***
Я не знала, сколько времени прошло с момента моего переселения. Это тело не хотело есть и пить, не нуждалось в походах в туалет. Оно выглядело, как человеческое, но до конца не являлось им. Я не следила за временем и, кажется, сходила с ума от этого ещё сильнее. Десептиконы полностью потеряли ко мне интерес: на Немезиде я была точно призрак. Вроде, есть, а, вроде, и нет. У них была война. Что-то реальное, осязаемое. А у меня были бесконечные самокопания и попытки решиться на… Дверь в мой отсек (один из множества однотипных отсеков Немезиды, в которых жили вехиконы), открылась. За ней оказался Сэм. Сэмюэль улыбался и весь сам он выглядел каким-то взбудораженным. — Что тебе надо? — я прислонилась к стене, сидя на платформе. — Тебя хоть в таракана пересели, а грубость твоя никуда не денется, не так ли? — Сэм вальяжно подошёл ко мне, а после опустился на пол перед платформой, так, чтобы наши лица оказались напротив друг друга. — Вижу, всё плохо, — Сэм не спрашивал, а констатировал факт. Я помедлила секунду, а после кивнула. — Я не знаю, как описать своё состояние, — я прикрыла глаза, прислушалась к себе. Плохо. Где-то в груди, нет, не так! В мозге, в разуме — каша. Безумное переплетение воспоминаний, странных ощущений. Кажется, я путаюсь не только в определении того, кем сейчас являюсь, но и во всём остальном. — Если ты пришёл поиграть в сочувствующего, то, не стоит. Я знаю, какая ты личность. — И какая же? — Сэм склонил шлем набок, улыбнулся, — между прочим, у меня для тебя есть сюрприз. Сэм поднял манипулятор, и на миг мне подумалось о том, что сейчас он замахнётся и раздавит меня. Но этого не произошло. — Возьми это, — Сэм открывает свою ладонь, и я вижу, что там лежит что-то очень маленькое. В сравнении с его манипулятором, конечно. — Это не тот, что был у тебя, но, с другой стороны, функционал у них один, не находишь? Я всматриваюсь внимательнее, понимая, что же там сливается с тёмной ладонью Сэма. Пистолет. Обычный человеческий пистолет, даже не те навороченные пушки, которыми пользовались Механоиды, нет. Но я не понимаю. — Зачем? — задаю лишь один вопрос. Сэм хмыкает, а после аккуратно кладёт пистолет мне под ноги. — Я долго анализировал твою историю, — Сэм звучал заговорчески. — И я правда хочу тебе помочь. Эта игра, бесконечные сделки… Так вот, не хочу тебя обижать, Ева, но ты проиграла. Проиграла в тот самый момент, когда согласилась участвовать в этом безумии. Когда вместо смерти, выбрала сомнительное перерождение на неизвестных тебе условиях. В этом пистолете ровно один патрон, и куда его выпустить: в воздух или себе в голову — это твоё решение. Возможно, это единственный лично твой выбор. И один из вариантов этого выбора будет правильным. — Но ты должен защищать меня. Ты сам об этом говорил, — я подбираю оружие, аккуратно стираю с него невидимые пылинки. — Защищать от других — да. Я это и делал: спасал от посягательств Прайма, от исключительно потребительских взглядов на тебя Мегатроном. Спас даже от людей и Элиты. Но спасти тебя от себя же самой? — Сэм шутливо мне поклонился. — Извольте, миледи. В мой рабочий договор об этом не говорилось ни слова. В конце концов, умри ты, то я бы стал свободен от этого глупого обязательства, не находишь? — Так тебя просто тяготит то, что ты вынужден участвовать в сделке, которую сам не понимаешь? — наконец, дошло до меня, — но мы разве не «команда»? Сэм пожал плечевыми сегментами. — Команда или нет — вопрос философский. Ты думаешь, я собираюсь сидеть на месте и ждать гибели? Я планирую улететь отсюда. С Элитой. С той, кто умеет и может соблюдать договоры. Что до тебя, то я уже указал возможное решение проблемы. Либо пуля в висок, либо жизнь в объятьях Прайма. Идиоту понятно, что третьего тут не дано. Я, видно, была хуже идиота. Убрав пистолет в карман, я улыбнулась. — Спасибо, Сэм. Это было мне нужно. Но Сэмюэль на благодарность ничего не ответил.***
