Рандеву с Жизнью

      Я открываю глаза.       В воздухе витал приятный цветочный аромат, он же немного кружил голову. Добавить частичку Земли в нашу с Оптимусом кибертронскую кварту было всё же хорошей идеей.       Я потянулась, разминая затёкшие суставы. По всему телу узорчато расположились синяки: свидетельства того, что вчерашняя ночь была приятной.       Я ухмыльнулась, скидывая с себя одеяло полностью. Моя бионическая рука слегка дрожала: после сна почему-то всегда так случалось. Я уже несколько десятилетий обещала себе зайти к Рэтчету, но постоянно откладывала это дело на завтра. Наверное, стоило всё же наведать старого знакомого. Технология может в самый неприятный момент подвести. С другой стороны, что-то мне подсказывало, что Рэтчет меня и на порог к себе не пустит. Я бы не пустила после всего, что было. Значит, стоило пойти к Шоквейву. Всё же, это тело — продукт его труда.       В кварте было пусто. На огромной платформе я оказалась одна, за рабочим столом с датападами тоже никого не было. Из обеззараживателя не слышалось ни звука. Значило это лишь одно: Оптимус давно встал и оставил меня досыпать свой сон. Причин куда-то спешить не было.       Я медленно спустилась с платформы, на ходу накидывая на себя вещи. Что сегодня по плану?       Я ленивым взглядом окинула кварту, желая зацепить за что-то взгляд, но, тщетно.       Одна из проблем моей теперешней жизни — это малое количество дел. Если раньше я всегда куда-то спешила, от чего-то спасалась, то теперь могла годами ничего не делать. Наскучивало ли это? Скорее, стагнация заставляла меня медленно деградировать. Только интеллектуальные разговоры с Оптимусом возвращали меня из состояния анабиоза в что-то более-менее адекватное, заставляли работать мозги.       Значит, стоило прогуляться.       Кибертрон, безусловно, был слишком огромен для человека, но Оптимус постарался сделать всё, чтобы я могла спокойно жить, как и в нашей кварте, так и за пределами её. Не на территории всей планеты, но очень много где.       Я нырнула в автоматические двери, подходящие размером человеку, и вышла в огромный коридор. Не успела ступить лишнего шагу, как спиной почувствовала чужое присутствие.       Фемма встала за моим правым плечом. Собственная охрана — это приятно, но не тогда, когда за тобой тенью ходят везде, куда бы ты не пошёл.       — Доброе утро, госпожа, — я прикрыла глаза, но больше ничем своего недовольства не выдала.       — Здравствуй, Виндблейд, — я двинулась вперёд по коридору, слыша, как за мной поспешили аккуратные шаги. Не хотела меня моя охранница задавить, что уж тут. — Сейчас дойдём до балкона, — было не очень удобно говорить всё вслух. У кибертронцев были внутренние закрытые каналы связи, а у меня был рот. Ну, как говорится, за что боролись, на то и напоролись. Может, стоило обговорить с Шоквейвом трансплантацию рации в мой мозг? Хотя, учитывая, что спустя много лет это тело до сих пор работает не слишком хорошо (впрочем, как и предупреждал десептиконский учёный), то нет ничего странного в том, что Шоквейв отказывается от участия в заведомо проигрышной авантюре.       Чёрт, я ведь всех своих старых знакомых не видела… Не видела с того самого дня, как…       Я нахмурилась, продолжая идти. Моя память никогда не была хорошей, но тот факт, что я забыла много вещей — его уже нельзя было отрицать. Пугало ли меня это? Сильно навряд ли. После того, как с моим мозгом поиграл тёмный Прайм, Девочка и ещё Бог знает кто: немудрено, что на моём разуме остались вечные отпечатки. Лечить меня никто не взялся: слишком велик был шанс того, что пациент будет скорее мёртв, чем жив.       И всё же, я ещё помнила свои приключения в другом измерении, когда тёмный Прайм изменил мои воспоминания. Могло ли это быть то же самое?..       В глазах помутнилось. Я не успела ни за что зацепиться: споткнулась о свои же ноги и упала. Виндблейд тут же оказалась рядом, поспешно помогая мне встать. Я сильно схватилась за её манипулятор, слыша, как громко стучится сердце и бьёт кровь в ушах.       Вот, чёрт, опять это.       Подобные приступы хоть и были редки, но всё же случались. Кибертронские медики разводили манипуляторами: причин для такого не было, по крайней мере, видимых.       Оптимус был зол, а медики каждый раз менялись.       Я отпустила фемму и медленно направилась к автоматическим дверям, ведущим на улицу.       