Вишневые пироги, Шекспир и крысы

      В свете керосиновой лампы все в комнате приобретало теплые, золотистые цвета. Длинные тени были темно-коричневыми, стены — красно-оранжевыми, а трещинки и выбоины создавали иллюзию рисунка из осенних листьев. Даже в серых глазах Нэдзуми светились золотые искорки. Сион приподнялся на локте, рассматривая эти искорки — почему-то будто лукавые, насмешливые. Он поцеловал Нэдзуми в уголок губ, тут же дернувшийся вверх в улыбке, больше не прячущейся лишь в глазах.       — Опять смеешься надо мной? — шепнул он.       Нэдзуми не ответил — чуть повернул голову, накрыл его губы. Было так хорошо просто лежать рядом, долго целоваться, засыпать, обнявшись. Вечер за вечером…       Только вот было кое-что, что Сион не мог выбросить из головы уже не первый день. Сегодня он почти решился, но теперь не знал, как начать разговор.       — Нэдзуми, я все время думаю… — попробовал он.       — Я заметил, — усмехнулся тот.       — Что? — смутился Сион.       — Думаешь, — вздохнул Нэдзуми. — Все время. Ты еще не устал заботиться о всех и каждом?       — Нет, — помотал головой Сион. — Ну, то есть, нет, я думаю не о ком-то, вернее, о ком-то тоже. Особенно о ком-то, — поправился он.       Нэдзуми закатил глаза.       — Ты меня убиваешь.       — Я думаю о тебе, — признался Сион.       Нэдзуми посмотрел на него уже серьезно.       Вдохновившись таким успехом, Сион продолжил:       — Постоянно о тебе думаю. То, как ты смотришь на меня, как ведешь себя со мной… То, как ты заботишься обо мне… Не спорь, Нэдзуми, ты заботишься, даже если делаешь вид, что я бесполезный нахлебник. Даже если это так и есть, — беспомощно прибавил он.       — Дурак, — благодушно фыркнул Нэдзуми. Отвел с его лба волосы, большим пальцем погладил скулу. Он как будто хотел сказать что-то еще, но вместо этого за затылок привлек Сиона для еще одного поцелуя. Тот ответил, сам придвинулся ближе. Нэдзуми ласково провел ладонью по спине.       — И все-таки… — Сион разорвал поцелуй, впрочем, почти не отстраняясь, чувствуя на лице теплое дыхание.       — Это еще не все, что ты обо мне думаешь?       Сион вздохнул. Вот как с ним разговаривать — того и гляди поднимет на смех. Боясь, что разговор снова свернет куда-то не туда, он пару раз вздохнул, пытаясь успокоить сбившийся с ритма пульс, и сказал прямо:       — Хочу заняться с тобой сексом.       Нэдзуми смотрел на него молча, и Сион добавил, начиная нервничать:       — Мне и так хорошо с тобой. Но я хотел бы большего… Хотел бы… Хочу тебя.       — Хочешь меня? — переспросил Нэдзуми, будто не веря в то, что услышал. Вывернуться из-под Сиона, впрочем, он не пытался, так же размеренно гладил по спине, чуть поддевая пальцами рубашку.       Сион серьезно кивнул. Погладил Нэдзуми по щеке и задержал дыхание, когда тот доверчиво прикрыл глаза. Видеть его спокойным, даже умиротворенным, а не настороженным и колючим, было приятно. Нет, не так — видеть его доверившимся, открытым было самым большим подарком и самым невероятным чудом, которое Сион только мог представить. Куда до этого всем утопическим мечтам о рае…       — А ты? — он скользнул рукой на шею Нэдзуми и почувствовал под пальцами движение, когда тот сглотнул. Нэдзуми усмехнулся, но усмешка быстро уступила место нетерпеливому ожиданию. И все-таки он рассмеялся. Дернул на себя, прижимая поперек спины.       — Шутишь?..       — Ты что, я, правда…       Договорить Сиону не дали — Нэдзуми закрыл ему рот ладонью.       — Знаю. Просто — глупый вопрос.       