Однажды Немезиду сотрясли взрывы. Корабль будто накренился: меня вжало в стенку. Стагнация была прервана резко и болезненно. Кто напал на десептиконов?.. Только если… Я дёрнулась, когда увидела, как сквозь дверь в мой отсек заходит… Смоукскрин! Мех беглым взглядом осмотрел кварту и тут его взгляд остановился на мне. Я же смотрела на фазовый переключатель, надетый на его манипулятор. — Ты — Смоукскрин, — не спрашиваю, а утверждаю я. Если молодой мех и удивляется тому, что абориген знает его имя, то не подаёт вида. — Прайм приказал привезти тебя на Арк, — голос Смоукскрина, при упоминании Прайма, становится подобострастным. И как иронично: если в другом измерении этот мех помогал мне бежать с Арка, то сейчас хотел затащить на него. И я молча киваю. Потому что знаю, что выхода нет. Некуда бежать, если все мосты сожжены, а последняя доступная дорога ведёт прямиком в Ад. Я крепче сжимаю пистолет в кармане, и киваю ещё раз. Да. Да, выхода с этой дороги нет, но всё ещё можно броситься в обрыв. В этот раз, с концами. И будь, что будет. Главное, в последний момент не убежать, не струсить!.. Смоукскрин берёт меня к себе в ладонь аккуратно, но неловко. Видно, что он вообще не понимает, как контактировать с людьми. Жаль, я уже давно едва ли могу зваться человеком. Так, полуфабрикат. Взрывы сотрясают Немезиду, но мы никуда не спешим. Смоукскрин, очевидно, осторожничает, а я просто считаю минуты до своего конца. Вот встретит меня Прайм и… и что? Перед глазами проносились десятки вариантов, один хуже другого. Все они были больны в своей извращённости, но действительность наверняка была ещё хуже. Но я не должна накручивать себя сейчас, бояться. Я никогда ничего не делала — вот моя ошибка. Девочка прямым текстом говорила: делай, двигай сюжет. Я не слушала и теперь у меня есть последний шанс что-то сделать. Это не спасёт мир. Это его погубит, но… Не наплевать ли? Жертвовать собой можно по-разному, и выбирая между смертью и рабством — я выберу смерть, пусть и унесу с собой в могилу всех. Тяжёлый выбор, но вовсе не трудный. — Где сейчас… Оптимус? — мне хочется знать, куда меня ведут. Понятное дело, что на эшафот, но куда именно? Смоукскрин, кажется, вздрагивает. — Прайм находится в тронном зале Арка, близ командного мостика. Там он нас ждёт, — Смоукскрин выглядел взбудораженным: я больше не могла слышать отголоски чужих эмоций, но явственно их видела. — Мне не верится, но совсем скоро Кибертрон будет восстановлен, а десептиконы уничтожены в шлак! Даже не зная, что делали автоботы всё то время, пока меня не было с ними, я понимала: очевидно, не сидели сложа руки. Но это и не важно. Всё не важно сейчас, кроме одного. — Что, — мой голос звучит ломко, но я нахожу в себе силы справиться с дрожью в нём. — Что задумал Оптимус? Меня не было с автоботами долго, и я несколько отошла от дел. Смоукскрин хмыкнул. — С чего бы мне рассказывать тебе об Оптимусе Прайме и, тем более, его планах? — мех насмехался надо мной. Такие обычно пытались казаться выше, чем есть на самом деле. Конечно, это можно было списать на молодость (сколько там ему миллионов лет?), но нужно ли? — Мне был отдан приказ доставить тебя на Арк. Это всё, что тебе следует знать. — Неужели тебе не рассказывали обо мне? — я решила побыть актёром. — Ни Арси, Балкхэд, Бамблби? Ни даже тот же… Рэтчет? — я не знала, мёртв ли медик, поэтому невольно замялась. Смоукскрин остановился. Сперва мне показалось, что он по глупости решил обдумать мои слова, оттого и остановился, но, нет. Секунда, и мех бросился в стену, пройдя сквозь. Краем глаза я заметила, что к нам шли вехиконы. — У автоботов есть более важные дела, чем разговаривать о белковых, — Смоукскрин нахмурил оптограни. — Тихо. Ни звука. Мы хоть и сбежали в коридор, параллельный тому, по которому мы шли, десептиконы могли бы в любой момент нас обнаружить. Этого не хотел Смоукскрин. Я, возможно, тоже этого не хотела. Если и идти до конца, то только так, не останавливаясь. Ещё один мощный взрыв сотряс стены. Смоукскрин выругался на кибертронском. — Проул? — Смоукскрин приложил манипулятор к аудиосенсору, — шлак, ну же… Перед нами открылся мост. Я всмотрелась в зелёно-синюю воронку и была готова поклясться, что это был мой персональный портал в Ад.***