Утренний Кибертрон не напоминал утреннюю Землю.       Не неслись никуда на полной скорости опаздывавшие люди, не виделась всеобщая суматоха. Всё тут было медленно, и оно не странно: кибертронцы жили миллионы лет. Им некуда было спешить, незачем гнаться, ведь любое дело можно было отложить на пару-тройку тысяч лет.       Я неосознанно погладила себя за запястье, глядя на прекрасный вид передо мной. Иакон был великолепен в лучах утренних Лун планеты, и я искренне жалела о том, что не могу прямо сейчас сойти прочь с этих перил и полететь, раскинув руки в стороны. Возможно, тогда бы я почувствовала свободу ещё более остро.       — Госпожа…       Я цокнула, прерывая фемму.       — Виндблейд, я не «госпожа», — мне не нравилось это обращение, даже спустя столько лет. Оно всегда отражало мой статус на этой планете, но никогда — меня саму. Какая же из меня госпожа? — Зови меня по имени, когда мы не на публике, — уже мягче добавила я. Не стоило злиться на фемку из-за воспитания и традиций. В конце концов, это я тут была лишней, о чём мне безустанно напоминало всё вокруг.       — Да, конечно, — фемма опустила окуляры в пол, сильнее сжала свой электрический посох. Явно мялась.       Я тяжело вздохнула, вернувшись к созерцанию утренней рутины кибертронской столицы. Нужны было продолжать привыкать к этому, а в конечном итоге стать своей. Нужно, но возможно ли? Так много всего случилось, но моя неопределённость осталась неизменной. Пусть это и был оксюморон.       — Делегация с Земли просит вашего внимания, — наконец, решилась фемма.       Я прекрасно понимала, почему фемка не хотела поднимать эту тему. Буквально многие, если не все, знали, насколько я не люблю поднимать тему Земли и людей, не то чтобы с ними встречаться и что-то решать. Хотя, иногда приходилось. Правительства многих земных стран пытались надавить на Оптимуса через меня, посчитав, что наш… брак, является объединением Кибертрона и Земли. А, значит, теперь трансформеры должны поделиться своими технологиями. Ну-ну.       Идиоты.       Что-что, а человеческая жадность и тупость с годами не менялись.       Впрочем, было что-то весёлое в том, чтобы наблюдать за сменой поколений на Земле и объяснять одними и теми же словами разным лицам то, почему я не могу и не буду пытаться приложить свою руку к поставкам технологий на Землю. Для этого были дипломаты, а я, так, профан.       — Делегация с Земли может обратиться с любыми вопросами к Правительству Кибертрона, — совершенно спокойно ответила я, подмечая, как красиво играет дневной свет на чужих альт-формах. — Если прошение будет важным, то Прайм его рассмотрит. Если нет, то пусть их правнуки попробуют вновь.       Фемма поспешно кивнула, а после умолкла: она явно передавала информацию кому-то по внутренней связи.       Я продолжила созерцать.       Сколько лет прошло? Уже и не вспомнить точно. Человеческое тело, пусть и улучшенное, — это всё ещё человеческое тело и память. Но если считать, то… Значит, лет пятьсот с чем-то? Всего-то шесть ворнов? Надо же, как много и мало одновременно.       Кибертрон восстанавливался и восстанавливался ударными темпами. Строились из руин разрушенные города; возвращалась интеллигенция и те, кто бежали от войны на протяжении четырёх миллионов лет. Ещё недавно тут бушевала война, одни убивали других, а теперь…       Утопии не наступило. То тут, то там вспыхивали восстания, происходили теракты. То десептиконы, не снявшие с себя значок фракции, пытаются убить кого-то, то нейтралы призывают Оптимуса сложить с себя полномочия Прайма и улететь восвояси. Кто-то даже призывал казнить лидера. Стоит ли говорить, что все свои предложения и ультиматумы они могли засунуть себе очень глубоко в энергоприёмник?       Я, как могла, поддерживала Оптимуса, всё ещё помня наш разговор на утёсе, когда он выражал сомнения на то, нужно ли ему быть Праймом. Чёрт возьми, конечно, нужно!       Меня за это не любили, да и за человеческое происхождение тоже. Что-что? Тот самый Прайм, который возглавлял автоботов на протяжении четырёх миллионов лет связал себя, де-юре, узами Бондмейта с белковым организмом?       Но чужое мнение — дело десятое. Даже покушения на мою жизнь едва ли могли меня заставить бояться. Хватит. Своё я отбоялась.       Мне не хотелось быть в бегах с опальным лидером; куда лучше было быть Первой Леди. Всё же, кто-кто, а я заслужила спокойствия чуть больше прочих.       