Cogito ergo sum

— Вы мне доверяете, Хэмп? Это снова был один из тех вопросов, которые Волк Ларсен любил задавать мне неожиданно, надеясь, верно, сбить меня с толку. Охочий до чужих эмоций, он и сейчас смотрел на меня своим цепким взглядом, одаривая звериной усмешкой. Я даже перестал возиться с тем, чтобы заправлять капитанскую койку, и обернулся к нему, вальяжно повернувшемуся в мою сторону. Он терпеливо ожидал ответа, и я знал, что любая моя фраза станет пищей для его острого ума и, возможно, обернётся против меня. — Ни капли, — я встряхнул одеяло, не спуская глаз с этого человека, чтобы не пропустить малейшую перемену в его настроении. Мы с ним становились всё ближе со временем, и я позволял себе больше искренности и честности в отношении него. Сейчас Волк Ларсен, казалось, пребывал в прекрасном расположении духа — но вечен ли его настрой? Конечно, нет. И в его взгляде, в небрежном развороте плеч, в расслабленности позы виделось спокойствие хищника, в любой момент готового к прыжку. Так кошка наблюдает за мышью, загнанной в угол и продолжающей бороться. Да, сравнение с мышью мне не слишком импонировало, но что я мог поделать, если дело действительно обстояло так. — Храбритесь или дерзите? — смешок, похожий на лай, раздался из его груди. Лицо Волка Ларсена было озарено любопытством и интересом, однако я хорошо знал, что моя дерзость нравится ему лишь в определённых границах. Стоит переступить их — и остаётся пенять на себя. — Говорю правду. Как может доверять львам брошенный к ним пророк? Я сделал шаг в его сторону. Он чуть приподнял голову, чтобы смотреть мне в глаза. Его совершенно не напрягало, что я смотрю на него сверху-вниз, и его поза оставалась такой же спокойной и расслабленной. — Львы уже окружили вас? — усмешка — ох, эта усмешка! — вновь скривила его тонкие губы, отмечая контуры морщин, высеченных в граните лица скальпелем морского бриза. Когда-нибудь острое лезвие ветра изменит и моё лицо, если я так и останусь юнгой на «Призраке». Моя кожа станет смуглее и жёстче, и я сам превращусь в упругий мяч, способный выдержать все жизненные удары. Я и сам замечал, что становился крепче. Прощай, неженка Хэмфри Ван-Вейден, здравствуй, приятель Хэмп! — Мне кажется, вы и сами знаете ответ на свой вопрос, — хмыкнул я, продолжая, — но дело в том, что умственное превосходство определяет ситуацию — если я придумаю способ поладить со львами, они меня не тронут. Волк Ларсен кивнул, и я видел по нему, что кивок этот означал скорее протест, чем согласие. Он просто показывал, что понял и принял информацию, но вот разделять моё мнение не собирался. Он, видимо, ожидал от меня более распространённого предложения, но я не прибавлял ничего к своей фразе. Мне было хорошо известно, как сильно Волку Ларсену были симпатичны диалоги, не заставляющие его скучать, поэтому пытался поддерживать интерес к моей позиции — он почти всегда спорил со мной, ведь наши мнения разделялись. — Я никогда не умалял значения умственного превосходства, — Волк Ларсен снова кивнул, — но вы не правы, мой друг, не оно определяет ситуацию. Её определяет сила. Сильные охотятся на слабых и сжирают их. Это аксиома, ведь слабый ни за что в жизни не сожрёт сильного. Вы можете быть сколь угодно умным, эрудированным и превосходно читать наизусть Шекспира, но в этом нет никакого толка, если вы слабы. — Вы, как всегда, сугубо материальны. Для вас не важно превосходство духа. Да, Дарвин сумел в пух и прах разнести прежнее эволюционное учение, но, мне кажется, частично Ламарк был прав — всё живое стремится к совершенству. А место грубой физической силы, как решения всех проблем, в Каменном веке. «Избыток сил уничтожает жизнь». Я ещё не перенял все принципы моряков в общем и экипажа «Призрака» в частности, и как же мне претил этот мирок, где любая несуразица решалась кулаками. Для меня всё ещё дикостью были борьба за лидерство среди матросов, среди охотников, среди команды вообще. Место, где двадцать два человека были готовы перегрызть друг другу глотки, казалось мне чужеродным и отталкивающим. Волк Ларсен по-животному плавно поднялся на ноги, делая это с такой непринуждённой, врождённой грацией, что я невольно засмотрелся. Отсылка к «Гамлету» ему понравилась — это было ясно по довольному прищуру, но это не заставило его поменять своего мнения. Клавдий не был его любимым персонажем. — Это всё пустое. Вам нравится чесать языком, Хэмп, он у вас вовсе без костей. А если команда «Призрака» вдруг решит от вас избавиться, ваш язык вам не