Сион не смог удержать наивного и романтичного порыва — поцеловал ладонь Нэдзуми, и тот, вопреки опасению, не отдернул руки. Посмотрел растерянно, а потом опустил ресницы.       — Что же ты, не знаешь, что для поцелуев предназначены другие места?       Сион в ответ наклонился, нежно касаясь его губ. Нэдзуми вздрогнул всем телом, но подался навстречу с неожиданной жадностью. Словно давно этого ждал. Так ждал, что теперь умирал от жажды.       Они и раньше целовались, конечно. Иногда — долго и неторопливо, валяясь рядом на постели. Иногда — спешно, взахлеб, страстно прижавшись друг к другу в темном переулке. Но сейчас что-то будто изменилось. Будто больше не нужно было сдерживаться. Будто теперь, наконец, можно было все.       И Сион решил, что если и сделает что не так, то Нэдзуми поправит.       Он разорвал поцелуй, посмотрел на него, опершись на локти, и, встретившись с ним взглядом, просто не смог сдержаться — принялся целовать снова. Губы, щеки, скулы, на мгновение нахмурившийся лоб, прикрытые веки с дрожащими ресницами…       — Все-таки не знаешь, — выдохнул Нэдзуми, но прозвучало это не ехидно, а растерянно.       Он приподнялся, надавил Сиону на грудь, а когда тот отстранился, стянул через голову свитер и отбросил в сторону.       Сион прикипел взглядом к выступающим ключицам — Нэдзуми была свойственна некоторая худоба, хотя изможденным он не был, совсем нет, скорее жилистым и поджарым, состоящим из одних твердых мышц. Сион опустил ладонь на плоский живот, быстро взглянул на Нэдзуми из-под ресниц — не недоволен и не отталкивает, — и наклонился, чтобы оставить поцелуй под ключицей. Коснуться губами шеи, как давно хотелось, поцеловать ямку между ключиц…       — Ты гляди, как быстро учишься, — сдавленно шепнул Нэдзуми. Пальцами отвел со лба Сиона волосы. — И даже вопросов не задаешь…       — Каких?       — Разных, — Нэдзуми так и не опустил руку, гладил его по щеке, и кожа от его прикосновений горела. — У тебя ведь секса раньше не было.       — А у тебя?..       — Не раз. Были женщины. И еще… Поклонник. На спектакли приходил.       Видимо, с лицом Сиона после этих слов что-то сделалось не то. Нэдзуми усмехнулся странно пьяно и довольно и сказал:       — Ты не думай, это не то… Оснований предлагать мне работу шлюхи это не прибавило. Я ему понравился. Он мне.       — Не хочу об этом слушать.       Сион снова наклонился, закрывая ему рот поцелуем, чувствуя, как Нэдзуми пробирается ладонями под свитер и гладит по спине. От ласковых, но уверенных прикосновений по коже бежали мурашки.       — Сними, — шепнул в губы Нэдзуми.       Сион послушался, хотя отстраняться не хотелось — ни на минуту и ни на дюйм.       Но Нэдзуми оказался прав — прижиматься друг к другу кожа к коже было гораздо лучше.       Он перекатился, уже сам вжал в матрас, целуя губы, шею, грудь. И каждое прикосновение будто отпечатывалось на коже, вспыхивало, распространяя жар по всему телу. А потом Нэдзуми поймал губами сосок, не выпуская изо рта тронул языком, и Сион не сумел сдержать звук, которого никак от себя не ожидал. Вздох — не вздох, стон — не стон… всхлип? Щеки жарко вспыхнули. Нэдзуми выглядел ужасно довольным. Склонился снова, проделывая то же самое. Сион выгнулся под ним, а потом надавил на плечи, снова опрокидывая его на спину.       — Я тоже так хочу, — пояснил он.       Нэдзуми не стал мешать. Наоборот, запустил руку в волосы на затылке, будто не хотел, чтобы Сион прекращал. Шепнул в макушку:       — Ты знаешь, что делать?       