Были, конечно, отдельные лица, до сих пор вызывающие моё беспокойство. Элита, Сэм, Мегатрон — чёрт знает, куда делись эти трое. Последние события, начавшие свою точку отсчёта с возвращением меня в человеческое тело, я не помнила. Забыла, и всё тут! Очнулась только тогда, когда Оптимус уже восстановил ядро планеты. Почему-то в одиночку. И всё же, пропавшие могли заявиться в любой момент. А мне не хотелось никаких приветов из прошлого.       Вообще, цепочка событий, которая произошла после — очень часто терзала мои мысли по ночам. Вот мне возвращают человеческое тело, потом… Потом я просыпаюсь на Арке, из иллюминатора видя сияющий Кибертрон. А со мной — Оптимус. Ни Прайм, ни кто-либо ещё. Я тогда была в ужасе, а Оптимус, Господи, он был счастлив! Я была готова поклясться собственной жизнью, что в тот момент, если бы я попросила, он кинул бы к моим ногам целый мир, но а я попросила лишь излечиться от Дефекта.       Оптимус не отказал. Он нашёл мнемохирургов и ему провели операцию. Тайно, само-собой.       И опять всё было слишком легко: надёжный мнемохирург, чёрт знает откуда взявшийся, чудесное возвращение главенства над корпусом, которое Оптимус объяснял мне тем, что, увидев меня живой, вспомнил всё.       Слишком складно.       Я отрываю взгляд от красивого вида, аккуратно потирая висок. Почему-то он очень часто болел, но почему и отчего — загадка.       Мысли мои вернулись к Земле. К родной планете, к которой, впрочем, я не питала никаких чувств. Это ведь всего лишь одна из планет, на бесконечном полотне вселенной. Но хорошо, что хоть люди тут живы. Это меня радовало. Наверное, увидь я Землю во второй раз киберформированной, то в тот же миг сошла бы с ума.       Конечно, Мико, Раф, Джек, агент Фоулер и Джун были давным-давно мертвы. Я не была ни на их похоронах, ни на их могилах. Не потому что не могла вернуться с визитом на Землю, вовсе нет (правда, не помню, предлагал ли когда-нибудь Оптимус вернуться туда. Кажется, ворна три назад я предлагала ему направиться к нашему утёсу, но… Не помню). Просто прощание казалось мне ненужным. Не было никакого толка от стояния над чьими-то могилами, пусть и друзей. Да и друзей ли? Не стоило лукавить: мы не стали полноценной семьёй. Всего-навсего знакомые, по воле рока попавшие в одну ситуацию. Впрочем, хотелось верить в перерождение. Что они каким-то образом смогут получить второй шанс и родятся здесь, на Кибертроне. Бред, конечно. Но я была бы рада увидеть рассудительность Джека, безбашенность Мико, ум Рафаэля, крепость агента и спокойствие Джун. Хотя б на миг. Они были одними из очень немногих, которые хоть как-то отзывались в моей душе.       — Мой Прайм, — послышалось благоговейное позади меня, и я обернулась, отрываясь от вида.       Опять висок прострелила сильная боль, а всё вокруг стало мутным. Я поморщилась, отгоняя это неприятное состояние.       Оптимус ничуть не изменился. Это был всё тот же статный, притягательный, величественный лидер, за которыми сперва шли автоботы на протяжении четырёх миллионов лет войны, а потом — все кибертронцы, на послевоенной Империи. Почти все. Даже почти добровольно.       Я не уловила того момента, когда нас оставили наедине. Да и не важно это было. Всё становилось неважным в тот самый момент, когда я смотрела в его окуляры так открыто.       — Моя Искра, — приветствие Оптимуса против воли откликнулось теплом где-то в районе груди. Я улыбнулась ему, протянула руки вперед, и мех, правильно истолковав мои намерения, взял меня в ладонь. — Как ты, Ева? — приятный баритон моего Бондмейта обволакивал меня, даря защиту и уют. Что-что, а находиться здесь, с ним, было правильно.       Когда был удалён Дефект, Оптимус изменился. Ушла та его безумная часть, которая жаждала меня, вопреки всему. Нет, Оптимус остался Оптимусом: великодушный и рассудительный лидер, в котором есть жёсткость и стержень. Было бы странно, если бы после четырёх миллионов лет войны было как-то иначе. Но больше не было тёмного безумия. Не было и тёмного Прайма. Всё это сгинуло под умелыми манипуляторами мнемохирургов, и я была им благодарна. Пусть и не до конца отпустила свои подозрения.       Медики избавили от безумия сильного не только меня, но и весь мир.       Впрочем, имело ли это значение, если я всё равно была с Оптимусом? Да, имело.       