поможет, — хмыкнул Волк Ларсен. Он подошёл ко мне, и я невольно отступил назад. Боялся ли я его? Определённо. Это был не перманентный страх, заставляющий робеть, но легко ли не бояться человека, который мог одним ударом размозжить мне череп? Разумеется, я держался осторожно. — Я ведь литературный критик. То, что я «чешу языком» определяет моё место в этой жизни. Да, по вашему мнению, людская жизнь переоценена, но это моё место, и оно меня устраивало, — я продолжал говорить с прежней уверенностью, в любой момент готовясь перевести тему, если Волк Ларсен разочаруется моим ответом и раздражится — его смены настроения, как я уже говорил, были непредсказуемы, а мне не хотелось снова почувствовать на себе проявление его силы. То, как он однажды едва не сломал мне руку, просто сжав её пальцами, заставило меня немного пересмотреть свою манеру держать себя. — Теперь ваше место на моём корабле, и оно должно вас устраивать, — ещё не угроза, но предтеча её. Волк Ларсен не угрожал, продолжая играть со мной и дразнить меня. Увлекшись цветистыми метафорами, я бы назвал его эмоциональным вампиром, потому что чужие чувства всегда являлись его слабостью — ему нравилось вызывать их и потом рассматривать людские реакции на его провокации. Он как учёный, вооружившись лупой и хирургическими инструментами, препарировал души окружающих. — А если оно меня не устраивает? — смело ответствовал я. Он надвигался, я отступал. Эти странные догонялки заставляли меня нервничать. — Тем не менее, вы здесь, — отметил Волк Ларсен, приподняв брови. Он подходил всё ближе, а мне было уже некуда отступать. Пространство закончилось, я почувствовал спиной переборку каюты, — вы здесь, хотя вам, вашему мировоззрению и взглядам на жизнь претит это. Будь вы сильны, разве позволили так обращаться с собой? Он подошёл практически вплотную — так, что можно было видеть его глаза, потемневшие сейчас на целый тон, прямо напротив моих. Я сдвинулся назад, будто надеясь сдвинуть собой переборку, но эти надежды были тщетны. Тут случилось неожиданное, чего я никак не мог предугадать. Волк Ларсен опёрся ладонью о переборку рядом с моей головой и плавно налёг на меня, своим весом прижимая к деревянной поверхности. Я охнул от неожиданности, пребывая в абсолютнейшей растерянности. Он надавил сильнее, и я почувствовал его стальные мышцы сквозь слои одежды. Мне показалось, что ещё немного, и моя грудная клетка просто треснет, не выдержав этого давления. Так же было, когда Волк Ларсен, демонстрируя свою силу, сжал пальцами мою руку — приложи он хоть немного усилий, кость бы попросту сломалась. Вырываться было бесполезно. Да, конечно, я пытался, но куда там. Мои попытки сдвинуть Волка Ларсена были равнозначны попытке сдвинуть скалу. Даже её, казалось, легче было сместить, чем его. — И вот сейчас вы прижаты мной к переборке. Вам это, очевидно, не по нраву. И где ваше хвалёное умственное превосходство? Отчего вы не оттолкнёте меня? Находясь в таком унизительном положении, я абсолютно не знал, что сказать, растеряв все слова и всё своё красноречие. Он прижал меня ещё немного, стесняя мою грудь, и я почти потерял возможность дышать, хрипя и беспомощно цепляясь за его плечи в бессильной попытке отстранить от себя. Волк Ларсен смотрел на меня внимательно и испытующе, и тяжело было выдержать его прямой уверенный взгляд, говорящий сам за себя. Я понимал, что таким нехитрым образом он доминировал надо мной. Так в волчьей стае вожак треплет за холку молодняк, чтобы юные волки знали своё место и не сомневались в том, что он занимает своё место по праву. Его команда была стаей, а я — бестолковым новеньким, показывающим зубы. Волк Ларсен, очевидно, ожидал от меня ответа, и я выдавил из себя: — Вы сильнее… — и сам не узнал свой жалкий и испуганный голос, который, казалось, мог принадлежать кому угодно, но не мне. — Я сильнее, — Волк Ларсен ухмыльнулся, утвердительно кивнув, и пружинисто оттолкнулся от меня, выпрямляясь. Теперь он смотрел почти что покровительственно и снисходительно, пока я пытался отдышаться и прийти в себя. — Вам надо научиться стоять на ногах, Хэмп. Чтобы больше ни один человек не смог так легко припереть вас к стенке. Научитесь сопротивляться и отстаивать свои позиции, а не сносить унижения. Сказав это, он развернулся на каблуках и покинул каюту, оставив меня в одиночестве. Я слышал, как он поднимался на трапу на верхнюю палубу, и не знал, откуда взялось это странное смущение и жар после стычки с Волком Ларсеном. Я списал всё на стыд и ущемлённую гордость.