Сион не поднял взгляд, все-таки чувствуя предательское смущение. Ласкать Нэдзуми было проще, чем говорить об этом вслух.       — Я учил биологию.       Нэдзуми фыркнул.       — Я помню. Но я не женщина.       — Я помню, — вернул Сион, и Нэдзуми зафыркал снова, но потом застонал — и, боги, Сион был готов на что угодно, чтобы услышать это снова. Чтобы знать, что это он сам тому причиной, что это с ним Нэдзуми так хорошо.       И только когда тот обхватил его ногами, прильнув уже совсем бесстыдно, Сион сообразил, что было не так в формулировке.       — Ты не женщина, — повторил он.       Нэдзуми замер.       — Мне казалось, мы в этом разобрались.       — Ты переодевался в Офелию.       Нэдзуми толкнул его в грудь, привстал, опираясь на локти. Он тоже немного покраснел, волосы растрепались, губы влажно блестели, притягивая взгляд.       — Я хочу сказать… — сказать Сион все-таки не смог, потому что в горле совсем пересохло.       — Не стану даже предполагать, что ты обманулся маскарадом — зря я, что ли, при тебе переодевался в первый же день? Ты правильно понял.       Сион вовсе не был в этом так уверен.       Хотя от одной мысли становилось жарко, тесно в одежде, стыдно…       — Сион? — Нэдзуми облизнул губы. — Я хочу, чтобы ты… — он снова сглотнул тяжело. — Хочу, чтобы ты взял меня.       Смотреть на него после сказанного стало решительно невозможно. Сион снова притянул его к себе, спрятал горящее лицо между плечом и шеей.       Нэдзуми вздрогнул, дернул плечом, когда кожи коснулось дыхание.       — Сион?       Тот тронул кожу на шее уже губами. Попросил:       — Скажи еще раз.       — Мне тебя поуговаривать еще, что ли?       Нэдзуми запрокинул голову, давая себя целовать, и Сион так и не смог понять, чего в его голосе было больше — возмущения, насмешки… возбуждения?       — Не надо меня уговаривать, — шепнул Сион, касаясь губами его уха. — Мне и так это ночами снится.       Он провел ладонью по груди Нэдзуми, легко коснувшись соска, но тот от этого сорванно выдохнул и выгнулся навстречу. Погладил плоский живот, обводя пальцем ямку пупка, и Нэдзуми накрыл его ладонь своей и потянул ниже, к паху. Он был уже совсем возбужден и смотрел на Сиона с лихорадочным блеском в глазах.       — Так ты знаешь, что делать? — выдохнул он.       Сион кивнул, но руки дрожали, когда он расстегнул ему ширинку. Несмело протиснул ладонь в штаны и замер, накрыв пах поверх белья. Непривычно и странно, но хорошо.       Нэдзуми шумно вздохнул, пошевелился. Потянул его за запястье, но Сион уже и сам сообразил — провел пальцами сначала едва ощутимо, потом сильнее. Потом, не сводя ищущего, выжидательного взгляда с лица Нэдзуми, нырнул рукой под ткань белья.       Еще один громкий выдох. Нэдзуми снова провел языком по губам, будто они постоянно сохли, приподнялся на постели, сам вжимаясь в ладонь. Пробормотал, отводя взгляд и опять приподнимаясь на локтях:       — Мне стоило сначала самому показать…       Сион свободной рукой прижал его к покрывалу.       — Нет. Так хорошо.       Объяснить лучше он бы сейчас не смог — слишком сосредоточен был на собственных ощущениях, на том, как горячо под пальцами, как жарко от этого самому, как подхлестывает откровенное возбуждение Нэдзуми — его собственное возбуждение.       Тот еще переспросил хрипло:       — Хорошо?       И, когда Сион кивнул, накрыл его руку своей. Направил, все-таки подсказывая и показывая. Но почти сразу дернул штаны вниз.       — Хочу снять.       