Смоукскрин остановился перед дверями, ведущими в тронный зал. Я помнила отчётливо Арк другого измерения: в этом коридоре, ведущем сюда, стояли колбы. Сейчас их не было, и не странно: другой мир, другой хозяин корабля. Но я знала, что вскоре здесь вновь появятся колбы, если Оптимус не вернёт контроль над своим телом. А он, кажется, уже ничего сделать не в силах. Может, последняя надежда — это увидеть меня и вспомнить всё? Смоукскрин опустился, давая мне сойти с его ладони на пол. Сердце стучало где-то в районе глотки. — Прайм ждёт тебя, — голос Смоукскрина звучал торжественно, но для меня это был палач, весело звучащий перед плахой. Я сглотнула, кивнула. Смоукскрин не двигался с места: он всем своим видом намекал, что мне сперва нужно зайти в помещение, и только потом он уйдёт. Я прикрыла глаза, сделала глубокий вдох и выдох. Пора. Стоило сделать мне один маленький шажок, как двери, с тихим шорохом, разъехались в сторону. Всё, Ева. Дальше пути нет. Бежать некуда. Тронный зал был огромен, но давил на меня. Я чувствовала, что задыхаюсь. Впрочем, могло ли моё новое тело «задыхаться» или это был самообман, вызванный моими прошлыми телами? Мой взгляд упал к самой далёкой стене помещения, туда, где стоял трон. Впрочем, вовсе не королевский стул привлёк к себе моё внимание. О, нет, далеко не он, а тот, кто на нём восседал. Прайм (а теперь это был он даже по корпусу: по всей видимости, скрываться уже не имело смысла) сидел, вальяжно развалившись на троне, и подперев голову кулаком. Сперва мне показалось, что он даже не заметил меня: настолько лениво мерцали алые линзы, но, конечно, это было не так. Оптимус Прайм всегда замечал всё, что связано со мной. Я встала к нему в пол оборота, открыла рот, чтобы что-то сказать, но из глотки вырвался лишь невнятный хрип. Было страшно. Страшнее, чем когда-либо. Раньше всегда кто-то помогал спастись, вытаскивал в последний момент, будь то удача или чужой замысел. Теперь… Теперь всё было окончено. Правильно говорил Прайм о близости конца. Но вряд ли он знает о том, насколько наше понятие «конца» отличается. — Здравствуй, — я выдавила из себя одно единственное слово и тут же пожалела об этом: Прайм будто очнулся от стазиса и теперь открыто смотрел на меня. Но в алой оптике виднелся лишь Ад: горящая ненависть окутывала меня. О, как он был зол! Его Искра посмела не только раз за разом уходить от него, но и вернуть (в который раз?) себе человеческое тело. Конечно, странно было ожидать чего-то иного от безумца, вроде Прайма или Оптимуса, или их обоих. Такие не примут отказ, увы. С болезнью или без неё. Шум в ушах стал громче. Чёрт, надеюсь, срок эксплуатации этого тела достигнет хотя бы одного дня. Не хотелось свалиться в обморок здесь и сейчас. — Ева, — Оптимус тянет моё имя, и мне хочется плеваться от его интонации, — моя Искра, ты решила вернуться ко мне? — Не к тебе, — тихо оброняю я, и жалею об этом. Прайм в ярости встаёт с трона и пол под моими ногами дрожит. Или это дрожат мои ноги? — Глупый человек, — Прайм успокаивается так же быстро, как и злится. — Ну же, Ева. Скажи мне, что будет дальше? Вопрос Прайма — это насмешка палача над смертником. Оба знают, что будет дальше, но у всех есть свой резон молчать об этом. Молчу и я. А Прайм между тем оказывается ближе ко мне, стоит мне лишь на миг отвести взгляд в сторону. Нельзя, Ева! Это же как с хищниками: к ним ни за что нельзя поворачиваться спиной. Прайм приближался ко мне ужасно медленно. Я видела, как в неверном свете отчего-то приглушённых ламп Арка, переливалась его броня. Я медленно отходила прочь, готовая кинуться к выходу, между тем прекрасно понимая, насколько глупой будет эта попытка. — Маленький глупый человек, — в тоне Прайма слышалась угроза и… ненависть? Презрение? Что было