Теперь это был мой и только мой выбор, остаться или уйти. Пусть Оптимус и был, по сути, единственным, кто был мне дорог в этом мире, но он готов был отпустить. В этот раз честно, без всяких «но» и «если».       Я не ушла. Нашла в себе силы, если не простить его за то, что было, и не полюбить, то дать шанс. В этот раз реальный, а не призрачный. Оптимус имел на это право. Имела право на счастье и спокойствие я.       Когда ты живёшь долго, у тебя есть время на размышление. Прорабатывание старых травм и обид. Так, наверное, работала человеческая психика. Невозможно было столетия ходить и бояться, ненавидеть. Или можно, но я, наверное, не захотела.       — Удивилась, когда не застала тебя в кварте, — я тепло улыбнулась, аккуратно касаясь лицевой пластины Оптимуса, — но теперь ты здесь, и всё хорошо.       С Оптимусом было спокойно. Он больше не являлся моим главным ночным кошмаром, не приходили ко мне и красные линзы в ночи. Всё изменилось. Теперь без него было хуже, чем с ним. Иногда я ловила себя на мысли, что, наверное, стоило остаться в теле кибертронца и слиться с ним Искрами. Всё равно моё доверие к Оптимусу было безграничным. И абсолютно не важно, что было раньше.       — Близ пятого сектора Империи были замечены квинтессоны, — пояснял Оптимус, параллельно поглаживая мне спину и шею. Я прикрыла глаза, подавив стон. Оптимус знал, как доставить мне удовольствие даже такой незамысловатой лаской. — Я распоряжался по отправлению отрядом для усиления тех границ. Но теперь я свободен.       Квинтессоны и опасность новой войны ушла на задний план: всё это меркло, когда он стоял со мной рядом.       Меркло всё. Всё, кроме дикого желания быть вместе с Оптимусом.       Возможно, я сошла с ума? Дефект, конечно, не мог быть заразен, но… Я жестом попросила Оптимуса наклониться и аккуратно поцеловала, согреваемая светом синих линз.       Вокруг всё вновь поплыло, но, скорее, от подступающего удовольствия.       — Оптимус, я люблю тебя, — легко сказала я, чувствуя, что всё моё существо согласно с этим. И пусть эти слова были сказаны далеко не в первый раз, я знала, что, возможно, только сегодня они обрели свою силу. Хотя бы частично.       Оптимус ответил на кибертронском, и мне не требовался перевод, чтобы понять его.       И всё же…       Я перевела взгляд наверх, туда, где висели над поверхностью Кибертрона его Луны.       Всё же всё слишком хорошо. Может, Девочка потому и ушла, что я стала выигрывать? А теперь я выиграла. Вознеслась, да так высоко, что уже никто не догонит. Ещё умудрилась сохранить свои мысли и тайны при себе.       Оптимус проследил за моим взглядом, и я почувствовала, как вокруг моего туловища в собственническом жесте обвились штекеры. Я аккуратно погладила самый большой, перехвативший мою талию.       Да, это точно была победа.

***

      Нокаут ходил по своей кварте, судорожно собирая вещи.       Лак, антифриз, полироль, пара-тройка кубов с энергоном на первые циклы… Пора было валить!       Не то чтобы Нокаут сделал что-то плохое (что плохого мог сделать бывший десептикон?), просто он кое-что узнал, а те, кто много знают, долго не остаются в активе. Что-что, а этот мех за ворны войны очень хорошо понял.       После окончания Великой Войны Нокаут занялся медицинской наукой вплотную, и уж очень его интересовали отклонения, заложенные в чужих процессорах и Искрах.       Дефект — заболевание, действие которого до сих пор никто из светлых умов Кибертрона не мог адекватно описать, не то что уж вылечить. Да, если Нокаут сможет разобраться с этой болезнью, то на него слава и шаниксы рекой потекут!       И он разобрался, на свой шлем.       Проблема была в том, что психиатры и мнемохирурги сильно ошибались, когда считали, что Дефект можно вылечить. То есть, безусловно, болезнь можно было заставить войти в анабиоз, а вредоносный код спрятать в самые тайные уголки процессора и Искры, но…       Но вылечить полностью её было невозможно.       Нокаут бросил взгляд на стол с датападами. Точнее, на один конкретный датапад, содержащий его диссертацию. Такую хорошую диссертацию, шлак!       Мех бросился к столу и лёгким движением манипулятора разломил на части датапад.       С другой стороны, — думал Нокаут, — то, что никто не знает — никому не навредит.       А Прайму и его Искре Нокаут мог пожелать только счастья.