Сион поймал его шепот поцелуем. Нэдзуми приподнялся, и он потянул с него штаны. По очереди стягивая штанины, не упустил случая провести ладонями по ногам: от стоп и лодыжек, тронул пальцами косточку, по икрам — на них и на бедрах кожа была чуть шершавой от незаметных глазу шрамов. Наклонился, поцеловал колено — просто так захотелось. Нэдзуми сначала замер, а потом вздрогнул, когда Сион прижался губами выше, к бедру, но останавливать не стал. Только задышал часто, когда Сион вывел дорожку по бедру с внутренней стороны, и охнул, когда тот накрыл пах уже не рукой, а губами.       Теперь у Сиона горели не только щеки — все тело словно горело. Он не задумываясь прижался ладонью к прохладному — в сравнении! — бедру Нэдзуми, погладил, чувствуя, как тот вздрагивает, как отзывается стоном.       — Сион…       Сион поднял голову. Нэдзуми смотрел с каким-то непонятным отчаяньем.       — Кто тебя этому научил?       Секунду назад Сион не думал, что может покраснеть еще сильнее.       — Никто! Мне просто хочется это сделать…       Нэдзуми откинулся на подушку, закрывая ладонью глаза.       — Просто хочется… — растерянно прошептал он. — Сион, ты…       — Что?       Нэдзуми не ответил. Шумно сглотнул и попросил хриплым шепотом:       — Попробуй языком?       Сион последовал подсказке. Потом оставил еще несколько влажных поцелуев, опять тронул пальцами — и языком, изучая и запоминая и тем, и другим изгибы, и твердость, и жар нежной кожи.       Нэдзуми с еще одним стоном запрокинул голову; Сион, взглянув на него, замер, любуясь напряженно выгнутой шеей и капелькой пота, сбегающей по груди. Его хотелось целовать — всего, хотелось его касаться, узнать и запомнить каждый дюйм его тела, каждую линию. Подобрать губами эту капельку пота — Сион так и сделал, — очертить ключицы — почему нет? — лизнуть костяшки пальцев, пока Нэдзуми гладит его по щеке. А потом выцеловать подрагивающий живот и снова спуститься ниже, чтобы снова услышать его особенно несдержанные, хриплые, горячечные стоны.       Нэдзуми погладил его по плечу, по волосам, потом согнул одну ногу, сбивая покрывало под собой складками. Сам провел по бедру ласкающим движением — у Сиона сердце застряло в горле, отчаянно колотясь. Он только и мог, что молча смотреть, как Нэдзуми облизывает пальцы, как протискивает руку под себя, как трет влажными подушечками пальцев, а потом проталкивает один внутрь.       Сион попытался поймать его взгляд, но Нэдзуми зажмурился и отвернулся, зарываясь лицом в подушку.       Сион погладил его по бедру, оставил на нем долгий поцелуй. Шепнул едва слышно:       — Можно мне?       Краткий кивок. Сион даже подумал, не показалось ли ему, но Нэдзуми сам убрал руку.       — Подожди, — глухо, в подушку, попросил Нэдзуми. — Возьми масло.       Сион растерялся, в первый момент не сообразив, о чем он говорит, но Нэдзуми повернул к нему лицо и криво усмехнулся:       — Я не думал, что ты захочешь. Не подготовился — не купил ничего подходящего…       Сион оборвал его поцелуем, попросил:       — Не говори ничего, я и так сейчас сгорю!       — Дурак, — Нэдзуми зарылся пальцами в его волосы. — Ты еще не знаешь, как это — сгорать по-настоящему.       Он потянулся за поцелуем, словно не хотел отпускать Сиона, шепнул без всякого стыда:       — Тебе понравится.       Сион заставил себя отстраниться. Все тело стонало, коленки дрожали, а в голове был такой туман, что он с полминуты стоял у шкафчика и смотрел на бутылку с маслом, прежде чем сообразил, что делать дальше.       