в этом ужасающем тоне? Но ясно было одно: Прайм зол на меня. Ужасно зол, и, кажется, весь лимит его терпения к моим выходкам исчерпан. — Ева, Ева… Люди такие глупые, не так ли? Но ты — особенно, — Оптимус опустился передо мной на колено, и я почувствовала, как сердце встало где-то в области глотки. — Помнишь, я говорил о том, что могу оторвать тебе ноги, чтобы ты больше не сбегала? — я было дёрнулась в сторону, но мех ударом ладони сшиб меня с ног. Я упала, и, не успев сгруппироваться, получила болезненный укол в спину. — И я действительно сейчас это сделаю. Даже больше, — Прайм любовно огладил ладонью моё тело. Я всхлипнула. — Буду очень медленно отрывать тебе конечность за конечностью, пока не останется только туловище. Потом я прикажу киберформировать Землю на твоих глазах, а после лишу и их. Для пересадки в кибертронский корпус нужен ведь только мозг, верно? — Прайм наклонился, оставляя на моей голове целомудренный поцелуй. — Дальше начнётся самое интересное. После того, как я придам тебе ту форму, которую ты заслужила, я возьму тебя, и мы сольёмся Искрами, — Прайм подцепил край верхней одежды, потянул. Ткань натянулась, больно врезалась в кожу. — Что мне сделать потом, Ева? Изменить тебе все воспоминания, написав новые? Слиться с тобой в гештальт, чтобы ты даже физически не могла куда-то уйти? Заискрить тебя? Или мне стоит отделить твою Искру и процессор от корпуса и поместить в колбу в своей личной кварте? Кибертронцы могут прожить очень долго во многих экстремальных состояниях. Маленькая киберлиса. — Пожалуйста, Оптимус… — я умоляла. — Оптимус? — вторил мне мех, медленно прижимая свой палец к моей левой руке. Я чувствовала, как с каждой секундой давление становилось всё больше и больше. — Но для тебя я ведь «Прайм», не так ли? Значит, так тому и быть, — мой вопль разнёсся по Арку, утонул в темноте его коридоров. Прайм едва ли приложил усилие, как для кибертронца, но для человеческого тела и такого воздействия было достаточно: моя левая рука была отделена от тела где-то в районе предплечья. Хлынула кровь, быстро окрашивая красным пол вокруг меня. Во взгляде Прайма читалась брезгливость. — И стоило оно того, Ева? Ответь мне, — Прайм перехватил меня поперёк туловища, сжал в кулаке. Не сильно, но достаточно для того, чтобы на секунду перебить боль от оторванной руки. — Ты всегда была моей. Моей и останешься, — и, приподняв меня на уровень своих линз, ухмыльнулся. А после разжал ладонь. В тишине отсека раздался громкий шлепок. Я чувствовала, как в моей глотке скапливается кровь. Мерзкий металлический привкус душил меня, но сил бороться не оставалось. Медленно подступал шок, и с каждой секундой хотелось спать всё больше. Но я знала: нельзя. Моё четвёртое человеческое по счёту тело опять умирало. В который раз, но всё как в первый. К смерти не привыкаешь. Я слышала, как Прайм поднялся и куда-то удалился. Я не могла видеть, куда именно, но чувствовала, что он ещё здесь. Со мной. Лучше бы он провалился бы пропадом! Исчез, как исчезают кошмары под воздействием утра. Но этого не случалось. По всей видимости, Оптимус сгинул в сплетении нейроцепях своего же процессора, мнемохирургия больше не помогала, а спасти меня больше никто не мог. Оставался лишь один выход. Я перекатилась на спину, судорожно трясущейся рукой вытащила пистолет из кармана. Оружие тряслось в моей единственной руке и было очень тяжёлым для умирающего тела. На гладком чёрном эмалированном стволе я видела своё отражение со смазанным лицом. Наверное, я поняла кое-что в этот момент. Смысл этой… Игры. Все эти возрождения и перерождения, подобно тем, которые существовали в механике обычных игр. Что же. Я — игрок. Я могу выйти навсегда из Игры. Даже если опасный вирус тянет меня внутрь кода, не давая найти кнопку выхода. Я приставила пистолет к виску. Стоило сделать выбор. Сделать хоть что-то, что по-настоящему от меня зависело. Даже если это — это своя собственная гибель. Мозг, значит, нужен? И выстрелила.