонилась я, но отчего-то всё равно улыбнулась. Как бы это странно ни было, лидер десептиконов меня не пугал. Точнее, пугал, но не так сильно. Не тогда, когда моей главной проблемой и страхом был Оптимус Прайм. — Чем обязаны этим настойчивым приглашением в гости?       Мех хохотнул, обнажая денты, больше похожие на акулью пасть, чем на что-то человекоподобное.       — Я лишь стал «невольным» слушателем вашего разговора с Элитой-1, — Мегатрон подошёл к нам, возвышаясь, будто огромная скала, — возможно, я смогу помочь?