Нэдзуми сел на постели. Лента, удерживавшая его волосы, развязалась, и те рассыпались по плечам. Сион нечасто видел его с распущенными волосами… Нэдзуми привлек его к себе, не дав налюбоваться, поцеловал живот, потянул вниз штаны.       В постель Сион забрался уже обнаженным. Нэдзуми уронил его на себя, выгибаясь под ним уже знакомо, втираясь всем телом — долго и сладко. И самым правильным оказалось податься навстречу, так же вжимаясь в него, задыхаясь от жара, сплавляющего их в одно целое. Сион обо всем позабыл, но Нэдзуми накрыл ладонью его руку, все еще сжимающую бутылочку с маслом. Шепнул на ухо:       — Давай поскорее.       Поскорее не получилось — слишком было стыдно и страшно сделать больно. Но Нэдзуми смотрел так требовательно, а потом подстегивал привычными колкими комментариями — словно для них давно все было в порядке вещей! Слушать его советы, делать, как он говорит — это было обыденно. Это и помогало хоть как-то держаться, когда связные фразы, пусть и произнесенные хрипловатым голосом, сменились краткими, в одно слово, командами, а затем — уже одними только вздохами и стонами.       — Ну, хватит уже, — наконец, выдохнул Нэдзуми. Он потянул Сиона на себя, до боли впиваясь пальцами в плечи и скрещивая лодыжки за его спиной, словно боялся, что тот уйдет в последний момент. Откажется от того, чего сам хочет больше всего. Сион поцеловал искусанные губы Нэдзуми, толкнулся в него… и понял, что значит — гореть по-настоящему. И как можно было жить без этого? Не зная, что можно задыхаться и сплавляться в одно целое, двигаться, не разбирая горячечного шепота Нэдзуми, среди стонов, от которых кружилась голова. И одновременно — послушно поддаваться ему, каждому требовательному движению рук и бедер. Нэдзуми скользнул руками по взмокшей спине, по пояснице, сначала ласково, потом, когда Сион двинулся снова — впиваясь ногтями. Сион застонал, жмурясь, тут же снова распахнул глаза и как раз успел заметить, как Нэдзуми приподнимается на подушке, чтобы его поцеловать. Сион ответил, потом запустил пальцы в распущенные волосы, потянул, заставляя подставить шею, и принялся покрывать ее поцелуями. Провел губами по подбородку, прикусил, и снова приник ко рту, сцеловывая стоны и вздохи.       Жарко, сладко, хорошо… не нашлось бы слов, чтобы до конца описать ту восхитительную до боли близость и безумное удовольствие.       Как и то, каким красивым был Нэдзуми с прикрытыми от наслаждения глазами, покрасневшими губами и рассыпавшимися по подушке волосами.       Он снова выгнулся под Сионом, цепляясь за его плечи. Дернулся навстречу, прошептал, задыхаясь:       — Не могу больше… Дай я сам?       Сион не понял, но замер, сам пытаясь отдышаться. Нэдзуми обнял его, а потом одним ловким движением уложил на спину, оказываясь сверху. Поцеловал, взяв его лицо в ладони. Он все-таки гораздо лучше знал, что делать. Сион и представить не мог, что может быть еще лучше, что есть, куда. Он наощупь, не сводя взгляда с лица Нэдзуми, нашел его руку на покрывале. Тот в ответ сжал его пальцы сильно, почти до боли. Накрыл собой, словно закрывая от всего мира. Словно только он, Сион, имел для него значение. И ничего больше не было нужно, только вот так отдаваться друг другу, сплетаясь воедино, а потом — раствориться без остатка.       — Нэдзуми, знаешь… — шепнул Сион. Он так и остался лежать на спине, вдавленный в матрас всей тяжестью разморенного, затихшего, как море после цунами, Нэдзуми.       — Знаю, — выдохнул Сиону в шею он.       — Я ведь не договорил, — протянул Сион, задерживая дыхание.       — Знаю, — повторил Нэдзуми, поднимая голову. — Я тебя тоже.